Кэтрин Коултер
Невеста-обманщица

Полная версия

Посвящается Дэвиду, доброму, веселому, умному, настоящему мужчине. Надеюсь, ты повеселишься, читая эту книгу, как веселилась я, когда писала ее. Прошу тебя, покажи ее прекрасной Лори.

Печатается с разрешения литературных агентств Trident Media Group, LLC и Andrew Nurnberg.

© Catherine Coulter, 1992

© Перевод. Г. О. Веснина, 2017

© Издание на русском языке AST Publishers, 2017

Глава 1

Нортклифф-Холл,

окрестности Нью-Ромни, Англия

Май, 1803 год

– Я видела ее прошлой ночью. Это была Новобрачная Дева!

– Нет, правда? Ты видела привидение, Синджен?

– Клянусь тебе, я ее видела!

Последовали взволнованные возгласы, в которых смешивались страх, удивление и восторг.

– Конечно, это была Новобрачная Дева.

– Она сказала тебе об этом? Ты очень испугалась? Она была вся в белом и стонала? А похожа она на живого человека?

Голоса, обсуждавшие подробности этого упоительного события, стали удаляться и наконец стихли.

Дуглас Шербрук, граф Нортклифф, плотно закрыл дверь и подошел к письменному столу. Проклятый призрак! Интересно, скольким еще поколениям Шербруков предстоит слушать эти небылицы о несчастной молодой леди, погибшей во цвете лет? Он посмотрел на аккуратные стопки бумаг на своем столе, вздохнул и сел, обуреваемый мрачными мыслями.

Уже много недель эти мысли не давали ему покоя, не отпуская ни на один час. Со всех сторон его атаковали пока мягкими, но все более настойчивыми напоминаниями на опостылевшую тему. Ему необходимо жениться и произвести на свет продолжателя рода. С каждой минутой он становится старше, он тратит впустую отпущенные ему годы на недостойных его положения особ, в то время как его способности к воспроизводству должны быть направлены на сотворение законного наследника. Так гласила Библия. Однако он сомневался в правильности подобного толкования.

В этом году, в День святого Михаила, ему исполнится тридцать, говорили ему тетушки и дядюшки, кузены и кузины и старшие родственники, помнившие его с пеленок; об этом твердили ему друзья, даже те, которые предавались разгулу, забыв о выполнении собственного фамильного долга, – и все они, словно сговорившись, каждый на свой манер, пели одну и ту же песню. Он должен жениться! Боже, ему хотелось заткнуть уши и никого не слушать! Ему хотелось сказать им, что в День святого Михаила в этом году ему исполнится вовсе не тридцать, а только двадцать девять. Не говоря уже о том, что сейчас, в эту самую минуту, ему двадцать восемь, и пока, слава Богу, еще только май, а не сентябрь. Он едва успел привыкнуть к тому, что ему уже двадцать восемь. Он с трудом научился выговаривать, что ему двадцать восемь, а не двадцать семь лет. Да и в конце концов, у него еще уйма времени! Что им всем от него надо?

Граф посмотрел на бронзовые часы, стоявшие на камине. Черт возьми, куда запропастился Райдер? Ведь он прекрасно знает, что каждые три месяца, в первый вторник, ровно в три часа они встречаются в парадной гостиной Нортклифф-Холла. И конечно же, то, что граф сам явился инициатором этих встреч, когда девять месяцев назад, сразу после подписания Амьенского мира, оставил армию, не извиняло его брата за то, что он опаздывает на их третью встречу. Да, хорош братец! При этом граф обходил вниманием тот факт, что сам он и не вспомнил бы об этой встрече, если бы его камердинер Лесли Дэнверс, чья пунктуальность временами была несколько утомительной, не напомнил ему о ней час назад.

Шумное вторжение улыбающегося Райдера, который принес с собой запахи ветра и моря, кожи и лошадей, и почти вовремя – было только пять минут четвертого, – заставило графа забыть свой гнев. К тому же Райдеру было почти двадцать шесть, а это значило, что скоро у них будут общие проблемы. Так что лучше уж держаться вместе.

– Боже, какой чудесный день, Дуглас! Я катался с Дороти по утесам. Ничего подобного я еще не испытывал, клянусь тебе, ничего подобного!

Райдер сел, скрестив ноги в сапогах из оленьей кожи, и подарил Дугласу свою знаменитую улыбку, открывающую ряд белоснежных зубов.

– Ты умеешь держаться в седле?

Райдер улыбнулся еще шире. В его глазах появилось знакомое графу выражение человека, который добился предмета вожделения, и потому он только вздохнул.

– Ну хорошо, – сказал Райдер после некоторого молчания, – если ты настаиваешь на этих встречах, я признаю, что должен выполнять твои условия как следует.

– А Дороти Блэлок?

– Вдова Блэлок такая женственная и соблазнительная, братишка, и знает, как доставить удовольствие мужчине. При этом моя Дороти достаточно умна, чтобы не попасться.

– Ее посадкой в седле я просто восхищен.

– В ней многое достойно восхищения.

Лишь усилием воли Дугласу удалось сдержать улыбку. Все-таки он был граф, глава старинного рода Шербруков.

– Ну что ж, давай приступим к делу.

Его серьезный тон не обманул Райдера, который заметил, как изогнулись уголки губ Дугласа, и рассмеялся.

– Ну что ж, давай приступим.

Райдер наполнил свой стакан бренди, жестом приглашая брата присоединиться.

– Нет, спасибо, – отказался Дуглас и продолжил: – Итак, в этом квартале на твоем счету четверо совершенно здоровых сыновей и четыре такие же здоровые дочери. Бедный малыш Дэниел умер минувшей зимой. Падение Эми не нанесло ей серьезных повреждений. Я ничего не упустил?

– Отметь у себя, что в августе я жду появления еще одного младенца. Мать чувствует себя хорошо, и, надеюсь, все будет в порядке.

Дуглас вздохнул.

– Очень хорошо. Ее имя? – Он записал ответ и поднял голову. – Теперь все правильно?

Улыбка сошла с лица Райдера. Он медленно пил бренди.

– Нет, не все. Бенни умер от лихорадки на прошлой неделе.

– Почему ты не сказал мне раньше?

– Ты уезжал в Лондон по делам военного министерства, и я не стал тебя беспокоить. Похороны были скромными. Так захотела его мать.

– Мне очень жаль. – Дуглас встал, налил себе немного бренди и вернулся к столу. – Если ребенок должен родиться в августе, то почему ты не сказал мне об этом в нашу прошлую встречу?

– Его мать молчала до тех пор, пока беременность не стала очевидной. Она боялась, что я оставлю ее сразу же, как только узнаю. Пришлось объяснить ей, что Шербруки не бросают своих детей на произвол судьбы и я позабочусь, чтобы обеспечить будущее своего сына. Кстати, я надеюсь, что она подарит мне близнецов. – Райдер отвернулся от окна и отхлебнул еще глоток. – Да, совсем забыл. Еще Нэнси.

– Что Нэнси? – выронил листок Дуглас.

– Нэнси Арбьюкл, дочь торговца мануфактурой на Хай-стрит в Рае. Она тоже ждет моего ребенка. Я рассчитываю, что он родится в ноябре. Она замучила меня слезами и стенаниями, хотя я уверял ее, что ей не о чем беспокоиться. Более того, не исключена возможность, что на ней женится капитан корабля. Ему все равно, чьего ребенка она носит.

– Ну, это уже кое-что. – Дуглас закончил свои записи и поднял голову. – На твоем содержании находятся семеро детей и их матери. И еще две женщины должны родить от тебя детей до конца этого года.

– Да, все так. Не забудь про вероятность близнецов и про Нэнси, которая может выйти замуж за капитана.

– Господи, неужели ты не можешь развлекаться, не плодя детей на каждом шагу? Ты что, не знаешь, что для этого нужно делать?

Райдер покраснел, что было для него большой редкостью, и обиженно ответил:

– У меня не получается. Я никак не могу удержаться. В конце концов, не все же такие ледники, как ты, Дуглас! Господи, неужели ты всегда контролируешь себя? Неужели ты ни разу не был в состоянии, когда думаешь только о наслаждении и тебе плевать на все последствия?

– Нет.

Райдер вздохнул.

– Я не такой дисциплинированный, как ты. У тебя по-прежнему только двое детей?

– Нет. Мальчик умер, когда я был в Лондоне. Осталась только Синтия, прелестная девочка четырех лет от роду.

– Мне очень жаль.

– Это не было неожиданностью, доктора давно предупреждали об этом его мать. У малыша были недоразвиты легкие. Элизабет написала мне, что состояние ребенка ухудшилось, и я отправился в Лондон. Так что посещение военного министерства было только одной из причин моей поездки.

Дуглас взял чистый лист бумаги и занялся подсчетами расходов в текущем квартале.

– Твои любовные похождения обходятся слишком дорого. Чертовски дорого, я бы сказал.

– Только не надо читать мне мораль. Ты такой же молодой и здоровый мужчина, как я. И наш знаменитый дядюшка Брэндон только порадовался бы, видя, что его любвеобильная натура нашла свое воплощение в его потомках. Любовный пыл не покидал его до восьмидесяти лет, во всяком случае, так он мне рассказывал. И очень может быть, что он не хвастал.

Ты всегда говорил, что мы должны нести ответственность за своих незаконнорожденных детей, и тут я с тобой согласен. Я также согласен с твоим планом вести строгий учет, так как он дает нам уверенность в том, что мы ничего не упустим из виду. Ты такой замечательный стратег, что, думаю, из тебя вполне мог бы выйти генерал. Как жаль, что тебе пришлось оставить армию всего лишь в чине майора!

Райдер продолжал смеяться, когда дверь гостиной отворилась и в комнату заглянул их младший брат.

– О, Тайсон, входи, мы почти закончили. Дуглас уже сообщил мне, что страсть к похождениям скоро проделает дыру в моем кармане. Он уделит нам с тобой внимание, как только закончит подсчеты моих грандиозных расходов. Они кажутся ему еще больше оттого, что, по его мнению, я мог бы потратить их на более серьезные занятия. Он полагает, что существует иное поле деятельности, которое можно было бы вспахать, засеять и потом ждать урожая.

– О каких это подсчетах и полях ты тут болтаешь? – поинтересовался Тайсон Шербрук, входя в комнату.

Райдер игриво покосился на Дугласа, который лишь неодобрительно пожал плечами, не поддержав его тона. Но Райдер слишком хорошо знал своего брата и догадывался, что в душе он тоже забавляется.

– Послушай, Дуглас, Тайсон собирается стать викарием. Поэтому ему необходимо знать о мужских слабостях, а главное, если уж говорить прямо, об основном мужском инстинкте. Сегодня, Тайсон, ты попал как раз на одну из наших встреч, которые мы устраиваем раз в три месяца, чтобы подсчитать количество незаконнорожденных Шербруков, которые появляются благодаря моему непосредственному участию.

– Подсчитать кого?.. – Тайсон ошеломленно перевел взгляд на Дугласа.

– По-моему, я ясно выразился. Тебе уже двадцать один, Тайсон. Пора и тебе приходить на наши встречи. Как ты думаешь, Дуглас? А то в один прекрасный день нам свалится на голову его отпрыск и начнет предъявлять свои требования. Мы должны держать ситуацию под контролем. Подумай о нашей репутации. Ну, Тайсон, признавайся: есть ли у кого-нибудь из местных девиц ребенок от тебя?

Тайсон был на грани обморока.

– О Боже, конечно, нет! Я не способен на такие низкие поступки! Я слуга Господа, будущий викарий, пастырь, который поведет свою паству…

– Умоляю тебя, остановись! – закатив глаза, прервал его Райдер. – Мне страшно подумать, что Шербрук может произносить такие вещи и сам верить в то, что говорит. Господи, Тайсон, неужели ты не можешь жить, как все нормальные люди? Нет, все-таки, несмотря ни на что, я верю в тебя. Как говорится, надежда умирает последней.

Тайсон сидел потрясенный, не в силах поддерживать разговор. Он знал, что его братья были светскими людьми, что им были известны стороны жизни, о которых он боялся даже подумать, но шутить над такими вещами? Устраивать подобные встречи, вести учет незаконнорожденных детей? Все это было омерзительно и низко. И это его родные братья! Он молча направился к двери.

– Ну хотя бы улыбнись, Тайсон, – попросил Дуглас. – Ведь викариям позволено иметь чувство юмора.

– О нет, – попытался объяснить Тайсон, – просто… конечно, я могу улыбнуться, но дело в том, что…

– Ты не в состоянии закончить ни одного предложения, – усмехнулся Райдер. – Да и ни к чему. Вряд ли мы услышим от тебя что-нибудь новое.

– Человек, посвятивший себя Богу, тоже может любить женщину, но особенной любовью. И у меня тоже есть возлюбленная, и вам это прекрасно известно!

– Господи Иисусе! – Райдер отвернулся, пытаясь скрыть душивший его смех. – Еще по глоточку, Дуглас?

– Нет, уволь, не знаю, откуда у нас взялось такое отвратительное бренди. – Он с сожалением посмотрел на Тайсона. Похоже, они переборщили со своими шутками. Бедняга воспринимает все слишком серьезно. Впалые щеки Тайсона стали пунцовыми от смущения. Дуглас попытался разрядить обстановку: – И кто эта девушка, Тайсон? Исходя из того, что ты – будущий викарий, я полагаю, что она не может быть ни актрисой, ни продавщицей.

– Нет. – Тайсон почувствовал, что ступил на твердую почву, и голос его окреп. – Ее зовут Мелинда Беатрис, она – дочь сэра Томаса Хардести.

Райдер выругался.

– Знаю я ее, Дуглас, у нее водянистые глаза, фальшивая улыбка и костлявая фигура. К тому же у нее два имени, и родители настаивают, чтобы к ней именно так и обращались. Два имени! По-моему, это уже слишком!

– Она станет прекрасной женой для служителя Божьего! – начал яростно защищать свою избранницу Тайсон, но резко остановился, увидев на лице Дугласа выражение, столь хорошо знакомое ему по покойному батюшке.

– Я правильно тебя понял, – голос Дугласа стал очень мягким, – что ты в свои двадцать лет пленился девушкой, которая подходит тебе по своему рождению и общественному положению, и намерен сделать ее своей женой? Мы говорим о Хардести из Блэстон-Мэнор?

– Да, – ответил Тайсон, – и мне уже скоро двадцать один.

– Ты молод и глуп, – сказал Райдер бесстрастно, отряхивая пыль с рукава. – Через месяц он уже забудет о ней, Дуглас. Помнишь, как это было с тобой, когда ты влюбился в дочь герцога? Когда же это было? Да, три года назад. Ты просто с ума по ней сходил! Тебя тогда ранило в плечо, и ты приехал домой. Постой, как же ее звали? Мелисанда, точно, теперь вспомнил. Ты помнишь, Дуглас?

Дуглас поднял руку, приказывая ему замолчать, и спросил:

– Ты уже говорил с сэром Томасом, Тайсон?

– Конечно, нет. Ведь ты глава семьи, Дуглас. Я должен был с тобой посоветоваться.

– Приятно, что ты об этом помнишь. А сейчас, пожалуйста, пообещай мне, что не станешь делать предложение сразу, как только твоя возлюбленная тебе улыбнется или на дюйм приоткроет свою ножку. Женщинам известна уйма способов поймать мужчину в свои сети, поэтому ты должен быть начеку. Договорились?

Тайсон кивнул, но тут же добавил:

– Мелинда Беатрис не такая, Дуглас. Она – добрая и честная девушка. Она распространяет вокруг себя такую чистоту и благонравие, что, я уверен, станет замечательной помощницей своему мужу. Она никогда… – Тут он заметил, что оба брата еле сдерживают смех. Глаза его сузились, спина выпрямилась, и он перешел на подчеркнуто официальный тон: – В сущности, я пришел сюда совсем по другому поводу. Тетя Милдред и дядя Альберт приехали и хотят говорить с тобой, Дуглас.

– Ха! Полку проповедников прибыло. Полагаю, что ты приказал слугам проводить их в комнаты, а сам тут же вызвался поискать меня, дабы ускользнуть от их расспросов.

– Ты правильно понял причину их визита. Я слышал, как они обсуждали дочь маркиза Дэкре, Джульетту. Тетя Милдред сказала, что это бриллиант чистой воды и лучшей партии для тебя не найти.

Дуглас чувствовал, как в нем закипает раздражение, и потому счел за лучшее молчать.

– Господь наградит тебя долгими летами, – в голосе Райдера зазвучал пафос, – я очень уважаю тебя и всей душой благодарен Господу за то, что именно ты являешься четвертым графом Нортклиффом, шестым виконтом Хаммерсмитом и девятым бароном Сэндерлеем. Благодарю тебя, Господи, что меня миновала чаша сия.

– Я тоже уважаю тебя, Дуглас, – сказал Тайсон. – Из тебя получится прекрасный граф, виконт и барон, и я думаю, тетя Милдред и дядя Альберт придерживаются того же мнения. Вся семья сходится на том, что тебе следует жениться и…

– О, ну хоть бы ты оставил меня в покое! – Дуглас встал со стула. – Помолись за меня, братишка. Райдер, наша встреча была плодотворной. Я поговорю с твоим портным и попрошу его, чтобы он зашил тебе одно место в штанах.

– Смотри не напугай бедного Тинкера до смерти.

– Но не могу же я просить об этом горничных. Готов поклясться, что ты нарушишь наш договор, если кто-нибудь из них попытается сделать это, особенно если она будет молода и хороша собой.

– Бедный Дуглас, – сказал Райдер вслед удаляющемуся брату.

– О каком это договоре он говорил? – спросил Тайсон.

– Мы поклялись, что не тронем ни одной женщины из тех, кто нанимается работать к нам в дом. Когда ты избавишься от своей любви и твои мозги встанут на место, мы просветим тебя по всем этим вопросам.

Тайсон предпочел больше не вступать в спор. Надо быть выше этого. Скоро он станет викарием, его дела и помыслы должны быть возвышенными. К тому же он не мог припомнить ни одного случая, когда бы он победил в споре со своими братьями. Поэтому он только сказал:

– Кажется, эта девушка, которую хотят ему сосватать, действительно замечательная.

– Все они замечательные, пока не станут женами, – ответил Райдер, покидая гостиную.

В холле, облокотившись на испанский столик черного дерева, с невинным видом стояла Синджен и что-то насвистывала. Она умолкла, увидев, что Райдер ее заметил.

– Ну, как прошла встреча? – безразличным голосом поинтересовалась она.

– Держи свой язык за зубами, детка.

– Послушай, Райдер, мне и правда еще мало лет, но я ведь не глупая.

– Ну ладно, не обижайся.

– Как поживают твои возлюбленные?

– Прекрасно поживают, благодарю за заботу. Но тебя это не касается.

– Все, молчу. Не бойся, я не проболтаюсь. – Она послала ему воздушный поцелуй и направилась в сторону кухни, продолжая насвистывать. «Если ее переодеть, – подумал Райдер, – то ее вполне можно принять за мальчишку».

Глава 2

Граф перестал хмуриться. Но на душе у него было все же неспокойно, и его не отпускало предчувствие, что вот-вот что-то произойдет и это что-то вряд ли станет для него приятным сюрпризом. Он ненавидел такие предчувствия, так как начинал ощущать свою незащищенность и уязвимость, но и совсем отмахнуться от них тоже было бы глупо. Поскольку в правительстве царил разброд и этот чертов Эддингтон дергался, как обезглавленный петух, он приписывал свое волнение событиям, связанным с Наполеоном.

Как и всякий англичанин, живущий на южном берегу острова, он опасался вторжения французов. Конечно, это было маловероятно с тех пор, как англичане контролировали канал, но надо быть полным дураком, чтобы пренебречь военным гением Наполеона и его намерением во что бы то ни стало захватить Туманный Альбион.

Дуглас слез со своего жеребца Гарта, рассеянно потрепал его по холке и подошел к обрыву. Прибой с шумом разбивался о скалы, и пенистые брызги разлетались на добрых тридцать футов вокруг. Он с наслаждением впитывал в себя морской воздух. Дул сильный порывистый ветер; он разметал его волосы и швырял в лицо песок и соленые брызги, от которых слезились глаза. День был облачным и серым, и потому сегодня отсюда нельзя было разглядеть французский берег, как это случалось в ясные дни. Тогда он мог видеть со своего наблюдательного пункта Булонь и бледную береговую линию, тянущуюся к северо-востоку в направлении Кале. Прищурившись, он всматривался в серую даль. Облака клубились, перегоняя одно другое, и сплошной завесой закрывали небо. Он не стал оборачиваться, услышав приближающийся стук копыт, и, даже когда лошадь встала за его спиной, не проявил интереса.

– Я так и думала, что найду тебя здесь, Дуглас. Все знают, где ты любишь прогуливаться, когда тебе надо что-то обдумать.

Он улыбнулся, обернувшись, чтобы поприветствовать сестренку, лихо сидевшую верхом на своей кобылке Фанни.

– Боюсь, мне не следует быть таким предсказуемым. Тебя что-то не было видно за завтраком, Синджен. Мама в очередной раз наказала тебя за нарушение этикета?

– Нет, я просто забыла о времени. Я изучала свою… – Она замолчала, легко соскользнула с седла и подошла к нему: высокая тонкая девушка с еще детскими чертами лица и пышными светлыми волосами, которые по утрам обычно были перехвачены лентой, но к обеду лента, как правило, была потеряна. Даже в такой серый, мрачный день ее ясные глаза не утратили своей голубизны и отражали быстрый ум и мягкий юмор. В роду Шербруков все дети имели голубые глаза и густые светлые волосы, хотя у Синджен они были несколько светлее и казались наполненными солнечным светом.

Блондинами были все, кроме Дугласа. Он был совершенно другого типа. У него была внешность кельта – смуглый, темноволосый, с глазами черными, как грех, по определению его старой няньки. При взгляде на него в голову начинали приходить мысли о рогах, раздвоенных копытах и прочей дьявольщине.

Когда-то, еще будучи ребенком, он случайно подслушал, как отец обвинял его мать в измене. Ему и в самом деле не передались родовые черты, если судить по портретам и семейным записям. Дуглас помнил, как мать извинялась за то, что по прихоти природы она произвела на свет такого невероятного для Шербруков наследника. По словам Райдера, это именно его необычная внешность заставляет всех беспрекословно подчиняться ему и создает вокруг него ореол сурового и грозного хозяина.

Но сейчас, когда Дуглас смотрел на сестру, выражение его лица вовсе не было суровым. На ней были такие же, как у него, штаны из оленьей кожи, просторная белая блуза и жилет из тонкой светло-коричневой кожи. Их мать опять будет стонать, подумал Дуглас, если увидит свою дочь в таком наряде. Впрочем, у их матери всегда достаточно поводов для вздохов и стонов.

– Так что ты изучала?

– Не важно. Ты, кажется, снова чем-то обеспокоен?

– Всякий мыслящий человек будет обеспокоен, когда его правительство не заботится о безопасности своей страны. У Наполеона самые лучшие и обученные войска во всей Европе, и он твердо намерен разгромить нас.

– Это правда, что Фокс возвращается и может разбить Эддингтона?

– Я слышал, он болен, к тому же еще не пришло его время, чтобы занять позиции Эддингтона. Но намерения такие имеются, а решительности ему не занимать. Да ты, я вижу, разбираешься в ситуации не хуже меня.

Дуглас давно уже заметил, что по интеллектуальному развитию его сестра намного опережает сверстниц, но в последнее время он начал понимать, что она куда образованнее большинства людей их круга. Чаще всего ее можно было найти в библиотеке. Главным увлечением Синджен была история. Она часами сидела над тяжелыми фолиантами в кожаных переплетах, а когда уставшие глаза переставали различать расплывающиеся строчки, вставала и, подойдя к окну, начинала мечтать. Место действия и эпохи менялись в зависимости от времени года и погоды за окном. Зимними вьюжными вечерами перед ее взором вставали величественные корабли викингов, отправляющихся в дальнее путешествие; веселая зеленая весна оживляла картины Древней Эллады – пение сирен, Олимпийские игры, смеющиеся боги; в жаркие летние дни она ощущала прохладу таинственных индийских храмов, а когда в саду загорались грозди рябины, в ушах у нее стоял рев трибун на испанской корриде и стук кастаньет.

Дуглас очень любил свою сестренку и знал, что, несмотря на юный возраст, она понимает его лучше всех.

– Ты ошибаешься, – отвечала она ему сейчас. – Ты столько всего повидал в Лондоне на прошлой неделе и говорил со столькими людьми. К тому же ты еще не рассказал мне, какие сейчас настроения в военном министерстве. Интересно, там знают, что ты вооружил всех наших арендаторов на фермах и большинство мужчин в деревне? И что ты постоянно проводишь с ними боевые учения? – Тут она сорвалась с вершин своей взрослой оценки и засмеялась совсем как девчонка, какой она, в сущности, и была. – Я чуть не умерла со смеху, когда мистер Далтон изображал, как он побьет лягушатников своей здоровенной дубиной!

– Лучше всего у него получались отступление и маскировка. Я бы с большим удовольствием занялся обучением его жены. Думаю, из нее получился бы неплохой солдат.

Внезапно Синджен сказала, отведя свои светлые голубые глаза:

– Прошлой ночью я видела Новобрачную Деву.

– Я слышал, как ты рассказывала подружкам. У тебя была очень благодарная аудитория, настолько доверчивая, что мне стало просто неловко за тебя. Моя дорогая девочка, я просто не могу поверить, что ты всерьез веришь в эту чепуху. Наверно, ты объелась репы за ужином и тебе привиделся кошмар.

– Я не спала. Я читала в библиотеке.

– Да? Если ты наткнулась на мои греческие пьесы, то мне остается только молиться, чтобы об этом не узнала мама. Мне страшно подумать о ее реакции.

Она снисходительно улыбнулась:

– Я прочитала их все еще два года назад, Дуглас.

– О Боже, мне следовало подумать об этом!

– Самой интересной была «Лисистрата», хотя я не понимаю, как женщины могли ожидать, что смогут заставить своих мужей прекратить войну, угрожая…

– Да-да, я знаю, – быстро перебил он, несколько смущенный, не зная, как себя вести дальше. Может быть, ему следует по-братски пожурить ее, но, в конце концов, он сам виноват, что позволил ей читать все подряд. Прежде чем он собрался с мыслями, Синджен задумчиво продолжила: – Когда я поднималась по лестнице где-то около полуночи, я увидела свет под дверью графини, соседней с твоей. Потихоньку открыв дверь, я увидела ее. Она стояла у кровати, вся в белом, и жалобно плакала. Она выглядела именно так, как я ее себе и представляла. Настоящая красавица. Ее длинные прямые волосы, словно сотканные из лунного света, спускались почти до талии и светились в темноте. Она повернулась, посмотрела на меня и почти сразу исчезла. Но я готова поклясться, что, прежде чем исчезнуть, она хотела что-то сказать мне.

– Да, конечно, все дело в репе. Очень похожие признаки. Пойми, дорогая, я не допущу никаких привидений в своем замке. Ни один разумный человек не может верить этим россказням.

– Это потому, что ты не видел ее сам и к тому же считаешь, что словам женщины не стоит доверять. Ты предпочитаешь все объяснять овощами.

– Уточняю – репой.

– Очень хорошо, но я действительно видела ее, Дуглас.

– Интересно, почему это ее видят только женщины?

Синджен пожала плечами:

– Не знаю, в действительности ли она является только женщинам. Все предыдущие графы писали о ней и говорили, что видели ее только женщины, но кто знает? Что касается моего опыта, то мужчины не желают признавать ничего, что выходит за рамки обыденного. Я думаю, они просто боятся выставить себя в глупом свете.

Дуглас вложил в свой голос весь сарказм, на который был способен:

– Что касается твоего опыта? Значит, ты утверждаешь, что Новобрачная Дева стояла у кровати, плача и проклиная свою нетронутую девственность и убиваясь по своему погибшему жениху? И ропща на судьбу за то, что так никогда и не стала женой и матерью?

– Возможно.

– Я думаю, что все обстояло иначе. Девица преспокойно снова вышла замуж, как только истек траур, и нарожала дюжину детей, как и полагалось в шестнадцатом веке, и умерла в положенный срок, беззубая и седая.

– Господи, в тебе нет ни капли романтики, Дуглас! – Синджен отвернулась, заметив кружившего над ними ястреба. Широко расправив крылья, он парил над утесами, высматривая добычу. Она снова повернулась к нему, на ее изогнутых губах блуждала рассеянная улыбка. В это мгновение в ней проступила будущая женщина, и Дуглас подумал, что через два-три года его сестренка разобьет немало сердец. – И все-таки я видела ее, Дуглас, и другие тоже. Одли Шербрук, первый граф Нортклифф, записал ее историю. Ей было всего восемнадцать лет, когда она вышла замуж. Но не прошло и трех часов после венчания, как ее муж был убит. Она любила его так сильно, что, когда ей принесли эту печальную весть, не смогла вынести мысли о жизни без него и покончила с собой. С тех пор ее стали видеть в замке. И даже отец писал о ней, ты же знаешь.

– Знаю, но можешь быть уверена, что я не напишу о ней ни строчки. Это все галлюцинации истеричных женщин. Можешь не сомневаться, что на мне эта история прекратится. А наши предки просто не знали, чем занять себя долгими зимними вечерами, вот и рассказывали всякие небылицы, чтобы развлечь себя и своих соседей.

Синджен только покачала головой и дотронулась до рукава его пальто.

– Тебя не переубедить. Да, я тебе не говорила? Мои подруги – Элеонора и Люси Уиггинс – обе безумно в тебя влюблены. Они все время шепчутся о тебе и клянутся, что упадут в обморок, если ты хотя бы улыбнешься им.

Потом, после этого девчоночьего признания, она добавила:

– Я очень уважаю тебя, Дуглас, и знаю, что с твоим мнением считались в армии, а твой авторитет у нас дома не вызывает сомнений, но все-таки я видела Новобрачную Деву.

– Хотелось бы верить, и все же я склоняюсь к репе. Возможно, что свою роль сыграли и греческие пьесы. Ну а что касается Элеоноры и Люси, то еще немного, и предметом их вздохов и секретов станет Райдер.

Синджен с притворной серьезностью сдвинула брови.

– Дорогой, ты должен обещать мне, что Райдер не станет соблазнять их, ведь при их глупости это не будет для него трудной задачей.

Дуглас был сражен этим замечанием. Да, теперь очевидно, что он слишком халатно относился к ее воспитанию. И вообще, ему следует больше думать о своих обязанностях. Его предки проявляли чудеса изворотливости, лавируя в хитросплетениях политических интриг, чтобы сохранить и приумножить свои фамильные богатства. Они зарекомендовали себя истинными патриотами, проявили себя в дипломатии, верно служили королевскому трону, и поговаривали даже, что королева Анна была влюблена в младшего сына генерала Шербрука. И все они вместе способствовали процветанию и сохранению графства Нортклифф.

Оторвавшись от своих мыслей, он отошел от края обрыва, который был предательски скользким после недавнего шторма, и присел на холодный камень.

– Они не оставят тебя в покое, Дуглас.

– Я знаю, – ответил он, не пытаясь изображать безразличие. – Но, черт побери, они правы, а я – просто упрямый осел. В армии я хорошо усвоил одну вещь – сегодня ты есть, а завтра тебя может не стать. А потому мне нужно жениться и произвести на свет наследника. Я не вправе ставить свою свободу выше долга. Все, я наконец принял решение.

– Это было неизбежно, ведь именно твой сын должен стать следующим графом Нортклиффом. Я очень люблю Райдера, но он совершенно равнодушен к графскому титулу. Единственное, чего он хочет, – это всю жизнь смеяться и любить, а корпеть над счетами и разбираться с арендаторами – не его стихия. Серьезным его не назовешь. – Она покачала головой, подбрасывая камешек носком ботинка. – Но это касается лишь дел графства. В остальных вещах на него можно положиться.

– Что, черт возьми, ты имеешь в виду?