Лана Новак
Самый вкусный друг
– Точь-в-точь то, что нужно!
Джошуа забыл даже про запах, когда увидел парик тёмно-русого цвета. Рядом с ним лежала резиновая маска, и около неё устроилась маленькая шкатулка. Три таких комплекта лежали рядом друг с другом, но Джошуа схватил лишь один. Ухватившись пальцами за маску, Джошуа понял, что держится не за резину. Этот материал был более мягким, более… хрупким.
– Порвётся. – Джошуа осмотрелся около прилавка и нашёл холщовый мешок, в который быстро закинул парик, маску и шкатулку. Ему стало страшно, вдруг хозяйка решит, что посетитель ворует, поэтому хотелось оставить побольше монет и убраться куда подальше.
Затянув мешок покрепче, Джошуа закрыл ящик и стянул футболку с носа.
Пора было бежать домой, но его остановил тихий звук за самой спиной. Что-то смачно хлюпало. Джошуа медленно обернулся и увидел, что дверь подсобки, из которой всегда выходила хозяйка, слегка приоткрыта. Звук шёл оттуда.
– Может, стоит сказать ей, что я заходил?..
Он перекинул мешок через плечо и несколько минут тупо смотрел в дверь. Хлюпанье не прекращалось. Стало страшно и любопытно. И страшно любопытно. Джошуа топтался на месте, уговаривая себя пойти домой, и в то же время убеждая себя: надо поздороваться и предупредить, что он сам взял нужные покупки.
– Не съест же она меня!
Эта фраза помогла Джошуа принять решение. Он пошёл в сторону подсобки и аккуратно толкнул деревянную дверь от себя. Та стала медленно отворяться, проливая в комнату полосу рассеянного солнечного света из основной части магазина. Джошуа молчал, не осмеливаясь вновь позвать хозяйку. А то и вовсе потерял дар речи от увиденного.
В подсобке оказалось жутко темно. Около стен на столах стояли редкие свечи, отбрасывая отсвет на внутренний антураж.
Стены сплошь в камне, с багровыми разводами и в маленьких коврах. Печь в самом углу подсобки пожирала бревна, закинутые в неё явно совсем недавно, они отзывались тихим треском. На столах тут и там стояли кастрюли и миски.
И много, много шоколада… Джошуа пришлось прищуриться, чтобы глаза привыкли к тёмному освещению, а он смог разобрать, что же на самом деле видит перед собой.
Беккай сидела в самом дальнем и тёмном углу, куда едва пробивался свет настенной свечи. Она держала что-то в руках, то отдаляясь, то приближаясь. И каждый раз, когда её голова отодвигалась, она громко чавкала.
Старуха запрокинула голову, подставив её под освещение, и блаженно замычала. Все её лицо было измазано кровью, а зубы быстро-быстро перемалывали то, что только что откусили. По подбородку стекала вязкая алая жидкость, задерживаясь на кончике подбородка. Крупная капля качнулась на краю лица, но все же упала вниз.
Лишь тогда Джошуа смог разглядеть, что же старушка держала своими кривыми артритными пальцами. В них была совсем небольшая детская ручка. Джошуа резко прижал ладонь ко рту, чтобы не закричать от ужаса, но он и так уже онемел. На столе рядом со старухой лежали режущие инструменты и кисти, а также две детские ноги, отчленённые от тела совсем недавно.
С обрубков ног всё ещё стекала густая кровь. Зубы старухи отрывали куски мяса от белой кости, видневшейся в месте разреза руки, и сразу же смачно их перемалывали во рту. Свежая кровь не удерживалась внутри и стекала на волю.
Её одежда, руки, лицо – все было в крови. Какие-то капли достигали и пола. Окровавленные инструменты лежали около обрубков тела на столе, а в миске топился шоколад. Лишь в тот момент Джошуа осознал, что на стенах висели отнюдь не ковры. На них раскидывала руки и ноги кожа. Если быть точным – три детские кожи, растянутые, словно для распятия.
Джошуа не мог сдвинуться с места и поступить разумно – убежать. Вместо этого он стоял как вкопанный и смотрел, как старуха вгрызается в кость, отщепляя от неё последний кусок плоти. Затем кость с глухим стуком полетела в железное ведро, которое Джошуа не сразу увидел, охваченный ужасом. Из этого самого ведра виднелись и другие кости – все обглоданные и небрежно выброшенные.
Беккай засунула руку в миску и вытащила оттуда обляпанный кровью глаз, за которым тянулся длинный нерв. Старуха поднесла его к самому лицу, запоминая, как именно тот выглядит. Оттенок, прожилки, размер зрачка. Затем она схватилась за глазной нерв и отправила сам хрусталик в рот. Покатала его внутри рта, обсасывая с каждой стороны, и с глухим чавканьем сомкнула зубы.
Глаз лопнул внутри старушечьего рта, разливаясь мерзкой жижей, которая приводила людоедку в экстаз. Беккай застонала от удовольствия, так и придерживая глазной нерв, кончик которого дёргался в её руках оттого, что она пережёвывала сырой детский глаз.
Джошуа затошнило. Ещё немного, и его вырвет прямо на пол. Спасением стала лесная птица, ударившаяся в единственное крошечное окошко в подсобке под самым потолком. Оно все было в копоти и пыли, так что солнце совсем не падало внутрь. Этот стук привёл Джошуа в чувство, а ноги – в действие.
Он сорвался с места и, не помня себя, помчался в деревню. Несколько раз Джошуа спотыкался, затем вставал и снова падал, но неизменно бежал в сторону дома. Он и не заметил, как промчался на улице мимо женщины, отчаянно срывающей в рыдании голос:
– Мой мальчик, где же мой мальчик?..
В дом Джошуа забежал так, что споткнулся о порог дома и упал лицом в пол. И лишь там он позволил себе горько и испуганно зарыдать. Он видел его, видел!.. Он видел его, висящим на стене…
Родителей не было дома, так что никто не слышал отчаянного плача ребёнка. А тот пополз в сторону своей комнаты, прижимая к груди заветный мешочек.
Вещи из шкафа летели прочь с огромной яростью. Джошуа раскидал все, что ему мешало, и вытащил на свет фигуру, которую он практически собрал. Почти вдохнул в неё жизнь.
