bannerbannerbanner
полная версияСиница в небе

Константин Демченко
Синица в небе

Полная версия

Но вдруг чернота пропала, и я снова увидел потолок. Лежу, смотрю, ничего не понимаю. Опять стало темно буквально на секунду, снова потолок… Да я же моргаю! Просто очень медленно. Но дело тут не в скорости, а в самом факте. Начали работать мышцы, пусть пока только век, но начало положено!

Я оказался прав: через какое-то время кончики пальцев напомнили о себе болезненным покалыванием, потом я смог ими пошевелить…

И тут пошло-поехало! Благословенная боль растекается по всему телу, иголки впиваются в кожу, заставляют кровь бежать по капиллярам и венам, то один, то другой мускул сокращается, сначала непроизвольно, а потом подчиняясь приказам.

Через чёртову прорву времени – я даже успел несколько раз вздремнуть – у меня получилось сдвинуться с места. Не очень, правда, удачно: слетел с койки и упал на пол.

Но не расстроился вообще. Это победа! Это, …, значит, что я оказался крепче инопланетной заразы! Я круче этой адской планеты!

И теперь-то я уж точно не сдамся просто так, не опущу руки, не буду покорно ждать конца!

Я решил, что возвращение домой недостижимая цель? Но что может быть достойней для учёного, чем стремиться достичь недостижимого?!

На восстановление ушло несколько дней. Я ел и пил, исходил всё здание вдоль и поперёк, сначала держась за стенки, а потом и без опоры, тренировал мозги проверяя и перепроверяя расчёты, строя модели будущих экспериментов.

Утром пятого дня я решил, что пришла пора приступить к тому, чем я собирался заняться в первую очередь: установить памятник.

Но прежде я с десяток раз сходил до ручья, наполнил водой большой бак и наконец-то принял душ. Затем переоделся в чистое и облазил всё здание в поисках чего-нибудь, из чего можно сделать памятник. В итоге выбор пал на пластиковую столешницу одного из обеденных столов – толстая, долговечная и очень красивая, под мрамор. Подходящих электрических инструментов не нашлось, так что я вооружился обычным молотком, ножом и отвёртками и начал выбивать на оказавшейся очень прочной поверхности стола имена и фамилии всех тридцати двух человек.

Работа непривычная, и неожиданно тяжёлая, но я не отступаю и вгрызаюсь в пластик, увековечивая на гладкой поверхности всех тех, кто ушёл раньше меня. Конечно, «увековечиваю» громко сказано, но, думаю, лет сто-двести этот памятник простоит. Может, его даже увидят наши потомки… Если повторят наше случайное достижение.

Я закончил работу на второй день и довольно долго просидел, не решаясь выбить последнее имя – «Синицкий Виктор», но всё-таки добавил и его. Не смог отказать себе в малюсеньком проявлении тщеславия и буквами помельче напротив своего имени выцарапал: «Последний выживший». Думаю, потомки догадаются, что именно «последний выживший» сотворил этот надгробный камень. Моего тела под ним не будет, ну да это не главное.

Поразмышляв ещё немного, в самом низу я нацарапал: «Земля, Россия, Заслон, 2038 г.».

На этом закончил.

День клонится к вечеру, но ещё светло, так что я вынес плиту наружу и вкопал в землю. Положил с обеих сторон несколько камней, решил, что надо будет натаскать ещё.

Но это завтра. А сегодня я наконец-то попрощаюсь.

Молитв я не знаю, да и не знаю, во что верили мои коллеги и верили ли вообще… Но кто-то верил наверняка. Потому я своими словами обратился к высшему разуму и попросил принять у себя все тридцать две души и самому разобраться, кого направить на частный суд, кого в барзах, а кто получит очередную реинкарнацию или просто небытие.

Я ушёл от могил, когда стало почти совсем темно, и всё вокруг наполнилось звуками ночи.

Утро началось с повседневных дел: я приготовил завтрак, наносил воды, прибрался в лаборатории. Потом натаскал ещё камней и обложил могильную плиту с обеих сторон – так-то понадёжней будет.

Что теперь? Работа по основной специальности.

Я посмотрел на плиту, на выбитую первой фамилию «Григоренко» и проговорил, громко, чтобы услышали все вокруг:

– Всё будет, Александр Ильич. Мы же лучшие в своём деле.

Я проверил батареи – заполнены под завязку. Прошёл в лабораторию, подготовил всё необходимое и занял привычное место у пульта управления.

– Итак, что у нас с показателями? – спросил я, обращаясь к самому себе, и сам же ответил: – Однёрка – норма, двойка – норма, тройка – норма, четвёрка – норма, пятёрка – норма. Готовы, господин Синица.

Ключ, код, «Пуск», тумблер… На экране начали сменяться цифры обратного отсчёта.

Одновременно с нулём от верхней части колонны к многострадальному стеатитовому кубику протянулся лазерный луч.

***

В первые дни местная живность крайне редко забредала на землю чужого для неё мира. Наверное, это было что-то на уровне инстинктов – хочешь жить, не лезь в чужой дом. А тут и земля другая, и трава, и даже формы жизни неизвестные. Правда, наши родные муравьишки и паучки, которым не повезло перенестись вместе с нами, были против аборигенов, что мышки против филина…

Но через некоторое время мы стали замечать, что нет-нет да и промелькнёт среди кустов сирени хитиновая спина радужного жука пару ладоней в длину или прошелестит в пошедшей в рост газонной травке мелкая чёрно-оранжевая змейка. А по периметру начали прорастать побеги очень похожего на смесь бамбука и папоротника растения. В общем, захват территории местной фауной и флорой был делом времени.

В тот день на крышу здания лаборатории приземлилось ранее никогда не залетавшее в эти места насекомое. Вообще, этот вид жил в горах, этого же представителя прихватил с собой небольшой смерч и закинул в самый центр джунглей. Эта особь оказалась ещё и беременной, если так можно выразиться, а выпускать потомство из полостей в брюшке она должна непременно на твёрдой, максимально устойчивой к внешним воздействиям поверхности. Именно такой будущей родительнице показалась крыша лаборатории, куда она и опустилась. Правда, приземление произошло не на плите перекрытия, а на гладкой поверхности солнечных батарей.

И началось таинство рождения новой жизни.

Крепкие пластины на брюшке разошлись, и наружу посыпались мягкие матовые чёрные шарики, каждый из которых должен будет стать копией своей мамы или папы, если, конечно, его не слопает кто-нибудь из сотен соседей по пищевой цепочке. Потом мама-жук лапками собрала их в одну кучку и опустилась сверху, накрыв весь выводок, словно колпаком. После этого начался следующий этап – мама освободила накопленное в био-аккумуляторах электричество. Это должно было превратить поверхность вокруг неё и саму её в стерильно чистый и почти несокрушимый инкубатор, из которого через некоторое время будут выбираться наружу уже подросшие молодые жуки.

Но под ней оказался не привычный камень, а солнечные батареи, которые не спеклись, а поглотили весь заряд, что стало для них равносильно удару молнии. В сети лаборатории произошёл мощный скачок напряжения.

И случился он как раз в тот момент, когда возник лазерный луч…

***

Показатели всех приборов и датчиков знакомо прыгнули, а свет погас. Но только на этот раз он не загорелся снова через секунду, и я остался в полной темноте – аккумуляторы-то пустые, генератору работать не на чем. А через секунду темнота стала не самой актуальной проблемой.

Корпус лаборатории вздрогнул, заворчал, захрипел и грузно осел, выдохнув из всех щелей и технологических отверстий облачка пыли. Я их не увидел, но почувствовал, как запершило в горле и стало сухо в носу. Я закрыл рот рукавом и закашлялся, потом медленно пошёл в ту сторону, где должна быть дверь. К счастью, угадал с направлением и, сделав несколько шагов, нащупал ручку. Дверь открылась туговато, видимо её всё-таки слегка повело, я выбрался в другую комнату. Там так же темно, но дорога одна – только прямо. Через считанные секунды я открыл очередную дверь и оказался в коридоре, где уже светлее из-за узких матовых окон в его конце. Я, как смог, осмотрелся, но ничего сверхординарного не разглядел: знакомые стены, пол и потолок, трещин нет, разрушений тоже.

Я пошёл на выход, подумав, что оценить произошедшее смогу только снаружи.

Входная дверь открываться отказалась. Пусть у неё косяк покрепче, чем лабораторной, но, видимо, внешние стены приняли на себя основной удар и подверглись большей деформации. Я ещё немного попинал дверь, потолкал её плечом и даже попробовал приподнять, вцепившись в ручку, но тщетно. Вспомнил, что в дальнем конце правого крыла у нас имеется запасный выход, которым мы пользовались всего пару раз во время учебной тревоги.

Минуту спустя я открыл дверь, за которой должен был находиться ведущий наружу коридор…

Стены обрываются через пару метров, а никакого запасного выхода нет и в помине. Гладкая, похожая на глину, поверхность тянется метров на пятьдесят, плавно загибаясь, и затем переходит в такую же глиняную стену, всё круче уходящую вверх. Словно великан зачерпнул порцию почвы огромной ложкой для мороженого. Отвесная стена тоже гладкая, но ближе к вершине в ней виднеются разнокалиберные отверстия, похожие на выходы труб.

Рейтинг@Mail.ru