Александр Кулешов
Сыскное агентство
Напряжение спадает. Кар зажигает мощный карманный фонарь. Охранники банка, громко стуча башмаками и переговариваясь, поднимаются на крышу, достают продолжающую работать кинокамеру, без особой деликатности хватают злоумышленника и, надев на него наручники, уволакивают вниз.
Кар и Лоридан отправляются следом.
В караулке банка при свете они наконец могут разглядеть этого человека, сумевшего так ловко обокрасть три банка. Маленький, средних лет, с невыразительным лицом, почти лысый – дамочка-администратор его точно описала и, конечно, легко опознает. Он сидит на стуле, тоскливо глядя в стену, он понимает, что все для него кончено и прихваченные денежки ему впрок не пойдут. Охранники банка толпятся вокруг и удивляются – как такой заморыш сумел совершить такое хитрое преступление.
– Ну, а как ты ограбил третий банк? – спрашивает Лоридан. – А?
Человек недоуменно смотрит на него:
– Какой третий банк?
– У тебя что, память отшибло? Можно вернуть на место, – улыбается Лоридан и ударом в челюсть сбрасывает человека со стула. Ногой он ударяет его в живот, но тот не шевелится – он потерял сознание.
– Эй, потише, – останавливает Лоридана Кар.—Ты что, не видишь, с кем дело имеешь, он же не выдержит.
Человека приводят в чувство, ошалелым взглядом он смотрит на обступивших его людей и, заметив Лоридана, в ужасе пятится к стене. Лоридан угрожающе приближается к нему.
– Вот что, парень, или ты сейчас же выложишь все про третий банк, или я оторву тебе голову и вставлю ее в компьютер. – Он громко смеется.
– Клянусь, я не знаю, про какой банк вы говорите, – захлебываясь словами, бормочет человек, – я вот этот и еще тот снимал из окна, из окна отеля, я правду говорю, там женщина, она может подтвердить, клянусь, я говорю правду, могу все показать, все программы, у меня все записано, я покажу, этот банк и тот…
– «Этот и тот», «этот и тот», – передразнивает Лоридан. – Мы про них без твоей помощи узнали. Ты нам про третий расскажи. И не вздумай врать. Ты что, к нему на дельтаплане подлетал?
– Клянусь, я не знаю, о каком…
Лоридан угрожающе надвигается на него.
– Ну вот что, – решительно говорит Кар, заслоняя собой вора, – сейчас поедем к тебе и посмотрим, что там у тебя.
– Да я из него сейчас все его хитрости выбью…– хорохорится Лоридан, но он уже понял, что ничего из этого потерявшегося человечка не выбить.
Вместе с охранниками байка они садятся в машину и едут к человеку домой.
Он живет на окраине в маленьком домике, видимо, один. Выясняется, что когда-то он работал программистом, запил, его выгнали. А поскольку программистом он был хорошим, то несколько раз снова брали на работу и, поскольку он и пьяницей был неплохим, опять выгоняли. И вот он придумал, как заработать. Действительно, сумел подсмотреть программы и начал переводить деньги на свой счет. Осторожно, да не слишком жадничая, но вот попался… А насчет третьего банка упорно и отчаянно все отрицал.
Сделали обыск и действительно нашли доказательства его вины – записи программ двух банков. Ничего, что свидетельствовало бы об ограблении третьего банка, обнаружено не было.
В конце концов, пришлось отправить его с охранниками в полицию.
Наутро Кар и Лоридан явились с докладом к Ренуару. Они подробно доложили, в чем дело, и услышали тот же вопрос, который столько раз задавали сами себе этой ночью: «А третий банк?»
– Какие причины у него скрывать? – рассуждал Ренуар. – Ведь что два байка ограбил с помощью компьютера, что три – разница небольшая. Здесь во всем признался, все подробно рассказал, показал, а о третьем молчит. Почему? Может, действительно не грабил? Тогда кто?
– Надо еще покопать, – сказал Лоридан.
– Есть у меня одна мысль, – задумчиво сказал Кар. – но нужно время. Есть у нас время, господин Ренуар?
– Теперь есть, – пожал плечами тот, – теперь времени много.
И Кар с Лориданом использовали это время не зря.
Они начали с того, что установили за директором и главным оператором третьего банка слежку.
Первый результат получили очень скоро. Директор имеет любовницу. И хотя он получает в месяц столько, сколько весь их отдел в год, девица обходится ему недешево. Изучив ситуацию подробней, они убедились, что без дополнительных доходов он бы не прожил. Один из источников этих дополнительных доходов обнаружили довольно быстро. Не они с Лориданом, конечно, а финансовый отдел «Ока». Директор играл на бирже. Причем довольно удачно. Но этого тоже хватить не могло. Вскоре выяснили, что он играл еще и на бегах и, как ни странно, тоже удачно. Везунчик!
Но в конце концов, никому не возбраняется ходить на ипподром, а тем более на биржу. Можно было привести немало примеров, когда биржа рождала миллионеров.
Наконец удалось обнаружить, что директор занимался «стиркой» – попросту «отбеливал» нечестно нажитые капиталы. Существует такая сложная система, когда, например, мафия, похищая деньги или зарабатывая их преступным путем, производит различные банковские операции, вкладывая, переводя, изымая и снова вкладывая деньги, пока те не станут «чистыми». Но в этом случае надо иметь директоров банков в качестве помощников, а проще сказать, сообщников. Это уже было бы нарушением закона. За это, конечно, директор вряд ли лишился бы свободы, но наверняка потерял бы место.
Каждый поступок рождает следующий. Пришло время, когда директор запустил руку в кассу своего банка.
Разумеется, после поимки компьютерного вора, обнаруженного Лориданом, в третьем банке махинации с выкраденной программой прекратились. И все же дотошные специалисты «Ока» сумели установить, что последняя операция была проведена буквально через день после задержания преступника, когда директор еще ничего не знал о случившемся.
Все стало ясно.
Однако, раньше чем передать дело в полицию, Шмидт, а вернее, директор агентства поручил Кару и Лоридану поговорить с директором банка. Они хотели, видите ли, узнать его реакцию. Вдруг ошибка? Впрочем, Кар подозревал, что у руководителя «Ока» были иные причины.
Директор банка принял их в своем кабинете на пятнадцатом этаже. Они уже побывали здесь, когда эта история только начиналась.
Теперь директора трудно было узнать. Перед ними был не тот холеный, уверенный в себе человек, который принимал их в прошлый раз, а растерянный старик, в помятом костюме и небрежно повязанном галстуке. Он, конечно, понимал, что петля затягивается, метался, пытался что-то предпринять, но у него не было никаких шансов.
Когда они вошли, директор стоял возле домашнего бара, расположенного в одном из углов кабинета, и наливал себе в большой стакан коньяк. Судя по его виду, стакан этот был не первый.
– Ну что, что скажете? – спросил директор и жалко усмехнулся.
Кару стало противно.
– Господин директор, – холодно произнес Лоридан, – вы догадываетесь, зачем мы пришли?
– Честно говоря – нет, – снова усмехнулся директор, – представьте себе – нет! Что вам нужно? Чего вы еще не знаете? Какие вам нужны сведения? Вы же поймали преступника? Да? Так чего еще?
– Одного преступника действительно поймали, – сказал Лоридан, делая ударение на слове «одного». – Но есть другой и…
– Да? Есть другой? – перебил его директор и разразился пьяным смехом. Он попытался налить себе еще, но бутылка была пуста, а новой он открывать не стал. – Значит, есть другой. И кто же?
– Вот что, господин директор, хватит валять дурака! – Лоридану надоела вся эта комедия. – Вы отлично знаете, о чем идет речь. У вас нет желания написать собственноручно признание?
– Нет! – сказал директор, он вдруг выпрямился, хмель словно сошел с него, лицо приняло высокомерное выражение. – У меня другое желание – чтоб вы убирались вон! Слышите? Вы кто – полицейские, прокуроры? Вы сыщики-любители, жалкие пинкертончики! Вынюхиваете, выслеживаете… Небось сами при случае готовы грязную деньгу в карман положить! Вон отсюда!
Он повернулся к ним спиной и устремил взгляд в окно, откуда открывался вид на город, на пляжи, на уходящее за горизонт море, на голубое, усеянное мелкими белыми облачками небо. О чем думал сейчас этот человек, вознесенный жизнью к вершинам успеха, а теперь неминуемо летящий в пропасть?..
Когда Кар и Лоридан выходили из величественного подъезда банка, вокруг распростертого на асфальте тела директора уже собралась молчаливая толпа прохожих…
– Вот так, – рассуждал Лоридан, пока их машина неторопливо катила к агентству. – Вот до чего может довести женщина. Может поднять на подвиг, а может толкнуть на преступление.
– Как ты заговорил, – усмехнулся Кар, – прямо оратор! Знаешь, что я тебе скажу, – если любишь женщину, нечего ради нее становиться преступником. Она сама тебе этого не простит. Если, конечно, стоящая женщина, – добавил он, подумав о Серэне.
Он любит ее. Да, да, любит! Хотя всегда посмеивался над людьми, когда они начинали рассуждать об этом мифическом, по его мнению, чувстве. Увлечься немного, вместе повеселиться… Но любить… Теперь он честно признавался себе в том, что потому посмеивался над своими влюбленными товарищами, что сам этого чувства еще не испытал. И, кроме того, что такое влюбленный? Это зависимый от женщины человек! А настоящий мужчина зависимым быть не может. Однако его логика страдала одним существенным изъяном. Это мужчина не мог любить, а вот женщина могла. Он, конечно, никого не полюбит, не испытает этого унизительного чувства, а вот она (а точнее, бесчисленные «они») его может и полюбить. Даже должна. И такие встречались.
Но сейчас он вынужден был признать, что влюблен.
Так вот, если б он совершил ради нее преступление, что бы она сделала? Ведь тех троих он избил ради нее, за то, что они оскорбили, испугали ее. А что она сказала? Что испугалась его, Кара. И если теперь еще узнает, что один из тех подонков умер, еще неизвестно, как она к этому отнесется.
Значит, не убивать таких? Прощать? Может, в этом и состоит суть того, что женщина возвышает, очищает мужчину. Так, по крайней мере, показывают в разных слюнявых фильмах, от которых тошнит, или пишут в романчиках. Очищает! Кстати, об «Очищении». Надо будет поинтересоваться в информационной картотеке «Ока», что это за общество, чем они там занимаются. «Панки», «хиппи», «Поборники Христа», «Слуги Иеговы», «Наследники Гитлера», «Противники войны», «Долой Хиросиму!», «коричневые», «красные», «черные», «зеленые»… Их сотни, этих обществ. И все чего-то хотят или, наоборот, не хотят, за что-то или против чего-то борются, митингуют, демонстрируют, протестуют. И вот «Очищение». Конечно, это плохо, когда реки отравляют – не поудишь рыбу. Или, вот, в жару в центре не продохнешь от машин, он бы тоже продемонстрировал за то, чтобы скорей все машины перевели на электродвигатели. Но ведь там они и против разных «элементов» борются. Каких? Ну ладно, против полицейских и судей, «слуг господствующей верхушки». Среди этих «слуг» действительно полно взяточников и продажных шкур. Но где гарантия, что завтра они не начнут бороться против сыскных агентов? А мы чьи слуги? Кто нам платит? Что-то я не знаю, чтобы рабочий нанимал себе телохранителя. Или платил, чтоб мы выясняли, не изменяет ли ему жена. Сам выяснит и, в случае чего, так вздует, что она его еще больше полюбит.
Между прочим, «господствующая верхушка» не очень-то любит, чтобы против нее и ее «слуг» боролись. Особенно этого не любят сами «слуги». И как они с такими борцами поступают, уж кому-кому, а Кару хорошо известно. Так что надо все-таки поинтересоваться, чем они там, в «Очищении», занимаются, и, в случае чего, вытащить оттуда эту наивную овечку Серэну.
Но тут он подумал о другом. А что, если поинтересуется работой Кара она? Как она воспримет его деятельность? Не отнесет ли своего любимого к «слугам господствующей верхушки»? И не перестанет ли он в этом случае быть любимым?
Он не успел додумать свои невеселые мысли до конца. Машина остановилась у подъезда агентства.
Шмидт горячо пожал им руки.
– Молодцы, мальчики! – рокотал его бас. – То-то мы Ренуару нос утерли. Компьютеры, ЭВМ, дисплеи, процессоры, диоды, триоды, бам-бам-бам, бум-бум-бум! Все ученые, все инженеры! А как потребовалось раскрыть трудное дело, так к нам прибежали: «Господин Шмидт, пожалуйста, помогите, спасите!» Нет, мальчики, без нашего брата, человека действия, никакого преступления не раскроешь! И не совершишь, – добавил он несколько неожиданно.
Передав им благодарность от директора агентства, Шмидт пожелал им веселого вечера.
Когда Лоридан и Кар уже выходили, Шмидт, словно забыв что-то, окликнул Кара:
– Да, Кар, останься на минутку. – И когда тот вернулся к столу, Шмидт тихо сказал: – Директору понравилось, как ты высчитал этого банкира, расспрашивал о тебе. Не удивлюсь, если вызовет на беседу. Я сказал, что ты ас.
– Спасибо, – искренне обрадовался Кар.
А кому не радостно, если его отметит начальство.
Они поехали обедать к Лоридану.
Элизабет по случаю удачного завершения операции закатила пир. Во всяком случае, на столе возник роскошный пирог и множество напитков, к которым, по наблюдениям Кара, его друг проявляет с течением времени все больший и больший интерес.
На этот раз и Кар незаметно для себя опорожнял одну за другой пивные банки и вообще как-то весь расслабился, поэтому, когда Лор ушел в спальню прилечь, что случалось с ним после сытного обеда, у оставшихся вдвоем Кара и Элизабет возник доверительный разговор.
В тот день хоть Элизабет и веселилась вместе с ними, радуясь их удаче, но казалась усталой.
Кар спросил у нее о причине.
– Ах, – махнула она рукой, – представляешь, у нас, видите ли, в школе бунт устроили старшеклассницы – им не разрешают ходить на дискотеку.
– Ну и что? – не понял Кар.
– Как что! Они требуют. Директорша не соглашается – как можно, там аморально, там мальчики, а они, как известно, все развратники, наркоманы, преступники и вообще исчадия ада. И вдруг наши чистые, непорочные девы пойдут на дискотеку! Ах-ах! А эти девы, между прочим, давно уже встречаются с исчадиями ада, по ночам спускаются по веревке со второго этажа в сад, курят под одеялом. А в прошлом году двоих пятнадцатилетних пришлось срочно вернуть родителям – они забеременели.
– Ну да? – удивился Кар. – Я думал, у вас вроде монастыря.
– Именно, – многозначительно поддакнула Элизабет. – Сплошной грех.
– Ну и чем кончился бунт?
– Фарсом! – Элизабет расхохоталась. – Прогресс не остановить. Куда от дискотеки денешься? Договорились на компромиссе: ходить будут, но только в субботу, до десяти вечера и в сопровождении дежурной воспитательницы. Но участницы бунта – их семнадцать – будут наказаны, то есть выпороты. Вот я сегодня весь день и работала. Ты думаешь, так просто выпороть семнадцать здоровых девок! Устала как черт.
– Бедняжка, – посочувствовал Кар, – в следующий раз позови меня, я тебе помогу.
Посмеялись, помолчали. И вдруг Кар начал исповедоваться:
– Знаешь, Бет, я, кажется, влюбился.
– Ну да! – Элизабет чуть не выронила стакан, который держала в руке. – Почему ты так решил?
– Во-первых, я должен ее все время видеть. Не могу долго без нее, – деловито перечислял Кар, – во-вторых, она мне кажется лучше всех на свете; в-третьих, понимаешь, в-третьих, мне хорошо с ней, в общем, как тебе объяснить, раньше такого не бывало.
– Да-а, – протянула Элизабет, она серьезно обдумывала услышанное. – Похоже, что влюбился. Но это же здорово, Ал! А кто она?
– Да никто. Преподает язык в Университете. Помнишь дело, когда мы выясняли по просьбе одной жены, куда мотается муж? Не помнишь? Ну, мы еще смеялись: он язык учил, хотел жене сделать подарок. Ну?
– Да, да, припоминаю…
– Вот эта преподавательница, которую мы подозревали, что она дом свиданий содержит. Вот она. Начал с ней из-за того дела встречаться, а потом пошло.
– Ты счастлив, Ал, скажи, счастлив? – глаза Элизабет сияли, она сама была искренне счастлива.
«Как она может пороть девочек? Ума не приложу!» – подумал Кар.
– Счастлив? – переспросил он задумчиво. – Не знаю. Наверное.
– То есть как не знаешь? – возмутилась Элизабет. – Или она к тебе равнодушна?
– Да нет, она мне как-то жизнь спасла.
– Спасла жизнь? – Элизабет даже вскочила. – Что значит как-то? Ты что, не помнишь, когда это было?
– Да помню, все помню, я тебе потом расскажу. Дело не в этом. Понимаешь, она ведь не знает, кто я.
– Как не знает? Почему?
– Она думает, что я тренер по каратэ. Я ей не говорил про «Око».
– Но почему? Что здесь постыдного? Работа как работа. Между прочим, можешь ею гордиться – борешься с преступниками. Рискуешь жизнью.
– Ты думаешь?
– Но я же не стыжусь Лора и его профессии.
– Да, конечно. – Кар никак не мог сформулировать свою мысль, – Понимаешь, мне кажется, что она эту мою профессию не одобрит.
– Почему ты так решил? – допытывалась Элизабет. Тогда Кар рассказал ей об эпизоде в парке.
– Она мне так и сказала: «Я тебя испугалась». Понимаешь, она против всякого насилия. Еще это общество «Очищение»…
– Какое «Очищение»? – Элизабет нахмурила брови. – Я что-то слышала об этом. Они устраивают демонстрации, да?
– Да. И не только. Вот она ходит на эти демонстрации, и отговаривать ее напрасно, только поссоримся. Они протестуют против насилия, против, как она говорит, «заражения окружающей среды»…
– Ну, а ты при чем, ты что, на химическом заводе работаешь?
– Да нет, они хотят очистить среду не только от всякого мусора, ядовитых веществ, но и от насилия, деспотизма, в общем, разных таких штук.
– Но ты-то, ты-то как раз и защищаешь от преступников! – Элизабет была искрение возмущена.
– Может быть, может быть, – мямлил Кар. – Понимаешь, я не могу тебе объяснить. Я просто чувствую, что она мою работу осудит. Мы же, сама знаешь, иногда приходится… Словом, не всегда мы ангелы.
– Но нельзя же делать грязную работу чистыми руками. Вы как раз и очищаете мир от всякой гадости, а уж тут все методы хороши, ты объясни ей, – убеждала его Элизабет.
– Ладно, попробую, – неуверенно сказал Кар. – Ты вот что, не говори пока Лору. Пусть пока между нами останется. Сделаю тебя главным консультантом. – Он невесело улыбнулся. – Обещаешь?
– Обещаю. Держи меня в курсе.
– Обязательно. А сейчас поеду. Устал что-то.
Глава VII
ПУСТЯКОВОЕ ЗАДАНИЕ
Жизнь шла своим чередом. Кар продолжал выполнять различные задания. То ловили какого-то типа, скрывавшегося от кредиторов, то следили за сыном миллионера, сумевшим подделать подпись отца на чеках, то охраняли очередную рок-звезду, заглянувшую в город на гастроли. Пришлось разыскивать убежавшую собачку. Ее престарелая хозяйка готова была заплатить любую сумму, лишь бы нашлась эта крохотная лохматая гуляка, соблазненная, судя по всему, соседними собачьими донжуанами.
Однажды устроили засаду на вилле богача-коллекционера, получившего сведения, что ее хотят ограбить. Грабители действительно предприняли такую попытку, завязалась перестрелка, и Кара легко ранили в плечо. Пришлось Серэне соврать, что неловкий ученик на занятиях растянул ему сухожилие.
Вообще Кару все трудней становилось скрывать от подруги свою истинную профессию. Как объяснить нерегулярность работы, неожиданные исчезновения, отлучки? А вдруг она попросит повести ее на занятия в его «школу каратэ»? «Там посмотрим, – отгонял Кар тревожные мысли, – в крайнем случае расскажу все как есть. Элизабет права: чем моя работа хуже других?» Иногда он делился с Элизабет своими тревогами, советовался, и ему было приятно, что она принимает в его делах такое живое участие. От Лора они держали все в секрете. И Элизабет нравилось играть в такую конспирацию.
В их отношениях с Серэной произошло важное событие: она пригласила Кара к себе домой!
Как всегда, с ней это случилось совершенно неожиданно. После очередной игры в теннис Кар провожал ее домой. В тот раз он ушиб палец, палец распух, покраснел, и еще на стадионе Серэна сказала:
– До чего же ты неуклюжий! Надо сделать примочку, у меня есть чудодейственная жидкость.
На этом разговор и кончился. Но когда они подъехали к ее дому, Ссрэна вдруг совсем буднично предложила:
– Давай зайдем ко мне, я смажу тебе палец.
Если б Кар не сидел, прочно вдавившись в подушки своего «мерседеса», он, наверное, упал замертво: зайти к ней домой! Нет, это невероятно! Серэна сама предложила зайти к ней домой!
Он выскочил из машины, как снаряд из орудия, но вовремя сдержал свой порыв. Вдруг напугает ее?
Порывшись в сумочке, Серэна достала ключ, открыла дверь, и он очутился в святилище (в этом «доме свиданий»).
Серэна жила в большой квартире, обставленной в стиле модерн – сталь, стекло, пластмасса, дневной свет. Она предложила Кару сесть и ждать, пока она переоденется. Больше ничего не предложила – бар в квартире отсутствовал.
Кар сел и стал ждать, внимательно оглядывая комнату. На столе две-три абстрактных литографии, в углу чуть не до потолка абстрактная скульптура обнаженной женщины (три груди, зато ни одной головы, а где руки и ноги, сразу не скажешь). Серый ковер, стальной диван с красными подушками и такие же кресла. И низкий стол из органического стекла на одной выгнутой стальной ножке. На столе причудливая ваза с одинокой розой. И все.
Серэна вернулась – на ней были короткие шорты и белая шелковая пижамная куртка, стилизованная под куртку дзюдоиста, с черным вышитым на груди иероглифом.
Она молча присела на корточки перед Каром и, выдоив из пузырька какую-то густую оранжевую жидкость не жидкость, пасту не пасту, стала смазывать ему ушибленный палец, потом заклеила пластырем и, полюбовавшись на свою работу, бодро произнесла:
– Все! Завтра и не вспомнишь. А теперь пошли питаться.
Они прошли на кухню, такую же модерновую, как гостиная, сверкавшую металлом и белой полировкой, в центре которой высился стол. Кар не успел оглянуться, как стол был уставлен всевозможными блюдами, бутылками вина, банками пива и соков. Все выглядело роскошно, но Кар заметил, что все это приготовлено не дома, а приобретено хоть и в дорогом, но все же магазине. Судя по всему, Серэна не очень-то любила готовить. Но неужели у нее каждый день так набит холодильник? Или (у Кара забилось сердце) все это приготовлено заранее, и его приход сюда тоже заранее предусмотрен? Но с Серэной поди узнай!
Кар ел долго, с аппетитом и сам не замечал, что затягивает трапезу. Что потом? Им все больше овладевало смущение. Господи, сколько раз, сколько тысяч раз приходил он к молодым женщинам и вот так садился за стол, прекрасно зная наперед все, что последует дальше, что он сделает, встав из-за стола, и она, встав вслед за ним! А тут он чувствовал себя каким-то мальчишкой. Это раздражало его и забавляло одновременно.
И вдруг напряжение спало. А почему он должен думать об этом? Она ведь пригласила его в дом, вот пусть она и думает. Прошлый раз…
В это время Серэна встала:
– Пошли, покажу тебе, как я живу.
Они прошли еще в одну комнату – спальню, где имелась лишь очень широкая и низкая кровать, зеркало на стене да полдюжины пуфов. Опять сталь, красная обивка, красный густой ворс. Потом она показала ему свой «развлекательно-тренировочный комплекс», где стояла стереофоническая система «Акаи», видео, тумбочки со множеством видео– и музыкальных кассет, а также аппарат для массажа, комплекс для силовых упражнений, шведская стенка, гантели.
– Ну ты даешь! – удивлялся Кар. – Прямо как в хорошем спортзале. Да и куртка на тебе… Может, ты скрываешь от меня, что у тебя черный пояс, десятый или хотя бы третий дан?
– Я с тобой и без данов справлюсь, – засмеялась Серэна и вызывающе посмотрела на него. – А вот кабинет. – И она театральным жестом распахнула еще одну дверь, заранее предвкушая эффект. Действительно, Кар остановился на пороге пораженный.
Кабинет представлял собой в самом деле кабинет в лучшем стиле романов Чарлза Диккенса. Стены были сплошь заставлены дубовыми старинными шкафами, заполненными книгами, старинный необъятный письменный стол возвышался у окна, полузакрытого тяжелыми портьерами. Возле стоял совсем уже неожиданный предмет – громадный глобус. Несколько тяжелых мягких кресел и качалка дополняли обстановку.
– Это чтоб мои ученики уважали меня за ученость. Они же понимают, что такой кабинет может быть только у очень солидного преподавателя. И когда приходят, сразу робеют.
Она весело рассмеялась, а Кар еще долго ошеломленно оглядывался.
– Но ведь все это очень дорого, Серэна, – вырвалось у него. – Я не знал, что ты такая богатая.
В голосе его прозвучала тайная грусть, но она мгновенно уловила ее и разгадала причину.
Серэна приблизилась к Кару, взяла под руку, прижалась и почему-то шепотом сказала:
– Не беспокойся. Это все не мое. У меня была лучшая подруга, она уехала далеко и надолго и оставила мне эту квартиру, обстановку, мебель, все до своего возвращения. А вернется ли – не знаю. Ты не спрашивай меня о ней. Хорошо?
– Хорошо, – так же шепотом ответил Кар.
– А теперь пойдем, – сказала она еле слышно и повела его в спальню…
В этот раз Кар остался у нее ночевать.
И с тех пор делал это нередко.
Их отношения опять вступили в новую фазу. Они были счастливы.
Но у него прибавилось и забот.
Главная заключалась в том, как уберечь свою тайну, как сделать так, чтоб Серэна не узнала о его службе в агентстве «Око».
Они виделись чаще, почти каждый день, он частенько ночевал у нее, и теперь объяснять свои ночные отлучки, неожиданные телефонные звонки стало сложнее. Все агенты «Ока» обязаны были сообщать номер телефона, по которому их можно найти. И хотя правило это было довольно условным – поди разыщи молодых, в большинстве холостых ребят в ночное время! – но все же, если б Шмидт позвонил ему два, три, пять раз и ни разу не застал дома, могли бы возникнуть неприятности. Пришлось для Серэны выдумать целую историю – он, мол, прирабатывает у одного богатого чудака, страдающего манией преследования. И когда припадок на него накатывает, он срочно вызывает к себе Кара, где бы тот ни был. Не такая уж великая работа, а деньги нужны. Серэна, к счастью для Кара, поверила его истории и даже не проявила к ней особого интереса. Ну прирабатывает, ну и что? Она ведь тоже дает уроки. Каждый зарабатывает как может.
Поэтому Кар с легким сердцем сообщил Шмидту номер телефона Серэны и, отведя взгляд в сторону, сказал, что если уж очень потребуется и его не застанут дома, то иногда, не часто, можно в ночное время найти его по этому номеру. Шмидт ухмыльнулся, записал номер, но никаких комментариев но сделал. В конце концов, Кар среди агентов в таком положении был не единственным. За все время Шмидт позвонил ему к Серэне лишь два раза, а поскольку по телефону он никаких разговоров не вел, а лишь указывал Кару, куда и когда прибыть, то, в общем, Кар мог быть спокоен, пока что его тайне раскрытие не грозило.
Когда к Серэне приходили ученики, он уходил. Бывало, что и Серэна исчезала на свои собрания, она всякий раз предупреждала его, и он старался в такие дни не приходить к ней. Его раздражали ее рассказы об этих собраниях, полные то восторга, то негодования. Все это его не интересовало, он немного ревновал свою подругу к ее общественной деятельности, но попытки отговорить ее от этого встречали столь решительный отпор, что он прекратил их.
Кар задумывался порой, не познакомить ли Серэну с Элизабет. Элизабет спокойная, рассудительная, опытная, она может хорошо влиять на Серэну. Но потом он сообразил, что придется тогда знакомить и с Лориданом. А тому он не доверял – проговорится еще или как-нибудь пошло сострит, не то скажет. Нет, лучше не рисковать.
В это время в жизни Кара произошло событие в масштабах сыскного агентства «Око» весьма примечательное – его вызвал вице-директор Бьорн.
У директора агентства было несколько заместителей, вице-директоров, каждый ведал группой отделов. Кто-то занимался коммерческой стороной, рекламой, кто-то информацией, связями с полицией, еще один – техническим и компьютерным отделами, отделами слежки, наблюдения, службой телохранителей, похищениями людей, кражами произведений искусства. Вряд ли даже столичное полицейское управление могло похвастаться такой великолепной структурой, таким укомплектованным высококвалифицированными специалистами штатом, как «Око». Теперь уже не по рассказам Лоридана, а по собственным наблюдениям Кар мог убедиться в этом.
Рядовым сотрудникам, вроде Кара и Лоридана, приходилось иметь дело с начальниками отделов, каковым для них являлся Шмидт. И только в исключительных случаях – с вице-директором, курирующим отдел. Что касается директора, то он возникал лишь в совершенно исключительных, особо важных делах. Причем важность дела определялась отнюдь не его сложностью или необычностью, а только тем доходом, какое оно могло принести «Оку». Как было, например, с псевдопохищением дочери миллионера Дюваля. Разоблачение неверной жены богача, за которое муж-рогоносец выкладывал десятки тысяч, расценивалось куда выше, чем полная опасностей поимка одиозного убийцы, приносившая всего лишь тысячи.
Сотрудники «Ока» приблизительно знали, какой вице-директор какими вопросами ведал. Но вот чем занимался вице-директор Бьорн, не знал никто.
Этот невысокий седой человек с умным энергичным лицом имел в здании свой кабинет с приемной и секретаршей, но почти никогда в этом кабинете не бывал. Где находилась его постоянная резиденция, где он вершил свои дела и какие, оставалось тайной. Впрочем, рядовых агентов, Кара в том числе, это мало интересовало.
– Видите ли, мальчики, – говорил частенько Шмидт, – наше агентство как подводная лодка после сигнала тревоги. Каждая группа задраивается в своем отсеке и знать не знает, что происходит у соседей. Такая система позволяет всему экипажу выжить. Ясно?
Шмидту очень нравилось придуманное им сравнение, и он частенько повторял его, развивая и варьируя, сравнивая, например, директора с командиром лодки, единственным, кто с помощью перископа все видит, или свой отдел – с торпедистами, которые безошибочно поражают противника.
Никто, разумеется, не напоминал ему, что когда в подводной лодке все «задраиваются» в своих отсеках, эта лодка обычно идет ко дну со всеми задраенными.
Нередки были случаи, когда агентов вызывали в отдел персонала. Сообщали о перемещениях, о прибавке, объявляли выговор за какое-нибудь нарушение, уточняли детали биографии – кто-то ведь женился, разводился, заводил детей, у кого-то умирали родители, менялся адрес. Были и такие, кто занимался на заочных факультетах, заканчивал курсы, приобретал дополнительную специальность. Были и те, у кого в биографии обнаруживались, мягко говоря, «неточности».
