Внезапно с некоторых моторок и яхт, на которых находились очищенцы, в воду бросились молодые ребята и девушки, одетые в костюмы для подводного плавания, с желтыми кислородными баллонами на спине, с какими-то аппаратами или ящиками, плохо различимыми с берега.
Они исчезли под водой, быстро направляясь к кораблю. Прорвалось к самому его корпусу и несколько лодок.
Матросы перенесли «огонь» своих водометов на атакующих, но они лишь порой ныряли и не все возникали на поверхности.
Накал битвы усилился.
Все это длилось около двух часов. Наконец полицейским катерам удалось отогнать флот очищенцев. Многих подводных пловцов и студентов, что были на яхтах, арестовали, остальные сумели ускользнуть. Крейсер медленно продолжил свой путь и наконец причалил в дальней части порта, охраняемой густой цепью военных моряков.
Кар в эти часы был на набережной. Не застав Серэну дома, он носился по прибрежным улицам, по шоссе, по причалам и портовым закоулкам, всюду разыскивая ее. Прихватив свой старый полевой бинокль, он рассматривал яхты и лодки очищенцев, надеясь обнаружить Серэну там.
Но ее нигде не было.
Все вечерние газеты, телепередачи и радиосообщения были заполнены отчетами а событиях. Журналисты постарались, и если верить им, Трафальгарское сражение было лишь легкой перепалкой по сравнению с тем, что произошло в порту города.
Разумеется, все газетные и телекомментаторы подавали репортажи в соответствии со своей политической окраской. Но главенствовала все же сенсация, поэтому печатались и показывались интервью не только с представителями городских властей, полиции, управления порта, но и с вожаками различных общественных организаций, в основном студенческих, в первую очередь, конечно, «Очищения».
Сообщались и списки арестованных. Большинство полиция вскоре выпустила, по делам других шло следствие. Вот в списке последних Кар и обнаружил имя Серэны.
Это было скверно. Но, вчитавшись в репортажи, он понял, что все обстоит намного хуже.
Очищенцы сделали сверхсенсационное заявление: на крейсере имеется ядерное оружие!
Они даже точно указали его количество.
Командир корабля выступил с довольно туманным опровержением. На что очищенцы ответили сообщением, что команда студентов, подплывших к кораблю под водой или в лодках, сумевших приблизиться к корпусу вплотную, была снабжена специальными приборами, с помощью которых обнаружили атомное оружие. Этим занимались студенты и молодые преподаватели физического и химического факультетов. Но телевидению они продемонстрировали неопровержимые доказательства перед приглашенными в студию экспертами. Капитан вынужден был давать путаные объяснения, говорить о том, что его не так поняли, ссылаться на военную тайну…
Вот тогда, кем-то инспирированное (Кар отлично понимал кем), возникло новое толкование событий – студенты, осуществлявшие замер ядерного излучения, руководствовались вовсе не своими пацифистскими убеждениями, как они пытались представить дело, а делали это в интересах одной иностранной державы.
Больше всех кричали военизированные, полувоенные, фашистские организации, различные экстремистские клубы, представители армии, полиции, спецслужб.
Так вот, среди той немногочисленной группы, в адрес которой раздавались эти обвинения, была и Серэна! Это становилось серьезным. Чтоб отвлечь общественное мнение и направить его гнев на «внешнего врага», судьи, если дело дойдет до суда, могли поступить весьма сурово. «Очищение» настойчиво стремились превратить в антигосударственную, антипатриотическую организацию.
Все-таки провокацию, замышленную против «Очищения», удалось осуществить.
Кар не знал, что делать. Он понимал, что в нынешних обстоятельствах бессмысленно обращаться к Бьорну. Эдуард, Роберт, Ингрид и другие сами были в растерянности. Очищенцы устраивали, конечно, демонстрации протеста, требовали освободить своих товарищей (в конечном итоге их осталось под следствием пятеро), но толку от этого было мало.
И вдруг, когда Кар сидел дома и, ничего не видя, смотрел на экран телевизора, раздался телефонный звонок. Он вяло протянул руку, снял трубку.
– Это я, Альберт, – услышал он тихий, почти неузнаваемый голос Серэны, – приезжай…
Кар не стал перезванивать. Он с такой скоростью вскочил, слетел с лестницы и забрался в машину, что ему мог бы позавидовать самый тренированный пожарный, а гнал эту машину с такой скоростью, с какой не решился бы и опытный гонщик.
Дверь была не заперта, Серэна ждала его на пороге, и они застыли в долгом молчаливом объятии.
Потом сели на диван, и она стала рассказывать.
Как не хотела говорить ему ничего, боясь, что он не пустит ее; как сумела подплыть к крейсеру с аппаратурой; как ее схватили и втащили на полицейский катер; как допрашивали сначала полицейские, потом какие-то офицеры, потом такие же офицеры в штатском – пугали, грозили, требовали, чтоб она призналась, для кого «Очищение» стремилось выведать секретную информацию, кто именно, и если не она, то кто из ее товарищей, обещали выпустить ее, если она укажет…
И вдруг выпустили!
Отдавая ей ее вещи и документы, офицер в штатском сказал странную фразу:
– Ну что ж, девочка, не захотела нам помочь, пеняй на себя. Думаю, ты скоро пожалеешь, что не в тюрьме, – и усмехнулся.
– Черт с ним, пусть болтает, – Серэна сделала пренебрежительный жест рукой.
Она ничего не поняла, но была так счастлива оказаться на свободе, что сломя голову помчалась домой и сразу позвонила ему. Теперь они вместе, ей ничего не страшно. И вообще, она очень любит его… Серэна целовала его, смеялась, всплакнула, снова смеялась.
Но Кар не улыбался. Он был слишком опытен, чтобы пренебречь непонятной фразой офицера.
«Э нет, он не болтал. Здесь явно готовилась какая-то провокация и скорей всего против Серэны. Но что именно? Что?»
– …Ты меня совсем не слушаешь. Так вот, когда я подплыла…
Он действительно не слушал, беспокойство все больше охватывало его.
В ту ночь Серэна умиротворенно посапывала на его груди, а он все никак не мог заснуть, прокручивал в голове самые невероятные варианты. «Что ж они такое задумали?»
Что они задумали, стало ясно из утренних «последних известий». «Как стало известно, – бесстрастно сообщил диктор, – следствие по делу антигосударственных действий группы членов движения „Очищение“ наконец продвинулось вперед. Это удалось сделать благодаря чистосердечным признаниям одной из задержанных, которая в связи с этим была вчера вечером выпущена на свободу. Из ее показаний можно заключить, что „Очищение“ отнюдь не аполитичная организация, а опасное сообщество, имеющее целью…»
Серэна вышла из ванной, и Кар поспешил выключить приемник.
Она весело хлопотала, варила кофе, накрывала завтрак, а он сидел неподвижно, ничего не замечая кругом. Растерянность покинула его. Теперь надо было действовать. Действовать быстро и безошибочно.
– Серэна, – сказал он, вставая, – слушай меня внимательно. Эти мерзавцы из секретной службы, эти офицеры в штатском, хотят на тебе отыграться, они распустили слух, что ты дала показания, обвинила своих товарищей по «Очищению» во всех грехах, и поэтому тебя, и только тебя, отпустили. Это, разумеется, ложь, но кто-то может ей поверить. Я сейчас поеду к Эдуарду, мы посоветуемся. Прошу тебя об одном – никому не открывай двери, выключи телефон. И жди меня. Обещаешь?
Он ждал истерик, рыданий, криков.
Но к великому его удивлению, Серэна была совершенно спокойна. Она только посмотрела на него тоскливым затравленным взглядом и сказала:
– Обещаю, Ал. Постарайся недолго…
Он спустился по лестнице, обернулся на окно, за занавесками угадывая се силуэт, и поехал к Эдуарду. Эдуард заговорил первым:
– Я хочу, чтоб ты знал, Кар, что никто ни на одну минуту в Серэне не сомневался и не сомневается. Мне уже все позвонили. И дело не в нас. Важно, чтобы другие очищенцы, но от нашей группы подальше, не вздумали этому поверить, чтоб она не почувствовала себя без вины виноватой. И вот тут тебя никто не может заменить. Ты, Кар, будь с ней в это время. Хватит играть в прятки, мы же понимаем, что ты и Серэна…
– Я-то буду, но что дальше? Надо протестовать, опровергнуть!
– Да нет, Кар, это бесполезно. Конечно, мы опубликуем протест. Но для кого? Те, кто не верит в эту клевету, в нашем протесте не нуждаются, а тех, кто поверил, наш протест не переубедит. Надо пройти через это и продолжать борьбу. А в ребятах ты не сомневайся. Они Серэну в обиду не дадут.
Кар уехал от него немного успокоенный.
Но как выяснилось, успокаиваться было рано. Газеты начали систематическую травлю Серэны Рендо. К ним присоединились многие, в том числе и многие члены «Очищения». Особенно бесновались товарищи арестованных, студенты физического факультета. Очищенцы-экстремисты, которых тоже хватало в движении, требовали расправы над предательницей.
Кар пытался уговорить Серэну куда-нибудь ненадолго уехать. Но она категорически отказалась.
– От себя, Ал, никуда не уедешь, – сказала она печально.
Серэна не приходила в отчаяние, не возмущалась, не суетилась. Она оставалась спокойной, равнодушной ко всему, безразличной. И именно это пугало Кара. Он старался проводить с ней все свободное время. Но занятия продолжались. Никто Серэну из Университета не увольнял. Наоборот, начальство всячески демонстрировало к ней свое расположение.
Члены «Очищения», поверившие в ее виновность, попытались было устроить на ее занятиях скандал, грозить ей, но, встретив отпор ее товарищей, прекратили эти попытки. Однако продолжали травить ее на собраниях и в прессе. В «Очищении» наметился раскол.
Бьорн позвонил неожиданно. Или так показалось Кару, как-то забывшему о нем в эти дни.
Вице-директор разговаривал с Каром сочувственно, словно у того болен близкий родственник.
– Я понимаю ваши чувства, Кар, но надо держаться. Все это пройдет, все наладится.
Вице-директор тщательно избегал высказывать свое собственное мнение о создавшемся положении. Будто это его вообще не касалось. Такая вот игра – он делал вид, что ко всей этой войне, провокациям, истории с Серэной не имеет никакого отношения. А Кар делал вид, что верит в это.
Видимо, Бьорн не терял надежду использовать Кара, несмотря на то, что произошло с его невестой. Он всячески старался показать, что «Око» тут ни при чем.
Кар и Серэна как-то незаметно для себя перестали ездить на свои уик-энды. Они теперь больше проводили время у нее.
Кар подумывал, не рассказать ли Серэне об их доме, не ускорить ли свадьбу. Чего ждать, в конце концов? Ему казалось, что, поженись они, и он сможет взять на себя часть непосильной ноши, свалившейся на плечи Серэны.
А что ноша эта была непосильной, он видел. Серэна почти перестала улыбаться, стала молчаливой, казалось, она все время прислушивается к чему-то, что происходит в ней. Она добросовестно вела занятия в Университете, но отказалась от частных уроков. Избегала встреч с друзьями. Теперь для нее существовал только Кар. Но когда он попытался заговорить с ней о свадьбе, она решительно прекратила разговор.
– Не надо, Ал, пожалуйста. Я вылечусь. Подожди. Я вылечусь и сама тебе скажу. Хорошо?
Что он мог ответить?
Время шло, следствие по делу «шпионов» затягивалось. Возникали новые сенсации, и газеты о нем уже не писали. «Очищение» с трудом приходило в себя после нанесенного ему удара. Раскол ощущался, это мешало совместным акциям. К тому же происшедшие события укрепили позиции экстремистов.
Изредка Кар виделся с Лориданом. Тот был все так же весел, рассказывал о жизни «Ока», уговаривал Кара плюнуть на этот никому не нужный Университет и вернуться в агентство. Вот он никаких дипломов не имеет, а недавно получил прибавку!
Что касается Элизабет, то в редкие минуты, когда им удавалось побыть наедине, она старалась, как могла, утешить Кара.
Крейсер давно ушел, оставив в солнечном городе ядовитый след, куда ядовитей, чем могли это сделать ядерные боеприпасы…
И вдруг «дело о шпионаже», как называли его газеты, неожиданно снова заставило о себе говорить. Один из арестованных сообщил адвокату какие-то новые сведения. Адвокат, в свою очередь, намекнул репортерам, что на суде он выступит с сенсационным заявлением, и кое-кому из руководителей Университета придется плохо. Президент заволновался, следователи стали активней. И однажды Серэну вызвали в полицию.
Кар ждал ее перед входом в управление.
Серэна, к его немалому удивлению, пробыла там всего час.
– Ну, что они спрашивали? Тебя не трогали? Чего они хотели? – Кар обрушился на нее с градом вопросов.
– Не знаю, – Серэна пожала плечами, вид у нее был растерянный. – Задавали какие-то дурацкие вопросы, намекали, что в «Очищении» есть люди, которые не спускают с меня глаз, что я ошибаюсь, если думаю, что все, кто меня окружают, действительно мои друзья.
Кар похолодел.
– Они называли какие-нибудь имена?
– Да нет, усмехались, говорили, что я наивная девочка, что мне не студентов учить, а в детском саду работать, что мною, как они сказали, «манипулируют». Что я, мол, этих арестованных жалею, а они меня нет. И вообще, если б я знала, кого защищаю, то пришла бы в ужас. Мол, все наше движение прогнило, там сплошные враги и экстремисты, но у них в «Очищении» свои глаза и уши. И вот эти экстремисты выходят сухими из воды, а таких, как я, которые всем верят, подставляют. И неужели я не хочу разоблачить врагов… Ну и прочее.
– Так что ж они все-таки хотели?
– Не знаю, Ал, я не поняла. Они сказали, что еще вызовут.
«Что бы это значило? размышлял Кар. – С чего бы подобные намеки? Обычно полиция и секретные службы тщательно скрывают, что имеют своих осведомителей в различных прогрессивных организациях. А тут все наоборот. Но там сидят не дураки, люди опытные, хорошие психологи. Что они задумали?»
Кар несколько раз встречался с Эдуардом, которого более подробно посвятил в их с Серэной «тайну», и советовался, как быть. Серэна, ее настроение, какое-то растущее безразличие ко всему беспокоили его.
– Думаю, это реакция на пережитое, – успокаивал его Эдуард, – она привыкла к совсем другому отношению. Такие люди, как Серэна, очень впечатлительны. Когда они сталкиваются с подлостью, предательством, они теряются, не сразу приходят в себя. Все это пройдет. Хорошо, что в это время ты рядом с ней.
Ингрид переживала шумно и воинственно.
– Я думаю, надо устроить что-нибудь необычное, – говорила она, сверкая глазами, – мы можем, например, похитить полицейского и держать его заложником, пока они не заявят, что Серэна ни в чем не виновата!
Кар даже не улыбался, слушая подобные речи.
Очень суетился Лиоль. Он без конца приставал к Серэне с расспросами, возмущался произволом полиции. Говорил, что все это по вине проникших в «Очищение» «безответственных элементов» (это выражение ему очень нравилось, и он без конца повторял его). Он предлагал, чтобы их группа и вообще все здравомыслящие вроде них вышли из «Очищения», организовали свое движение, пусть пока что они будут слабей, зато потом все поймут, кто прав, и присоединятся к ним. Он спрашивал Кара, не предпринять ли какую-нибудь решительную акцию?
Короче говоря, Кар не мог не признать, что полиции удалось нанести университетскому прогрессивному движению жестокий удар. И прекрасно понимал, какую роль в этом сыграло «Око».
Серэну вызывали еще несколько раз. Она продолжала не понимать, чего от нее хотят. Но Кар, который попросил ее запоминать и подробно рассказывать ему все, о чем шла речь на допросах, обдумывал и анализировал услышанное.
Постепенно он начал понимать схему допросов, их стратегическую линию, цель, с которой обрабатывали Серэну.
Раз не удалось убедить ее товарищей в ее предательстве, значит, надо убедить Серэну в предательстве товарищей. Кругом, мол, враги, изменники, и все движение – дело рук провокаторов. Святое дело губят враги. Вот их-то и надо ради этого святого дела разоблачать, выявлять. Уж теперь-то она не должна молчать, должна помочь полиции.
Такова схема.
И они будут долбить в одну точку долго, упорно, все упорней. Полиция, как бульдог, если уж вцепится, не отпустит.
Но почему столько времени Серэну не трогали? Ну мало ли почему – думали обойтись без ее помощи, наблюдали за ней, давали созреть, то есть попросту все глубже окунаться в свое отчаяние. А может, обдумывали, решали, что делать дальше.
Какой же одинокой она должна себя чувствовать. У Кара порой комок подкатывал к горлу, когда, исподтишка наблюдая за ней, он видел ее пустой, тоскливый взгляд, устремленный в пространство. Она теперь частенько сидела так, у окна, с книгой в руках, с книгой, давно открытой все на той же странице…
Но иногда Серэна отчаянным усилием воли брала себя в руки. Она тщательно готовилась к занятиям, подходила к телефону. Эдуард регулярно звонил ей раз в два дня, и это придавало ей бодрости. Однажды воскресным днем она сказала Кару:
– Мы давно никуда не ездили. Давай поедем туда, в наш ресторанчик. Ладно?
Кар обрадовался. Помчался в гараж, вымыл машину, наполнил бак.
Они долго и не спеша ехали по приморскому шоссе. Еще отдаленно, но чувствовалось приближение осени – то ли море потускнело, то ли солнце не так слепило, то ли свежей стал ветерок.
Добрались до того пляжа, до того маленького ресторанчика-отеля, где впервые их счастье стало полным. Сейчас, кроме них, в ресторанчике никого не было. Они все же выкупались, хотя многие горожане уже перестали купаться, полежали на теплом, уже не горячем песке, молча, закрыв глаза, держа друг друга за руки.
А теперь вот сидели за своим скромным, но таким вкусным обедом, бросали чайкам кусочки хлеба. Чайки вились, кружились над песком (и как они только не сталкивались!), коротко вскрикивали. Было в их криках что-то тревожное, а в снежной белизне – далекое и недостижимое.
– Ты знаешь, Ал, – говорила Серэна, не отрывая взгляда от посеревшего моря, – мне иногда так хочется уплыть туда, далеко-далеко за горизонт. Плыть, плыть, пока хватит сил. Ведь не обязательно возвращаться? Правда? В жизни же мы никогда не возвращаемся назад. Почему этого нельзя сделать в море?
Кар испугался. Еще этого не хватает! Подобные мысли надо немедленно выбить у нее из головы.
– О чем ты говоришь, Серэна! Ты неправа – в жизни можно возвращаться назад, если возвращаешься ко временам, когда был особенно счастлив. Посмотри кругом, разве мы не вернулись в свое счастье? Разве я ничего не значу для тебя?
– Да, ты, наверное, прав. – Серэна посмотрела на него каким-то странным взглядом, прижалась к нему, прошептала: – Особенно когда ты и есть все мое счастье – у меня же больше ничего и никого нет, кроме тебя.
Кар бурно запротестовал. А Университет, спорт, занятия, «Очищение»? Ее товарищи и друзья? А прогулки к морю, природа, за чистоту которой она борется? Да мало ли прекрасного на свете! Стоит ли падать духом из-за мелких неприятностей, из-за подлых людей, такие всегда были и будут. Все это минует и памяти не оставит. И так далее, и так далее. Он еще никогда не был так красноречив.
Серэна внимательно слушала, а он с тревогой следил за выражением ее лица. Наконец, когда он замолчал, не находя больше слов, она, покачав головой, сказала:
– Наверное, ты прав. Но все равно, имей в виду, что у меня ничего нет теперь, кроме тебя. – Она подняла голову и пристально посмотрела ему прямо в глаза.
Они остались ночевать в том маленьком отеле, как тогда, как в тот незабываемый день…
После этой поездки Кару показалось, что Серэна немного ожила. Они побывали в кино, она смотрела телевизор, который давно не включала, интересовалась газетами. Кар старался рассказывать ей всякие новости, по возможности приятные. Оберегал от всего, что, по его мнению, могло ее огорчить или напугать. Он все раздумывал, не рассказать ли ей об их доме? Не рискуя снова заговорить о свадьбе, он рассчитывал, что упоминание о доме заставит ее саму вернуться к этой теме.
Кар иногда проходил мимо «своего» будущего владения, смотрел, как растет его дом, он вновь представлял, как они будут здесь жить с Серэной. Уж тут, в их крепости, он сумеет оградить ее от обид и неприятностей! Пусть попробуют сунуться сюда! Он старался не думать о том, что главная угроза их счастью таится не во врагах Серэны, а в ней самой, и с этим внутренним врагом бороться куда трудней.
Но вот Серэну снова вызвали в полицию. Она вернулась мрачной и молчаливой, и все пошло по-прежнему. На этот раз она даже ничего не рассказала Кару.
– Я не помню, Ал, не мучай меня. Все равно все это бесполезно. Ну что мы можем против них сделать?..
Кар произнес целую речь, опровергая это утверждение. Серэна молча кивала, но он видел, что его слова не доходят до нее. Она была далеко. Где? В прошлом, в будущем?
Так бы все и тянулось, но однажды, когда Серэна ушла на занятия, а Кар оставался дома, раздался телефонный звонок. Это был Бьорн.
– Нам необходимо повидаться, Кар. – Он говорил деловым тоном. – Мне надо кое-что сообщить вам. Постарайтесь вечером найти предлог и выбраться ко мне. У вас вечером нет дел?
Кар сказал, что придет.
Он обратил внимание на одну деталь. Раньше Бьорн всегда старался намекнуть, что ему точно известно, что Кар в такое-то время свободен, а Серэна занята – мол, не забывай, нам известен каждый и ее, и твой шаг.
Сейчас этого намека не было. Наоборот, Бьорн поинтересовался, свободен ли Кар. Разумеется, не случайно. Что он хотел этим показать? Что за ним теперь не следят, ему абсолютно доверяют? Или что не следят за ней, лишний раз подчеркнуть, что «Око» ко всем ее делам и бедам никакого отношения не имеет? А может, все это ему кажется? Совсем уж ум за разум заходит! Всюду видятся какие-то таинственные намеки, скрытый смысл.
Так или иначе, когда стемнело, он вновь пришел в укромный домик, в котором давно уже не был. Интересно, пиво и орешки будут? По этим признакам он определял теперь тон предстоящего разговора.
Орешки и напитки стояли на столе – значит, будут о чем-то просить, в чем-то уговаривать, морочить голову.
Кар заранее напрягся, он был настороже.