Кэтрин Коултер
Наследство Уиндемов
Она стояла у окна, вглядываясь в грозовые тучи, гонимые яростным ветром с Ла-Манша. Начал накрапывать дождь – пока еще только накрапывать, – но Дукесса хорошо знала, что последует дальше. Скоро разразится гроза, и шквал воды ударит в стекла.
Что ж, даже если он и бросил ее на произвол судьбы, не стоит обвинять его в жестокости. Он поддерживал их с матерью в течение восемнадцати лет, и два года – маму до ее рождения… Разумеется, Бесс хотелось стать его женой, но она оставалась содержанкой, лишенной законных прав, уповающей лишь на милость своего покровителя.
Лучше бы погибнуть вместе с мамой, чем теперь переживать такое отношение отца. Наверное, он решил, что в восемнадцать лет человек вполне может заботиться о себе сам. Но неужели ему было не стыдно лгать? Зачем он предложил ей готовиться к переезду в Чейз? Для чего ему понадобилась эта ложь? Она не могла понять, чувствуя себя бесконечно одинокой.
Ее мама никогда не получала ни писем, ни подарков от каких-нибудь родственников даже к Рождеству. Никаких братьев, сестер или тетушек. Они всегда были вдвоем, если не считать визитов графа.
Потоки воды обрушились на окна. Дукесса мучительно искала выход из создавшегося положения. Адвокат матери уже подсказал одну мерзкую идею. Что ж, у него были на это основания. Он, как никто другой, был осведомлен о делах матери и отлично знал, что никакая она не вдова, а лишь содержанка. Стоит ли церемониться с ее дочерью…
В реальный мир ее вернул пронизывающий холод. Сумерки сгущались. Она подбросила несколько поленьев в камин и заходила по комнате, размышляя. Дукесса понимала, что надо найти себе какое-нибудь занятие. Но какое? Она не может быть даже гувернанткой, для этого нужны рекомендации. По той же причине невозможно устроиться компаньонкой к какой-нибудь знатной леди. К тому же не в ее правилах льстить и угождать. Она почти ничего не умеет, потому что получила благородное воспитание. Единственный ее талант… да, пожалуй, так… она нравится мужчинам. Нужно постараться найти мужа, который закроет глаза на ее происхождение.
Дукесса все ходила и ходила по комнате. Боль и обида постепенно заполняли все ее существо. Ей уже хотелось кричать. Бедная ее мама! Она любила своего покровителя больше, чем дочь… Она любила его больше, чем ненавидела то зависимое положение, в которое он ее поставил!
Мистер Жоли напрасно считает, что знаком с нравами общества лучше ее. Дукесса упрямо сузила глаза, вспомнив, как впитывала светскую хронику из «Лондон таймс» и правительственной газеты еще в возрасте десяти лет. Уже тогда ее стали раздирать противоречия. С одной стороны, она страстно хотела блистать в светском обществе, с другой – испытывала по отношению к его предрассудкам и нелепым условностям глубокое презрение. Да, она знала нравы света, как и то, что обладает красотой и редким умением нравиться. Но ей никогда не приходило в голову использовать этот талант с тем, чтобы пробиться в жизни.
Дукесса остановилась, уставившись в окна, затянутые мутной пеленой дождя. Да, без сомнения, она обладает редкостной красотой. Но как использовать этот божий дар? Она не желает быть зависимой. Что, если посоветоваться с Баджи? Наверняка он сможет подсказать многое.
Поднимаясь в спальню, она вдруг улыбнулась – впервые со дня смерти матери.
Глава 2
Йоркшир
Чейз-парк, окрестности Дарлингтона
Март 1813 года
Мистеру Криттакеру предстояло выполнить пренеприятную обязанность. Выбора не было; страшно волнуясь, он пытался собраться с мыслями – необходимо было представить дело так, чтобы избежать неприятных последствий. Наконец решившись, он постучал в дверь библиотеки. Было уже за полночь. Мистер Криттакер предполагал реакцию графа на столь поздний визит. Эти ночные часы принадлежали только ему. Не последовало никакого ответа. Мистер Криттакер постучал снова, чуть более настойчиво.
Наконец послышался раздраженный голос:
– Да входите же, вы ведь все равно не перестанете царапать дверь.
Владелец Чейза стоял перед камином из белого с розовыми прожилками каррарского мрамора, который, вне сомнения, был украшением этой комнаты, три другие стены которой были заняты полками с книгами, поднимавшимися на высоту двадцати двух футов и содержащими более десяти тысяч томов. Комната была очень уютной, что давало возможность сосредоточиться и углубиться в занятия. Одинокий подсвечник стоял на столе, но слабое освещение лишь подчеркивало уют библиотеки, а горящий камин из теплого розового мрамора приятно оживлял ее. В облике графа не замечалось особого напряжения, связанного с работой. Он лишь повиновался своему капризу, наслаждаясь одиночеством и тишиной.
– В чем дело, Криттакер? Ты мало дергал меня весь день? Я устал подписывать бесконечные бумаги. Мне еще даже не удалось смыть до конца чернила, которые въелись в пальцы… Ладно, так уж и быть, говори. Что там еще у тебя?
– Простите, милорд, – начал Криттакер, не зная точно, как лучше изложить речь кающегося грешника. Он готов был вытерпеть любое словесное наказание, но реакция графа могла быть более резкой. Мало приятного быть выброшенным в снежную бурю холодной мартовской ночью. Он слегка прокашлялся: – Милорд, ради всего святого, простите меня, но я забыл о мисс Кокрейн!
По тону, выражению лица графа было очевидно, что тот не понимает, о ком идет речь; наконец, выходя из прострации, он проговорил, очень медленно:
– Мисс Кокрейн?
– Да, милорд, именно так, мисс Кокрейн.
– Кто такая мисс Кокрейн?
– Дукесса, милорд. Я совсем забыл о ней. Сначала умерла ее мама, потом – ваш дядя. Среди всех приготовлений к вашему приезду она совершенно выпала из моей памяти. Я был обязан напомнить вам о ней.
Восьмой граф Чейз продолжал безмолвно смотреть на своего секретаря, служившего совсем недавно его дяде, ныне покойному. Наконец он пришел в себя.
– Ты забыл о Дукессе? Ее мама умерла? Потом – мой дядя. Мой бог, как давно все это было! – Он сделал ему знак садиться. – Рассказывайте все, не упуская ни малейшей детали.
Мистер Криттакер, уже считавший себя выгнанным из дома, слегка приободрился, удивленный той легкостью, с которой граф принял известие. Он продолжил, с трудом подбирая слова:
– Ваш дядя… э-э… его… э…
– Женщина, которую он содержал, – пришел вдруг ему на помощь граф, – в течение двадцати лет. Так что с ней?
– Да, миссис Кокрейн. Она умерла. Несчастный случай. Разбилась в экипаже. Ваш дядя приказал мне немедленно написать мисс Кокрейн, чтобы она упаковывала свои вещи. Он обещал прислать за ней карету через две недели.
– Все понятно, – откликнулся граф. – И сколько недель уже прошло, Криттакер?
– Восемь, милорд.
Граф уставился на него в изумлении:
– Ты хочешь сказать, что восемнадцатилетняя девушка осталась совершенно одна на два месяца?
Мистер Криттакер готов был провалиться сквозь землю.
– С ней оставался надежный слуга…
Граф никак не отреагировал на это замечание.
– Но почему она не написала моему дяде? Почему не напомнила, чтобы он прислал за ней карету?
Чувствуя еще большую неловкость, Криттакер пробормотал:
– Она могла подумать, что ваш дядя больше не нуждается в ней после смерти ее матери. Он никогда не был с ней особенно ласков, по крайней мере здесь, в Чейзе. Она же гордячка, милорд. Вы сами знаете это. Она – Дукесса.
– Одно из двух. Или письма от нее не было, или оно просто затерялось среди кучи разных бумаг, Криттакер.
Мистеру Криттакеру послышались завывания холодного ветра, он снова представил себя, одного среди ночи, на снегу.
– Нет-нет, я совершенно уверен, письма от нее не было.
Граф пробурчал какое-то длинное ругательство. У мистера Криттакера хватило сил притвориться глухим. Его сиятельство успел заслужить чин майора в армии, которую оставил лишь шесть недель назад, чтобы вступить в права наследства.
– Как же вам удалось теперь вдруг вспомнить о ней? – желчно осведомился граф.
Мистер Криттакер нервно одернул свой галстук-бабочку:
– Мне напомнил о ней мистер Спирс.
– Спирс, – повторил граф, улыбаясь. – Камердинер дяди напомнил тебе о Дукессе?
– Да, он всегда любил ее, – ответил Криттакер. – Ему казалось, что она теперь живет в доме вашего дяди в Лондоне.
– Понятно, – сказал граф и погрузился в раздумье. Мистер Криттакер не шевелился, хотя ему мучительно хотелось подергать себя за ухо – привычка, оставшаяся с детства; пришлось сконцентрировать всю свою волю, чтобы удержать руки.
Наконец граф принял решение:
– Что ж, придется мне завтра проехаться в Сассекс. Я отправлюсь с утра, а назад вернусь с мисс Кокрейн.
– Очень хорошо, милорд.
– Но, Криттакер, почему твоя бабочка не на месте? – Голос графа вдруг дрогнул. – Мне не очень приятно говорить об этом, но если с мисс Кокрейн за это время что-нибудь случилось, тебе придется оставить службу в нашем доме.
Граф сосредоточил свое внимание на углях, тлеющих в камине.
Забыл! Мой бог, как мог Криттакер забыть о ней! У него кровь стыла в жилах при мысли, что чувствует сейчас Дукесса, одинокая, всеми покинутая, оставшаяся без всякой защиты на целых два месяца. С другой стороны, разве он сам вспомнил о ней? Из всех домашних это сделал один лишь Спирс. Марк не видел ее целых пять лет, с того самого проклятого лета, когда утонули его кузены. Стала ли она такой красавицей, как он ожидал?
Впрочем, что особенного в том, что о ней забыли? Она всего лишь какая-то побочная кузина. Но ради памяти дяди он обязан позаботиться о ней. Хотя… как он может устроить ее жизнь? Это был вопрос вопросов.
На следующий день Дукесса была главной темой разговора. Все обитатели дома собрались в старинной Зеленой гостиной, декор и предметы обстановки которой относились ко времени Генриха VIII.
– Дукесса, – говорила тетушка Гвейт, со значением поглядывая в сторону Близнецов, – самая тихая и прекрасная девочка, какую я когда-либо видела.
– Разве вы могли видеть так много девочек, – сказала Антония, отрываясь от романа Рэдклиф, – красивых или благовоспитанных, с которыми могли бы сравнить Дукессу? Вы ведь никогда не выезжали из Норка?!
– Как бы то ни было, надеюсь, что с ней все в порядке. Как мы могли о ней забыть? Это недопустимая ошибка с нашей стороны! Она, должно быть, страшно переживает.
– Ничего, Марк позаботится о ней, – вмешалась Фанни. – Он придумает что-нибудь. Увидев его, она сразу забудет все горести. Нужно было и мне поехать вместе с ним, чтобы он не скучал в дороге.
– Желаю тебе преодолеть свою несчастливую влюбленность в кузена, – сказала тетя Гвент, посматривая на Фанни. «Подумать только, сын Рида Уиндема – владелец Чейза! Боже, а ведь он вполне мог погибнуть в сражениях с французами или от руки партизан в Пиренеях! Благодарение Богу, он выжил, хотя Джеймсу и не доставляло удовольствия в последнее время сознание того, что Марк стал его наследником. Столько детских смертей… и все – мальчики!» Она готова была поклясться, что, едва отправив жену в фамильный склеп Уиндемов, Джеймс начнет искать себе новую, которая подарит ему наконец наследника. Но судьба распорядилась иначе.
Марк был красив. Густые черные волосы и блестящие темно-голубые глаза были отличительной чертой Уиндемов. Подбородок, «упрямый, как у бешеного мула», по определению Джеймса, говорил о сильном характере. Она вздохнула. Им всем предстоит испытать его характер. Марк был очень высоким – выше своего дяди – и обладал резким голосом, будто нарочно созданным для того, чтобы отдавать приказы и делать выговоры. Она слышала, как Спирс говорил Сэмпсону, что у Марка хватит твердости характера дать отпор любому недоброжелателю. От него веяло силой и надежностью, что, конечно, было приятно осознавать.
Он был в Чейзе всего четыре недели, оставив вдовствующую мать в их поместье Грэнфорд в Нижнем Слотере. Та отказалась ехать с ним. Теперь Марк – владелец Чейза, но он по-прежнему скорее откликается на просто Марка Уиндема, чем на графа Чейза. Возможно, он иногда по-прежнему ощущает себя на вторых ролях – сыном младшего брата, у которого нет других перспектив, кроме военной карьеры. Да, судьба переменчива и любит преподносить сюрпризы.
– Я вовсе не влюблена в него, – сказала Фанни. – Хотя он и недурен. К тому же, тетя, ты, наверное, согласишься с мнением папы. Помнишь, он говорил, что Марк мог быть очень хорошим, если бы не его дурная кровь.
– У Марка дурная кровь! – рассмеялась тетя Гвент. – А я-то думала, что в нем течет та же кровь, что и у твоего отца.
– Надеюсь, ничего плохого не случилось с Дукессой, – вмешалась Антония. – Целых два месяца одна. Возможно, она вернулась к себе в Голландию, тетя Гвент?
Фанни, сделав еще один стежок, отложила вышивание в сторону.
– Папа, наверное, принял бы решение отправить ее в Лондон на светский сезон, где она могла найти себе мужа. Он бы выделил ей приданое. Как ты думаешь, тетя Гвент, не могла ли она вернуться в Италию? Она ведь не из Голландии, Антония.
Тетя Гвент горестно покачала головой. Боль и гнев слышались в ее голосе, когда она заговорила:
– Твоему папе ужасно не повезло с лошадью. Проклятый жеребец убил его.
– На этом «проклятом» он ездил восемь лет, тетя, – сказала Фанни, и губы у нее вдруг задрожали. – Отец так любил эту лошадь! Попадая под дождь, он беспокоился больше о ней, чем о себе. По-моему, отец переживал за нее больше, чем за нас с Антонией, по крайней мере у меня создавалось иногда такое впечатление.
Гвент знала, каким отличным наездником был Джеймс. Да, он любил рисковать, но Бог хранил его до этого ужасного случая.
Поссорившись со своим старинным приятелем, он вдруг понесся вскачь верхом. Приятель хотел остановить его и погнался за ним. Джеймс хотел крикнуть, чтобы тот отстал от него, и обернулся в седле. В этот момент он на лету ударился о низко склонившуюся толстую ветвь дуба. Его вышибло из седла, и… Смерть наступила мгновенно.
В то время, когда произошло это ужасное событие, Марк, которому было двадцать три года, находился вместе со своим батальоном в Пиренеях, куда и пришло сообщение о случившемся, а также о том, что он теперь становится владельцем Чейза. Восьмой граф Чейз. Гвент удивлялась, как спокойно мог Марк спускаться по парадной лестнице в туфлях своего покойного дяди, как легко шел по роскошным персидским коврам. Порой казалось, что он делает это с безразличием захватчика.
– Не думаю, что Марк выделит приданое для Дукессы, чтобы она могла подцепить мужа, – сказала Фанни, поднимаясь и расправляя юбку. Она взяла себе печенье с изящного серебряного подноса.
Антония фыркнула:
– Ей и не надо никакого приданого, предоставьте ей лишь шанс выбраться в свет. Увидев Дукессу, джентльмены будут наперебой просить ее руки и сердца. Это же героиня романа Рэдклиф, она так же невероятно хороша собой и добра и так же бедна, как церковная мышь. У этой героини уже три поклонника с предложениями руки и сердца.
Гвент перебила свою неуемную племянницу:
– Послушай, Фанни, хватит с тебя и одного печенья. Не развращай нас своим примером. Маджи говорит, что тебе пора распускать вытачки на талии. Вы с Антонией уже в таком возрасте, когда должны избавляться от младенческих припухлостей, а не наоборот. Кроме того, Антония, знай, что твоя мама не одобрила бы чтения романов миссис Рэдклиф.
Нижняя губка у Антонии задрожала, и тетя Гвент, вздохнув, сказала:
– Но раз тебе это кажется таким интересным, может быть, прочтешь вслух какой-нибудь подходящий пассаж для нас с Фанни?
Смарден
Графство Кент, коттедж «Милый Крошка»
Июнь, 1813 года
Марк подскакал на своем поджаром гнедом жеребце Стенли к коттеджу «Милый Крошка» и, спешившись, поставил коня на привязь. Он чувствовал усталость в мышцах и раздражение от случившейся отсрочки, но, кажется, на этот раз он уже окончательно отыскал Дукессу. Марк разрывался между желанием поцеловать землю под ногами и задушить Дукессу, причинившую столько беспокойства всей семье и ему.
Прошло уже почти три месяца с того дня, когда, прибыв в «Бутон Розы», он узнал о том, что Дукесса отбыла в неизвестном направлении вместе со своим слугой. Она никому не сообщила о своем маршруте. Это выглядело странным и неприличным – восемнадцатилетняя девушка, путешествующая вдвоем с мужчиной, не важно, слуга он или нет, стар или молод.
Марк дал себе слово во что бы то ни стало найти девушку. Для этого пришлось привлечь Спирса, который в соответствии с полученным приказанием выехал в Уинчелзи. Но поиски там не принесли результата, и Спирс отправился в Лондон. Возвратившись в Чейз, Спирс протянул Марку кипу лондонских газет.
– Коттедж «Милый Крошка», Смарден, Кент.
Она жила там со своим слугой уже почти шесть месяцев.
Марк успокаивал себя. В конце концов, ничего страшного, это не трущоба. Очаровательный домик, весь утопает в свежей июньской зелени. Здесь было по крайней мере с дюжину дубовых деревьев, клены, лиственницы и липы. Аллея, ведущая к дому, была обсажена ухоженным кустарником из жимолости и выложена гранитными плитами. На живописной поляне перед домом росли шикарные розы и далии. Домик был выкрашен в белый цвет, и на этом фоне контрастно выделялись красные рамы окон. Не слишком ли уютное местечко? Как она могла платить за все это? Он в который раз отогнал от себя навязчивую мысль о покровителе. Нет, это не похоже на Дукессу. Она слишком горда и независима.
Марк подошел к фронтальной двери. В окна домика заглядывали пышные шапки роз и гортензий. Все, что он хотел, это найти ее здоровой и счастливой.
Баджи, открывший дверь, в изумлении уставился на молодого человека. Марк, испытывая неуютность положения, медленно проговорил:
– Вы живете здесь, сэр? Вы владелец коттеджа? Дук… мисс Кокрейн уже уехала отсюда?
– Да, я живу здесь, – сказал Баджи, не отступая ни на дюйм от порога.
Марк ругнулся, и в глазах Баджи зажглась искорка удивления.
– Вы побывали в Пиренеях, сэр? – спросил Баджи.
– Да, но теперь я несчастный граф, потерявший покой.
– Могу я осведомиться об имени вашего сиятельства?
– Чейз, граф Чейз.
– Если так, – начал Баджи, занимая оборонительную позицию, – то вам лучше поскорее удалиться, сэр. Я бы не хотел повторяться, надеюсь, вы поняли смысл моих слов?
Мало того что он загораживал вход в дом, теперь его огромные руки еще и сжались в кулаки. Марк видел, что тот готов вцепиться ему в горло, но не понимал почему.
– Я сказал правду и не собираюсь отказываться от своих слов. Я действительно граф Чейз, но только не седьмой, а восьмой. Прежний владелец Чейза умер. Мне пришлось долго искать мисс Кокрейн. После смерти графа Дукессу забыли на какое-то время. Несчастье было таким внезапным… Но потом мистер Криттакер напомнил мне о ней. Я немедленно отправился в Уинчелзи, но не успел. Она уже уехала оттуда. Мы искали ее повсюду три месяца… Неужели ее уже нет и здесь?
– Вы Марк Уиндем? – осведомился Баджи.
– Да.
– Старый граф называл вас «сыном дьявола».
Марк усмехнулся.
– Дядя любил преувеличивать.
– Так говорите, что ее отец умер?
– Да, и прошло уже шесть месяцев с его смерти. Несчастный случай, он был выбит из седла. Но почему вы так настойчиво расспрашиваете меня? Она еще здесь? Вы ее слуга?
– Потому что никто из вашей семьи никогда не приходил к нам. Может быть, это и странно, но мы уже и не думали, что это случится. Так, значит, граф умер внезапно, несчастный случай? – Дождавшись кивка Марка, Баджи продолжил: – Дукесса как-то рассказывала мне о вас. Но очень немного. Я лишь знаю, что благодаря вам к ней приросло имя – Дукесса и что вы – «сын дьявола». Не думаю, сэр, что она очень обрадуется вам.
Марк рассмеялся.
– Мне нет дела до ее симпатий или антипатий. Я приехал сюда лишь узнать, все ли с ней в порядке.
– Вам не стоит утруждать себя беспокойством.
– И она ни в чем не нуждается?
– Разумеется, нет.
– Но как ей удается содержать этот коттедж?
– Об этом, сэр, – ответил Баджи, становясь внезапно строгим как епископ, – вам лучше спросить у самой мисс Кокрейн.
– В таком случае, может быть, вы пригласите меня войти? Я бы очень хотел поговорить с ней. Вы, очевидно, ее слуга? – опять поинтересовался Марк.
– Я – Баджи и помогаю Дукессе вести хозяйство так же, как раньше, когда была жива ее мама. – Он наконец сделал шаг в сторону, предоставляя Марку возможность войти.
Минуя небольшой коридорчик, они очутились в прихожей, перед лестницей, ведущей на второй этаж. Марк уловил запах жареной дичи. От соблазнительного запаха у него буквально слюнки потекли. Вдруг он уловил звуки тихой мелодии. Песенку пела женщина.
– Подождите здесь, сэр, – сказал Баджи и, открыв дверь справа, мгновенно исчез за ней. Мелодия оборвалась.
Марк чувствовал себя голодным, усталым и не мог поверить, что его заставляет ожидать в тесной прихожей какой-то слуга. Но не только это выглядело странным: Марка очень удивил язык слуги – он говорил по-английски не хуже иного джентльмена, окончившего Итон.
Ладно, главное, что Дукесса окружена по крайней мере домашним уютом. И она не одинока. Но вопрос о том, кто оплачивал содержание коттеджа, вновь возник у него в голове. Невероятно…
Наконец дверь, за которой скрылся Баджи, приоткрылась.
– Можете войти, сэр, – пригласил слуга. – Мисс Кокрейн готова принять вас.
«Дукесса», – раздраженно подумал Марк, не ожидавший подобных церемоний.
Комната оказалась небольшой, но очень приятной и комфортабельной. Она была обставлена и с любовью, и со вкусом. Первое, что бросилось в глаза Марку, – кипы газет рядом с кушеткой. Газеты он заметил даже раньше самой Дукессы, их было слишком много, стопка на стопке. Казалось, их копили лет пять.
Перед ним стояла самая прекрасная девушка, которую он когда-либо встречал в своей жизни. Марк вспомнил свое предсказание: тогда ей было всего тринадцать… На ней не было ничего роскошного – скромное платьице из серого муслина с воротом под горло и длинными рукавами с манжетами, плотно облегавшими запястья и застегнутыми на пуговки. Ее блестящие черные волосы были сплетены в косу и уложены вокруг головы. Никаких драгоценностей, а на щеке красовалось пятнышко от чернил. Она встретила его спокойным, уверенным взглядом, по своему обыкновению молча.
– Что ты делаешь с этими газетами? – вымолвил он первым.
– Прежде всего здравствуй, Марк!
– Здравствуй, Дукесса! Разумеется, следовало начать с этого.
Она едва заметно кивнула.
– Баджи сказал, что мой отец умер и поэтому обо мне все забыли. Как бы то ни было, но я осталась одна, и уже ничего нельзя изменить.
– Прости меня, Дукесса. Криттакер был совершенно выбит из колеи и не напомнил мне о тебе. Я думал, тебя уже как-то устроили. Сейчас я приехал за тобой, и мы вместе отправимся в Чейз.
Она нахмурилась, продолжая оставаться неподвижной. Он с горечью отметил, что девушка не поцеловала его в знак приветствия. Черт возьми, могла хотя бы подать руку, ведь, в конце концов, она его кузина. Неужели Дукесса совершенно не рада его приезду?
Вдруг он осознал, что девушка находится в глубоком шоке. Сначала смерть матери, потом – отца… И все это меньше чем за неделю.
– Прости. Я принес тебе печальную весть. Твой отец даже не успел почувствовать боль. Смерть была быстрая и легкая. Я понимаю, что мои слова не могут принести тебе облегчения. Сожалею, что вынужденно причинил столько боли. Но жизнь продолжается, и надо думать о дальнейшем устройстве.
– Спасибо, что ты рассказал мне обо всем. Я боялась услышать от тебя другое. Мне казалось, он сознательно хочет забыть о моем существовании, чтобы я не напоминала ему о счастливом прошлом, о его любимой.
– Теперь ты должна знать, что это не так. Он никогда бы не бросил тебя.
В открытой двери показался Баджи:
– Гусь уже готов, Дукесса. Он уже на блюде в окружении печеного картофеля и свежих зеленых бобов. Картофель приправлен мелко нарезанной петрушкой. Кроме того, я приготовил пирожки с яблоками, твои любимые. Его сиятельство присоединится к тебе? Сейчас как раз время обеда.
Она рассеянно кивнула.
– Вы успели проголодаться, сэр?
– О да! Я был весь день в пути. Но не сможет ли кто-нибудь позаботиться о моем жеребце?
– Придется вам сделать это самому, сэр, – ответила она. – Баджи слишком занят сейчас.
– Понятно, – ответил Марк и, развернувшись на каблуках, покинул комнату. Баджи крикнул ему вслед:
– Позади коттеджа есть навес, вы можете привязать его там.
Марк не имел ничего против того, чтобы самому позаботиться о своем жеребце, и занялся им, не переставая удивляться положению Дукессы. Ее слугой был человек, говоривший по-английски как истинный джентльмен; изощрялся в кулинарном искусстве… Внешность у него была не слишком приятной, но он казался сильным, как кряжистый дуб. По возрасту он годился ей в отцы, но он ведь не был ни ее отцом, ни даже отдаленным родственником, насколько всем известно. Почему же он так заботился о ней? В его лице Дукесса явно имела защитника.
А он-то, Марк, боялся, что она умирает от голода. Нет, она спокойно мурлычет какую-то песенку. Девушка прекрасна так, как он и вообразить не смел.
Насколько ему известно, у ее матери не было средств, дававших возможность жить самостоятельно.
Какое же богатство могло вдруг свалиться на нее?
