Константин Крюгер
Карта памяти. Рассказки из прошлой жизни
Фотографии – Э. Умников, А. Смирнов, Б. Плинер, Гарри «Прайс», Н. Ионов, Н. Кочетов.
Автор картины на обложке – Е. Филатов.
Редактор Ю. Бирюкова
Дизайнер обложки Ю. Бирюкова
© Константин Крюгер, 2022
© Ю. Бирюкова, дизайн обложки, 2022
ISBN 978-5-4490-3406-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Благодарности
Этим сборником я отдаю дань светлой памяти друзьям и близким, безвременно покинувшим этот мир: младшему брату Борьке, Андрюшке «Неману», Наталье Шоховой, Борису «РА» Раскольникову, Косте «Малышу», Мишке «Нильсону», Эдику «Родственнику», Валерию Василевскому, Игорю «Бамбине», Александру «Полковнику», Николаю «Куке», Шуре «Помидору», Вовке «Осташке», Косте «Моське» и, к сожалению, многим другим, здесь не упомянутым…
Большинство рассказок обязаны своим появлением друзьям юности, молодости и всей жизни, постоянно воодушевляющим на новые свершения. Я искренне надеюсь, что Андрюшка «Крекс», Колюнька «Ленинский Стипендиат», Мишка «Хиппи», Андрюха «Брат» Чежидов, Шурка «Портос», Мишка «Рыба», Григорий Иванович, Сергуня Робертович, Сашо́к «Штейн», Вова́, Алёнушка Игоревна, Мишка «Алхимик», Умный Петрович, Игорь Солдащенский, Сашка Емельяненко и, конечно, близкие родственники – «Братец» Миша, Ирина Австрейх и Мать Мария не обманут ожиданий и будут здравствовать, как минимум, до 120 лет.
Выражаю искреннюю признательность и от души желаю долгой и плодотворной жизни своему любимому редактору, а также критикам и рецензентам Александру и Евгению «Джеффу» и, конечно, мэтру Ильичу.
Сотрудничество с Издательством «Ridero» с каждой последующей книгой нравится всё больше и больше. Автограф-сессия на стенде «Ridero» на прошедшей недавно ХХХ ММКВЯ привлекла массу новых читателей и вызвала мощный резонанс среди постоянных и верных почитателей, за что огромная благодарность всем работникам издательства.
Предисловие
– Всё проходит, мой друг. Любовь, молодость – всё, всё.
История пошлая, обыкновенная.
Как это сказано в книге Иова?
«Как о воде протекшей будешь вспоминать».
С годами всё проходит. Всё забывается.
– Всё проходит, да не всё забывается.
И. Бунин
Тайны функционирования мозга Homo Sapiens до конца не изведаны. В полной мере это утверждение относится и к человеческой памяти.
Сейчас благодаря фантастическому прорыву в компьютерных науках созданы миниатюрные запоминающие устройства, способные вместить Ленинскую библиотеку целиком. Как выпускнику технического ВУЗА по специальности «Конструирование и производство комплексов бортовой ЭВА» и бывшему сотруднику НИИ, разрабатывающему именно ПЗУ на магнитных доме́нах, мне более-менее понятны достижения новейших технологий.
Но вот собственная память представляет «тайну, доступную не нам» и постоянно ставит в тупик. Иногда она видится безбрежных размеров пустыней, где за каждым барханом прячется очередная рассказка, а периодически, наоборот, рисуется совсем небольшим по размеру «чёрным ящиком» с множеством пазов, в которые вставлены крохотные флешки или карты памяти, бережно хранящие тот или иной эпизод этой быстротекущей и такой увлекательной жизни.
Не только незабываемые встречи, судьбоносные происшествия и выдающиеся люди нашли достойное место в глубинах памяти, но в дальние закоулки каким-то боком просочились и совершенно незначащие события и случайные персонажи.
Особенно часто яркие сцены вдруг всплывают в вагонах подземки, когда взгляд скользит по пёстрой рекламе и останавливается на схеме метро. Так возник своеобразный персональный «гид» по многим станциям, где запомнились случайные пристанища, чудесные моменты и весёлые образы из прошлого, ещё ожидающие своего «увековечивания» в рассказках.
Многочисленные постсоветские вояжи в «забугорье» тоже внесли немалую лепту в копилку памяти, сохранив целый атлас разнообразных мест пребывания, события в которых порой разворачивались совсем не по запланированному сценарию, а так – «как капризная карта ляжет»!
Каждый год неумолимая судьба забирает из моей жизни всё больше близких, с которыми роднили нежная любовь и крепкая дружба. Их светлые образы и связанные с ними воспоминания намертво впечатались в мою внутреннюю карту памяти и останутся со мной навсегда.
Отзывы постоянных и самых преданных читателей
«На мой взгляд, творчество – необъяснимое состояние, с которым живёт человек, коему дано испытать эту страсть, и абсолютно непонятное тому, кто лишён возможности его прочувствовать. Писательство – одно из бесчисленных ипостасей этого чуда. По непонятным причинам гложет потребность выложить выстраданное творение на бумагу, и чем выше градус накала, тем сильнее этот костёр, который горит внутри вне зависимости от собственного желания.
Честно говоря, по твоим воспоминаниям нельзя учить детей читать или предлагать их в качестве жизненного ориентира, но они нужны, раз все так получилось. Писательство тебя и выбрало, чтобы отразить то, чему был свидетелем, причём именно в таком ракурсе и хорошим слогом!
Подумалось вот о чем: рассказки строятся на двух китах – исполнении и содержании. С исполнением всё замечательно: читается легко, ровно, красиво и приличным литературным языком изложено. Что же касается содержания: это конечно дар от Бога, что жизнь автора оказалась наполненной интересными людьми и необычными событиями. Наверное, это тоже своего рода талант, и далеко не каждому дается. Одним словом – отлично!».
А. Кропф
«Найденный К. Крюгером стиль рассказок – супер! Его и следует держаться.
Ведь сейчас все сводится к 2—3 минутам внимания аудитории. Когда начнутся повести – вот там можно растекаться по древу.
Искренне – молодец, удачи!»
Н. Кочетов
«Благородство Семидесятых», – такими словами мой отец, известный Советский переводчик отозвался на эти замечательные опусы о том десятилетии».
Е. Терентьева
Мне было очень интересно читать новые рассказки.
То, как подан материал – для меня открытие. Я вдруг увидела глубокого, не лишенного эмоций, человека.
Если в первой книжке, как будто нарочито отстраненно, просто перечисляется происходящее (проснулись, встретились, пошли, купили, поговорили, выпили), то в последующих передаются переживания автора, даже страдания, а мне казалось, что его очень сложно «пробить» на эмоции.
Я считаю – это прорыв, совсем другая «история с географией». Можно прочувствовать время, в котором происходит тот или иной эпизод, и атмосферу, где развиваются те или иные события.
Создатель рассказок открылся для меня совсем с другой стороны. Так держать!
И. Гуторова
Из цикла: Друзья
Последние отгулы
Светлой памяти Эдуарда Умникова
«Прощальным костром догорает эпоха!»
Ю. Шевчук
Самый тяжёлый удар в том году судьба нанесла в начале весны. Я всё ещё с трудом приходил в себя после недавнего развода, когда в середине марта трагически погиб младший брат.
Похороны и всё, с ними связанное, легло на мои плечи, на родителей смотреть было страшно и рассчитывать не приходилось. Отец, крайне негативно относившийся к употреблению алкоголя, сам поставил в изголовье моего дивана купленный к поминкам ящик водки, понимая, что иначе мне не выдержать. Просыпаясь утром и видя перед собой на стене портрет Бориса в траурной рамке, первым делом я выпивал стакан «болеутоляющего».
Если бы не верные друзья, то неизвестно, как бы я пережил дни до похорон. Услужливых профессиональных агентов «Ритуала» в то время ещё не существовало, и все необходимые гнетущие процедуры требовалось осуществить самому. Практически не отходивший от меня Толик «Фёдор» помогал и словом и делом. И «переклинило» его только на третий день. Шофёр похоронного автобуса, крупный хамоватый персонаж неадекватно оценил обстановку и внезапно потребовал «два конца» за доставку родственников с кладбища до дома. В срочном порядке пришлось искать другой транспорт, трое наших друзей с трудом оттащили «Фёдора» от полуживого водителя.
Рыдающего Костю «Малыша» после нервного срыва прямо на прощании едва доволокли до его дома. Борькина невеста и любовь всей жизни, Ирина, сама опухшая от слёз до неузнаваемости, не отходила от мамы, периодически капая ей валокордин и делая уколы успокаивающего. Любимая Тётя поддерживала отца, которого я в первый и последний раз в жизни видел плачущим. На поминках, будучи сильно не в себе, я объявил присутствующим родственникам, что была бы моя воля – я бы их всех уложил в землю, лишь бы брат встал. Потом в течение долгого времени, перед приездом в гости к родителям, они выясняли, буду ли я на тот момент дома.
От Борькиной смерти я не отошёл до сих пор.
На этом чёрная полоса не закончилась. В конце мая на службе всем сотрудникам объявили, что научно-производственное направление, над которым работал отдел с момента своего образования, переходит в «закрытый режим». Тему передают на родственные «ящики», которые с распростёртыми объятиями примут и развивавших её учёных вместе с инженерным персоналом.
Во весь рост встала дилемма: полностью перейти в «невыездные» и продолжить трудиться по родной доме́нной тематике, по которой я уже написал несколько статей в специализированные закрытые сборники и сдал экзамены в аспирантуру, или послать семь лет службы «коту под хвост» и уволиться «по собственному». Форма допуска «снималась» в течение нескольких лет при работе на открытом предприятии.
Решение необходимо было принимать быстро, но серьёзно взвесив все последствия, и, обязательно на трезвую голову, добиться чего никак не удавалось. После развода я пустился во все тяжкие, а Борькина смерть сильно усугубила ситуацию. На службе с пониманием относились к моему состоянию, и практически каждый день непосредственный начальник, «Карась», отпускал с середины дня по какому-нибудь несуществующему «срочному» делу. И я двигал к кому-нибудь из друзей править тризну по брату, и «банкет продолжался».
К нормальной жизни меня совершенно неожиданно вернул Эдик, друг юности, молодости и всей дальнейшей жизни. Его младшая сестра, Наталья только что разорвала затянувшийся, измучивший её роман с «женатиком» и пребывала в депрессивном расположении духа. Желая «порадеть родному человечку» и одновременно помочь другу (а вдруг срастётся?), Эдик попросил сшить сестре джинсовую юбку. Далее события развивались не совсем по запланированному Эдуардом сценарию: Наташка пришла на примерку и задержалась почти на восемь месяцев. Проживали попеременно у меня, у неё и в холостяцкой берлоге Эдуардика. Но это, как говорится, уже совсем другая история.
Наталья оказалась именно тем человечком, которого на тот момент мне, видимо, и не хватало. Невысокая хорошенькая блондинка с огромными светлыми глазами, она обладала замечательным ровным нравом, рассудительностью, крепко «стояла на ногах» и умела самостоятельно принимать решения. Закончив технический ВУЗ, Наташка распределилась в расположенном недалеко от моего дома НИИ, где работали и многие наши с Эдиком друзья юности. Очень активная, но при этом тактичная и заботливая, девушка быстро восстановила моё душевное равновесие и наладила трезвую размеренную, так мною любимую, жизнь по режиму.
Переговорив с отцом, всю жизнь проработавшим на закрытых предприятиях, я решил расстаться с «секретностью» и начал поиски нового, «открытого» места работы. И по родительскому совету взял курс на самое крупное предприятие в Советском Союзе – автогигант «ЗиЛ»: «Пешком на работу будешь ходить! Таких социальных благ и возможностей – свои пансионаты, дома и базы отдыха – больше нигде нет!».
Заявление на увольнение я подал в середине августа, вернувшись из традиционного заезда в Гурзуф. И внезапно выяснилось: помимо отработки двух недель (согласно Советскому КЗОТу), сотрудник обязан израсходовать все отгулы, положенные за выезды в колхоз и участие в Днях Донора. Их оказалось двадцать четыре дня, что в пересчёте на трудовые будни составило без малого пять недель.
* * *
Как только родители отбыли по профсоюзной путёвке в один из Крымских ведомственных санаториев, я немедленно ушёл в отгулы. Компанию в огромной пустующей квартире мне сразу же составили Эдуардик, именно с той поры наречённый «Родственником», и Мишка «Алхимик», приятель с незапамятных времён.
Эдик трудился электриком – слаботочником в смену (сутки через трое) на Московском Монетном Дворе в отделе охраны, а Мишка – вольнонаёмным «дисковиком» на огромных комплексах ЭВМ Московского округа ПВО (ракетного щита Москвы). Его рабочий график выглядел нестандартно: десять дней в бункере с аппаратурой на объектах Подмосковья, затем неделя – «пересменка» дома.
В последних числах августа Наташка с коллегами улетела на Кавказ в долгожданный отпуск, так что в рассуждении женского общества я оказался совершенно свободен. Эдик только развёлся, да и Мишка в тот период «холостяковал», что и определяло, в значительной степени, «суровое» мужское времяпрепровождение.
К «Алхимику» «на провед» из Волгограда периодически наезжала Гурзуфская «любовь», теперь разместившаяся в одной из комнат квартиры, а ко мне в гости регулярно забегала подружка юности Надежда, товаровед из нашего «Гастронома».
Эдуардик в течение продолжительного периода поддерживал «романтические» отношения с продавщицей нашего винного отдела Галиной, трудившейся вместе с золовкой на условиях солидарной материальной ответственности.
В те годы совместная работа родственников в прибыльной торговле являлась нормальным явлением (в районной рюмочной на Симоновском Валу заправляли свекровь с невесткой): все деньги в общий семейный карман.
После того, как разбитной тандем уволили из магазина по самой неприятной для торгашей статье – «по недоверию», пара веселушек перебралась на Коломенскую в пункт приёма стеклотары. Правда, к августу отношения между «Родственником» и его зазнобой утратили прежний накал, но приятельская составляющая сохранилась. Причиной разлада явилось недавнее «товарищеское недоразумение», когда Эдик едва не убил мужа своей пассии. Тот долго лежал в реанимации на грани жизни и смерти, и, к счастью, выкарабкался, но длительное ожидание последствий изрядно подточило нервную систему «Родственника».
День мужской троицы начинался с автобусной поездки на улицу Новинки, где притулилось приземистое одноэтажное здание с большим огороженным задним двором. Несмотря на то, что по вывешенному при входе расписанию «приёмка» начиналась с 9 утра, уже в полвосьмого жизнь внутри заведения кипела вовсю. Добровольные помощники – бойцы за «соточку» – сортировали сданную накануне стеклотару, выуживая перед этим из винных бутылок продавленные внутрь пробки при помощи немудрёного, напоминающего гарроту (из струны и деревянных ручек), изобретения. Женский тандем всегда радостно встречал, предлагал чай-кофе и для поправки здоровья отпускал из-под полы с небольшой наценкой пару-тройку бутылок сухого вина, хранящихся в товарных количествах в глубине тарного склада.
Вернувшись домой и позавтракав традиционной, приготовленной хозяйственным Эдуардиком яичницей, мы определялись с программой на день. Диапазон плановых развлечений не отличался широтой. Как правило, досуг продолжали в пивном баре «Клешня» на Абельмановке, где «халдеем» трудился Вова «Дзержинец», мой товарищ по детскому саду. Обильное употребление ячменного напитка переходило в плотный обед: из соседней «Шашлычной» Вова подтаскивал разнообразные блюда кавказской кухни, вкушаемые с большим аппетитом под «пшеничное» вино, приносимое всё тем же официантом.
После продолжительной трапезы пути расходились: Мишка возвращался домой праздновать любовь с волгоградской гостьей, а мы с «Родственником», чаще всего, направлялись на работу к его бывшей жене на Даниловку.
По соседству с рынком в многоэтажном угловом доме №72, протянувшимся на целый квартал вдоль Люсиновской улицы, один подъезд занимала ведомственная гостиница ВЦСПС. Светлана служила в ней администратором и занималась вопросами заселения гостей, регулярно приезжавших в Москву на профсоюзные пленумы и курсы повышения. В остальное время «отель» пустовал, и Светка на свой страх и риск и, естественно, «мимо кассы» заполняла номера остро в них нуждающимися гостями столицы.
Тем летом у неё, как раз, завязались долгоиграющие отношения с коммерсантами из дружеского Вьетнама. Иноземные купцы привозили всё подряд: от ювелирки из речного жемчуга, часов и поделок из ценных пород дерева, а также других изделий народных промыслов до контрафактной одежды и сумок элитных брендов производства бурно развивающейся лёгкой промышленности Юго-Восточной Азии. Гостеприимная «хозяйка» выторговала право «первой руки» и «снимала сливки» с завозимых товаров, которые отдавала когда-то любимому мужу для реализации, предварительно оговорив свою долю.
Напарник обладал потрясающим напором продажника и неисчислимым количеством знакомых, постоянно желающих удовлетворить свою жажду потребления. Чем только мы с Эдуардиком не торговали – диапазон вьетнамской продукции неуклонно расширялся, и уже к 5—6 часам каждого дня от «четвертака» до «полтинника» наваривали без каких-либо затруднений.
Кураж у «Родственника» зашкаливал, я не отставал, и вечер мы, как правило, продолжали в центральном районном ресторане на Автозаводской. Туда же подтягивались Мишка с подружкой, и, воссоединившись, мы совмещали ужин с весельем допоздна в компании приятелей, завсегдатаев «Огонька». Оттуда я, обычно, ехал ночевать к Надежде на Каширку, а приятели отправлялись в мою квартиру продолжать праздник.
* * *
Эпизодически, по дороге домой на улицу Трофимова, к весёлой компании в «Огоньке» присоединялась Людка, ещё одна знакомая из далёкой юности. Она трудилась в «Берёзке» на Ферсмана и заруливала в ресторан развеяться после вечерней смены. Пышная платиновая блондинка, Людмила не оставляла равнодушным ни одного восточного негоцианта, и на Автозаводских аборигенов смотрела свысока. Много лет назад я познакомил тогда ещё совсем молоденькую красотку с абхазскими родственниками жены, которые очень серьёзно подошли к выполнению плана инвалютного магазина. В процессе делового сотрудничества один из Сухумских джигитов осчастливил Людку мечтой всей жизни – автомобилем, а затем и ребёнком. Приезжая в Москву на закупки, он проживал в своей московской квартире, расположенной в доме около Велозаводского рынка, известного всему району как «Слава Труду», согласно огромным светящимся буквам над фасадом. На период «командировки» Людка с сыном перебирались на жительство к Гиви, а остальное время выступала в роли «соломенной вдовы» в родительской квартире в обществе папы – отставника.
В зависимости от настроения, Людмила, будучи вполне половозрелой и любвеобильной особой, не связанной узами брака, иногда ночевала у нас, предварительно предупредив строгого отца. Истосковавшееся без Гиви тело она доверяла тому из троицы, кто на предстоящую ночь оставался без дамы. Рано утром обстоятельная продавщица готовила на всех фундаментальный завтрак из двух блюд и отбывала на вахту за валютный прилавок.
* * *
В один из дней дома меня ожидала неожиданная встреча. Вернувшись после утреннего визита на Коломенскую, я застал в квартире бывшего одноклассника Вову «Диверсанта», заядлого болельщика «Торпедо». Он приехал на стадион незадолго до начала матча, держа в уме заскочить по-быстрому к старому школьному другу. На удачу позвонив в дверь, он хотя и был несколько удивлён видом «неглиже» открывшей ему неизвестной симпатичной девушки, но на приглашение войти откликнулся с удовольствием.
К моменту моего появления Володя уже освоился в обществе незнакомки и, учитывая отличное знание закромов квартиры, тщательно изученной в школьный период, уже угощал на кухне новую приятельницу домашним отцовским вином из черноплодки с яблоками. Полезный «витаминный» напиток обнаружился в схроне на антресолях в тёмной комнате перед туалетом, непонятном «изыске» сталинской архитектуры. Решив повторить удачную попытку, Вова достал из того же загашника следующую трёхлитровую банку, но тут удача изменила, и увесистая ёмкость выскользнула из рук об кухонный пол, выложенный крупноразмерной метлахской плиткой. Все последующие потуги смыть со стен и, главное, с потолка, оказавшееся в банке варенье, оказались безуспешными.
Володя настолько «удачно зашёл», что, когда, наконец, поинтересовался, почему же никто не спешит на работу, наступил четвёртый день его участия в непрекращающемся празднике. Ответ удивил его больше, чем представителей правопорядка, задавшим нашей троице практически тот же вопрос за неделю до этого у входа в «Клешню».
В стране периодически проходила очередная Андроповская кампания, в ходе которой проводились рейды милиции с целью выявления местных нарушителей производственной дисциплины. В рабочее время вблизи кинотеатров, пивных и других заведений увеселительного характера выставлялись патрули, проводившие выяснение причин манкирования отловленными гражданами их трудовыми обязанностями. Мы чётко отрапортовали: в отгулах, отдых между сменами, отпуск между командировками, и с готовностью выдали номера служебных телефонов. Естественно, никто никуда не позвонил, и нам дружелюбно разрешили идти по своим делам, что мы и сделали, зарулив в двери бара.
Опешивший Вова, мучимый головной болью и другими сопутствующими похмельному состоянию недугами, попытался придумать хоть какую – нибудь весомую причину трёхдневного отсутствия на работе, но «котелок совсем не варил». «Маленько» поправившись, устроили «мозговой штурм», и я внезапно вспомнил, что моя старинная подруга Татьяна У-ва трудится в некоем медицинском учреждении, расположенном на углу улицы Чернышевского и Потаповского переулка, где над добровольцами проводят медицинские исследования, на время которых выдаются официальные справки, правда, без оплаты, в отличие от больничного листа.
Немедленно организовалась экспедиция в центр: по дороге к Татьяне мы посетили шашлычную, располагавшуюся в зале нынешнего «Макдональдса» на Маросейке, и далее по пути следования через два дома чебуречную «Пьяная Лошадь», причём везде «применяли» бодрящие напитки. А уж на обратном пути, получив заветные справки, зашли в пивную «Фотография» у Чистых прудов, откуда виновник поездки неожиданно и загадочно исчез.
