Александр Кулешов
Сыскное агентство
– Ты чего тут разлегся? Все работают, обед готовят, удочки настраивают, палубу драят. Я вон полсотни тарелок перемыла, а господин Кар тут дремлет, вкушает радости жизни. – Она смотрела на него откровенно влюбленными глазами, уперлась ему в грудь горячими ладонями.
Кар запаниковал – сейчас поцелует, точно – поцелует, вопьется губами, не оторвешь! И свяжут их имена, как имена Жюли и Эстебана! Какой ужас! Нет, никто не возмутится – романы между студентами обычное дело. Вот и прибавится еще одна узаконенная пара: Альберт и Ингрид. Но Серэна-то как к этому отнесется? Как ее переубедить, как перед ней оправдываться? Нет! Ни в коем случае нельзя допустить, чтоб у кого-то возникло даже предположние о том, что он и Ингрид… Черт возьми, что делать?
Драма усугублялась тем, что тайну их отношений с Серэной следовало неукоснительно хранить (роман с преподавателем – это уже выходило за правила игры). Поэтому и здесь, на яхте, они не подавали вида, были строго официальны друг с другом (по мнению Кара, даже перебарщивали, она, во всяком случае, – уж слово-то нежное можно было незаметно прошептать или взгляд бросить!).
Кар ловко вскочил на ноги, чуть не опрокинув Ингрид, и фальшиво бодрым голосом вскричал:
– Винюсь! Винюсь! Сейчас буду работать за десятерых! Готов! – И он помчался на переднюю палубу, а разочарованная Ингрид поплелась за ним.
Кар энергично включился в работу, продолжая размышлять о грозящей ему опасности. И тут Кару пришла в голову прекрасная мысль – надо поделиться своими тревогами с Серэной, а попросту – переложить на нее ответственность за решение (чего уж себя обманывать?).
Кар повеселел (как все-таки мы любим, чтоб другие решали за нас), он драил палубу, вязал какие-то узлы, переносил тяжелые ящики. Его могучее, великолепно тренированное тело легко и ловко перемещалось в пространстве. Движения были молниеносны и точно рассчитаны. Вот где сказалось преимущество Кара перед не менее красивым, но куда менее умелым Робертом. Конечно, когда тот застывал неподвижно на носу яхты, скрестив руки, подобный юному богу, можно было без конца любоваться его совершенной мускулатурой, по которой, казалось, следовало изучать анатомию. По сравнению с ним даже Кар со своей богатырской фигурой казался хрупким.
Но когда надо было поднять тяжелый груз, быстро что-то переставить, перекинуть, укрепить, влезть на мачту – вот тут-то и видна была разница между эффектной, но мертвой горой мускулов культуриста и эффективными, готовыми к любым нагрузкам, хорошо натренированными мышцами атлета.
Зрелище это было настолько наглядным, что женская часть компании на какое-то время перестала что-либо делать, а лишь следила за Каром и Робертом. К великой досаде Лиоля и Эстебана. Что касается Эдуарда, он лишь презрительно поглядывал на этих, как он считал, «животных» с куриными мозгами.
Уж не говоря о толстом Бобе. Тот без конца фотографировал своих товарищей, море, берег, встречные пароходы, даже чаек в небе. «Ох, жена будет довольна, она любит, когда я привожу ей фото из своих путешествий», – бормотал он себе под нос.
Наконец пристали к берегу.
Выбрали уединенный пляж, окруженный пальмовой рощей, укрытый в небольшой бухте с бирюзовой водой.
Вылезли. Девушки захлопотали, накрывая скатерть прямо на песке, разжигая спиртовки, доставая продукты.
Мужчины принялись открывать консервные банки, бутылки, разгружать переносной холодильник, разжигать костер, так, не для дела, для экзотики.
Тут снова всех поразил Кар. Буквально за считанные минуты он соорудил какой-то особый костер, разжег его без помощи спичек и зажигалки. Огонь горел ровно и сильно, а дыма почти не было.
– Где ты так научился? – восхищенно спросил Лиоль. – Ты смотри, словно и нет дыма.
– Чему в джунглях не научишься, – усмехнулся Кар, – если б не научился, не сидел бы сейчас с вами. («Кажется, я уже кому-то говорил это», – недовольно подумал он.)
На минуту все умолкли. Они вдруг осознали, что вот этот ловкий красивый парень прошел войну и наверняка сто раз рисковал жизнью, в него стреляли, и он стрелял в других, быть может, убивал. На минуту словно темная гора нависла над ними, и война показалась не отвлеченной картиной, о которой они кричали на своих митингах, которую в виде черной бомбы, зачеркнутой красным крестом, рисовали на своих плакатах, а реальностью с ее кровью, грязью и смертью.
Случайно поймав устремленный на него взгляд Серэны, Кар с удивлением заметил, что глаза ее повлажнели.
– Молодец, Кар! – воскликнул Лиоль. – Все-то ты умеешь. Рассказал бы чего-нибудь из своих военных похождений. Уж представляю, как ты там им жару поддавал!
Он бросил злорадный взгляд в сторону Роберта. Уж раз он не мог уколоть обоих, так хоть одного. Используя другого.
– Нет, – решительно сказал Кар, – об этом вспоминать не буду никогда! Никогда! – повторил он твердо.
– Напрасно, – неожиданно сказал Эдуард, – такие вещи надо помнить, чтоб не повторить. – Какое-то время он с загадочным выражением смотрел на Кара и добавил: – Прости, я хотел сказать – не повторились.
В тот момент Кар не уловил разницы.
Некоторое время, усевшись, улегшись вокруг «стола», все гневно осуждали войну. Кар в разговоре участия не принимал. У него почему-то испортилось настроение. Только много позже он понял: из-за реплики Эдуарда.
Когда он вновь спустился на землю с облаков своих размышлений, речь шла о высоких материях – о гуманизме, долге, призвании.
– Гуманизм – высшее призвание человека, – разглагольствовал Роберт, – люди должны быть гуманны. Все! Во всем! Тогда на земле настанет рай.
– Да? – ехидно вопрошал Лиоль. – Все должны быть гуманны? Интересно, как ты себе это представляешь? Например, заповедь «не убий», да? Никого не надо убивать? Так?
– Так, – неуверенно соглашался Роберт, он чувствовал подвох.
– Ну, а вот посадят тебя перед двумя кнопками, одну обязан нажать. Нажмешь левую – погибнет, скажем, миллиард китайцев, все население, или, вот, мы все тут, кроме тебя; нажмешь правую – твоя мать. Интересно, какую ты нажмешь? А?
Роберт молчал. Вот подлец, подловил-таки его. Действительно, кого уничтожать – собственную мать или миллиард ни в чем не повинных людей?
Его выручил Эдуард. Сняв очки, он близоруко щурился на солнце. Он совсем не загорел – его узкая белая грудь смешно поросла редкими волосами, узкие белые плечи сутулились.
– Все дело в том, – медленно заговорил он, – чтобы не допустить такого выбора, вот в чем задача.
– Ну, а если? – настаивал Лиоль.
– Выбор не в кнопках, – так же неторопливо развивал свою мысль Эдуард, – а в том, может быть такой выбор или нет. Так вот, такого выбора быть не должно. Возьмем не твой отвлеченный пример, Лиоль, а реальное положение. Ты ведь не случайно прибег к образу кнопки. Ты же не сказал – утопить, расстрелять, сжечь, ты сказал – нажать кнопку. Ты имел в виду кнопку атомной войны, а может, и не имел, образ пришел к тебе бессознательно, автоматически. И неудивительно, он реальность.
Эдуард помолчал, его внимательно слушали, хотя, быть может, и не всем была ясна его мысль. Эдуард никогда не старался «опускаться» до уровня слушателей, пусть шевелят мозгами и поднимаются до его.
– Так вот, – заговорил он снова, – если проанализировать твой образ, то речь идет, повторяю, о том, в каком случае нажать кнопку атомной войны. Вот здесь твоя ошибка – ее нельзя нажимать вообще! Ни в каком случае! Никогда! Но ты прав в том, что если такая кнопка есть, то когда-нибудь, кто-нибудь ее непременно нажмет. Есть только один способ, чтобы ее не нажали…
Он опять сделал паузу.
– Какой? – не выдержала самая нетерпеливая – Жюли.
– Чтобы ее вообще не было! – твердо закончил Эдуард. – Тогда и нажимать будет нечего. Тогда и выбора, который ты предложил, не будет.
– Я не предлагал! – запротестовал Лиоль. – Я просто говорил, я привел пример, если кто-нибудь… Я не предлагал!
– Так что главное в том, чтобы не было кнопок, – снова заговорил Эдуард, не обратив внимания на бормотание Лиоля, – а вернее, чтобы от них не шли провода. Не будет атомного оружия, пусть кнопки остаются, для электронного бильярда например. Вот за то, чтобы этих бомб не было, мы и боремся, мы с вами, наше общество «Очищение».
Начатом разговор закончился. Постепенно напряжение серьезной беседы спало, побежали купаться, играть в мяч. Роберт стал принимать разные позы, описывая Ингрид и Мари конкурсы культуристов. Лиоль, покачиваясь – он поглотил больше банок пива, чем все остальные, вместе взятые, – бродил бесцельно по пляжу, пока не прилег на песок. Вскоре раздался его громкий храп. Эстебан и Жюли растворились в природе.
Как-то так получилось, что Серэна и Кар остались в сторонке одни лежать и загорать.
Издали казалось, что они просто лежат, подставив солнцу лица, и молчат, а между тем они вели тихий разговор.
– Тебе нравится? – спросила Серэна. – Ведь первый раз с нами поехал.
– Очень нравится, – ответил Кар, он слегка кривил душой, но не хотел разочаровывать подругу. – Только жаль, что мы должны маскироваться.
– А по-моему, это даже интересно, – рассмеялась Серэна. – Знаешь, как я хочу тебя поцеловать! А нельзя. Зато что тебя ждет сегодня вечером!
– Вот тут они несли всю эту чепуху про кнопки, – проворчал Кар, – а я бы всех с легким сердцем утопил, лишь бы сейчас остаться с тобой наедине.
– Ты такой кровожадный? – с притворным ужасом спросила Серэна. – Всех? Даже Ингрид?
«Вот черт! Заметила все-таки что-то, – подумал Кар. – Ах, эти женщины, шиш их обманешь!»
– Кстати, об Ингрид, – заметил он озабоченно, – я хотел поговорить с тобой насчет нее, видишь ли, она…
– Не трудись, – снова рассмеялась Серэна (но на этот раз Кару показалось, что не совсем искренне), – я тебя не ревную.
Они долго молчали.
Вдруг Серэна сказала:
– Я хотела поговорить с тобой, Ал, – но снова замолчала, видно не отваживаясь на серьезный разговор.
– Я слушаю, – как можно мягче сказал Кар, чувствуя, что ей почему-то трудно продолжать. – Что случилось?
– Видишь ли, ничего не случилось. Но вот ты вроде вошел в нашу группу, в компанию, ребята хорошо о тебе отзываются, а мы же все очищенцы. Мы объединены общей идеей. Справедливой. Я знаю, ты считаешь, что все это глупости. Но неужели тебе трудно пойти с нами на демонстрацию, на собрание? Тебя ж это ни к чему не обязывает. Посидишь, послушаешь. Ну хоть ради меня.
Кар задумался.
В конце концов, действительно, что его, убудет, если он пройдется как-нибудь по улице в их компании? Что тут такого? Смешно, конечно, эдакая экскурсия детишек, а в качестве строгой учительницы – очкарик Эдуард! Но, в конце концов, что плохого? А уж на собрании посидеть…
Даже интересно послушать. Может, они в чем-то правы, может, скажут что-нибудь умное. От него ведь не требуют, чтоб он выступал.
– Ладно, Серэна, схожу как-нибудь на твое шоу, раз тебе этого так хочется, – снизошел он.
Серэна мгновенно перекатилась по песку к нему вплотную и крепко поцеловала. Он никак не ожидал такой ее бурной реакции и, испуганно оглядываясь, приподнялся на локте. Но на них никто не обращал внимания.
– Не пугайся, – смущенная своим порывом, прошептала Серэна, откатываясь на прежнее место, – просто я очень рада. Мне так хочется, чтоб ты был с нами, Ал!
– Буду, буду, чего я ради тебя не сделаю, могу даже заняться культуризмом. – Кар решил на всякий случай подпустить шпильку, уравновесить, так сказать, Ингрид.
– Не остроумно, – фыркнула Серэна. – И вообще хватит лежать, пошли купаться.
Они побежали к морю и долго плавали в теплой, такой прозрачной воде, что хорошо видели дно в десятке метров под собой, стайки рыб, морские звезды, водоросли…
Плавали, лежали на воде, слегка шевеля кистями рук, обратив лица к голубому небу.
Какое блаженство! Какой покой! Как далеко унеслись заботы, тревоги. Так бы всю жизнь – плыть по этим теплым волнам, ощущать на лице ласковый взгляд высокого солнца… И чтоб рядом всегда была его Серэна…
А впереди чтоб ждали всякие приятные сюрпризы. Интересно, о каком приятном сюрпризе говорил тогда вице-директор Бьорн? Бьорн, Бьорн – вдруг Кар почувствовал холодок в затылке. А как Бьорн отнесется к тому, что он пойдет на собрание очищенцев? На демонстрацию? Вообще свяжется с ними?
Настроение Кара сразу испортилось. Эх, не надо было ему ничего обещать Серэне! Стоял в стороне и стоял бы себе! Так нет, захотел сделать ей приятное. Тряпка, влюбленный дурак, марионетка в руках девчонки!
Кар ругал себя на чем свет стоит, обвинял в несуществующих грехах, в безволии, в мягкотелости, в отсутствии принципиальности, в желании угодить Серэне любым способом…
К концу пикника он наконец вернул себе хорошее настроение, но озабоченность осталась.
Домой вернулись поздно, усталые, слегка хмельные от воздуха, моря и еще кое от чего, более материального. Расстались на набережной, пообнимались, перецеловались. При этом Ингрид сжала Кара с такой силой и так долго не отпускала его губы в страстном поцелуе, что он чуть не задохнулся.
Когда наконец она оторвалась от него, он быстро огляделся, но Серэна ничего не заметила, она прощалась с другими…
Вот о том разговоре Кар как-то и поведал Элизабет. Но, разумеется, ничего не сказал о Бьорне, просто поделился своими опасениями, как, мол, отнесутся в агентстве к тому, что он свяжется с этим чертовым «Очищением», не повредит ли это карьере.
Элизабет основательно и подробно, как обычно, разобрала ситуацию и пришла к выводу, что хотя причин для самоубийства пока нет, но лучше бы, конечно, от очищенцев держаться подальше. Вряд ли Шмидт будет от этого в восторге. И не послужит ли это препятствием к возвращению Кара в «Око». Да, положение не из приятных. А нельзя как-нибудь избежать, потянуть, чтоб не огорчать Серэну?
Словом, надо подумать.
Разговор этот никак не успокоил Кара. Уж если, по мнению Элизабет, его поведение не понравится Шмидту, то что говорить о Бьорне! Не бросит ли он Кара на произвол судьбы, не отречется от него? Прощай тогда карьера, повышение, мечты и планы.
Кар не находил себе места. Что делать? Что делать?
И именно в один из этих дней, когда поздно вечером он ворочался в постели, не находя сна, раздался телефонный звонок.
Кар вздрогнул и схватил трубку с такой поспешностью, что чуть не уронил аппарат. Кто бы это мог быть? С Серэной он уже попрощался – она давно спит. Лоридан в такое время не звонит, тем более Ингрид (которая, чтоб ей пусто было, взяла манеру иногда позванивать ему просто так, видите ли, чтоб услышать его голос, ну?).
В трубке раздался приятный негромкий голос вице-директора Бьорна:
– Добрый вечер, Кар, надеюсь, я вас не разбудил? Нет? Я так и думал, что вы еще не спите, занимаетесь, наверное. Дело в том, что хотелось бы повидаться. Вы смогли бы завтра часа в четыре заехать по тому же адресу? По-моему, у вас в это время занятий нет, а у вашей подруги как раз есть – в другой группе. Договорились? Значит, жду. Покойной ночи.
И он повесил трубку. Кар не успел вставить ни одного слова.
«Все ясно, – в панике решил он, – Бьорну стало известно, что я решил пойти на собрание, и теперь меня ждет отлучение, изгнание, страшная кара. Все кончено, все рухнуло!»
Кар даже не в состоянии был сообразить, что о его в общем-то довольно неопределенном обещании, легкомысленно данном Серэне, никто, кроме них двоих, не знает. И уж кто-кто, а Серэна была последним человеком, который мог бы поделиться этой тайной с вице-директором Бьорном. Хотя ведь знала еще Элизабет.
Но обо всем этом Кар не думал. Он напряженно размышлял, как выйти из положения. Все отрицать? Признать и раскаяться? Соврать, что он просто сболтнул, чтоб отвязаться от Серэны?
В беспокойных мыслях прошли ночь и день, и вот к четырем часам ровно он вошел в запущенный сад. И почему-то только тогда, посмотрев на часы и подумав о Серэне, вспомнил, что Бьорн выбрал этот час, так как знал не только, что у Кара нет занятий, но и что Серэна занимается с другой группой. Откуда он знает? И зачем упомянул об этом? Ясно, зачем. Чтоб Кар помнил: ни на минуту его не выпускают из-под контроля. Настроение его, когда он нажал на кнопку звонка, достигло нижней точки.
Охранник ожидал его за дверью, а вице-директор – все в той же комнате, уставленной креслами и низкими столами. Те же орешки и маслины, те же бутылки. Все в жизни повторяется.
– Мы давно не виделись, Кар, – улыбнулся Бьорн. – Как идет учеба?
– Хорошо, господин вице-директор, осваиваю язык успешно. Тем более Серэна помогает. Грозит, что скоро перестанет говорить со мной на родном языке, а будет только на иностранном.
– Молодец, ха-ха! – рассмеялся Бьорн. – Настоящий преподаватель. Впрочем, с ней-то вы всегда общий язык найдете. А? Кар? – Он игриво подмигнул.
Кар сделал вид, что смутился.
Он уже выработал тактику поведения. Скажет, что притворно согласился, чтоб не ссориться с Серэной, но, конечно, ни на какие собрания ходить не намерен. Только неловко начинать этот разговор самому, надо ждать, пока заговорит вице-директор.
А тот не торопился подходить к главному. Он дотошно расспрашивал Кара о занятиях, о программе, словно сам собирался поступать в Университет, пустился в пространные воспоминания о том, как в свое время учился на юридическом.
Потом стал расспрашивать о сокурсниках Кара. Кар давал им довольно меткие характеристики, и порой господин Бьорн хохотал чуть не до слез. Особенно его заинтересовал почему-то Лиоль.
– Ревнивец, говорите? – смеялся он. – К таким молодцам, как вы и этот, как его, Роберт, ревнует! Ха-ха! Что ж поделаешь, не всем такими красавцами быть, как вы. А? Кар? Ну, а как вы свободное время проводите, где бываете, о чем спорите?
Кар понял: сейчас заговорит о главном. Он подробно отвечал, а вице-директор все задавал вопросы, но как-то беспорядочно. В чем дело? Может быть, он проверяет профессиональную наблюдательность Кара, его память, умение оценивать людей? Всем этим должен в полной мере обладать сотрудник любого сыскного агентства, а может, это особенно необходимо для его будущей работы? Может быть, его переведут в аналитический отдел?
К «Очищению» вице-директор особого внимания не проявил, так спросил, между прочим, бросил презрительно: «Все в игрушки играют» – и продолжал говорить на другие темы.
Кар почувствовал, что разговор подходит к концу. «Ага, – сообразил он, – решено проверить мою лояльность – сообщу ли я сам, ох хитрец!» И сказал:
– Господин вице-директор, тут одна вещь меня немного беспокоит. Хотел спросить вашего совета.
Кар старался показать, что это мелочь, но он как добросовестный работник считает нужным все равно посоветоваться с начальством.
– Да? – насторожился Бьорн. – Что случилось?
– Ничего особенного. Просто был тут один разговор с Серэной. Она считает, что нельзя быть белой вороной, уж раз я вошел в их компанию, в смысле, сошелся с сокурсниками, вместе занимаемся на факультете, с некоторыми берем частные уроки у нее, вот на пикнике были вместе, так не годится откалываться…
– Не понял, – Бьорн нахмурил брови, – что вы имеете в виду?
– Ну так они же все члены этого движения, этого «Очищения», ходят на разные там собрания…
– Ну и что? – лицо Бьорна приняло скучающее выражение.
– Вот она и говорит: «Все ходят, участвуют, а ты нет. Могут не понять тебя. Тебе бы тоже следовало ходить».
– А вы? – Бьорн устремил на Кара совсем не скучающий взгляд.
«Вот оно! Сейчас я все выложу, сейчас опережу его, а если попрекнет, скажу, что как раз хотел получить совет, а пообещал, чтоб не обострять». Кар повторял мысленно свой сценарий.
– Ну, для вида пообещал. Не хотел ссориться. Сказал, мол, да, да, как-нибудь зайду. Она ведь, знаете, господин вице-директор, как припрет к стенке – не выкрутишься, но я, конечно, не собираюсь там бывать…
– И напрасно! – неожиданно резко прервал Бьорн.
Кару показалось, что он ослышался. «Напрасно? Что он имеет в виду? Издевается?»
Но вице-директор и не думал издеваться.
– Видите ли, Кар, ваша главная задача – получить диплом, изучить язык, все, что мешает этому, надо отсечь. Очень хорошо, что вы сдружились с вашими сокурсниками, что ближе стали с вашей невестой, уж будем так называть Серэну Рендо. Это все способствует достижению вашей главной цели. И не разрушайте достигнутого. Ну подумаешь, сходите с ними на демонстрации, митинги, побываете на собраниях. Что вас, убудет от этого? Вы достаточно умный человек, настоящий патриот, они что, распропагандируют вас своими дурацкими лозунгами? Пусть себе шумят, а вы присутствуйте и смотрите. Зато Серэна будет довольна, ваши товарищи не будут на вас коситься, а это только поможет занятиям…
– Значит, вы не осуждаете? – Кар еще не совсем понимал. – Можно ходить туда?
– Конечно, даже нужно, – улыбнулся Бьорн. – Ничего страшного. Может быть, даже любопытно, при случае расскажете. Ну, а теперь хватит об этом. Скажите лучше, как спортивные дела, не потеряли формы?
У Кара словно гора свалилась с плеч. А он-то думал! Он-то боялся! Сам себя запугал! Идиот! Все-таки голова этот Бьорн, с широкими взглядами, не мелочный. Действительно, что они, Кара распропагандируют, уговорят? Он-то понимает, какой это бред, все эти их идеи. Но главное – снята проблема, как быть с Серэной. Теперь он со спокойной душой может выполнить свое обещание. Ничем в агентстве это ему не грозит.
Они еще немного поговорили.
– Я рад за вас, Кар, – сказал в заключение вице-директор. – Учитесь, старайтесь, ни о чем не беспокойтесь. Ваше новое назначение вас ждет. Как-нибудь позвоню. – Он широко улыбнулся на прощание и хлопнул Кара по плечу.
Домой тот летел как на крыльях. Он решил отметить этот день. Кар слышал, что всякие торжественные события (а собственно, какое именно было в данном случае?) отмечают шампанским. Кар и пил-то его всего раза два-три в жизни, и оно ему не понравилось. Но раз так полагается… Он купил по дороге бутылку и направился прямо к дому Серэны. Он нетерпеливо дожидался ее возвращения, переминаясь с ноги на ногу в подворотне напротив. Наконец она появилась. Кар бросился к ней.
– Скорей к тебе, жду не дождусь! – Он схватил ее за руку.
– Что случилось? – встревоженно спросила Серэна. – Что с тобой?
– Ничего, просто хочу выпить шампанского в честь нашей дружбы!
– Дружбы? Только дружбы? – Серэна нахмурилась.
– Да нет, ты не так поняла – в честь дружбы, любви, близости… Словом, всего, что нас пока соединяет. Пока, – повторил он многозначительно, – и всего, что еще соединит.
– Ты же хотел сначала кончить Университет, – простодушно сказала Серэна и медленно покраснела.
Она поспешила отвернуться, завозилась с ключом в замке.
Они соорудили на скорую руку ужин и запили его шампанским, которое оба не любили.
Кар был оживлен и весел, Серэна сдержанна, она не понимала причины его веселья, но в конце концов поддалась ему. Вечер они закончили в дискотеке и вернулись в ее дом глубокой ночью.
Наутро, уходя в Университет – у нее занятия начинались раньше, – Серэна долго что-то мямлила и, наконец вздохнув, сказала:
– Ал, сегодня вечером в шестой аудитории собрание нашего общества – замышляем одну акцию. Я сказала ребятам, что ты придешь.
Она устремила на Кара требовательный и в то же время не совсем уверенный взгляд.
Кар, не отрывая бритву от щеки, весело ответил:
– Конечно, о чем речь, приду. В шестую аудиторию? Обязательно приду.
Серэна подбежала к нему, поцеловала в намыленную щеку и, крикнув «Жду!», исчезла за дверью.
Кар продолжал бриться, что-то радостно и фальшиво насвистывая.
День Кар провел на занятиях. Пообедал в одиночестве в студенческом кафетерии, огромном зале с длинной стойкой, к которой подходили студенты, накладывая себе в тарелки всякую снедь. Без ограничения, но, чтобы войти в зал, следовало заплатить, и не так уж мало.
Были на территории Университета и другие кафетерии, подешевле, сравнительно дорогие рестораны и совсем дешевые столовки. Словом, каждый питался в зависимости от толщины своего кошелька.
Потом Кар посидел на берегу, глядя вдаль и думая о Серэне. На этой скамейке под высокой пальмой они любили с ней сидеть и любоваться морем. Поэтому он и выбрал эту скамейку.
Как Серэна была счастлива, что он согласился наконец приобщиться к ее «общественной деятельности». Смешно! Такая красивая молодая женщина, с хорошей работой, неплохо обеспеченная, увлеклась какой-то ерундой, ходит, суетится… Ничего, скоро они поженятся, и все эти детские увлечения вылетят у нее из головы. Появятся другие – муж, дети, дом.
«А может, не вылетят? – вдруг подумал он. – Ведь участвуют же в этом движении и люди постарше, и совсем пожилые, у которых дети, внуки. Что ими движет? Неужели они серьезно рассчитывают своими протестами поколебать всю эту махину – химические и оружейные заводы, нефтяные компании, автомобильные фирмы, муниципалитет, полицию, преступные синдикаты?.. А главное – благополучных людей, которым на все это наплевать. Но вот борются, что-то делают. И его Серэна».
Кар почувствовал к этим людям неожиданную симпатию. Молодчаги! Ничего не боятся, вон шины прокололи, лозунгами все стены автомобильных туннелей расписали, добились, чтобы не вырубили под казино один из городских скверов. «Им таких, как я или Лоридан, не хватает, – усмехнулся про себя Кар, – мы б им были кстати, когда на них полиция налетает. Вот теперь я знаю, что буду там делать – обучать их каратэ! Начну с Ингрид, она всю полицию перебьет». – Он снова усмехнулся.
Посмотрел на часы. Пора было идти на собрание.
Он не спеша доехал до Университета, разыскал шестую аудиторию.
Дверь была открыта. Народу много. Но ребята оставили ему место. Они все собрались тут: и Серэна, и Ингрид, и Роберт, и Лиоль, и, конечно, Эдуард.
Народ все прибывал. Опоздавшим пришлось стоять у стены. Наконец на возвышение, на котором обычно стоял преподаватель, вышел бородатый парень в очках и сказал:
– Внимание, давайте начнем!
