Константин Иванович Кизявка
Розовый завод
Глава восемнадцатая. За работу, друзья!
Яркий свет разбудил меня. Казалось, само Солнце заглянуло в наше подземелье и зависло прямо над кроватью.
– Все в цех! – голос бригадира прозвучал торжественно и необыкновенно оптимистично, как речь диктора по телевизору во время парада Победы.
Мышцы пели радостную песнь. Так легко и бодро я не вскакивал с постели уже много лет. Последний раз похожее случилось в восемь лет, когда мама с вечера пообещала сводить меня в тир, как проснусь. Я очень люблю машины, ружья, пистолеты, пулемёты и ножи.
Яркий свет исходил из распахнутой настежь двери в цех. Каким же огромным оказалось помещение! Все предыдущие цеха – кукольные домики в сравнении с этим дворцом! Мы радостно маршировали сквозь сверкание металлических и пластиковых поверхностей и наблюдали десятки людей, занятых замечательным делом – грамотной сборкой РАЗа пятой модели.
Вдали дымились домны, там отливали из металла коробки двигателей. Стук мощных пневматических молотов летел над участками из отсека, где кузнецы клепали кузова. Сверкала сварка.
Очарование новой яркой, мощной, суровой рабочей жизни окрыляло, и когда бригадир показал рабочее место, я сразу же взялся за дело.
Все восьмером мы дружно монтировали ходовую. Похожей работой занималась неподалёку бригада конкурентов.
– Мы должны победить! Ала! – воскликнул Кинжал. – Они сказали, что соберут три машины за смену, а мы соберём четыре!
– Ураааа! – закричали ребята, причем громче всех Дима. А Таракан, увидев, как ловко я орудую ключами, восхищённо заявил:
– С таким парнем, как наш новенький, горы свернём!
Работа кипела и пенилась в самом хорошем смысле этого образного выражения.
Помимо ходовой, я постепенно занялся и другими важными моментами: сборка кузова, крепление тормозов и рулевой тяги. Благо проблем с инструментами и приспособлениями не было вообще. Такого уровня инструментального обеспечения я не видел даже в документальных фильмах о заводах «БМВ» и «Тойота».
Представьте эстакаду, куда можно загнать «пятак», с подведением фрезерных приспособлений к любому миллиметру автомобиля!
Делать машину тут проще, чем собирать игрушечные качели из деталек детского конструктора с маленькими винтиками и гаечками.
И мы увлеклись. Мой пример заразил остальных. Постепенно ходовой стал заниматься только Дима, а остальные дорабатывали, кто что мог. Я шлифовал системы торможения и подгонял двери, Таракан с Корейцем дотачивали подачу бензина и доводили до ума двигатель, Мороз колдовал над рулевой системой, Хохол возился с колёсами и системой охлаждения, Затейник увлёкся оформлением внешних поверхностей кузова, Фотограф отделывал салон и то и дело мотался в печатную мастерскую к парням, набивавшим цветные изображения на любых поверхностях. Кинжал или Бригадир, как его чаще называли, занялся электрикой.
К концу смены мы оформили не четыре, а пять машин, чем ввели конкурентов в эмоциональный ступор. Они рассматривали наши изделия со всех сторон и разводили руки: «Нет! Это невозможно! Так не бывает!»
На шум собрались ребята из других отделов, и в их глазах тоже разгорался восторг.
– Ты смотри, какая отделка салона! – показывал кузнец токарю. А сталевар гладил ладошкой двери, цокал языком и приговаривал: «Вот это подгонка! Куда там «Мерседесу»!»
Я был доволен своей работой. Вот же! Можем же, когда захотим! Не хуже проклятого Запада. Лучше! Чего уж в ложную скромность впадать! С такими «пятаками» заткнём за пояс любую Америку. Да что там Америку! Японию! Германию!
А Дима не выдержал, обнял меня и говорит: «Красавчик ты, Инженер! Ребята, а давайте новенького называть Инженер! А что, классное же прозвище!»
И все восторженно загудели. И каждый пытался пожать мне руку и сказать с теплотой: «Инженер».
А потом появился Валик. Он улыбнулся и спросил: «Это то, о чём ты мечтал?»
– Да, – улыбнулся я в ответ и проснулся.
Глава девятнадцатая. За работу, друзья!
Вверху действительно хмурилось лицо Валика. Светила слабая сумеречная, дневная лампа под потолком. Ребята стояли вдоль стены, лицом к ней. Их контролировали накачанные безопасники с дубинами и пистолетами.
– Об этом ты мечтал? – повторил Валик.
– Конечно, – ответил я, усаживаясь в кровати. – Мы же сделаем такие машины!!!
– Ещё не поздно, – перебил меня друг, – вот, почитай немного. И пойдём со мной, пока есть возможность.
Я принял картонную папку, раскрыл. Что-то похожее показывали в старом советском фильме про сотрудника внешней разведки советов Штирлица. Восемь листочков с фотографиями моих товарищей по бригаде и возле каждого краткая характеристика. За кадром в старинном сериале звучала внушительная речь диктора. Здесь её не было. Я сам себе про себя (в смысле молча, ну не вслух) озвучил. Получилось похоже, только без всех этих «предан делу Рейха». Проще.
АБСУРД ПОРОЕВ
Образование неоконченное среднее. Слесарь.
Кличка «Кинжал». В семнадцать лет с особой жестокостью убил семью кровных врагов: отца, мать и восемь маленьких детей. Перед поступлением на работу в «РАЗ» отбыл наказание в тюрьме строгого режима 15 лет. В первую бригаду отправлен за насилие в отношении сотрудника безопасности.
АЛЕКСАНДР НОРКИН
Образование высшее. Архитектор.
Кличка «Фотограф». Перед заключением в первую бригаду отработал на заводе пять лет. Разыскивается правоохранительными органами за создание порнографических сайтов в наполнении которых использовались фотографии несовершеннолетних.
АЛЕКСЕЙ НОГАЙ
Образование среднее специальное. Машинист локомотива.
Кличка «Кореец». Попал в первую бригаду после того, как в драке в десятом цеху ударом ноги убил слесаря Виктора Сергеевича Моцарта.
АНТОН ДЕРЕЗА
Образование среднее. Разнорабочий.
Кличка «Таракан». Провел пять лет на зоне для малолетних преступников за групповое изнасилование. На заводе был арестован за вымогательство в крупных размерах.
Употребляет тяжёлые наркотики. Алкоголик.
АЛЕКСАНДР КОБЫЛИН
Образование среднее специальное. Повар-кондитер.
Кличка «Затейник». В первую бригаду определён, так как разыскивается правоохранительными органами за доказанные случаи насилия в отношении несовершеннолетних.
Психически неуравновешен.
Употребляет лёгкие наркотики. Алкоголик.
ДМИТРИЙ БАЙКОВ
Образование высшее. Юрист.
Кличка «Чехол». Перед поступлением на завод отбыл наказание за мошенничество. На заводе пытался обманным путём присвоить деньги начальника цеха.
Патологическая склонность к обману. Употребляет лёгкие наркотики.
ГЕОРГИЙ СТУПКО
Образование среднее специальное. Токарь.
Кличка «Хохол». Склонен к немотивированному вандализму. Отправлен в первую бригаду за умышленную порчу инструментов и разрушение стены в десятом цеху.
ВЛАДИМИР ОВЛОШЕНКО
Образование среднее. Слесарь.
Кличка «Мороз». Мстителен. Хладнокровно зарезал напильником бригадира за то, что тот назвал его «оппортунистом». Как пояснил позже – не знал, что означает это слово.
Из всего прочитанного поразило, что у Димы тоже была кличка. Непонятная. Какой-то Чехол. Почему мне сразу не сказали?! Я разве недостоин знать второе имя боевого товарища? В остальном, я допускал, что сложности бывают в жизни у каждого, но ребята встали на путь исправления и работают со мной в ПЕРВОЙ бригаде пятого цеха!
– Ну что? – поинтересовался Валик, заметив, что я дочитал.
– Что? – не понял я.
– Идём? Из этого гадюшника в нормальную светлую жизнь, к настоящим людям, которые любят и ждут?
– Ваал Ваалович! Ну какая может быть жизнь, если я упущу единственный шанс изменить автопром Родины своими руками!
В глазах Валика задрожала растерянность. Он повёл плечами, посмотрел на выстроившихся вдоль стены работников моей бригады, вздохнул, взял папочку и пошёл прочь. Охрана последовала за ним.
Ребята повернулись.
– А ты крепкий орешек, ала, – заметил бригадир. – До смены двадцать минут. Можешь поспать.
– А смысл? – протянул Дима, он же Чехол.
На левом запястье его блеснули часы, странно похожие на мои, оставленные в тумбочке перед сном.
Я обрадовался, что у нас с Димой есть что-то общее, и хотел похвастаться таким замечательным совпадением, но сколько ни искал, найти не смог, мои куда-то пропали.
Ровно через двадцать минут все парни стояли у двери, открывавшей в моём сне путь в великолепное удивительное будущее.
– Два часа ночи! – доложил Кинжал. – Сейчас пойдёт, ала!
И вправду. С тихими резиновыми всхлипами дверь поехала вверх.
Темнота, царившая за порогом, растаяла в тусклом свете громко щёлкнувших в высоте под потолком ламп.
Во сне цех был больше. Раза в три. Но и этот превышал размерами все, что я видел в жизни. Неровный пол походил на ствол дерева, покрытый извилистыми шероховатостями коры. В левой части зала возвышалась самая настоящая скала. Каменный склон уходил вверх в темноту под невидимый отсюда потолок. Этот не меньше пятиэтажки каменный холм (точнее какая-то видимая его часть), занимал большую часть цеха. В центре склона внизу темнел узкий вход в таинственную пещеру. Прямо перед ним сверкали смазкой шесть новеньких некрашенных «пятёрок».
– Сегодня немного, – сказал Фотограф.
– Быстрее закончим! – флегматично отозвался Кореец. – И спать.
– А может, в карты? – жалобно предложил Дима.
– Ага! – в голосе Хохла проскрипело презрение. – Мы шо, горыщем пойыхалы з тобою грать?
– А ты с новеньким сыграй! – хохотнул Затейник. – На интерес!
– Хорош базарить, – зло прервал дискуссию бригадир. – Делаем как обычно, ала. По одной. Начнём с вот той.
Речь шла о машинах. Вся бригада сгрудилась у дальнего от пещеры автомобиля.
– Тяни-толкай! – заорал Кинжал, и все запыхтели.
Хохол с Морозом давили в багажник, Кореец и Фотограф толкали в дверные проёмы, Затейник ухватился за передний бампер и тянул, пятясь к свету, исходившему от широкого прохода в соседний цех. Таракан тоже пятился и тянул Затейника за ремень. Дима бегал вокруг и давал советы:
– Не так тянешь! Не туда толкаешь! Ты чо, тупой! Как ноги ставишь?!
На него не обращали внимания.
Я растерялся, не зная, как приложить силу. Просто шёл следом.
– Нейтралку поставь! – крикнул мне Кинжал.
Вот оно! Доверие друзей!
Как птица, я на ходу впорхнул в салон, плюхнулся в кресло водителя и дернул рычаг коробки передач. Неудача. Эбонитовая ручка выскользнула из пальцев. Бригада заржала. Ладонь сверкала толстым слоем густой слизи. Солидол? Вроде нет. Больше похоже на плотный белый кисель. Понюхал. Отвратительный запах. Как просроченный рыбий жир. Мама заставляла пить в детстве, когда кашлял.
– Зажимай правильно! – посоветовал Таракан. – В кулачок! Чтоб не выскочило!
Я обхватил ручку пальцами и всё получилось. Машина покатилась легко и свободно.
Теперь я увидел, слизь покрывала всё. Каждый миллиметр машины внутри и снаружи блестел в слабом свете далёких ламп. Странная смазка. Для чего они это делают? И где станки, где литейный цех, где другие работники бригады, без которых даже такую слизистую машину не собрать? Вопросов много, а ответов ни одного.
– Чего расселся? – крикнул Дима. – Вылазь, помогай! Хватит инженера из себя корчить!
Мы вытолкали все шесть «пятёрок» в соседний цех, тот самый, с красной дверью в углу, оставив на шершавом полу белые влажные полосы слизи. Бригадир закряхтел, выпрямил спину и громко скомандовал:
– Отбой! Всем на хату!
Когда бригада не спеша входила за Кинжалом в спальное помещение, ворота в соседний цех, где остались шесть мокрых машин, с дребезжащим гулом двинулись сверху вниз, отсекая наш странный мир со скалой от других заводских измерений.
Глава двадцатая. Беспомощность
Три дня я расспрашивал новых друзей о том, что тут происходит. Никто вразумительно ответить не мог.
Каждую ночь мы спускались к пещере и выталкивали в соседний цех от пяти до десяти покрытых толстым слоем слизи машин. Работа занимала не больше двух часов. Оставшиеся сутки мы спали, ели, смотрели по телевизору новости гражданской жизни и играли в карты. Диму почему-то к игре в карты не допускали.
На четвёртый день, когда мы толкали «пятак» с проблемной дверью – без окна – сплошной металл, и на два сантиметра шире дверного проёма, я не выдержал:
– Ребята! Давайте я сделаю двери! Тут опилить нужно. Она же не закрывается! Я быстро справлюсь! Дайте мне ну хотя бы напильник!
Все молча посмотрели на Мороза. Тот пожал плечами и достал откуда-то из штанов длинный, тяжёлый, заточенный с острого конца рашпиль.
– Вот, – протянул, – только не поможет.
Я ухватился за блеснувшую надежду двумя руками.
Ребята внимательно наблюдали. Металл не поддавался. Точнее я не работал по металлу. Не получалось именно по металлу. Напильник скользил по слизи, не приближаясь к стали ни на миллиметр.
– Понял теперь? – спросил Фотограф через полчаса бесполезного труда.
– Но можно же как-то стереть эту жижу?! – воскликнул я, вытирая пот.
Было очень обидно.
– Не, – покрутил головой Хохол. – Я тёр, шо сумасшедший, то рубахой, то штанамы. О це такы сопли, шо нищо нэ бэрэ.
– Но её же обрабатывают во второй бригаде? В третьей?
– Она сохнет, – пояснил Кинжал. – Сохнет, часов десять, ала. Потом дальние ворота открываются, и вторая бригада забирает на покраску.
– Значит, можно опиливать во втором цеху?
– Не положено.
– Почему? Два дня и машинка будет идеально подогнана.
– Если на каждую тратить время и деньги, то они и в цене вырастут, и продажный вид потеряют, ала. Чем дольше машина идёт до магазина, тем больше теряет в прочности. Проверено, ала. Она вообще начинает разваливаться, как только слизь высохла, ала.
Ситуация. Мало того, что в производстве техники я никак не участвовал, так ещё поправить разные неприятные мелочи не могу, мешает проклятая нестираемая слизь. А я ещё обижался на первый цех! Наверное, именно это имел в виду Валик, когда говорил, что лучше б я остался с ним, чем вот сюда, к ребятам. В третьем цехе, по крайней мере, я мог хотя бы что-то менять, хотя бы тормозные колодки ставить.
Но кто же делает машины для первой бригады? Неужели там, в глубине пещеры, есть ещё одна… нулевая бригада? Совсем секретная. Или как там Валик говорил, «абсолютно секретная». Метафизик он, конечно, в лексическом смысле этого древнегреческого слова. Но, если производство выстроено именно таким порядком, нужно как-то попасть к нулевым. Попасть, хоть умри. И изменить этот неправильный мир.
– Ты дебил? – спросил Таракан. – Я же тебе по-русски объясняю, что пройти в пещеру нельзя. Цех открыт два часа в сутки с двух до четырёх ночи. Потом все двери закрываются и пускают газ. Для безопасности. Чтоб все, кто в цеху спрятался, подохли. Чувствуешь вонь там какая?
Я чувствовал.
– Вот. Это после газа. Нам так бугры разложили из СБ. А чего, разве хреново тут? Так бы на зоне чалился, чифиром спасался, а тут тебе и телек, и кормёжка как в ресторане, и работа лингня – часок попахал и на нары. Не жизнь, а праздник какой-то. Ты не кипешуй. Попривыкнешь, будет ништяк.
Прислушивавшийся к нашей беседе Дима подмигнул мне и мотнул головой в сторону. Я понял и отошел к туалету.
– Не слушай Таракана, – шепнул Дима. – Он ограниченная личность. Без устремлений. На самом деле попасть в цех можно. Зуб даю. Я как-то был. Ничего, правда, там интересного нет, но как факт. Можно попасть. Я помогу. Как брату. А ты у Валика расположение имеешь, за меня словечко ему вотрёшь? Мол, помогите коллеге Диме на волю выйти. Я им все бумаги, какие надо, подпишу. Да хоть что я английский шпион. Тошно мне тут, братское сердце. В карты со мной никто играть не хочет. Общаться не хотят, шваны. Умру от недостатка эмоциональных напряжений. Так вот. Ты за меня словечко, а я тебе дорогу в цех. Как тебе тема?
Входящий в туалет Затейник незаметно для Димы взметнул бровями, мол, заходи следом.
Я поблагодарил Чехла и последовал за Александром.
Стал у соседнего писсуара и сделал вид, что ищу пуговицы на ширинке.
– Ты скользкого не слушай, – внушительно заявил Затейник, – он не натантрит, не проживёт. Такое зачехлит, что поведешься, а потом расчехлять два срока будешь. Я бы на твоем месте к Куму подошёл. Ты, вроде, у Ваала как шавка, а то, кто его знает, может и кобель. Это ваши с ним тёрки. Попросись, пусти слюну, поскули. Скажи, что осознал. Мол, затантрили шваны позорные. Глядишь, смилуется, заберёт.
– Но, Александр, – возразил я. – В чём смысл? Я что, зря сюда рвался? Разве хорошо жить – главное? Главное, чтобы страна с колен поднялась.
– Ты чо моросишь?! Это она в твоей головёшке на коленях. А на самом деле всё пучком. Нормальные люди уже вон тридцать лет её пилят и ничего, ещё и правнукам достанется.
– Что значит пилят?! У нас грамотные менеджеры, талантливые и компетентные.
Затейник хохотнул и застегнул штаны.
– Что значит грамотные? – спросил он с таким сарказмом, словно я пьяный бомж, дремлющий у родной помойки, а он цивилизованный турист, ищущий центральную площадь города. Типа задаёт вопрос, а вразумительного ответа сразу не ждёт.
Я ответил предельно чётко:
– Они, ну менеджеры, профессионалы своего дела.
– Вот! Профес-си-аналы! В точку! Знают куда, кому и сколько, чтобы себе тоже хорошо. Кому подставить, а кого и того. А ты что за профессионал? Ничто и звать тебя никак. Только в машинах и разбираешься. А такая лингня в ихнем деле кому нужна? Правильно. Ни-ко-му. Наоборот, только геморрой и простатит от лишней информации.
– Ты, Затейник, изъясняешься намёками. Прямо скажи. Имеешь в виду коррупцию? То, что некоторые чиновники нечисты на руку?
– Некоторые… – хмыкнул Затейник. – Которые «некоторые», их уже давно уволили. Такие зачем? А вот профессианалы, как ты правильно сказал, те работают не покладая… Ну, работают короче дальше и свою икру с маслом имеют в таких нормальных количествах, что вот таким, как ты, грамотным фраерам и не снилось. Эх, браток! Если бы не моя слабость… Я бы тоже большим человеком стал, но, швана, плоть… Слаб я духовно, малой. Падок на сладенькое. А вот на тебя смотрю, ты вроде ничего. Нету у тебя червячка вот этого вот, похотливого в нутре. Не отвлекаешься на мелочёвку. Прёшь как трактор. Но не туда, путана, не туда. А вот ежли б глупости свои из головы выкинул и взял бы жизнь за уши, получилось бы за милое дело.
Я делал вид, что Александр говорит что-то потрясающе мудрое, кивал, поблагодарил и пошёл к шконке. Ну что можно услышать от бывшего зэка, асоциального элемента? Только глупейшую, примитивнейшую философию «ты мне, я тебе». Нет, Александр, с такими идеями развитую страну не построить. Только видимость можно создать. Так сказать, пыль в глаза натрусить. А нам видимость не нужна. Нам нужна мощная промышленность, сильная экономика, подавляющий экспорт, высочайшая культура и благосостояние каждого гражданина Родины! Вот! А не это всё. Икра с маслом! Скажешь тоже!
Дождавшись, когда все уснут, я тихонько встал, подкрался к нарам Димы и тронул друга за плечо.
– Что за кипеш? – Дима резко сел, в руке блеснуло перо.
– Тихо! – прошептал я. – Я согласен.
– Да налинг ты мне нужен! Или… А! Ты про пещеру?
– Да.
– Ох! Смотри, ты сам слово дал. Я за язык не тянул.
– Конечно, Дима, я вполне отдаю себе отчёт. Ой, прости, пожалуйста, канцелярит и вот это вот… вот эти, точнее сказать, ненужные уточнения… и тавтоло…
– Тихо! – Дима осмотрелся. Все спали. – Сколько?
– Чего именно?
– Ах, чтоб, у меня же часы! Двадцать три тридцать. Норм. Давай за мной. Я покажу тебе, где вход. А ты не забудь словечко…
– Конечно-конечно!
В раздевалке пахло нестираными носками и чесноком. Дима включил свет, подошел к кулеру в углу и отодвинул его влево. Надавил плечом на стену. Между деревянными панелями появилась щель. Сунул нож и поддавил. Щёлкнуло. Панель отошла. Дима осторожно отставил зелёный кусок МДФ в сторону.
– Прошу! – пригласил он меня в квадратный, примерно метр тринадцать на метр двенадцать проход.
Я последовал. Двигались мы на четвереньках, но было совсем не страшно. Клаустрофобия несвойственна инженерам российского автопрома. Сложность стоящих перед нами задач стирает из психики настолько несущественные препятствия.
Иногда в темноте я цеплялся за неровности стен и потолка. Видимо, проход долбили в скале вручную. Криво, топорно, может за несколько лет. И очень уж гладкий пол. Отшлифован миллионами проползновений таинственных землекопов. Я вспомнил памятник женской груди в центральном батайском парке. Одна из его деталей сверкала на солнце особо ярко, именно «отшлифованно». Человеческие прикосновения в большом количестве рождают невероятную сияющую гладкость. «Gutta cavat lapidem», – как говорит один мой знакомый. «Капля долбит камень». Кстати, тут очевидный камень. Это хорошо видно в лучах маленького фонарика Димы. Кварц, базальт, гранит, твердый песчаник… Я любил в детстве листать «Энциклопедию юного геолога».
– Осторожно! – шепнул Дима.
Заскрежетало. Открылось пространство чуть более светлое, чем тоннель. Я присмотрелся. Похоже на сияние детских игрушек, намазанных люминофорами. В самом деле, некоторые из камней раскрывшейся бездны действительно мерцали зеленым.
Я догадался, мы в том самом цеху, где работает наша бригада. Только с противоположной стороны, на склоне странного холма.
– Не задерживайся! – сказал Дима. – Пещера вон, внизу. Я буду ждать в раздевалке. Полчаса. Если не вернёшься, проход закрою. Не хочу палиться. А ты не забудь, что обещал.
– Я помню.
– Не забывай. Всё, я ушёл.
И скрылся в тёмной норе.
Я присмотрелся, как спуститься и не упасть. Высота, по меркам городского жителя, где-то два с половиной этажа. Опасно. В пяти шагах пониже тропинка. Сползает змейкой с невидимой отсюда вершины холма к подножию. Я оглянулся на лаз, чтобы, если что не так, вернуться, и осторожно вышел на тропу.
Через минуту уже разглядывал вход в пещеру.
Очень узкий. Человек не протиснется. Да что там! Руку не просунешь. Как они машины проталкивают? Может, открывается как-то?
Никаких рычагов или кнопок вокруг нет. Присел на камень отдохнуть. Тёплый. Даже как будто мягкий. Сколько там до смены? Часа два? Примерно полночь. Может, вернуться в хату? Дима будет ждать недолго. Если закроет, как попаду назад? Хотя, конечно, можно и тут затеряться, а когда бригада появится, сделать вид, что с ними вышел.
От мыслей отвлёк тихий, где-то глубоко под землёй, протяжный стон. Из пещеры со свистом вырвался поток воздуха. Газ? О нём говорил Таракан? Фу! Вонь какая! Получается, осталось жить всего ничего. Я почувствовал растекающийся по артериям дикий звериный страх. Нет! Так автопром не поднимешь! Ноги сами рванули наверх, к лазу. Без всяких тропинок. Напрямую.
Камни вылетали из-под подошв, стукались внизу. Несомненно, я побил все официальные рекорды по скалолазанию и секунд через пять уже вламывался в проём тайного прохода. Вот только решил глянуть последний раз вниз. Там, судя по звукам, происходило что-то очень странное. Шипело, трещало, булькало и лилось.
Приподнявшись на цыпочки, я заглянул за край скалы и увидел, что проход в пещеру раздвинулся и из него выдавливаются огромные, мутные, с человека размером, пузыри слизи. Весь пол вокруг залила парящая жижа.
Стон усилился, проход раздвинулся ещё немного. Из пещеры хлынул шипящий плотный поток, вынесший в цех большой чёрный предмет. Я узнал по силуэту автомобиль «РАЗ» пятой модели. «Пятёрку». Поток был таким сильным, что машина, перекувырнувшись, проскользила метров двадцать и замерла на правом боку. Я ещё подумал, что раньше люди советовали спать именно на правом боку, объясняя, что слева сердце и спать на сердце опасно. Следом исторглись по очереди ещё пять густо укутанных слизью автомобилей.
Стон теперь походил на визг гигантской кошки или собаки, такой пронзительный, будто по костям моих рёбер скребли тупым ножом.
А потом вернулась тишина.
Смрад стоял страшный, но я не думал об опасности. Открывшаяся картина ошарашила. Никакой человек в этой пещере, в этой слизи, в этом давлении выжить не может. Вот это ощущение торжества нечеловеческой, неземной природы вынуло силы из ног и рук, и я несколько минут не мог пошевелиться, как парализованный.
Где-то вверху загудели моторы, вонь подуменьшилась. Скорее всего, включилась вентиляция. Отпустило. Я жив. Значит, газ не так опасен. Это хорошо. Но почему больно лёгким? Почему ноет сердце? Почему глаза и нос покрыты влагой?
Да потому, что я снова в магазине «Кракен» и здесь нет колбасы! Только мучительный детский позор. Никакой нулевой бригады не существует, и никогда не было. Никто не делает эти чёртовы машины, они просто есть. Сами по себе. Как нефть, как газ, как никель. Обычное месторождение, точнее "место рождения" машин. И всё.
Я бросился в темноту прохода к раздевалке, где всё еще ждал меня Дима.
