Лена Лорен
С оттенком помешательства

Как же быть? Сделать вид, что не услышала его рева на всю округу? Или обернуться? А, собственно говоря, чего я боюсь?

Спустя краткий миг передо мной уже возвышался Ян. Чистенький. Свеженький. Улыбающийся во все зубы. И, слава богу, одетый.

– Хорошо, что ты еще не успела сбежать.

Я вопросительно заломила бровь, но уточнить, что же в этом было такого хорошего, не осмелилась.

– Ты сейчас куда?

– На остановку, а потом домой в Ленинский.

– Мне тоже туда надо. Подбросить? – на его любезность я только неопределенно повела плечами. Тогда меня насквозь пронзил шоколадный взгляд с янтарными вкраплениями, образовавшимися за счет яркого солнца. – Лина, не отказывай мне в удовольствии обкатать отцовский подарок. Имей в виду, в машине есть кондей.

Ян поднял указательный палец с продетым на него стальным кольцом, с которого свисал брелок от автомобиля. А у ворот как раз стояла "Ауди", призывно переливающаяся в лучах солнца.

Мысленно проложила свой маршрут на автобусе: духота, теснота, еще и до остановки топать минуть двадцать.

– А ты знаешь толк в подкупах, – сдалась, особо не сопротивляясь.

Мы сели в машину. Аромат новой кожи ударил в нос, но растворился в салоне, стоило Яну включить кондиционер. Прохладная свежесть остудила кипящие мозги, а мягкое сиденье, обволакивающее тело, и приятная музыка действовали на меня получше расслабляющей ванны. Уже в начале пути я напрочь забыла об усталости.

Всю дорогу мы с Яном практически не разговаривали. Лишь изредка я говорила ему, где нужно свернуть, а он беспрекословно выполнял, достаточно уверенно двигаясь по моему привычному маршруту.

– Можешь здесь остановиться. Дальше я сама.

Если мама увидит, что я вернулась на машине, то последуют вопросы: кто, зачем, почему…

Тем не менее Ян не сразу среагировал на мою просьбу, но все же притормозил, не доезжая до моего дома метров двадцать. Машина остановилась аккурат напротив дома Довлатовых.

Супер…

– У меня днюха сегодня, – Ян прервал долгое молчание. Развернувшись корпусом, он забросил руку на спинку кресла, в котором сидела я. – Отец дал добро на вечеринку. Вечером ко мне подтянется парочка друзей.

– Парочка? – прыснула со смеху. – Судя по количеству пивных бочек, ты пригласил как минимум целую гвардию.

Склонив голову набок, он смущенно улыбнулся.

– Нет. Будут только те, с кем я общался до своего переезда.

– А ты, я смотрю, общительный.

– Есть немного.

Воздух в машине был пересушен, отчего кожа на губах страшно стянулась. Я машинально облизнула их, а Ян обратил на это внимание. И видимо, не так понял. Я вовсе не кокетничала с ним, не пыталась соблазнить. И в мыслях не было. Но его взгляд вдруг заволокло чернотой, слившейся со зрачками. Он пристально смотрел на меня, не мигая, и я не придумала ничего иного, кроме как дать деру.

– Я, наверное, пойду, – суетливо потянулась к дверной ручке. – Спасибо, что подвез.

– Сборы в восемь вечера. Если ты свободна, можешь тоже приходить. Будет весело, обещаю.

Я обернулась. Ян уже сидел прямо, сложив руки на руле.

– Извини, вряд ли я смогу. У меня сейчас совсем нет денег на подарок.

– Пф… прекращай, – закатил глаза. – Для тебя вход свободный.

Что за дела? Мы знакомы всего ничего, он уже исключения для меня делает… Еще сильнее смущает…

– Хорошо, если ты обещаешь, что будет весело, то, в свою очередь, я обещаю подумать над твоим приглашением, – по-детски скрестила пальцы на руках и ногах.

Ну конечно же никуда идти я не собиралась!

Глава 6. Помутнение

Север

Подвергаясь стихийной и бесконтрольной ярости, я стоял у собственных ворот, укрывшись за бетонным ограждением. Буквально прирос к земле тяжелыми, налившимися сталью ногами.

Дышал через раз, боясь, что своим утробным рыком привлеку к себе внимание, и что было сил врезался в стену до предела стиснутым кулаком. Неустанно превращал стену в крошки, а свои костяшки в кровавое месиво. Вымещал всю злобу на куске сраного бетона, только бы не выбежать к ней. Только бы не начать вымещать злость на ней.

Какого черта я творю? Какого хера, спрашивается, стою тут и пялюсь на нее, как гребаный мазохист? На то, как она заигрывает с каким-то мудаком, сидя в его машине…

На инстинктивном уровне чувствовал, что сейчас увижу Лину. Заметив из окна остановившуюся тачку, ринулся на улицу. Меня будто бы магнитом тянуло к ней. Неспроста, как выяснилось.

Правую руку я уже не чувствовал, как и боли в ней, несмотря на сочившуюся кровь из свежих ран. Зажал край футболки зубами, резко потянул и, оторвав лоскут белой ткани, перевязал покалеченную ладонь.

Ну и что мне теперь делать? Продолжать подглядывать за ними и в кровь сбивать костяшки левой руки? Бежать домой? Или за волосы вытянуть Зорину из салона мудилы, пока они не поцеловались на моих глазах?

Браво, Лина…

А эта стерва время зря не теряла. Не успела вернуться в город, как уже богатенького хахаля себе нашла. Ночевала у него? Как в прошлый раз из окна вылезла, пока мать спала? И что же вы делали вместе? Трахались?

Моли бога, чтобы все оказалось не так, как я думаю! Впрочем, молитвы тебе вряд ли помогут. Только не сегодня.

А кто он такой вообще?

Да какая разница!

Кем бы он ни был, он труп! Будущий труп!

А она…

Она хотела, чтобы я заметил их? Хотела же? Потому тачка остановилась напротив моего дома? Нет сомнений, она этого и добивалась.

Сучка… Придушу! Обнулю обоих! Живого места не оставлю!

Кто разрешал? Какое право она имеет разъезжать в чужих тачках? А улыбаться кому-то кроме меня? Да как она посмела!?

«Прекращай истерить, Довлатов! Прекрати, иначе выдашь себя. Иначе она все поймет. Нельзя! Пользоваться же этим станет», – внушал себе, пытаясь прийти к спокойствию.

А ни хера не получалось…

Я окончательно потерял самообладание. Как сраный листик смял его собственными руками и засунул черту глубоко в задницу.

Как только увидел ее с левым парнем, в голове словно перемкнуло. Настройки сбились к херам. А в душе стало дико пусто. Все дьяволы перебрались в голову и провоцировали меня. Натравливали на нее.

– Да, хорошо. Спасибо тебе еще раз, – задержал дыхание, прислушиваясь к ее мелодичному голоску, пресыщенному нежностью. Для него. – Кстати, у тебя очень красивый и уютный дом. Никогда еще в таких не бывала.

Мерзавка! Чем мой дом хуже? Ты же была в нем и не раз! Все-таки прав я! У него она ночевала!

– Сегодня еще побываешь. Жду тебя в восемь, малышка.

Малышка? Совсем уже бесстрашный, что ли?

Хорош заливать, чувак! При мне-то хоть не перегибай! А лучше держи свой язык за зубами, иначе не досчитаешься – я же вышибу их!

Внутренности горели уже во всю синим пламенем. В легких жгло настолько невыносимо, что я едва ли не плевался огнем, желая облегчить затрудненное дыхание.

Конечности онемели. Мышцы натянулись так, что, казалось, они лопнут он любого движения. От неуемного желания прижать их обоих к стенке и потребовать объяснений разум мой вконец поплыл. Мысленно я уже творил всякую дичь.

«Стоп! Каких еще, к дьяволу, объяснений? Кто ты ей, чтобы она объяснялась перед тобой!? – задавался извечным вопросом, на что моментально нашелся ответ: – Я, блядь, ее фантазия! И я, черт подери, ею останусь, чего бы мне это ни стоило! Других у нее будет! Не позволю!»

Если в ее дневнике я увижу записи о другом человеке, то боюсь представить, что сделаю с ней. Ей придется бежать… Бежать из этого города. Страны. Удирать с планеты. Но я все равно разыщу ее. Отыщу и проучу. Для начала в манере ее записей, посвященных мне. В них она в красках описывала свои сны…

Я снюсь тебе, светлячок… Свои сны ты привыкла записывать… Чтобы не забыть… Чтобы вновь окунуться в них…

Вынул из кармана смартфон и машинально открыл галерею фотографий. Найдя в «избранном» фотку с одной записью, принялся зачитывать каждое слово, выведенное ровным почерком:

«Я боюсь его… Так же сильно, как и хочу… Боже, ну почему он вселяет в меня не только первобытный страх, но и убийственной силы желание?

Сон № 9.

Nord сделал меня своей марионеткой. Ему все-таки удалось взять власть над моим сном. Он нагло проник в мою кровь убийственным ядом. Заразил ее и я больше себе не принадлежала. Я принадлежала ему. Полностью.

Страшно боялась, но ничего с собой поделать не могла.

Он не был нежен. Не был ласков со мной. Nord был диким, обезумевшим, жаждущим разорвать меня в клочья в темной подворотне. Я кричала, раздирала глотку, но никто не слышал меня. Потому что это были не крики о помощи. Я кайфовала от того, что он выбрал меня. Сходила с ума, впуская его в себя, в свою душу. Я была мазохисткой, которая наслаждалась от всех видов боли и умоляла его не останавливаться. Никогда. Но даже во сне он был собой. Он растоптал меня и бросил. Грязную и униженную. Nord ушел со словами: поигрались и хватит. На большее ты не способна!

Мне было больно. Боль преследует меня наяву… И не только боль, но еще и… возбуждение. Я, определенно, схожу с ума».

О, да… Ты сходишь с ума. Сходишь с ума по мне… Ты больная! И я не позволю тебе "болеть" по кому-либо еще!

Черт! Зачем я вспомнил об этих гребаных записульках сексуально озабоченной?

Теперь только сильнее забурила в жилах кровь. Еще сильнее башню крыло. Со страшной силой срывало с петель и без того утратившее равновесие.

За каким хреном ты вернулась вообще? Сидела бы в своем лагере! Постила бы фоточки с хлюпиками и выблядками! Но при этом была бы далеко от меня! Я же пообещал отпустить тебя. Мысленно попрощался с тобой. Вытравил из головы… Практически.

И вот… ты вернулась.

Опасаясь слететь с катушек, я принял единственно верное решение – отступить, оставить все как есть и вернуться в дом. Закрыться у себя в комнате и не высовываться оттуда, пока злость внутри не уляжется. Чтобы защитить себя от глупостей. Чтобы защитить ее… Сталкершу, преследующую меня даже во снах.

Мне тоже она снится. В последнее время все чаще и чаще. И по большей части мои сны воплощаются в реальность. Не с ней, конечно, а благодаря телкам, более-менее похожим на Сталкершу. Как, например, вышло вчера с Виолой.

Но, черт возьми…

Увидев Лину в окне, я сначала подумал, что у меня крыша поехала. Но, осознав, что это не глюки, я охренел. Мой член никогда еще не был настолько твердым, как вчера. Он никогда так не ныл от желания, как вчера. Еще никогда я так мощно не кончал, как вчера. Тем не менее я не смог осуществить свои планы в полной мере. Не смог нагнуть Виолетту и оттрахать. То была не она. Не Лина, черт бы ее побрал…

Да, я тоже больной. Больной на всю голову. Помешался, аж бесит! До зубной крошки!

И, выходит, она трахается со всеми направо и налево, а я за каким-то хреном берегу ее! Да беречь уже нечего, судя по всему! Тварь бездушная!

– Лина, подожди! Номерок-то хоть свой оставь, – мудила перешел всякие границы, рискуя отхватить по хлебалу прямо здесь и сейчас.

Его вседозволенность вынудила меня вернуться на прежнее место и насторожить слух. Стиснув зубы и кулаки до посинения, я мысленно посылал Зориной сигналы. Чтобы она отправила его лесом! Чтобы проваливала уже домой! Чтобы оставила его с ни с чем! Если ему так нужен ее номер, пускай отважится спросить у меня. Я бы лезвием вырезал цифры у мудилы на печенках.

– Да, конечно, записывай!

Чего? Вконец уже спятила?

И она продиктовала ему номер.

Позволив себе лишнего у меня на глазах, Лина тем самым вырыла себе яму. Это было последней каплей моего терпения. Я не выдержал. Не смог, сколько ни убеждал себя, что не имею никакого права на нее.

Выбежал как угорелый на улицу, застав Лину стоявшей у распахнутой двери машины. В коротких джинсовых шортах. В маечке, что едва скрывала пупок. С растрепанными волнистыми волосами, которыми непременно захотелось обмотать свой сбитый кулак. Запачкать их кровью.

Она уставилась на меня испуганными и до неприличия большими глазами графитового цвета. Опустила потрясенный взгляд на раскуроченную ладонь и округлила глаза еще больше, поскольку белый лоскут был уже ни хрена не белым.

Лина заторможенно переглянулась с мудилой, сидевшим за рулем тачки, и сглотнула. Да так громко, что я расслышал как слюна скатилась по стенкам ее горла. Тонкого, хрупкого горла, на котором нестерпимо хотелось сомкнуть свои пальцы. Надавить на сонную артерию. Прощупать бешенную пульсацию. А перед обмороком услышать свое имя, сказанное хрипящим голосом.

– Ну, еще увидимся. Мне пора, – помахала она ему веселенько и захлопнула дверь.

Оттолкнувшись от асфальта, я кинулся вперед, дабы посмотреть на водилу, но не успел. Тачка резво сорвалась с места, а Лина испуганно отшатнулась от меня в сторону, как от языков дикого пламени.

Шумно дыша и провожая машину взглядом, я отчаянно поскрежетал зубами, а потом резко развернулся в ту сторону, где не издавали ни звука. Лина словно забыла, как дышать. Побледнела вся при виде моего безумия.

– Север, чт…

– Кто это был? – прервал ее, на удивление, ровным и весьма спокойным тоном.

– А что? – вздернув подбородок, дерзила она не к месту.

Храбрилась, не догадываясь, что делает только хуже. Мне. А только потом уже себе.

Двинулся на Зорину, заставив ее попятиться назад и врезаться задницей в ворота. Еще полшага – и я сам врежусь в нее. Задавлю. Расплющу, не опомнившись.

– Я должен знать, с кем ты шляешься.

– Шляюсь? – пронзила меня возмущенным взглядом из-под белобрысых ресниц. Лицо ее вспыхнуло, окрашиваясь в мой любимый цвет. – А тебе какое дело до того, с кем я шляюсь?

Резонный вопрос. Впрочем, ответить на него мне было нечего…

– Ты была у него?

– Да! И что с того?

– И чем же ты там занималась? – процедил, чувствуя ее рваное дыхание, врезающееся мне в грудь. Близость, раздирающую нутро на ошметки.

Она боялась. Как обычно боялась меня, но никогда эта девчонка не опускала голову вниз. Всегда смотрела страху четко в глаза. До победного. До остервенения. Сводя тем самым с ума. Доводя до беспамятства. Порождая к себе ненависть. И безразличие ко всем другим телкам.

– Трудилась до седьмого пота! А тебе-то что с того?

Нервы опалил полыхающий внутри гнев. Сжег дотла. Обуглил последние крохи здравомыслия и выдержки.

Кулаки мои непроизвольно сжались в карманах. До хруста. До боли.

Задышал как свирепый бык, готовящийся задавить свою жертву, смести все на своем пути. Лишившись остатков разума, я неистово пнул то самое ограждение, которое несколькими минутами ранее молотил до изнеможения.

– Так трудилась, что не смогла привести себя в порядок? Хоть бы причесалась, что ли! А то мать сразу раскусит, что ее дочь трахалась до седьмого пота! Я же просек, и она просечет! – надрывно прогорланил на весь двор, что у самого в глазах потемнело.

А Лина только вздрогнула и руки сложила под грудью. Под охеренно сочной, мать ее, грудью.

Взгляд рефлекторно упал на ложбинку, очертил твердую "двойку", воссоздавая в памяти ярчайший образ моей "неприкасаемой девочки". Вплоть до мельчайших подробностей: до едва заметной родники вблизи розового соска, до редкого светлого волоска на хрупком теле.

Момент – и в паху задымилось. В штанах стало дико тесно. В собственном теле мне стало невыносимо тесно, что хоть волком завывай.

Черт! Нездоровая херня.

– Довлатов, у тебя как вообще с головой? – покрутила стерва у виска, возвращая меня в реальность. – Все в порядке?

– Нет. Не в порядке! – нервным движением сплел пальцы на задней стороне шеи и отошел от источника своей одержимости на пару шагов. Только бы не покалечить ее со злости. Из чувства несправедливости. Голода. – Давно уже не в порядке!

– Заметно! – прорычала, сморщив носик. Откусил бы его, чтобы впредь не морщила.

Досчитав до пяти и протяжно выдохнув, я привел нервы в порядок. В относительный порядок.

– Зачем номер ему свой дала?

– Затем, что он попросил! – вылетело легкомысленно из ее рта.

Дура! А если он в трусы к тебе залезть попросит, ты тоже согласишься? Дашь ему еще разок? Он ведь попросит!

На сей раз каким-то чудом я смог удержать себя в руках. Ничего не пнул, не ударил, не разбил – уже хорошо.

– И что же будет в восемь вечера? Снова отправишься к нему трудиться до седьмого пота? – хмыкнул, старательно проделывая в ней дыру налитым кровью взглядом.

Промолчи! Не отвечай ничего! Или ответь, что не пойдешь! Успокой меня, скажи, что передумала! Но не делай из меня монстра, с каким не сможешь справиться!

– Отправлюсь, конечно! Я же свободный человек, – злорадно она рассмеялась, задрав голову к небу. – Или для начала мне нужно спросить разрешение у тебя?

Секундная пауза. Хруст костей. Моих костей. Я едва ли пальцы себе не вывернул.

– Это было бы верным решением, за неимением других, но ты же не попросишь? Или попросишь, м?

– С какой стати? Не думаешь, что слишком много на себя берешь? Да какое право ты имеешь разговаривать со мной в таком тоне? Ты мне кто вообще?

Совершив непозволительную глупость, она нарушила мое личное пространство. Замахнулась для удара кулаком в мою грудь, но была остановлена моей же рукой. Стиснув со всей силы тонкое запястье, я дернул ее на себя. Впечатал в грудь, выбив изо рта судорожный всхлип.

Глаза в глаза. Ее порывистое дыхание на губах. Опьяняющее. Всесильное. Дышать бы только ею. Смотреть бы только на нее и не видеть никого больше. Сжать бы ее в своих руках. Обнять крепко, вдохнуть ванильный аромат тела и прошептать ей:

«Ты у меня в голове… Как полгода назад поселилась в моих мыслях, так и живешь в них по сей день. Властвуешь. Порабощаешь меня все больше и больше. Мучаешь меня. Нельзя же так… Это могло погубить меня, поставить крест на спортивной карьере. Я ведь не был уверен, что в реале… в адекватном состоянии тебя кроет от меня так же, как меня от тебя. А сейчас… Сейчас мои руки больше не связаны, но меня не покидает мысль, что ты сука, каких еще поискать нужно. Докажи, что это не так… Поцелуй меня. Хотя бы просто поцелуй. Подари мне один жалкий поцелуй. А лучше не делай ничего, в противном случае я не смогу остановиться. Не смогу в этот раз, ты ведь знаешь. Догадываешься».

И тут вдруг лязгнуло что-то по башке со страшной силы. Будто обухом шарахнуло по темечку. Осознание. Это осознание пришло. Лина больше не моя. И никогда не станет моей. Поезд ушел. Потому что меня не устраивают объедки. И все из-за запаха, исходящего от нее. Пряного запаха, который не принадлежал ей.

Это его? Того козла?

Чужой аромат стоп-краном подействовал на меня. Он обрубил все мысли о ней. Я резко разжал свою ладонь и, склонившись к ее лицу, с хрипотой прошептал на ухо, но отнюдь уже не то, что изначально планировал:

– Я тебе никто, равно как и ты мне. Иди домой, сталкерша! Помойся, а то воняешь! – не увидев никакой ответной реакции, а только оторопь в стеклянных глазах, я яростно процедил у ее виска то, что говорил всякий раз, когда нуждался в ней: – Вали, я сказал! Скройся с глаз, пока не урыл!

Несколько секунд замешательства и… подействовало. Лина отшатнулась от меня, развернулась и кинулась к своему дому.

– Каким был придурком, таким и остался! – вякнула скрипуче, словно плакала. – Придурком и сдохнешь!

– Лучше подохнуть, чем жить с тобой по соседству! – бросил напоследок, подождал, пока она скроется у себя.

Никуда ты, сука, одна не пойдешь ни в восемь, ни в девять, ни в десять. Я клянусь. Надо будет, дом забаррикадирую! Но не выпущу одну, пока не захочу.

– Дрянь… Вот же дрянь мелкая! – ворчал, вламываясь к себе на всех скоростях и чуть ли не на бегу скидывая кроссовки.

Переводя дух, я лбом уткнулся в металлическую поверхность двери. Холодный металл остудил голову, но не до такой степени, чтобы забыть о случившемся.

– Ну, и о ком ты так пылко отзываешься? – напугал меня отец, спускающийся по лестнице.

Покосился на него и через губу ответил:

– Ни о ком.

– Ага, как же ни о ком? – прыснул он, вставая рядом. Нервируя меня.

Промолчал, прикусив язык до металлического привкуса. Полагал, отец поймет, что мне сейчас не до болтовни. Не понял. Его тяжелая рука опустилась на мое плечо.

– Север, что случилось? – тревожно поинтересовался. – По какой причине тебя так трясет?

– Не лезь, – резко повел плечом, скидывая с себя его руку, и сморщился словно от боли. – Иди, куда шел.

– Тогда, может, хотя бы от двери отойдешь?

Выпрямившись, сместился левей, освобождая проход. Однако отец с места не сдвинулся.

– Слушай, а…

– Ну попросил же не лезть! – рявкнул я, срывая злость еще и на отце.

– Да не лезу я. Ты достаточно взрослый, чтобы разобраться со своей проблемой самостоятельно.

– С какой еще проблемой? Нет у меня никаких проблем!

Отец хмыкнул недоверчиво, заставив меня посмотреть на него. Зря. Сейчас он понял все по моим глазам.

– Вероятно, с той самой, которая довела тебя до приступа бешенства. Уж не знаю, чем Зорина тебя так разозлила, но лучше тебе держаться подальше от этой девчонки, – послышались стальные нотки в его голосе, во взгляде также плавилась сталь.

– Чем лучше-то? – едва ли не заныл подобно избалованной девчонке. – С чего бы вдруг мне держаться от нее подальше?

Она – моя! Моя! Ясно?

– А с того, что в ней тебя прельщает только недоступность! Ты повернут на ней, потому что она единственная, кто не крутит задницей перед тобой! Тебя этот факт бесит. Раздражает, уж мне ли не знать! Когда не видишь никакой ответной реакции, начинаешь злиться, ненавидеть себя и ее, – железобетонно заверил он, переворачивая нутро вверх дном. – Во что бы то ни стало ты хочешь исправить это "недоразумение". Однако спешу тебя разочаровать, как только дорвешься до "сладенького", ты поймешь, что ничего особенного в ней уже нет, а дальше все пойдет по известному нам сценарию. Воспользовавшись ею, ты переключишься на другую, третью, десятую! Так и зачем портить хорошую девчонку? Просто, потому что хочется испортить? Нет, Север! Не все, что нам хочется, должно непременно стать "нашим". Иногда нужно загонять себя в жесткие рамки. Пользуйся пока теми, кто хочет быть использованным, а Зорину не трогай! Ей же потом еще жить рядом с тобой!

– А я, смотрю, ты дофига проницательный… Все уже по пунктам раскинул, – оскалился, желая сплюнуть горечь прямо на мраморный пол. Кое-как сдержался.

– Поверь, я знаю, о чем говорю! – отрезал.

И я вновь начал заживо сгорать от своего помешательства, которое, судя по всему, так и останется моим помешательством. Отец никогда не ошибался. У него особая чуйка. Он заранее предугадывал финал с той или иной телкой. С точностью до дня. До гребаного часа. Он думает, что Зорина нужна мне только для одной цели… Якобы после первого раза она станет мне неинтересна…

Черт возьми, а ведь он прав. Отсюда и моя нездоровая ненависть к ней… К себе. Но я не хочу, не хочу ненавидеть ее, а она никогда не захочет меня в реальности.

– Да чтоб ты провалился со своей гребаной философией! Правильного из себя корчишь… тоже мне святоша… – взревел я, направляя увесистый кулак в стену, но вовремя одумался – остановился в считанных миллиметрах от нее.

Отец убил бы меня, если бы я проделал в стене хотя бы еще одну дыру. Он заколебался их уже ремонтировать.

– Перебесись, сынок, – ободряюще похлопал меня по спине. – Остудись в бассейне или спустись в зал и вымести всю злость на боксерской груше, но о Зориной забудь!

Фыркнул, тая внутри издирающую боль. Рвущую на части. Тряхнув головой, попытался выбросить ее из головы.

Отец прав, мне нельзя ее трогать. Но я все еще могу… наблюдать за ней… общаться с ней под видом тайного воздыхателя.

Прошелся по отцу оценивающим взглядом. С иголочки одет. Надушен как дорогой бутик. С виду и не скажешь, что сорокет не за горами.

Везет отцу. У него нет одержимостей. И не было никогда. Живет в свое удовольствие. Баб меняет как перчатки. На одной никогда не зацикливается. Ну почему я – не он?

– А ты сам куда? Дома будешь ночевать? – спросил я бодро, словно каких-то пару минут назад не был не в себе.

– Я к Васнецовым. Нужно кое-что выяснить с Пашкой, а потом… не знаю, – заметно нервно ответил. – Домой не жди. Так что можешь позвать кого-нибудь. Выпусти пар. Сегодня разрешаю. Только не как в прошлый раз! – пригрозил мне, наставив указательный палец. – На кухне не трахаться! Я там ем вообще-то!

И мне бы испытать колющую неловкость, состроить пристыженную физиономию. Но я лишь рассмеялся в голос.

– А ты все тот случай забыть никак не можешь?

Отец сначала брезгливо поморщился, а потом сам захохотал.

– Я предупредил тебя! У тебя есть своя комната, вот в ней делай все, что захочется! Хоть на голове стой!

– Ладно, бать, косяк свой понял. На кухню не зайду сегодня, честное пацанское. И машину твою больше не возьму.

– И с рукой что-нибудь сделай! В аптечке найдешь перекись и пластырь!

Мля, еще же и рука.

Я уже и забыл про нее. Из-за Сталкерши я имя скоро свое забуду…