Константин Андреевич Калинич
Сошла с ума
– Аля, я люблю тебя! Давай быть вместе.
Она в ответ улыбнулась.
– И мне с тобою хорошо, Стёпа!
С этой минуты Аля стала моей девчонкой. Об этом знали многие, и потому никто к ней из парней не подкатывал, так как она была занята. В этом санатории каждый с кем-нибудь встречался или просто дружил в зависимости от возраста. Видать, для этого нас здесь и собрали, чтоб каждый почувствовал свою любовь… Так и мы, учитывая, что мне восемь лет, а Але десять, просто проводили время вместе, иногда целуясь с языком, тем самым получая навыки для себя на будущее, ну и ещё, естественно, получая от этого удовольствие…
Вот и подошёл конец моего здешнего пребывания. За мной приехал отчим. Попрощавшись с сексапильной вожатой, отправились к машине. Проходя учебный корпус, увидел Алю: она стоит и провожает меня взглядом. Я подошёл к ней, и мы обнялись. И тут же я услышал, как отчим зовёт меня. Видать, потерял из виду.
– Стёпа!
А я:
– Я здесь!
Он увидел меня и, ничего не говоря, медленно потопал в сторону выхода из санатория. Ну а я по-быстрому поцеловал Алю в губы, затем в щёку.
– Пока!
Она:
– Пока, Стёпа!
И побежал к Андрею. Догнал, взял его за руку, и вместе под палящим солнцем не спеша пошли. А машина нагрелась от солнечных лучей, и в ней, как в аду, очень жарко. Андрей приоткрыл все окна в салоне, завёл свой горящий котёл, и мы поехали. Всю дорогу я думал об Але. О том, что со мною всё в порядке, ведь я становлюсь мужчиной. Почувствовав уверенность в себе, я как будто повзрослел. И вот мы приехали. Вышел из машины, встал, осмотрел двор и пошёл домой. А отчим остался, он открыл капот своей колымаги и начал там возиться. Ну а я как вошёл в прихожую, меня мама обняла, поцеловала и стала постепенно расспрашивать, как мне там было. И я всё ей рассказал: про распорядок дня, чем нас кормили, про сексапильную вожатую, которой мы были безразличны, и про свою первую любовь, про наши чувства, и ещё то, что мы целовались. Меня мама внимательно слушает и говорит:
– Имя-то какое красивое – Алевтина!
А я добавляю:
– Мам, мне было хорошо и спокойно с ней…
А мама ответила:
– Если судьбой предначертано, то вновь вы встретитесь…
Тут просыпается сестрёнка и таким голоском мультяшным как заревёт. Быстро мама подошла к ней и стала её успокаивать. Она такая маленькая и завёрнута как гусеничная куколка. Успокоив, мама перенесла её из детской кровати на диван. Распеленала и под струёй воды в ванной её ополоснула. Затем сменила ей там все пелёнки и оставила полежать, поболтать ручками и ножками. Ну а я сел рядом и стал за своею сестрёнкой наблюдать…
На следующий день я пошёл гулять. Во дворе встретился со Стёпкой, и отправились мы на «понтон» – лодочную станцию. Это место, где наша говнотечка впадает в реку. Устье. Там находились уже местные молодые ребята со своими подругами. Они только и делали, что ныряли в воду с буйков, не боясь того, что ими распито много спиртных напитков, бутылки от которых впоследствии были разбросаны по всему берегу. И вот, с тёзкой пройдя эту шумную пьяную компанию, мы расположились метрах в двадцати от них. Скинули вещи и пошли то же самое за ними повторять. Вода тёплая, но мутно-зелёная. Накупавшись и даже нырнув пару раз с буйков, мы вернулись на берег и стали загорать, лёжа на песке под палящим солнцем. Хорошо так. Лежим и загораем. Те самые ребята стали тоже вылезать из воды и греться на солнце. Вот лежим мы, и тут я стал переворачиваться на живот и чисто случайно периферийным зрением увидел что-то странное в воде. Как будто кто-то тонет. Но при этом не издавая никаких звуков и не зовя на помощь. Я толкнул Стёпу в плечо и, указывая туда, сказал ему:
– Смотри, что это там?..
Стёпа присмотрелся и:
– Блядь, там человек тонет!
Во мне моментально зарождается страх. Сердце забилось так, что под ритм какой-нибудь ниггер с удовольствием зачитал бы рэп… У меня дыхание участилось, и пальцы рук необычно так, судорожно затряслись. А Стёпа уже всех, кто был рядом, об этом оповестил. Все подорвались и подбежали к берегу. Но никто из них не осмелился нырнуть в воду, чтобы спасти её (она дала знать о себе). И тут откуда-то взявшийся пожилой мужчина мимо нас пробегает и ныряет в эту мутную воду. А девчонка уже скрылась из виду. Мужчина быстро подплыл к предполагаемому месту, вдохнул воздуха и сам скрылся в воде. На берегу все стоят и переживают. А девочка была из той шумно-пьяной компании. Вот они то как раз и мечутся… Подруги её орут со слезами… Уже прошло минут пять, а так никто и не всплыл. Началась истерическая паника среди всех. А напротив, на левом берегу, была та самая лодочная станция. И те мужики, которые находились там, услышали эти крики, стоны, молитвы о помощи. Они не медля погрузились в одну из сотни стоящих моторных лодок и поплыли туда. А меня до сих пор так и не отпустило. Стою и наблюдаю за всем происходящим, тем самым делая себе хуже. И я попросил Стёпу, чтобы убрались мы отсюда куда подальше и как можно скорее. Он меня послушался, и, не дожидаясь развязки этой ужасной трагедии, отправились к себе во двор. И по дороге мне стало легчать. Проходя мой подъезд, заскочили на второй этаж. Руслан, к нашему счастью, был дома. Но Руслан перед своим отцом провинился, и отец наказал его домашним режимом. Поэтому прям в подъезде мы обо всём в подробностях ему и рассказали. Руслан ужаснулся и ответил:
– Фу-у-у, я там больше не буду купаться.
С ним согласились и мы. И вот настало время, словарный запас у нас закончился, и мы, попрощавшись друг с другом, разошлись. Дома я маме рассказал о случившемся, но, вместо того чтобы посочувствовать, она стала на меня кричать:
– А вы что там делали?!
Я:
– Загорали…
Мама:
– Загорали они, блядь… Чтоб ноги твоей там больше не было! Понял?!
И грозно добавляет:
– Ты меня понял?!
Я, в какой-то степени почувствовав вину за собой, ответил:
– Да понял я, мам…
А мама добавляет уже как бы себе:
– Ишь, блядь, загорали…
И пошла на кухню, пока доча спит. Разогрела покушать, наложила в тарелку, позвала меня, я прибежал, сел за стол и принялся есть. Съев всё, помыл за собой посуду. Затем пошёл в зал. А мама сидела на диване и смотрела свою любимую передачу «Человек и Закон». Я подошёл к ней, обнял и поцеловал.
– Мамуль, я люблю тебя!
Она меня тоже поцеловала, и я пошёл в свою комнату. Точнее, нашу с братом, ну а ещё точнее, в мою, брата и теперь ещё и сестрёнки. Взял бумагу и принялся что-то такое наобум из неё вытворять.
Как и всегда, вечером приехал со службы Андрей. И мама, почувствовав, что с ним что-то не то, спросила:
– Андрей, ты себя нормально чувствуешь? Весь бледный как поганка…
Он:
– Да, что-то есть такое, непонятное ощущение…
Мама:
– Ты смотри, дочу не зарази. Чтоб к ней не подходил.
Андрей:
– Да, да…
И пошёл на кухню лазить по кастрюлям. Вот и прошёл этот день, мама уложила меня спать, выключила свет и закрыла дверь. Я остался один в комнате. Засыпая с одеялом на голове, стал вспоминать ту самую трагедию, которая виднелась мне отрывками того, что видел я издалека. Так и уснул…
Утром отчиму становится плохо. Мама отправляет меня к бабе Римме вызвать скорую помощь. Они приехали, осмотрели и увезли его в больницу. Там Андрею делают спирометрию и рентгенографию грудной клетки. И выявляют у него астму. Он задыхается… Хотя в последнее время мы и сами обращали внимание на необычный кашель у Андрея, но не придавали этому значения, ссылаясь на обычную мокроту. Да и он сам на кашель свой не обращал внимания. Под препаратами его продержали в больнице дней десять, затем выписали. И дома в повседневной своей жизнедеятельности теперь должен всегда пользоваться специальным баллончиком, который он впрыскивает себе в лёгкие вместе с вдохом, когда начинает задыхаться.
С этого мгновенья у Андрея изменилась жизнь. Из-за этой болезни он не мог играть на трубе. И его начальник по обоюдному согласию Андрея перевёл в другое подразделение. У него упала зарплата, и нам едва стало хватать на еду. Почти все деньги уходили на нашу маленькую Свету. А ещё, помимо этого, нужно платить за коммунальные услуги. Плюс я с братом, два оглоеда, которых надо собирать в школу. В общем, с трудом да с грустью стали во многом себе отказывать. Даже машину перестали заправлять, так как Андрей за полчаса мог и ногами дойти до своей работы. Вот так просто человеческое здоровье повлияло на семейный быт!
Вот и заканчивается лето, приближается первое сентября. Мама ввиду финансовой затруднённости просит бабу Машу помочь нам. И она в этот же день приехала вместе со Славой за мной. Бабушка привезла недорогой подарок нашей маленькой сестрёнке и под присмотром мамы взяла её на руки, стала ею любоваться. Ну а я в это время одевался, и от того, что поеду к бабе и увижусь с отцом, меня переполняли эмоции. Я весь такой навеселе, улыбаюсь и внимательно слушаю маму с бабой, о чём они разговаривают. Посплетничав ещё минут двадцать, мама спросила, глядя на меня:
– Оделся?
Я стою с братом.
– Ага!
Мама нам:
– Ну, идите обувайтесь…
И мы с братом, подшучивая друг над другом, пошли в прихожую обуваться. Ну а баба всё это время держала на руках маленькую Свету, затем она аккуратно передала её маме и пошла тоже обуваться. Ну а мы уже обутые стоим и ждём бабу. И вот момент счастья для меня. Дверь входная открывается, и, попрощавшись с мамой, мы вышли в подъезд. Минут через пять следом за нами вышла баба. И под её темп, не спеша, отправились на автобусную остановку. Ехали с пересадкой на двух автобусах через весь город. И вот наша остановка, вышли, перешли дорогу и отправились к дому. Баба живёт недалеко, метрах в трёхстах от остановки. А вот и место знакомое, здесь Андрей останавливался, когда Славу к бабе привозил. Ну а мы зашли в дом, а в нём имеется лифт, как мне показалось, с деревянными дверями, либо что-то похожее на дерево. И вот когда мы стали на лифте подниматься, то он весь зашумел, заскрипел и стал шатался из стороны в сторону. Я испугался и прижался к бабе. Створки раскрылись, и мы вышли на площадку. Здесь же стоят огромные деревянные ящики, которые забиты соседями всяким ненужным им барахлом. Баба открыла дверь, и мы вошли в квартиру. В прихожей нас встретил кот Вася. Он стоял в дверном проёме и смотрел на нас. Папы дома не было, он с утра до вечера на работе. Мы разделись и прошли в комнату. Я стал всё осматривать. А баба ушла в ванную комнату. Тут брат встал на колени и вытащил из-под серванта картонный трамвай. И стал мне его показывать. Он словно настоящий, стоит на картонных путях, и есть одна развязка. Даже столбы сделаны из картона, а провода – чёрные капроновые нитки. Я от увиденного:
– Ух ты-ы…
А брат говорит:
– Почти месяц делал.
Затем он встал, подошёл к папиному дивану и поднял его. Достал огромный деревянный корпус линкора.
– А это папа выстругал… Вот чертежи… Линкор!
И показывает журналы об этом корабле, где всё о нём сказано и имелись вкладыши с подробным масштабным чертежом корабля. Я на всё это смотрю, и тут оба слышим:
– Слава, Стёпа, идите кушать!
Брат убрал всё обратно, и мы пошли на кухню. Сели за круглый деревянный стол, и баба начала нас обслуживать, прямо как официантка. Наевшись, пошли опять в комнату. Брат достал из ниши оставшийся ватман, взял ножницы и вместе со мной стал вырезать шаблоны для изготовления вертолётиков, дирижаблей и самолётов. И вот у нас уже их целая куча. А баба к этому времени убралась на кухне и вошла в комнату. Брат у неё спрашивает:
– Баба, выйдем на лоджию?
Она посмотрела на то, что мы сделали, и сказала:
– Только со мной…
Пошла в прихожую, накинула что-то на себя, и мы все вместе вышли на балкон. Я говорю:
– Ого, как высоко…
Бабушка:
– Стёпа, смотри, чтобы плохо не стало, если что, сразу говори!
Я:
– Да, баб…
А сам медленно руками взялся за перила и начал всё осматривать. Лоджия у бабы незастеклённая. И поэтому с любого положения можно любоваться городом. Но для меня это удовольствие на нерве, так как страшно находиться здесь, именно на такой высоте. А брат за время, проведённое здесь, видать, привык уже. И он перемещается так, будто в комнате находится. А баба, усевшаяся в кресло, стала за нами наблюдать. И вот Слава берёт самолёт и запускает его. Вначале полетел он прямо, а затем резко так вниз и упал на зелёную лужайку. Немного расстроившись, брат взял вертолётик и запустил его. Он поднялся вверх и скрылся над крышей дома. Тут я уже подключился. Взял самолёт и запустил его с надеждой, что он не упадёт так, как брата. Проводя его взглядом, мы поняли, что проблема в конструкции, и поэтому их надо переделать. А рядом с домом проходит дорога, та самая, по которой мы приехали. И вот баба встала и пошла на кухню что-то готовить к приезду нашего отца. А брат этого и ждал. Когда она вышла, Слава взял земли из цветочного горшка, который стоял здесь же на лоджии, и завернул в газету. Получился шарик с начинкой. И он, дождавшись проезжающего автобуса, кинул прямо в него. Шарик плюхнулся на крышу, раздался шум такой, будто крыша у автобуса проломилась. Возможно, ехавшие в этом автобусе пассажиры ужасались и нервничать начинали, но брату именно это и надо было. И, ничего плохого не подумав о нём, я начал тем же самым заниматься.
А в соседнем доме напротив через дорогу на последнем этаже вышел мужчина на балкон покурить. Зажёг спички, прикурил сигарету и, выдыхая дым, увидел, как напротив дома на восьмом этаже без присмотра взрослых двое мальчишек прямо с лоджии бросают что-то на проезжающие снизу автобусы. Мужчина про себя: «Наказать бы их за это…».
Вечер, мы ждём отца. И тут слышится, как ключ проворачивается в замке и дверь входная открывается. Я встал и начал смотреть на отца. Увидев меня, он заулыбался и сказал, протянув мне руки:
– Стёпа, сына мой!
А я, пустив слёзы:
– Папа!
Подбежал и обнял его. Отец меня приподнял, прижал к себе и стал целовать. Немного успокоившись, я посмотрел на него. А у отца серые густые усы и смешной нос, повёрнутый влево. Со слезами на глазах заулыбался и спросил:
– Пап, усы настоящие?
Он засмеялся, отвечая:
– Ну, конечно, настоящие.
Я дёрнул за край уса. Отцу это не понравилось, он опустил меня и сказал:
– Сына, дай папе раздеться.
И как бы меня своею рукой в комнату направил. Я отошёл и стал наблюдать за ним. А он снял с себя обувь, одежду и зашёл в комнату. Поприветствовал Славу, погладив его по голове. Затем он снял часы, убрал в сервант и пошёл в ванную комнату. А баба уже всё приготовила и даже накрыла стол. Дождавшись отца, мы втроём уселись за стол. И с вопросами от папы ко мне принялись ужинать.
У бабы в комнате два дивана, кровать, сервант, и в углу на тумбочке стоит ламповый цветной телевизор. А ещё, кстати, рядом именно с отцовским диваном на маленьком столе лежит старый виниловый проигрыватель и современный магнитофон-усилитель с кучей кассет. А ближе к окну на деревянном стуле со спинкой спит кот Вася. Напротив него у стенки стоит с большими зеркалами трюмо. И вот после ужина, соблюдая привычные традиции перед сном, отец включил канал «СТС» и сказал:
– Сейчас боевик начнётся со Стивеном Сигалом…
Я такой:
– Ва-ау-у-у!
И расположились так: отец на своём диване, я с братом на другом, ну а баба, чтоб не мешать нам, ушла на кухню чем-то своим там заниматься. Смотрели в тишине и темноте, это придавало эффект фильму. Мне это очень понравилось, ведь дома такого не посмотришь, да ещё в такой атмосфере. И тут я понял брата, то, почему он так рвётся сюда! Фильм закончился, и мы стали ложиться спать. Баба пришла из кухни, как только фильм закончился, и положила меня с собою на кровать. Ну а брат, как король, разлёгся на том самом диване, с которого мы смотрели. Вот так, под едва слышимый шум машин, мы все заснули…
Рано утром отец, не будя никого, уехал на работу. Ну а мы, как проснулись, умылись, поели, бабушка повезла нас на центральный китайский вещевой рынок. Добрались на трамвае, который проходит метрах в пятистах от дороги с обратной стороны дома. Погода жаркая, и поэтому баба торопится, чтоб убраться с этой духоты обратно домой, а то ей уже становилось плохо. Пройдя весь рынок, баба накупила нам всё необходимое к школе. И с пакетами в руках мы отправились обратно. Вернувшись домой, с братом стали всё смотреть и примерять купленное. Затем баба начала всё это аккуратно складывать и расфасовывать по пакетам. Ну а мы со Славой достали тот самый линкор и журналы с чертежами, положили на пол и затем стали готовить ватман, дощечки разных размеров, всякие канцелярские принадлежности. И потихоньку, не торопясь, согласно масштабу начали собирать боевой корабль. Ближе к вечеру перед приходом отца мы закончили. Большую часть времени провозившись впустую, убрали так и не доделанный корабль обратно в диван, затем все материалы, использовавшиеся для его сборки. И вместе с бабой и котом Васей, сидя на диване и смотря телевизор, стали ждать отца. Ну а он, как и вчера, примерно в это же время вернулся с работы, поприветствовал нас. И вчерашнее вместе с фильмом и со сном – всё повторилось.
На следующий день с братом пошли гулять. Я надел красные шорты, белые сандалии и ярко-жёлтую футболку. А брат – коричневые шорты и голубую майку с кепкой, тоже голубой. И вот своё гулянье мы начали с магазинов. Обошли все в районе, рассматривая на прилавках различные игрушки. А затем мы отправились к ближайшей школе. Так, чисто посмотреть да поболтаться на турниках да на брусьях. Погода прекрасная. И вот мы пришли, но здесь уже находились какие-то мальчишки, чуть старше нас по возрасту. Не обращая на них внимания, мы стали все турники опробовать на себе. И тут один из них грубо спрашивает:
– Э-э-э, вы кто такие?
Я молча посмотрел на него, а брат ему:
– Какая разница?
Парень не ожидал такого ответа. Выдаёт:
– Слышь чё-ё…
Осмотрел Славу.
– Голубок, по еблу ща получишь за свою дерзость.
А меня опять затрясло. Пальцы от страха скукожились, стою рядом и слушаю. А Слава ему отвечает за слово «голубок»:
– Проще разговаривай.
А парень ближе к брату подошёл и как ударит его со словами несколько раз. А я стою молча, смотрю и боюсь заступиться за брата. У Славы от удара по лицу слёзы выступили на глазах. И парень ему говорит:
– А теперь валите отсюда, пока… – указывая на меня, – и ты пизды не получил…
И я пошёл впереди брата, как самый трусливый, без разговоров и быстрым шагом. Где-то во дворах брат мне говорит:
– Чё, обосрался, да?
А я, волнуясь до сих пор, отвечаю:
– Нет…
Брат продолжает:
– Да ты же стоял как девочка-целочка, трясся от страха.
Я начал чувствовать негатив к себе от брата. А Слава продолжает меня унижать. У меня уже у самого слёзы появились. Иду молча впереди брата, а он сзади, и в спину мне говорит плохие слова. Вот уже и дом бабушкин. Я быстро заскочил в подъезд, а брат остался во дворе. Дома у бабы спустя какое-то время я успокоился. Брат вернулся ближе к вечеру и сразу же подошёл ко мне, и так игриво:
– Братух, прости.
Я с улыбкой на лице:
– Да всё нормально.
А я ведь и вправду в таких случаях как девочка себя веду, обижаюсь и т. д. Но всё это объяснялось моей болезнью, и брат иногда это понимал. Вечер, на улице темно. Сидим у телевизора и смотрим бабушкину передачу. Тут услышали ключ, проворачивающийся в замке. Открывается дверь, и входит отец. Он еле держится на ногах. Баба стала на него кричать:
– Скотина, нажрался! Детей своих бы постеснялся.
А отец, ничего не отвечая, снял с себя обувь, затем верхнюю одежду и пошёл на кухню. Баба за ним. Брат мне говорит:
– При мне уже раз приходил пьяным, вот сейчас он пожрёт и спать ляжет.
А я удивляюсь. Но тут брат добавляет:
– Это, братух, постой, посмотри, а-а-а?
Я подошёл и незаметно для бабы и папы начал за ними наблюдать. А брат как опытный воришка стал лазить по карманам в отцовских вещах. Найдя бумажные деньги, он взял оттуда несколько штук, а остальные убрал обратно. Затем мы оба сели на диван и стали смотреть телевизор, притворяясь паиньками. Вот сидим и думаем, что купить себе на эти деньги. Тут отец мимо нас проходит и с грохотом как рухнет на свой диван, и сразу же заснул. Чтобы было тихо и отец не проснулся и не стал всякую ересь нести, баба нас тоже сейчас же уложила спать.
Открываю глаза. В комнате тишина, брат рядом на другом диване спит. Посмотрел отца – его нет. И тут услышал из кухни шум, это баба там посуду моет. Я встал и пошёл туда. Дверь открываю, смотрю – и вправду баба посуду моет… И божественный запах стоит. На газовой плите кастрюля, и что-то в ней варится. Бабушка спрашивает:
– Проснулись?
Я:
– Да-а… Баб, а где папа?
Баба домыла посуду и, вытирая руки полотенцем, с сарказмом отвечает:
– У него сегодня выходной, он отдыхает…
И стала помешивать то, что в кастрюле. Ну а я сходил в туалет, умылся и пошёл в комнату. Брат уже проснулся и валялся на диване с открытыми глазами. Спросил меня:
– Отец дома?
Я, покачивая головой:
– Не-а… Ушёл куда-то отдыхать.
Слава встал, задвинул диван, заправил его и пошёл в туалет. Ну а я стал маяться, не зная, чем себя занять. Погода хмурая, всё небо – сплошная туча. Слышу бабу из кухни:
– Стёпа, кушать иди…
М-м-м… Как вкусно. Бабушка умеет готовить! Наевшись, стали собираться на улицу. Брат надел всё тёмное, ну а я надел ту же жёлтую футболку и серую олимпийку сверху. И вот я и брат уже спускаемся вниз на этом ужасном лифте. Вышли на улицу и отправились на местный маленький китайский рынок. Он состоит всего из пяти торговых точек. Сколько у брата денег, я не знал, да и спрашивать не хотелось. Подошли мы к одному китайцу и стали его товар разглядывать. Тут брат увидел огромный дробовик. С интересом он взял его посмотреть. С разрешения зарядил и выстрелил в небо. Звук и отдача мощные. Брату загорелось его купить. Спрашивает меня:
– Ну как тебе?
Я, окинув взглядом ещё раз товар:
– Да, давай возьмём!
С дробовиком взяли и на запас несколько пачек шариковых пуль. И вот пошли мы куда глаза глядят. По пути зарядили дробовик и стали стрелять по очереди во всё! Но только не по людям. Шарахаясь примерно с час, наткнулись мы на железную дорогу. Она проходит снизу сопки, напоминающей огромный овраг, и её собою с обеих сторон закрывает, поэтому проезжающих поездов не было слышно. Небо стало синеветь, появились белые проплывающие облака, и лучи солнца пробивались к земле. В олимпийке жарко, я снял её и повесил на пояс, завязав рукава. Железная дорога трёхполосная. И место это находится именно на повороте. То есть подъезжающих поездов не видно и не слышно с обеих сторон. У брата поднялось настроение, и ясно видно, что ждёт он как раз-таки поезд. И многотонный состав не стал задерживаться. Как только он явился перед нами, брат стал его из дробовика обстреливать. Пули шариковые, пластмассовые, они просто отлетали либо разбивались об него вдребезги. Брату этого показалось мало. И он захотел чего-то этакого. Со мною спустился к путям, и начали мы на рельсы класть камни. Я за ним всё повторял. Поднялись обратно на сопку и стали наблюдать. Здесь, видимо, как на автомагистрали, движение поездов очень частое. И в основном товарняки. Наши камушки были в пыль раздавлены, а некоторые просто сваливались от вибрации колёс. Брат решил положить чего потяжелее. Он спустился и пошёл вдоль путей с одной стороны высмотреть чего, а я перешёл на другую сторону. Вот иду, смотрю, а брат мне издалека:
– Братух, нашёл! Подойди…
Я не спеша направился к нему. Перешёл одну рельсовую колею, и, засмотревшись на брата, я не услышал и не увидел, как справа от меня едет поезд. А брат как ужаленный стал руками трясти да орать в мою сторону. Не знаю почему, но я понял его. И всё произошло так быстро. Передо мной проезжает огромный товарняк общей массой в шесть тысяч тонн. Ещё пару шагов – и он меня бы сбил. Делаю шаг назад, а с другой стороны на огромной скорости несётся пассажирский поезд. И я оказываюсь между поездами. Меня стало прижимать потоком воздуха к быстро несущемуся пассажирскому поезду. Я теряю равновесие. И, видать, спасло меня то, что я машинально упал на гравий. В этот момент у меня не было мыслей, а лишь страх – страх за свою жизнь. Лёг и начал смотреть на свою смерть. Я всё вижу, и то, как рельсы прогибаются под многотонными колёсами. Лежу и трясусь вместе с гравием от вибрации колёс. А брат от страха за меня побледнел, посинел, почернел… глаза выпучил! И как поезда скрылись за сопку, подбежал ко мне, схватил и быстро потащил за собою. Поднялись мы на сопку и легли на зелёную траву, укрывшись солнечными лучами. Я лежу и чувствую, как со мной что-то происходит, непонятные ощущения. В груди жар, и сердце очень сильно бьётся. Дыхание частое и глубокое. Брат спрашивает:
– Братух, ты как?
Я:
– Нормально…
И, смотря на меня, продолжает:
– Твари… Несутся – в глаза ебутся, пидорасы… Ни хера не видят.
А я, поднимаясь, ему:
– Слава, пойдём домой.
Брат:
– Что, плохо?
Я:
– Да всё нормально…
И улыбчиво добавляю:
– Отойти до сих пор не могу… Трясёт всего.
А брат заулыбался, обнял меня и говорит:
– Ща я этих пидорасов накажу!
И пошёл вниз. Ну а я за ним, идя прям по склону, держась подальше от путей. Вижу, брат стал возиться опять же в том самом месте. И я разглядел то, для чего он меня тогда позвал. Это целая деревянная шпала. И он, не осилив её передвинуть, опять же крикнул меня:
– Братуха, помоги, а-а-а…
Я вроде как и успокоился уже. Перестал чувствовать то, что чувствовал, лежа на траве. И поэтому, но всё же со страхом, я подошёл, и вместе мы кое-как подтащили шпалу и заволокли её на железнодорожный путь. Отряхнув ладони от грязи, направились на сопку. Как вдруг визг железных колёс от тормозов. Прямо перед нами останавливается магистральный тепловоз. Мы быстро рванули вверх, а затем вперёд, где-то там проезжал трамвай. Добежав до остановки, где стояли люди, мы остановились и стали отдыхиваться. Брат:
– Трамвай едет!
Увидев его, я на выдохе:
– Ништяк…
А сами оглядываемся от страха. Трамвай подъехал, открылись двери, и брат вперёд рванул, ну а я, пропустив пару человек, вслед за ними, вот только ногу приподнял, чтоб залезть внутрь, как вдруг меня за ухо больно как дёрнет дядя. Я от боли закричал:
– А-а-а… Дядя, за что?
И никто из пассажиров не заступился за меня. Двери закрылись, и трамвай поехал дальше. А дядя потащил меня, за ухо держа, туда, откуда мы только что прибежали. Вот поляна, а вот и спуск. На путях стоит тот самый, как из фильма ужасов, весь грязный зелёный огромный тепловоз. Подойдя к нему, дядя перехватил меня за руку, а затем взялся за подмышки и подбросил вверх в дверь, где другой дядя меня подхватил и втащил внутрь. Этот дядя завёл меня в самый перёд этого огромного тепловоза и оставил у пульта управления, чтобы я мог этим всем любоваться и смотреть ещё в лобовое стекло. Тот дядя, который меня поймал, вошёл и спросил меня спокойно:
– Ухо болит?
А я сразу же взялся за ухо и ответил:
– Да-а-а…
А другой дядя сказал:
– Ты не бойся, мы тебя доставим до первой станции и передадим милиции.
Они были добры здесь ко мне и по поводу шпалы ничего не говорили. А я, выслушав дядю, стал смотреть в окно. Вот этот монстр тронулся и стал набирать скорость. Смотря в окно, справа я увидел ту самую трамвайную остановку. И тут я вспомнил брата, как он там без меня и что сейчас делает. Слышу я:
– Мальчик.
Оборачиваюсь, и третий дядя суёт мне кружку с чаем.
– На, выпей, полегчает.
Я взял его и стал потихоньку пить, рассматривая из кабины настоящего тепловоза просторы нашего города. Ехали медленно, примерно минут через двадцать мы остановились на первой станции. Дядя – как я понял потом, он является помощником машиниста – повёл меня к выходу. На улице стояла женщина в милицейской форме. Она меня забрала и проводила к себе в участок. Обо всём расспросила, я полностью выложил ей, как оно было, чем мы занимались и чья это затея. Затем меня посадили в милицейский уазик, женщина села рядом со мною, и поехали мы к бабе Маше за братом. Доехали быстро, будто с соседней улицы. А Слава уже был дома и бабе обо всём случившемся рассказал. И когда женщина постучалась, открыла дверь баба. После объяснений Слава, баба и я на этом же уазике поехали в железнодорожный участок. Там нас ждали уже вместе с мамой. За ней сразу же выслали наряд милиции, как только я выложил всю информацию женщине. И вот мы все в этом участке, и маме стали разъяснять, что к чему, вводить в курс дела. Мама внимательно слушала и поглядывала на нас. Ну а мы с братом стояли посреди помещения как преступники и, опустив глаза, слушали и сожалели о содеянном. Прочитав лекцию о безопасности на железной дороге и показав фотографии мёртвых, разорванных в клочья детей, которые развлекались, как и мы, нас ставят на учёт вместе с мамой и выписывают огромный для нас штраф. После всего отпускают. И вот, выйдя на улицу, мама была настолько злой, что не хотела с нами разговаривать. Поэтому она не стала нас ругать, а лишь спросила бабу Машу:
– Ты им вещи брала?
Баба:
– Да, конечно. Я им всё взяла.
Мама спокойно так:
– Ну, поехали к тебе.
И вот на автобусе добираемся до бабы Маши. Поднявшись на этаж, вошли в квартиру. Мама быстро осмотрела помещение, в котором когда-то жила, где и что, не изменилось ли чего. Затем баба пригласила маму выпить чаю. Но мама отказалась, так как с дочей Андрей долго не управится. Надо ехать обратно. Забрав все купленные бабой вещи, мама говорит Славе:
– Что разулся-то, обувайся!
Брат начал умолять маму, чтоб она его оставила, и даже показывая капризы. Тогда мама взяла его и сильно как ударит по жопе.
– Быстро, сука, обулся! И ты ещё дома таких пиздюлей получишь…
Слава в эту же секунду обулся и вышел в подъезд. Мама, поблагодарив бабу за вещи и попрощавшись, вышла со мною из квартиры. И вот мы отправились на автобусную остановку.
Когда приехали, мама с лёту Андрею всё обо всём рассказала, матеря нас. Со злости взяла ремень и стала бить брата. Слава кричит и ноет от боли. А я стою и понимаю, что и мне сейчас предстоит то же самое. Но мама, закончив воспитательные работы со старшим сыном, меня, среднего, не стала поучать. А лишь грозно крикнула нам обоим:
– Бегом мыться и спать!
Утро, солнечный свет проник в квартиру. Я проснулся. Встал, умылся и пошёл на кухню съесть чего. Мама лежала на диване с сестрёнкой, и у неё приподнятое настроение. Отчим был на работе. И вот, наевшись, я у мамы отпрашиваюсь на улицу погулять. Мама отпустила. Радостный, вышел в подъезд и поднялся на второй этаж. Постучался к Руслану, открыла его мачеха. У Руслана, когда он ещё был маленьким, маму сбила машина, и она скончалась на месте. Со временем отец Руслана познакомился с будущей его мачехой, и они поженились. И вот тётя Зуя отвечает: