Константин Крюгер
Карта памяти. Рассказки из прошлой жизни
* * *
За истекший период я наблюдал многих Толькиных пассий, но главенствующую роль в течение практически всего времени занимала миниатюрная одноклассница. Поэтому, когда Анатоль торжественно пригласил на свадьбу с Натальей, я не особо удивился. Потрясение я испытал, появившись в назначенный день в ресторане гостиницы «Космос»: в качестве новобрачной выступала совершенно неизвестная особа. «Знакомься, Наташа! Мы вместе работаем!», – любезно пояснил молодожён, заметив моё ошеломление.
Затем опешил уже Анатоль, когда вместо здравицы в честь молодых внезапно со сцены смутно знакомый голос внезапно объявил: «А сейчас для Константина будет исполнена любимая песня его молодости «Отель Калифорния». Приятель из далёкой юности и сосед по микрорайону, не виданный лет пятнадцать, музыкант Женька «Емеля» оказался солистом кабацкого ансамбля. Он даже разрешил поиграть на своей гитаре и спеть со сцены Толькиному племяннику – студенту МГУ Семёну, с которым нас к тому времени связывали производственные отношения, позднее переросшие в тёплые дружеские и практически родственные.
Анатоль с молодой женой, памятуя накал южных любовных страстей, Гурзуф уже не посещал, но на Московскую «стрелку» появлялся регулярно, причём иногда с коляской, в которой мирно спала подрастающая дочка.
* * *
Именно благодаря интересующемуся литературой Анатолю я познакомился с творчеством одного из ныне самых любимых писателей. Ещё когда имя Сергея Довлатова было совершенно неизвестно отечественному читателю, я впервые увидел фильм «Комедия особого режима» по его повести на видеомагнитофоне в гостях у Тольки. Позднее, на мой день рождения, (дату которого он с каждым годом вспоминал всё точнее, что говорит о возрастном улучшении памяти) Толя подарил трёхтомник Довлатова, и я окончательно «заболел» его творчеством.
Как человек с ярко выраженной творческой жилкой, Толька попробовал силы в изящной словесности. Для выражения сокровенных чувств и мыслей он выбрал поэзию. Эпиграфом к этой рассказке я взял одно из наиболее понравившихся произведений его стихотворного сборника «Птицепад», на мой взгляд, наиболее полно отражающее непреходящее внутреннее устремление автора.
Из цикла: Моя Москва и её обитатели
Прораб «Секс-террорист»
«В СССР секса нет!»
крылатая фраза
В начале осени 1974-го года стояли ещё по-летнему тёплые деньки. Занятия на втором курсе МАИ уже начались, а всё свободное время я предпочитал проводить в центре столицы. Как-то вечером на «стриту3» к нам с Вовкой «Левисом» подошёл совершенно незнакомый взрослый мужик: «Здоро́во, парни! Меня зовут Александр. Регулярно встречаю вас здесь в компании симпатичных девчонок. Я сам прораб, и у меня всегда есть ключи от незаселённых квартир. Если интересно, можем договориться!». Прямота обращения подкупала, опять же в те годы жизнь была менее опасной, и подвохов никто не ожидал. Мы задумались, а Александр прямой наводкой прошествовал в «Российские вина» и появился оттуда с двумя бутылками вина. Вместе мы проследовали на «Катушку4», где за употреблением портвейна и продолжили интригующий разговор. Тема была настолько злободневной, что говорливый, но обычно весьма осторожный «Левис», на этот раз без экивоков, в лоб поинтересовался: «Какие Ваши предложения?». «Когда в следующий раз будете девчушек снимать, берите двух для меня. А я вам бутылку портвейна и квартирку. Договор?!», – прораб чётко обозначил позицию.
В те годы наличие свободной жилплощади в контексте взаимоотношения полов дорогого стоило. И предложение Александра решало главную проблему – куда податься с замечательной и охочей до ласк барышней?!
Уже на следующий вечер мы с «Левисом» познакомились с двумя весёлыми и озорными студентками медучилища. Ни у кого свободного «флэта5» не намечалось, срочно надо было что-то придумывать, и тут как чёрт из табакерки нарисовался вчерашний знакомец: «Про договор не забыли?!». Отведя «Левиса» в сторонку и глядя на наших изящных спутниц, Александр «намекнул»: «Мне бы кого покрепче и пофигуристей?!».
На «стриту» им. Горького регулярно объявлялись из ближнего, да и дальнего Подмосковья крупные весёлые девахи – «свежие как молодой редис и незатейливые как грабли»6. Прослышав о популярном центрово́м месте променада молодёжи, они приезжали на других посмотреть и себя показать. Все барышни, как одна, выглядели – «кровь с молоком», обладали пышными формами и одевались в модные в то время цветастые юбки-«бананы». Среди «стритовых» они проходили под незамысловатым определением «лошади высокого напряжения» из-за не самого высокого интеллекта и немедленной готовности к активным ласкам, исполняемых ими с неожиданным накалом. Именно этот типаж, как впоследствии выяснилось, и являлся предметом вожделения нового приятеля – прораба.
Учтя пожелания, Вовка в течение ближайшего получаса «подснял» сразу четырёх «лошадок» и привёл на место встречи у «Российских вин», пока я в компании медичек ожидал его на «Квадрате7». «Левис» сдал «живой товар» с рук на руки Александру со товарищем, что дам только обрадовало. Крепкие импозантные мужики, у которых «усы густы и глаза как две букашки и виднеются кусты из-под ворота рубашки»8, явно вызвали у барышень больший интерес, чем хотя и симпатичные, но, по определению, малоимущие студенты деликатного телосложения. Без лишних разговоров прораб выдал «Левису» бутылку «Агдама», ключи от квартиры, подробный адрес и объяснил, как добраться до новостройки.
В только осваиваемый район Печатники от метро «Текстильщики» транспорт ходил весьма нерегулярно. Но нам повезло! Минут через сорок мы входили в желанную дверь квартиры. Оказавшись на месте, с запозданием осознали, что в помещении полностью отсутствует хоть какая-нибудь обстановка. Сообразительный «Левис» предложил воспользоваться парой деревянных лавочек, стоящих друг напротив друга у каждого подъезда. С появлением нестандартной мебели двухкомнатное гнёздышко смотрелось существенно уютней. Во всём остальном жилище было вполне готово к заселению: вода весело бежала из кранов, все окна и двери исправно открывались и закрывались. Вовка надолго засел с подружкой в ванной, пока мы со второй студенткой под портвейн обменивались первичными «анкетными данными»: имя, возраст, место учёбы и район проживания. Людмила оказалась смешливой и говорливой девчушкой, совершенно комфортно ощущающей себя в глухом углу столицы. Замечательное жилище служило пристанищем молодецким игрищам и забавам ещё недели полторы, пока приёмная комиссия окончательно ни приняла здание, и его стали обживать счастливые новосёлы.
Мы перебрались в соседний квартал. Александр через день объявлялся на «стриту» с ключами от очередного «гнёздышка», а поутру мы заносили ключ в квартирку, где резвился Александр, и «До новых и радостных встреч!».
Но если мы с «Левисом» продолжали поддерживать тесные дружеские отношения с медичками, то ненасытному прорабу в каждую встречу Вовка находил новых пассий, за что строителя – «передовика» наградили прозвищем «террорист».
Как известно, в Советское время в нашей стране ни терроризма в его нынешнем значении, ни, тем более, секса не было, и большинство знакомых однозначно понимали, за подвиги на какой ниве Александра так называли. Самому прорабу новый «псевдоним» весьма льстил.
Столица постоянно и стремительно расширялась, и взаимовыгодные отношения могли продолжаться ещё очень долго, если бы не строительный брак!
Когда мы с барышнями прибыли в квартиру в очередной новостройке, то с огорчением обнаружили, что воду ещё не подключили, да и, вообще, здание очень далёко от готовности. Вова сходу изгваздал свой сверхмодный, давший ему прозвище, костюм «Levi’s» в свежей побелке, а одна из девушек, прислонившись в коридоре к стене с непросохшей краской, напрочь «убила» единственные джинсы. В расстроенных чувствах мы покинули негостеприимное жилище, и «Левис» отправился в соседний дом к «хозяину» за ключами от более приличной квартиры.
В раздражении от того, что оторвали в самый активный момент развития «романтических» отношений, Александр объявил, что ничем помочь не может: «А если что-то не устраивает, то можете быть свободны!». В злобе захлопывая дверь квартиры, Вовка так крутанул ручку, что она осталась у него в руках. «Вот какое качество продукции!», – цитируя Зощенко, веселился мой приятель, когда мы с подружками ночью совершали скоростной марафон, чтобы успеть до закрытия метро.
В течение двух дней Александр на улице Горького не появлялся, а на третий нарисовался мужик средних лет, в котором мы не сразу признали уже давно не виданного друга и коллегу «Террориста»: «Вы когда Сашку видели? А то его уже третий день на работе нету!». Володя вкратце изложил события последней встречи, и приятель прораба, уточнив возможный адрес нахождения пропавшего, стремительно исчез.
Что сталось с прорабом – неизвестно, но больше на «стриту» мы его не встречали.
* * *
Через пять лет, окончив институт, я трудился в НИИ. Ко мне обратился Борис, зав. лаборатории: «Константин, ты парень крепкий. Не поможешь с переездом? Я в выходные съезжаюсь с тёщей, будь оно неладно! А один всё не потяну. Я даже с двумя друзьями из соседней лаборатории договорился!». Естественно, я согласился.
В то время любая смена места жительства влекла за собой изрядную головную боль. Риэлторских агентств ещё не существовало, а отдельные подпольные маклеры, типаж, отлично изображённый Басовым в популярном телефильме «По семейным обстоятельствам», были труднодоступны. В основном, обмен квартир производился по договоренности через знакомых и знакомых знакомых. Как правило, грузовой автомобиль заказывался в Трансагентстве, а в роли грузчиков, с целью экономии средств, выступали друзья и родственники.
В нашем случае необходимо было сначала помочь прошлым жильцам вынести вещи из их комнат до приезда автотранспорта, а затем затащить мебель Бориса и его тёщи из подъехавшего грузовика в освободившиеся «хоромы» теперь уже бывшей коммуналки. В десять утра во дворе второго ряда домов на улице Димитрова я и ещё пара добровольцев активно взялись за дело. Две комнаты мы отработали достаточно быстро, а с третьей вышла заминка. Хозяйка помещения, крупная нетрезвая дама, наотрез отказывалась покидать жилище без своего Димы. Дмитрий переезжать отказывался, и, по словам дамы, затаился за диваном, куда она сама не пролезала. Заглянув за спинку, я обнаружил огромного кота «мясной» породы, килограмм этак на десять. Он зверски шипел и насмерть вцепился в обшивку. Когда мне с большим трудом удалось отодрать его от любимого места обитания и вручить в руки хозяйке, котяра тут же располосовал ей шею и богатое декольте острыми, как бритва, когтями, на что дама, впрочем, особого внимания не обратила. Прежние соседи, греясь в лучах тёплого августовского солнца и присев на свои коробки, кульки и чемоданы в ожидании транспорта, дружно продолжали начатое ещё с вечера празднование расставания, гостеприимно предложив присоединиться.
Минут через двадцать общения я заметил, что один из бывших жильцов пристально в меня всматривается: «Константин? Не помнишь меня?!». «Честно говоря, не припоминаю!», – рослый, слегка обрюзгший персонаж неопределяемого возраста не вызывал у меня никаких ассоциаций. «Я – Александр! Ну и удружили вы мне с Володькой тогда, не знаю, как выжил!», – веселился вволю разговевшийся мужик. Я ничего не понимал. Моё недоумение вконец раззадорило Александра, и он произнёс как заветный пароль: «Да я это, я! Террорист!», чем вызвал заметное недоумение окружающих.
О событиях давно минувших дней он поведал, отведя меня в сторонку. Присев на бортик детской песочницы, мы пустились по волнам памяти под веселящие напитки.
Прораб обнаружил отсутствие ручки на входной двери только утром, собираясь на работу. Без неё покинуть квартиру не представлялось возможным. Девятый этаж незаселенного, не телефонизированного дома в окружении недостроек представлял практически идеальную ловушку – «мёртвый» капкан. Наличие воды в кранах дало возможность не умереть от жажды, но от каннибализма «сокамерницу» спасло только то, что она существенно превосходила прораба размерами. Когда на третий день поздним вечером коллега и напарник по игрищам, наконец, «освободил несчастных из узилища», «Террорист» радовался как дитя. Но за прогулы, во-первых, ему вкатили выговор и лишили премии, во-вторых, понизили в должности, и, в-третьих, надолго перевели в возводящийся Зеленоград, где у строительного треста имелись многочисленные объекты. На этом разгульная «центровая» жизнь Александра закончилась вместе с «романтическими» выходами на улицу Горького.
* * *
Подъехал грузовик, разговор прервался, и мы с коллегами дружно принялись заносить обстановку Бориса и тёщи в освобождённые трёхкомнатные апартаменты. Тем более, что приехавшие на такси жена Бориса и её мама сразу ринулись на кухню разбирать привезённые припасы и готовить застолье, анонсированное сразу по окончании расстановки крупногабаритных предметов мебели. Про Александра я вспомнил, только когда собрались усаживаться за стол. Но того уже и след простыл. Прораб – «Террорист» исчез из моей жизни, теперь уже навсегда.
Варшавские миры
«Никто пути пройдённого у нас не отберёт!»
Институтский друг Женька «Джефф» проживал в общаге непосредственно над Маёвской кафешкой «Икар», что в значительной мере определяло круг жизненных интересов. В «Икаре» регулярно происходили рок-«сейшена», на которых выступали практически все Московские группы, и Женька свёл близкое знакомство с многими музыкантами и с Виктором «Бакшеем», особенно. «Фронтмен» одной из самых популярных в те годы ВИА «Чистая случайность», Витька являл собой яркий «пример для подражания». Никогда не забуду, как в процессе исполнения одной из композиций «Grand Funk» в ДК МТИПП, «Бакшей» в тесном окружении девчушек радостно засосал из горлышка полбутылки портвейна, всем своим видом демонстрируя торжество скорректированного под Советские реалии лозунга «Sex, booze & rock’n’roll!».
Страсть к музыке «Джефф» пронёс через всю жизнь. С годами, когда существенно улучшилось материальное положение, он стал «разъезжать по Европам», посещая концерты любимых музыкантов. Кроме этого, Женька пристрастился к чтению их мемуаров и других публикаций, освещающих жизненные пути рок-кумиров нашей юности. Этим «недугом» он заразил и меня, регулярно одаривая привезёнными из странствий книжками.
«За бугром» сам я только однажды совершенно случайно попал на концерт Эрика Клэптона в Бангкоке, находясь в Юго-Восточной Азии в длительной командировке. На Родине изредка посещаю концерты зачастивших в Москву «динозавров рока», ностальгируя вместе со своими сверстниками, составляющими большинство зрителей.
Перечитывая презентованное «Джеффом» автобиографическое произведение того же Клэптона, я поймал себя на мысли, что интересы у молодых людей вне зависимости от социальной системы страны их проживания едины: музыка, книги, напитки и девушки, чтобы не говорили в «годы застоя» о кардинальной разнице менталитетов и идеологий. Описание Эриком празднования своего двадцатилетия практически не разнится с памятным отмечанием собственного 20-го дня рождения, за исключением китаянки, обнаруженной именинником у себя в постели. У нас на Автозаводской и калмычки-то встречались редко.
Книги других английских и американских музыкантов, упоминающие процессы взросления авторов в рабочих кварталах и предместьях, привели на память перипетии протекания моего отрочества в гуще Пролетарского района Москвы.
* * *
Будучи исключительно любознательным юнцом, относительно свободно владеющим английским языком, я поглощал неимоверное количество интересовавшей информации из всех имеющихся доступных источников. И «заколюченность» страны давала дополнительный импульс к расширению диапазона поиска всевозможных знаний, не освещаемых в широкой прессе. Большинство занимавших меня в то время вопросов: рок-музыка, отношения между полами, зарубежная действительность, страны и путешествия – в нашей печати являлись почти закрытыми темами или освещались однобоко и тенденциозно. А то, что удавалось почерпнуть из редко попадающихся иностранных источников, требовало подробных разъяснений, за которыми обращаться было не к кому. Отец (с нулевой формой допуска) про заграницу информацию черпал только из центральных газет и иногда делился воспоминаниями о затянувшемся до демобилизации в 1947 году пребывании в Румынии, которую его артиллерийский дивизион освобождал от местных профашистских легионеров. Мама (член бюро Райкома, народный заседатель и т.п.) озвучивала только официальное мнение, меня не интересовавшее.
Подражая своим тогдашним кумирам, английской группе «Black Sabbath», летом после окончания 8-го класса я прекратил стричься и с наступлением осени выбрался «в город». Этим термином я обозначил самый центр Москвы – Кремль, Красную Площадь и, конечно, улицу Горького. На «стриту9», по полученным от разных друзей непроверенным данным, собирались всякие занимательные люди, даже советские хиппи, образовавшие свою «систему».
Уже во второе посещение сердца Белокаменной я познакомился с тройкой таких же любознательных и неприкаянных старшеклассников и парой молоденьких девчушек из медучилища, и мы по примеру большинства «стритовых» организовали свою ячейку, назвав её «Апрель». В «центра́х» главенствовали система «старых» хиппи «под руководством» Юры Буракова по прозвищу «Солнце», система «Ринги» и более мелкие образования типа «4-ой факкоманды», Гарика «Прайса» со товарищи и прочих. Дефилировали по «стриту» и независимые персонажи, с прозвищами «Седуксен», «Бармалей», «Марабу», отражавшими пристрастия или внешний облик, и многие другие. Меньшую часть весело проводящей время на улице Горького молодёжи составляли жители ближайших микрорайонов столицы, не «задававшиеся» перед приезжающими со всех концов Москвы и из ближнего Подмосковья своей «центровостью». Но основная масса «street time loosers10» и, особенно, «тяжёлая артиллерия» появлялась именно с окраин, где образовывались собственные объединения неформальной молодёжи.
Чем дальше от центра проживали персонажи, тем более яркой индивидуальностью обладали. Про лидера молодёжной группировки с Речного Вокзала «Азазелло» регулярно вещал «вражий голос» BBC: «Позавчера прогрессивный художник – неформал Евгений „Азазелло“ совершил антиправительственный демарш – дошёл в обнажённом виде до ближайшей станции метро и вернулся домой. Этим он выразил кардинальное несогласие с политикой коммунистических властей по отношению к творческой молодёжи!». А «неформал» Женька просто обкурился до «чёртиков» и не очень понимал, что делает. Не менее отвязные персонажи куролесили и на востоке столицы и на юге.
* * *
После девятого класса, на отдыхе в комсомольско-трудовом отряде пионерлагеря «Мир» от НИИ «Гидропроект», я подружился с настоящим хиппи с Сокола – Лёшей Коноваловым, приезжавшим к маме-поварихе подкормиться. Он и «сбил меня с пути истинного», уговорив тайком от родителей прокатиться на недельку в Гурзуф, и я на всю жизнь «заболел» этим Крымским посёлком. В течение четверти века я регулярно наведывался туда, встречая за две недели больше московских знакомых, чем за весь остальной год. «Стритовые» и «сейшеновые» друзья составляли изрядную толику гурзуфских завсегдатаев: Лёня «Труп», Гарик «Прайс», Володя «Борода», Шура «Помидор», Вовка «Осташка», «Бека» Рыжий, Серёга «Бухарский» и многие, многие другие.
Благодаря Лёше я познакомился с собирающимися на Соколе «старыми системными» персонажами: Андрюшкой «Барой» Барменковым и Евгением Шиловым, Сергеем «Графом» Соловьёвым и Володей «Солдатом», Андреем «Пушкиным», Валерой «Французом» и прочими. Все они и «Солнце» с «Красноштаном», за редким исключением, производили двоякое впечатление: с одной стороны – это были живые легенды «стрита» и Московского «андеграунда», а с другой – персонажи, долговременно и усиленно употреблявшие веселящие напитки и «расширяющие сознание» препараты, что очень серьёзно и необратимо подточило умственные способности. Полноценно общаться с ними уже не представлялось возможным.
* * *
Только через два года «гарцевания» по ул. Горького выяснилось, что хорошо знакомый Костя «Малыш», проживавший в соседнем доме, является завсегдатаем «стрита» и отлично известен большинству его обитателей, также как и Мишка «Нильсон», временами квартировавший у «Малыша». С этого момента и ещё на много лет мы втроём стали неразлучны. В гостях у Кости я и познакомился с «представителями» Варшавки, которым посвящена эта рассказка.
Район станции метро «Варшавская» даже по сравнению с пролетарской Автозаводской выглядел настоящей рабочей окраиной. Районообразующее Производственное Объединение «НИЦЭВТ» простиралось на несколько кварталов вдоль Варшавского шоссе. Его окружали более мелкие производственные предприятия, две Плодоовощные Базы и Пивзавод. Вплотную к линии метрополитена пролегала железнодорожная ветка Павелецкого направления со всеми сопутствующими «аттракционами»: гаражами в зоне отчуждения, опасной для посещения в тёмное время суток лесополосой и подземными переходами, куда и днём заходить страшновато. На другой стороне трассы незатейливыми фасадами отсвечивали «Брежневские» многоподъездные дома, прикрывавшие собой двухэтажные каменные бараки, первое посещение которых тут же выдернуло из памяти строку Высоцкого «на тридцать восемь комнаток всего одна уборная». Именно в них проживали несколько приятелей и один из самых близких и дорогих мне людей Борис «РАшенский» Раскольников, искренняя дружба с которым не прерывалась до его последнего дня.
«РА» вместе с мамой ютился в двух крошечных комнатках на втором этаже барака в огромной квартире вместе с одиннадцатью соседскими семьями. Двенадцать жилых помещений дополняли огромная кухня на такое же количество газовых плит, туалет на шесть кабинок и душевая с тремя отсеками. В таком же бараке напротив, в аналогичной квартире, только на первом этаже обитал школьный приятель Бориса, Сашка Якушев по прозвищу «Гандель» или «Га», на Варшавке тяготели к минимализму.
У «Ганделя» хранилось общее достояние – «большой дешёвый тяжёлый басовый „дунамик“ с маркой хи-фи в трёх местах» на колёсиках. Периодически «Га» выкатывал «дунамик» с подсоединённой к нему электрогитарой в бесконечный коридор, где на стене висел общественный телефон и звонил «Рашенскому»: «Ра, мне тут в голову одна интересная темка пришла, послушай!», подвешивал трубку напротив музыкального агрегата и врубал полную мощность. Звуки были отлично слышны и без телефона: расстояние между бараками не превышало пятидесяти метров. Поупражнявшись минут двадцать, Сашка снова включался в разговор: «Ну как?». Бурная реакция соседей заглушалась полностью, да и внимания на неё никто не обращал.
