Кэтрин Коултер
Невеста-соперница
Тогда Холли согласно кивнула, но сейчас подумала, что это самое доверие очень трудно заслужить и еще труднее сохранить. Зато это достойная цель после всего того, что эта особа, Джудит, сделала с ним пять лет назад.
Она прижалась к мужу, не зная, будет ли приличным разбудить его. Но почему нет? Он сам разрешил ей набрасываться на него в любое время, по первому желанию.
Она осторожно легла на него и стала скользить вниз, целуя каждый дюйм обнажавшегося тела. Когда она взяла его член в рот, Джейсон едва не слетел с постели и застонал, как от смертельной боли.
Когда он, еще не совсем проснувшись, вошел в нее, наполнил собой, она прижала его к себе, ощутила внутри его плоть, закрыла глаза, прильнула щекой к его щеке и возблагодарила Бога, пославшего ее в Лайонз-Гейт в тот памятный день, два месяца назад.
На утро Холли лежала на спине, задыхаясь после очередного катаклизма, еще не совсем обретшая рассудок. Она растаяла, совсем растаяла, даже кости расплавились, и сейчас тело протечет через кровать, а может, и через пол. Интересно, какая комната под ее спальней?
Думать не хотелось и шевелиться тоже. Но глаза раскрылись сами собой, стоило Джейсону с ужасом воскликнуть:
– Господи, похоже, я тебя убил.
– Ч-что?!
– Да сколько же раз я тебя брал?
– Что за странное выражение! Брать меня, словно я вещь! Разве от меня ничего не зависело?
– Холли, это совершенно не важно. Проснись.
– Но я не желаю просыпаться прямо сейчас, Джейсон. Я едва языком ворочаю, а в голове нет ни единой мысли. Зато я точно помню, когда ты… э… взял меня в последний раз. Минут пять назад. И ты еще способен разговаривать?!
– Холли, с тобой все в порядке? – встревожился Джейсон и, сев рядом, схватил ее за плечи и встряхнул. Голова Холли беспомощно упала на подушку.
– По-моему, у меня не осталось ни одной целой кости, – простонала она. – Позволь мне лежать здесь в бесконечном блаженстве. Сам видишь, раз я отвечаю, значит, со мной все хорошо.
– Да, вот только вид у тебя странный, и улыбка идиотская. Совершенно бессмысленная.
Холли хихикнула. А вот Джейсон выглядит расстроенным. Недаром зарылся пальцами в волосы и погладил заросший подбородок.
И тут она сообразила, что он смотрит на ее живот, а возможно, и ниже, тем более что одеяла сползли.
Холли вскрикнула, пытаясь прикрыться, но он остановил ее руку.
– Ах, будь проклят я и моя похотливая натура. Прости меня, милая! Я понятия не имел… то есть знал, что у девушек в первый раз идет кровь, о Господи, хотя бы моргни мне, давая знать, что проснулась, а не растягиваешь губы в улыбке, потому что снова заснула и видишь сны.
– Я действительно проснулась, Джейсон. Что ты делаешь? Не смотри на меня. Пожалуйста, мне стыдно. То есть как это кровь?
– Вздор. Я твой муж. Не шевелись. Я сейчас оботру тебя. Крови совсем немного, так что волноваться не о чем. Прости, что разбудил тебя в третий раз, Холли.
– В четвертый.
– Верно, в третий раз это ты меня разбудила. Тут я неповинен. Да и во второй раз тоже, если верно припоминаю. Четыре раза? Совсем неплохо, не так ли?
Он, казалось, был невероятно доволен собой, но, снова взглянув на ее бедра, измазанные кровью, побледнел.
– Ничего страшного, – утешила она. – Не тревожься, я вполне здорова. Верно?
– Верно, – кивнул он, молясь про себя, чтобы она оказалась права.
Он еще никогда не слышал о невестах, истекших кровью в брачную ночь.
Когда он шагнул к комоду, где стоял тазик с плавающей в нем губкой, она снова дернулась, подтянула простыню к подбородку и пробормотала:
– Тебе совершенно не обязательно это делать. Я вполне оправилась, по крайней мере мне так кажется.
Она нырнула под простыню с головой и хорошенько осмотрела себя.
– Господи, я не слишком презентабельно выгляжу. Но не думаю, что умираю. Чувствую я себя превосходно. Говоришь, в первый раз кровь должна идти?
– Да.
– Ну, тогда все в порядке. Передай мне губку.
Из-под простыни высунулась тонкая рука. Он вложил губку в ее ладонь и услышал, как она говорит с собой, возможно, обсуждая обе стороны проблемы, хотя трудно понять, где тут вторая сторона… Жаль, что он не может разобрать ее слов. Почему-то казалось, что, поняв смысл пространных рассуждений, он умрет от смеха.
– Ты больше не уйдешь из дома, Джейсон? Не оставишь меня?
– О нет, – заверил он. – Ни за что.
И поскольку он все же волновался, то поспешно стащил с жены простыню и сам убедился, что с ней все в порядке.
Глава 34
Нортклифф-Холл
10 августа
Холли с сияющей улыбкой оглядела присутствующих и обратилась к свекру:
– Хотите знать об острове Уайт, сэр? Ну… э… я нахожу Вентнор весьма живописным. Насколько я понимаю, он лежит на юго-восточном побережье. Я послала герцогу и герцогине Портсмут акварель с видом Дансмор-Хауса в знак благодарности.
– Не знала, что ты рисуешь акварелью, – удивилась Корри.
– В общем, рисую. Но только не в этот раз. Просто времени не хватило. Я купила ее у молодого художника. Мы наткнулись на него, когда бродили по берегу.
– То есть как это не было времени? – спросил отец Холли, отложив вилку. – Мне более чем хватило двух недель, чтобы переделать все дела, скопившиеся у меня в Лондоне.
– Вы забываете, Алек, – вмешался Дуглас, прищелкнув пальцами, – что в определенные периоды жизни время летит слишком быстро.
– Но не в тех случаях, когда речь идет о моей дочери, – мрачно возразил барон Шерард. – Представляя ее с вашим проклятым сыном, зная, каковы эти ваши проклятые сыновья, поскольку сам был таким, я чувствовал себя отвратительно. Сердце сжималось от боли.
С этими словами Алек окинул зятя ненавидящим взглядом.
– У меня никогда не было медового месяца, о котором стоило бы говорить, – объявила леди Лидия.
– О своем я и не упоминаю, – поддакнула Анджела.
– Когда мы наконец уехали в свадебное путешествие, – заметила Алекс, озаряя мужа нежной улыбкой, – то все время говорили по-французски.
Граф закатил глаза. Леди Лидия презрительно фыркнула.
– Вечно соблазняет моего мальчика! Ты была и есть… не знаю, чем вы занимались, когда я приходила в среду. Вдвоем смеялись за дверью конторы! Какой позор!
Холли подалась вперед, не сводя глаз с отца.
– Две недели на острове Уайт ничто по сравнению с двумя неделями в Лондоне. Там особенно нечего делать…
– А точнее? – вскинулся отец.
– Ну разве что есть и спать, любоваться восходами, не говоря уже о закатах.
Дуглас поймал взгляд жены и улыбнулся невестке. Выглядела она восхитительно: глаза сияют, на щеках играет румянец, она оживлена и непрерывно смеется. Сразу видно счастливую, бурлившую радостью женщину. Да и Джейсон кажется спокойным и довольным. Похоже, он обрел душевный мир. Может, Холли уже беременна? Что же, ничего удивительного.
Корри, куда более наивная, чем казалось ей самой, заметила:
– Я только раз была на острове Уайт, да и то в детстве. Дядюшку Саймона скрутила морская болезнь, поэтому он поклялся, что больше никогда не подарит свой ужин Соленту. Помнишь, Холли, Солентом называют очень узкую часть Ла-Манша между Саутгемптоном и островом Уайт.
– Конечно, помню… то есть, мы ведь отплывали не из Саутгемптона, Джейсон?
– Нет, из Уортинга.
– А ярко-красный дом все еще стоит на холме, выходящем на гавань? – допытывалась Корри.
– Красный дом, говоришь? Джейсон, ты помнишь красный дом? На холме, выходящем на гавань?
Джейсон ответил непонимающим взглядом.
– Все в порядке, Джейс, – утешил брат. – Что такое красный дом по сравнению с общим впечатлением? Кстати, что вы еще посетили, кроме Вентнора?
Джейсон продолжал озадаченно хмуриться.
– Гуляли по берегу, – пробормотала Холли, бороздя вилкой скатерть, как прибрежный песок.
Наконец вилка замерла, и все заметили, что ее рука дрожит. Джейсон, точно знавший, о чем она думает, громко откашлялся, подыскивая, что еще сказать.
– О, ты имеешь в виду тот берег с правой стороны мыса, ярдах в пятидесяти от Дансмор-Хауса? – услужливо подсказала свекровь. – Вы плавали?
– Да, но в основном по ночам, если не было дождя.
– По ночам? – переспросила леди Лидия. – Мое дорогое дитя, ты и твой великолепный муж плавали по ночам?
– О да, – просияла Холли. – Как только солнце заходило, вокруг не оставалось ни души, так что мы… о Господи, что-то я заболталась. Однажды мы действительно хотели поплавать, после того как устроили пикник на берегу под раскидистым деревом, но потом… – И тут в порыве вдохновения Холли весело выпалила: – Дважды нас приглашали в дом лорда и леди Линдли. Очаровательные люди, не так ли, Джейсон?
– Кажется, да. То есть именно так. Лорд Линдли восхищался тобой, пожалуй, даже чересчур.
– Как насчет леди Линдли? По-моему, это она пыталась укусить тебя в шею, когда подбиралась уж очень близко. Я уже не говорю о трех девицах, применивших очень старую и испытанную стратегию…
– Клин! – догадалась Корри.
– Ну разумеется! Они шли клином, расчищая дорогу к тебе.
– И что ты сделала? – оживилась Корри.
– Применила весьма эффективный способ отражения атаки. Джейсон, помнишь, как я попросила тебя взглянуть на одну из картин на стене гостиной?
– Да, и заставила меня пятиться добрых шесть футов, если я верно припоминаю.
Холли кивнула:
– Именно. Это сразу их расхолодило. Клин смялся, и противник в беспорядке отступил. Правда, одна особа была настроена крайне решительно, но я увлекла его в центр зала и заставила танцевать вальс.
– Мне твои методы нравятся, – признала Корри. – На следующем же балу испробую их, если кто-то покусится на Джеймса.
– Холли, если не считать нездорового интереса Люсиль к шее моего сына, думаете, у нее превосходный вкус? – осведомилась свекровь.
– Что же… у нее в гардеробной прекрасно пахнет, но ведь это не так важно, верно?
Алек поперхнулся. Графиня подалась вперед и принялась колотить его по спине.
– Мама, почему Холли должна была отметить вкус леди Линдли? – удивился Джеймс.
– Она прекрасно поет, и голос у нее почти такого же тембра, как у Холли, только вот диапазон гораздо шире.
– Но какое отношение имеет голос к ее вкусу? – вмешалась Анджела.
– Мне говорили, что на своих концертах она способна разбивать хрустальные бокалы, взяв высокую ноту, – пояснил Дуглас.
– Да, и тот кубок, который она разбила, когда мы в последний раз ее слушали, был изготовлен специально для леди Линдли гранильщиками Уотерфорда, – поддакнула Алекс.
– Как я потом узнал, леди Линдли действительно пела на том вечере, – сообщил Джейсон. – Но нас с Холли в тот момент не было в гостиной, так что при нас кубок никто не разбивал. Бабушка, о чем вы с Анджелой спорите весь вечер?
– Она еще эгоистичнее, чем мой первый и единственный муж, который молча протягивал руку за тарелкой с едой, не отводя глаз от чертовых греческих текстов, – пожаловалась Анджела.
– Он был очень образованным человеком, – заметил Алек. – И кроме того, бесцеремонным и требовательным тираном.
– Уж это точно, – вздохнула Анджела, легонько притопывая носком туфельки. – Иногда я задаюсь вопросом, где он пребывает сейчас… Но больше я ни слова не скажу о муже: его дух еще совсем рядом. Не поверишь, дорогая Холли, но эта сморщенная старая летучая мышь… – она не слишком учтиво ткнула пальцем в леди Лидию, – заявляет, что при определенном освещении она выглядит моложе меня, а ведь я ей в дочери гожусь… то есть почти.
– Ха! – взвилась леди Лидия. – Нашла чем гордиться! Зато у меня прекрасные руки, элегантные и тонкие! Сами взгляните: кожа такая прозрачная, что видны прелестные голубые вены. Необыкновенная красота, не так ли, дорогой мальчик? Моя милая Холли?
– Я несколько раз говорил жене, что у тебя необыкновенные вены, бабушка.
Алекс молча удивлялась странной перепалке. Оскорбления выкрикивались и парировались с неизменным добродушием. Интересно, что сказала бы свекровь, назови ее невестка сморщенной летучей мышью?!
– Вы обе великолепны, – заверила Холли, переводя взгляд с Анджелы на леди Лидию.
– Моя дорогая девочка! – умилилась последняя. – Но ты должна сказать этой женщине, что больше она тебе не нужна. В конце концов, теперь ты замужем и предаешься самым разнообразным, но одинаково чудесным занятиям, о которых я уже почти забыла. Пусть перебирается ко мне. Я поставлю ей кровать в мансарде.
– Во вдовьем доме нет мансарды, Лидия. Ваша память и впрямь как эта баранья отбивная: все изжевали годы. Если бы я и согласилась поселиться с вами, то уж непременно выбрала бы желтую комнату в глубине дома, окна которой выходят на сад, любимое детище Холлиса. Я тоже намереваюсь возиться в саду. Посажу там укроп и тимьян.
– Не люблю укроп, – отрезала Лидия и, подавшись к Анджеле, что-то прошептала ей на ухо.
– Какая великолепная ссора! И подумать только, что все это напоказ! – не выдержала Корри. – Можно не сомневаться, леди Лидия высказала бы и о нас все, что думает! А вот эта… – Корри показала на Холли и осуждающе поджала губы, – чуть не впервые появляется в доме, мелет абсолютный вздор, и мадам очарована! Ты само совершенство, Холли, вот что выводит меня из себя! Нам со свекровью приходится выслушивать бесконечные дифирамбы и рассуждения о том, как повезло Джейсону заполучить тебя в жены. Да у нас уже уши болят!
– Значит, мне повезло заполучить тебя? – переспросил Джейсон. – Бабушка, ты действительно так думаешь?
Леди Лидия сосредоточенно нахмурилась.
– О, моя дражайшая малышка Холли. Она, несомненно, ангел, не то, что эта Корри, которая ведет себя как мальчишка-сорванец. Вообразите, я своими глазами видела, как она съехала по перилам и упала в объятия бедного Джеймса! А потом оба свалились на под, смеясь и барахтаясь, чего просто не должно происходить в вестибюле графского дома! Безобразие и бесстыдство! Но, если уж быть до конца честной, повезло именно Холли и Корри.
– Спасибо, бабушка, – кивнула Холли. – У меня достаточно ума, чтобы это понять. И поскольку я совсем еще молода и неопытна, не находите, мадам, что я достойна Джейсона?
Леди Лидия оглядела Холли: от короны кос на голове до вечернего платья с низким вырезом, почти открывавшим прелестные упругие груди, каких у нее самой в молодости не было.
– Да… – медленно протянула она. – Достойна. По крайней мере пока. Кстати, в следующем месяце у меня день рождения.
– На прошлый день рождения я подарила вам изумительный столик-маркетри, но вы и слова не сказали о том, что я достойна Джеймса! – пожаловалась Корри.
– Я все еще не решила, так ли это, – буркнула леди Лидия.
Корри ужасно захотелось посоветовать бабке решать побыстрее, иначе та перекинется, прежде чем придет к какому-то мнению. Но вслух она сказала:
– Кстати, Холли, вы с Джейсоном видели что-то интересное за те две недели, что пробыли на острове Уайт?
Последовало долгое молчание, прерванное чьим-то смешком. Неужели леди Лидия не выдержала?
– Кому бы говорить, Корри, – упрекнул Джеймс. – Мы провели в Эдинбурге почти месяц, а ты мало что помнишь даже о замке! Когда близнецы стали расспрашивать тебя, ты запиналась и заикалась.
– Но это совсем другое! – возразила Корри. – Тогда все время шел дождь. Мы почти никуда не выходили. К тому же я подвернула ногу…
– И каким образом ты подвернула ногу? – вмешался Джейсон.
– Сейчас уже и не вспомнить, – поспешно вставил Джеймс. – И это не важно. Я предупреждал, чтобы она не набрасывалась… впрочем, какое это имеет значение?
– Послушай, Джеймс, я помню замок. Как сейчас вижу: ты нес меня в тоннель, ведущий в подземные темницы…
Джеймс предостерегающе прищурился.
– О Господи, где мой веер?! Что-то здесь душно.
Джеймс принялся обмахивать ее салфеткой.
– Что же, там было тихо и безлюдно. Ни души вокруг.
– О да, – согласилась Корри, и от ее улыбки сердце Джеймса куда-то покатилось. – Но, Холли, ты не ответила на мой вопрос. Неужели не видела ничего интересного за долгих четырнадцать дней на острове Уайт?
Холли не отрывала взгляда от стеблей спаржи на своей тарелке.
– Ну, если хорошенько подумать, Корри, нужно сказать, что не видела. Джейсон, может, ты заметил что-то примечательное, что могло бы удержать твое внимание дольше чем минут на восемь?
– На восемь? Кажется, нет. По большей части мы восхищались архитектурой Дансмор-Хауса.
Глава 35
Неделю спустя
Бекширские скачки
– Ловкач победит, Ловкач победит, Ловкач победит, – повторял Джейсон, как молитву, глядя на бекширский скаковой круг.
Престижные Бекширские скачки на дистанцию в полумилю: четыре круга по треку, предоставленному первой дюжине владельцев, официально заплативших за участие пятьдесят фунтов и отдавших неофициально в три раза больше, проходили семнадцатого августа. День выдался прохладным и облачным, так что дамам пришлось накинуть легкие плащи.
Сегодня участвовали все двенадцать лошадей, что было неудивительно, поскольку жокей-клуб не только предлагал солидную сумму пятьсот фунтов в качестве приза, но и предоставлял владельцам возможность участвовать в Аскотских скачках в июне будущего года и состязаться с победителями скачек в Холлум-Хит в конце июля. К несчастью, в этом году Ловкач не бежал в Холлум-Хит, поскольку в это время его хозяин проводил медовый месяц на острове Уайт.
Владельцы ипподрома не позаботились расширить дорожки, так что скачка обещала быть опасной. Но кому это интересно? Все, кто представлял собой хоть что-то, стремились занять места на трибунах. Ловкач участвовал в скачках не благодаря взятке, а потому, что хороший друг Джейсона был сыном одного из членов жокей-клуба.
Лори Дейл, главный жокей конефермы Лайонз-Гейт, вернее, единственный жокей вышеупомянутой конефермы, с гордостью носил сверкающую новую золотую с белым ливрею, сшитую Анджелой. Блестящие, как зеркало, сапоги были начищены самой миссис Шербрук ваксой, изготовленной по ее специальному рецепту. Сейчас он что-то тихо говорил Ловкачу, который рыл землю копытом и упрямо помахивал головой, вне всякого сомнения, соглашаясь с каждым словом Лори и, очевидно, готовый сразиться хоть с сотней соперников. Джейсон считал, что Ловкача никто не мог превзойти, когда речь шла о скачках или случке, или и том и другом, поочередно, разумеется. Нужно признать, комбинация необычная. Но ведь и Ловкач не был обычной лошадью.
Джейсон кивнул Чарлзу Грандисону, который выставил своего арабского мерина Ганимеда, и нахмурился при виде Элджина Слоута, стоявшего рядом с Чарлзом под руку с молодой леди. Отец вышеупомянутой леди топтался рядом, очевидно, крайне довольный будущим зятем.
– Его наследница? – шепнула Холли мужу, прикрываясь ладонью.
– Похоже. Ее отец, мистер Блейсток, владеет большой конефермой, недалеко от Мейденстоуна. Видишь вон того зверя в образе коня, пытающегося прикончить своего жокея? Кличка Брут очень ему подходит. Брут принадлежит мистеру Блейстоку. Похоже, твой отец прав. Он утверждал, что Элджин из тех, кто учится на собственных ошибках, а ты была его первой и последней большой ошибкой. Да, его приезд в Лайонз-Гейт с целью вернуть твое расположение оказался промахом, но таким, который не стоил ему ничего, если не считать потраченного времени.
– Интересно, знает ли бедняжка, что его первая жена умерла, не прожив и года после свадьбы? – вздохнула Холли. – Как по-твоему, Джейсон, он не мог убить ее?
– Не думаю.
– Этот Брут выглядит настоящим зверем: стоит только взглянуть на форму и размер его головы и эти налитые кровью глаза. Не хотелось бы мне оказаться рядом с ним.
– Да, крепкий орешек. Но красив, не находишь? И звездочка на лбу словно упала с неба. Но мне кажется, что Элджин рассматривает его с хозяйским видом.
Холли пробормотала себе под нос что-то грубое и показала на лорда и леди Гримсби, только сейчас подошедших к лорду Ренфру.
– Похоже, они приехали вместе.
Чарлз Грандисон помахал Джейсону, но не выразил желания подойти. Лорд Ренфру, оглянувшись, слишком громко рассмеялся. Лорд и леди Гримсби улыбнулись Джейсону и Холли, но только потому, что жили поблизости, часто встречатись в обществе и, кроме того, отец Джейсона был графом Нортклиффом.
Среди сотни зрителей было не менее дюжины Шербруков, готовых до хрипоты подбадривать криками Ловкача.
– Нужно очень беречь Ловкача, – предупредил Джейсон Генри.
– Как и вы, мастер Джейсон, я во всеуслышание объявил, что любая попытка покалечить Ловкача или нашего жокея приведет к весьма неприятным последствиям.
– По меньшей мере, – кивнул Джейсон.
Генри ухмыльнулся:
– Я слышал, что вы в отличие от меня детально описали эти самые неприятные последствия, мастер Джейсон.
– Совершенно верно. Посмотрим, найдется ли глупец, который захочет на собственной шкуре испытать правду моих слов. Смотри в оба, Генри, – велел Джейсон и, оглянувшись, увидел, что к стартовой линии подводят около дюжины лошадей.
Большинство, взбудораженные непривычной обстановкой, брыкались и вставали на дыбы. Ганимед упрямо бил копытом. Сегодня он считался фаворитом скачек, что очень радовало Холли и Джейсона, собиравшихся сорвать большой куш, тем более что на Ганимеда ставили четыре к одному. И все потому, что Ловкача здесь не знали. Он сделал себе имя не в Англии, а в Балтиморе.
Ганимед, стоявший через две лошади от Ловкача, продолжал рыть копытом землю. Джейсон заметил, что Ловач поводит ушами, но при этом не особенно волнуется в отличие от большого мерина между Ловкачом и Ганимедом, который истерически закатывал глаза. Жокей безуспешно пытался его успокоить. Так и есть, этот трюк с копытом рассчитан на то, чтобы унизить конкурентов.
Гигант чистокровка Фонарщик, гнедой лорда Гримсби, фыркал так громко, что стоявший рядом конь то и дело пятился.
Наконец долгожданный момент настал. Лори отсалютовал хозяевам хлыстом, припал к шее Ловкача, шепнул на ухо несколько ободряющих слов, погладил по холке и продолжал говорить, пока мистер Уэлсли не дал старт.
Лори вытянулся, легонько ткнул Ловкача в ребра каблуками, коснулся хлыстом его ушей. Тот ринулся вперед. Его примеру последовали и остальные. Хлысты разрезали воздух, лошади то и дело сталкивались друг с другом, пытаясь выгадать побольше пространства, жокеи толкались и пинались. Земля пересохла, и в воздухе стояло густое облако пыли. Опытный Лори заранее обвязал лицо платком и сейчас натянул его на нос.
Ловкач по своей привычке низко опустил голову, сосредоточившись на скаковой дорожке. Лори, которого тренировал сам Джейсон, продолжал лежать на шее Ловкача, «собирая его пот» и игнорируя соперников.
– Не давай ему поднимать голову, Лори, – снова и снова повторял Джейсон, стискивая руку Холли. – Вот так.
И тут он краем глаза заметил блеск серебра с левой стороны футах в двадцати от трибун, в дубовой роще рядом с ипподромом. Он уже видел нечто подобное в Балтиморе, когда солнечный луч отразился от серебряной рукоятки пистолета наемного убийцы. Джейсон позвал Генри, но тот так сосредоточенно следил за Ловкачом, что не слышал его. Джейсон поднял увесистый камешек, наскоро помолился, размахнулся и запустил его в сторону рощи. Толпа так шумела, что ничего не было слышно, и никто из стоявших рядом людей не заметил, что сделал Джейсон. Но ствол пистолета неожиданно исчез.
– Превосходный бросок, – одобрила Холли, крепко сжав его руку. – Интересно, какого именно жокея собирался пристрелить этот негодяй?
Шестидесятилетний Хорейс, один из конюхов Джейсона, волосатый, морщинистый, но бодрый, как горный козел, заорал во все горло:
– Вы его прищучили! Я позабочусь о паршивце, мастер Джейсон!
– Ловкач догоняет Фонарщика! – вскрикнула Холли. Он его побьет, я точно знаю! Но Фонарщик – резвая скотинка, черт бы его побрал! Беги, Ловкач, беги!
Фонарщик, гнедой лорда Гримсби, с самого начала вел скачку.
Холли продолжала надрываться, уговаривая Ловкача бежать быстрее.
– Четвертый круг. Ловкач в любую минуту может вырваться вперед, – пробормотал Джейсон и затаил дыхание.
В этом месте трек был так узок, что лошадям приходилось скакать едва ли не по головам друг друга. Вопли становились все громче, но Джейсон уже ничего не слышал. Сосредоточился на Ловкаче и Лори, лежавшем на шее коня, так что они казались единым целым.
– Давай, Ловкач, давай сейчас!
И тут Лори словно отпустил невидимую пружину. Ловкач метнулся вперед, в точности как скаковая кошка, как позже рассказывал Тайсон Шербрук. Уже через три секунды расстояние между ним и Фонарщиком было не более трех дюймов. Он все набирал и набирал скорость. Вскоре оба коня скакали нос к носу.
Ганимед Грандисона нагонял Ловкача слева. Если Ловкач не сумеет протиснуться мимо Фонарщика, обе лошади зажмут его в клещи: любимый прием всех нечестных жокеев.
– Ловкач, не медли. Пора! – умоляла Холли.
– Он идет голова к голове с Фонарщиком, – пробормотал Джейсон. – Нужно его обогнать.
Но Ловкачу не удалось обогнать Фонарщика. К тому же жокей Ганимеда стал теснить Ловкача. Джейсон стал задыхаться. Но теперь уже Брут неожиданно оказался за Ловкачом. С его шеи летели хлопья пены. Он выглядел злобным, разъяренным и сильным, как сам сатана. Лорд Ренфру и его спутница орали в два голоса. Им вторил отец Холли, выглядевший так, словно его сейчас хватит удар. Только Чарлз стоял неподвижно и молча, сжав кулаки и не сводя глаз с Ганимеда. Одни губы шевелились.
– Кусай его, Брут, кусай! – заходился отец девушки.
– Нет, хлыстом его, хлыстом! – почти визжал Элджин.
Кусать? Да что же это такое? Брут не мог втиснуться между лошадьми: слишком близко друг к другу они шли. Но тут одна вырвалась вперед. Жокей Брута принялся охаживать хлыстом бока всех трех коней. И, дотянувшись до Фонарщика, едва не упал, но все же удержался и продолжал орудовать хлыстом.
Лори Дейл в отличие от остальных жокеев не оглядывался, продолжал прижиматься к коню и, не переставая, что-то говорил. Фонарщик перескочил вправо, чтобы уклониться от ударов, что дало Ловкачу драгоценную возможность. Он мигом оказался на половину корпуса впереди Фонарщика и Ганимеда. Брут немедленно втиснулся между ними. Теперь на пути к победе оставался Ловкач.
– Кусай его, Брут!
Брут вытянул шею и вонзил зубы в круп Ловкача.
Ловкач прижал уши к голове, ударил Брута хвостом по морде и рванулся вперед.
Жокей Ганимеда лягнул жокея Фонарщика и попал в ногу. Если бы пострадавший жокей не практиковался заранее, наверняка улетел бы от пинка за пределы поля, но теперь держался что было сил. Но тут жокей Ганимеда поднял хлыст и огрел Брута. Разъяренный Брут, проигнорировав своего жокея, взбрыкнул задними ногами, потеряв время и к тому же промахнувшись. Ганимед успел уклониться и рвался к финишу.
Беги, беги, беги, Ловкач!!!
И снова Фонарщик и Ганимед оказались по обе стороны от Ловкача и стали его теснить. Жокей Фонарщика ударил хлыстом сначала Лори, а потом и Ловкача. Ловкач заржал, встал на дыбы, и Ганимед вырвался вперед. Лори, похоже, вышел из себя. К тому же место удара явно болело. Джейсон учил Лори, что делать в таких случаях, и теперь беспомощно молился, чтобы тот вспомнил, чтобы сделал как нужно. И тут Лори Дейл приподнялся в стременах, высвободил левую ногу и что было сил пнул жокея Ганимеда. Тот покатился под копыта коней. Оставшийся без всадника Ганимед заметался перед Фонарщиком и Брутом под вопли уцелевших жокеев. Началась свалка. Правда, Фонарщик снова высвободился и теперь нагонял Ловкача, но впереди уже белела финишная прямая. Почти конец, почти…
Раздался хлопок.
«Выстрел», – тупо отметил Джейсон.
И, не веря собственным глазам, увидел, как Лори схватился за правую руку. Но, поскольку перед этим успел прильнуть к шее коня, остался в седле. К удивлению Джейсона, очень немногие зрители поняли, что один из жокеев ранен.
Джейсон, стиснув кулаки, продолжал наблюдать. Ловкач бежал нос к носу с Фонарщиком. Время, казалось, остановилось. И тут Джейсон широко улыбнулся: Ловкач вытянул сильную шею и полетел как ветер, обогнав Фонарщика на финише на добрых полкорпуса. Брут пришел третьим: место, за которое не полагалось приза.
Джейсон услышал грубое ругательство лорда Гримсби, яростный вопль мистера Блейстока. Только Чарлз Грандиcон молчал. А лорд Ренфру… неужели это он всхлипнул?!
