Константин Евгеньевич Ищенко
Пионер
– Давай мальчик, не упрямься, покажи своих родителей, сохрани себе жизнь.
Дойдя до дедушки, мои ноги подкосились, он хотел броситься ко мне, поймать. Но я коротко качнул головой, показывая, чтобы дедушка не выдавал себя. Пройдя строй до конца, я обернулся и сказал:
– Нет здесь моих родителей. Как я и говорил они на фронте, а я единственный коммунист в деревне, и это я помогал партизанам.
– Что ж, хорошо. – проговорил офицер, взбешённый моим ответом. – Раз ты на этом настаиваешь, тогда получай. – он приблизился ко мне и с силой ударил кулаком по лицу.
Рот наполнился кровью, свет померк, ноги подкосились и я начал падать, но грубые руки немецкого солдата не дали мне упасть. Чтобы я пришёл в себя, меня окатили водой из ведра.
– Чем ты помогал партизанам? Как с ними связывался? – спросил офицер.
Вместо ответа, я плюнул кровью ему в лицо. Это взбесило его ещё больше. Он обрушил на меня целый град ударов, при этом повторяя одни и те же вопросы.
– Расскажи мне, мальчик, расскажи! – требовал он.
Моё лицо разбили в кровь, выбили последние молочные зубы, тело онемело от боли. Но я молчал.
Поняв, что от меня не добиться ответа, офицер остановился, достал из кармана белый платочек и вытер им окровавленные руки. Затем он бросил платочек в меня, отвернулся, коротко приказав:
– Расстрелять.
Увидев, что меня поволокли к пустырю, жители деревни начали волноваться угрожая напасть на захватчиков. Чтобы их успокоить, один из фашистских солдат дал очередь из автомата над головами толпы. Это не подействовало. Тогда я из последних сил, едва разжав губы прокричал:
– Товарищи, успокойтесь! Если вы сейчас погибнете, кто тогда будет бить врага? Мне не страшно умереть за вас, за нашу Родину. Главное помните: "Враг будет разбит, победа будет за нами!"
Меня поставили на пустырь, лицом к нацистским солдатам. Чтобы не смотреть на них, я поднял глаза к небу и увидел облако очень похожее на маму, она смотрела на меня и улыбалась. Я улыбнулся ей в ответ. Раздались выстрелы, а за ними последовала темнота и тишина.
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – -
Жизнь ко мне вернулась резко. В голове словно вспыхнуло солнце, и я открыл глаза. Сначала, я не мог понять где нахожусь, надо мной был белый потолок, слева такая же белая разделительная шторка, а справа, справа на табуретке в полудрёме сидел дедушка.
– Деда. – еле слышно позвал я.
Старик тут же встрепенулся. Увидев, что я пришёл в себя, он обнял меня и тихонько заплакал, приговаривая:
– Живой сыночек, живой. – он гладил меня по голове. – Ты прости меня старого, прости. Негоже детям за взрослых отвечать. Чтобы я твоим родителям сказал, когда они с фронта вернутся, если б ты.... – на этих словах дедушка осёкся, словно испугавшись продолжить.
Чтобы успокоить старика, я сказал:
– Не за что тебе, дедушка, просить прощение.
– Как не за что? – дедушка разорвал объятия. – Ведь это я помогал партизанам, я должен был там на пустыре стоять, а не ты!
– Нет. – покачал я головой. – Если бы там погиб ты, кто бы тогда продолжил сопротивление? Тебе не в чем себя винить. А сейчас лучше расскажи, что дальше было, после того как в меня стреляли?
– Ууу, брат, что было. – дедушка почесал седую бороду. – Увидав, что тебя убили, народ наш взбунтовался, немцы уже приготовились стрелять по нам. Но тут появились партизаны. Это я успел им отправить сигнал, до того как фашисты в деревню въехали. В общем, завязался бой. Наши всех фрицев пощёлкали, а потом сказали, чтоб мы все в лес уходили. Ибо теперь фашисты карателей пришлют. Ну мы все и ушли. А как выяснилось, что ты жив ещё, решено было тебя в тыл оправить, в госпиталь. Командир партизанского отряда специально самолёт вызвал. На нём-то нас с тобой, а так же Ваську с матерю, да других детишек сюда доставили.
