Константин Демченко
Синица в небе
Минус ещё двое.
Я посмотрел на двери лаборатории, ожидая, когда же из неё выбежит хоть кто-нибудь, но они оставались закрыты.
– Эй, там! – снова прокричал я. – Сюда, помогите мне! Скорее!
В ответ кто-то резко и громко просвистел из зарослей. А вот из лаборатории так никто и не показался.
Очень нехорошее предчувствие зародилось где-то глубоко внутри, сердце сжалось, мелко задрожал подбородок, дыхание сбилось, воздух стал вырываться из глотки плотными тугими комочками. Я медленно пошёл ко входу, заставляя себя переставлять ноги, подтягивая их, волоча по траве, словно каждая весит по полсотни кило. Подойдя, я слегка потянул дверь на себя, и она поддалась, приоткрывшись на пару сантиметров.
Ладонь соскользнула с ручки и повисла вдоль тела.
Открыто… А не должно быть.
Простояв так ещё почти минуту, собираясь с силами и пытаясь унять охватившую всё тело дрожь, я всё-таки взялся рукой за край двери и потянул на себя.
В расширившуюся щель вывалилась кисть руки. Почерневшая.
Открыв дверь до конца, я увидел лежащее вниз лицом тело. Женское. Значит, это Лена, моя коллега, она сегодня должна была работать в лаборатории. Зачем она здесь?
Последняя выжившая?
Или я себя накручиваю? Может, остальные в порядке?
Я заглянул внутрь проёма и увидел сидящего у стены Артёма, он заступил на дежурство, когда мы отправились на вылазку.
А Лена пришла сюда только для того, чтобы открыть дверь нам, последним выжившим… Последнему.
Я попятился, не отрывая глаз от его чёрного лица, споткнулся, сделав всего насколько шагов и упал назад, хорошо хоть успел выставить руки. Даже не понял, сильно ли я приложился копчиком. Так я и сидел не знаю сколько времени, смотря на него. А он смотрел на меня…
А в голове, сначала пустой, как барабан, начали роиться мысли, одна хуже другой.
Я теперь как Робинзон Крузо, вот только на проплывающий мимо корабль мне рассчитывать точно не стоит, и Пятница у меня не появится. Шансов выйти, наконец, на удачный эксперимент – ноль, шансов выжить – ноль. Даже шансов быть похороненным по-человечески – ноль. Только если заранее не подготовить себе местечко и не дежурить возле него в ожидании неизбежного…
Я смог-таки отвести глаза от лица Артёма и огляделся. Корпус лаборатории и ничтожный кусок родной земли, джунгли и бескрайность чужой…
«Это конец, на этой остановке ты и сойдёшь…», – пробормотал я.
Кладбище, тела моих товарищей и свистящие заросли…
Но, как ни странно, посмотрев снова на их тела, я начал действовать. Не задумываясь.
Для начала подтащил поближе к кладбищу тех, с кем ходил в джунгли. Затем отнёс полные ёмкости с продуктами в лабораторию, закинул всё в холодильник, и начал собирать погибших по всему зданию и вытаскивать их наружу. Через полчаса на земле лежали девять тел, все с одинаково тёмной кожей. Патологоанатом здесь не нужен – причина смерти одна на всех. Только я каким-то образом оказался невосприимчив к убийственному микробу. По крайне мере, пока.
По ходу дела я немного пришёл в себя и обозначил план действий на ближайшее время. Задача номер один – проститься с коллегами и друзьями как положено, чтобы потом не стыдно было смотреть… Кому я собрался смотреть в глаза? В переселение душ я не верю, в то, что мы встретимся на небесах – тоже. Надо, чтобы было не стыдно смотреть в глаза самому себе.
Я сходил за инструментами, благо в добавок к медпункту в нашей сверхсовременной лаборатории нашлось место для чуланчика с лопатами, граблями и тому подобным богатством, и начал копать. От идеи выкопать девять полноценных могил я отказался сразу, а когда заныли спина и руки, то понял, что и на неполноценные меня не хватит. Решил делать братскую.
Закончил я только к вечеру.
Устал так, как не уставал никогда в жизни, всё тело гудит, спина не разгибается, а ладони представляют из себя одну большую мозоль – перчатки не помогли. Но мысль о том, что на сегодня хватит, даже не появилась. Я же не знаю, сколько осталось мне самому: надо делать дела, пока есть такая возможность.
Сходив до медпункта, я обработал ладони обезболивающей мазью и плотно забинтовал, натянул новые перчатки, после чего продолжил. Уложив девять тел вплотную друг к другу, снова взял в руки лопату и забросал их землёй. Программа минимум выполнена. К тому же уже практически стемнело, так что пора укрываться за крепкими стенами лаборатории.
Я зашёл внутрь, кое-как доковылял до холодильника, взял пару тёмно-бордовых плодов, по вкусу очень похожих на бородинский хлеб и съел их, запивая водой. Мыслей – ноль. Челюсти двигаются автоматически, а глаза слипаются. Так что, закончив ужин, я сразу же пошёл к своей койке и повалился на неё без сил. Знаю, надо умыться, принять душ, но я не смог себя заставить. Всё завтра.
Если проснусь.
Всё-таки проснулся. И в первое мгновение пожалел, что это случилось: болит каждая клеточка тела. А когда в голове всплыли события вчерашнего дня, то стало ещё хуже.
«Я остался один, я остался один, я остался один», – бежит в голове бесконечная строчка.
Я как будто только сейчас осознал этот факт до конца.
Я жалею себя и не могу заставить тело приподняться, а ноги опуститься на пол. Я не вижу в этом никакого смысла. Я не просто остался один, я остался один без единой, даже самый призрачной, надежды. Я могу продолжать пить и есть только чтобы продлить своё существование на какое-то время. Но ведь это будет самообман… Мне не нужна жизнь без цели.
С другой стороны, что ещё мне остаётся? Лежать здесь в ожидании смерти от голода? Это уж совсем глупо…
Что я имею на данный момент?
Цель максимум – вернуться домой. Недостижима.
Цель минимум – выжить. Если не зацикливаться на сроках, то вполне реалистична.
Вывод: я могу сделать целью своей жизни её сохранение в течение максимально возможного времени и таким образом придать ей смысл. И пусть за этим дальше ничего не последует, я просто не буду заглядывать в это «дальше» и всё. Буду ставить перед собой простые и понятные задачи и методично их выполнять. Вот например, что мне надо сделать сегодня? Еды хватит на неделю минимум, воды… Вот! Надо принять душ. А это значит: натаскать достаточно воды, процедить её, пропустить через фильтры, залить в бак. Это уже на пару часов работы.
А потом мне нужно закончить с похоронами. Нужен памятник. Пусть никто и никогда не принесёт цветы на могилы моих коллег и друзей, не посидит молча на скамейке, не помянет карамелькой, но памятник над ними стоять будет.
Вот тебе и ещё одна цель, причём очень даже достойная. И я знаю, что им всё равно. Мне – нет.
Я потянулся вперёд. Но не смог приподняться даже на миллиметр. Попробовал помочь себе руками, но не сдвинул их с места. Только тут я понял, что тело уже не болит, я его просто не чувствую. Как будто его и нет вовсе.
Где-то внутри зародилась паника и начала с бешеной скоростью расползаться по телу, она почти добралась до мозговых клеток, но в последний момент я ухватил её за шкуру и не позволил пролезть дальше.
Я ведь вижу потолок, стены, значит, глаза у меня есть. А глаза без головы и того, к чему она крепится, существовать не могут. Вариант с запертой в бренном теле душой я рассматривать не буду – не те взгляды на жизнь. Надо успокоиться и проанализировать происходящее.
Я ещё раз попробовал пошевелить всеми возможными мышцами и пришёл к выводу, что они меня не слушаются, будто замороженные или… одеревеневшие. Тут в памяти всплыли затвердевшие тела погибших от неизвестной болезни товарищей, и я подумал, что, наверное, именно так они должны были себя чувствовать.
Значит, я тоже заболел. Почему-то не сразу, и почему-то без летального исхода. А раз так, то я ещё могу выкарабкаться. Плохо, конечно, что от меня ничего не зависит, но выбирать не приходится…
Интересно, а кожа у меня уже чёрная или ещё нет?
Пролежал, не двигаясь, весь день, то проваливаясь в забытьё, то выныривая из него и стараясь надышаться, пытаясь пошевелить хотя бы пальцем, да хотя бы прикрыть веки… Всё тщетно.
Я видел сны о прошлой жизни: лежал на горячей черноморской гальке и наблюдал за носящимися туда-сюда чайками, сдавал экзамены в универе, ловил рыбу с отцом с укрытого бетоном берега водохранилища, сидел на скамейке у могилы матери. Я жил в фантазиях о будущем: запускал с дочкой воздушного змея, получал Нобелевку за неизмеримый вклад в развитие науки, в рваной и грязной одежде шнырял по мусоркам в поисках еды, с высоко поднятой головой встречал пули, вылетающие из стволов расстрельной команды. Бездумно смотрел перед собой, отгоняя от себя и плохие, и хорошие мысли…
Не знаю, сколько прошло времени, когда я в очередной раз пришёл в себя и не увидел перед собой матового белого потолка. Какое-то время я не испытывал по этому поводу никаких эмоций, потом подумал, что, наверное, это очередной и последний отрезок дороги на тот свет, и я потерял зрение. И даже не испытал страха по этому поводу: бояться неизбежного – что может быть глупее. Да и устал я уже…
