bannerbannerbanner
Фавориты Фортуны

Колин Маккалоу
Фавориты Фортуны

Полная версия

Предсказанию не суждено было сбыться. После сражения при Сакрипорте прошло совсем немного дней, и Марий-младший и жители Пренесты стали свидетелями такой основательной подготовки к осаде, которая могла объясняться только железной решимостью добиться падения города. Притоки, которые стекали с отрога в направлении к Риму, все впадали в реку Анио, а те, что стекали с отрога с противоположной стороны, все впадали в реку Толер: Пренеста была водоразделом. И теперь со скоростью, которую запертые в городе наблюдатели сочли невероятной, началось сооружение огромной стены со рвом от отрога со стороны Анио вокруг города и до реки Толер. Когда эти осадные работы были закончены, единственным входом в Пренесту оставался серпантин по горам позади крепости. То есть при условии, что он не будет охраняться.

Новость о Сакрипорте тайно полетела в Рим, прежде чем солнце село в тот роковой день. Очень быстро молва разнесет весть о поражении по всему городу. Донесение от самого Мария-младшего было послано им лично, ибо, как только он оказался за стенами Пренесты, он продиктовал поспешное письмо претору Рима Луцию Юнию Бруту Дамасиппу. В письме говорилось:

На юге – полное поражение. Нам остается надеяться, что Карбону в Аримине удастся одержать верх, хотя бы потому, что там у Суллы значительно меньше войска. Солдаты Карбона намного опытнее, чем мои. Отсутствие у меня надлежащей подготовки и опыта деморализовало моих солдат до такой степени, что они не могли и часа продержаться против закаленных ветеранов Суллы.

Предлагаю тебе попытаться подготовиться к осаде Рима, хотя, вероятно, это невозможно, учитывая размеры города, где далеко не все преданы нынешнему правительству. Если ты считаешь, что Рим не станет защищаться, тогда тебе следует ожидать Суллу до следующих нундин, ибо нет войска, которое могло бы задержать его между Пренестой и Римом. Не знаю, намерен ли Сулла занять Рим. Могу лишь надеяться, что он хочет обойти его, чтобы атаковать Карбона. От моего отца я слышал, что Сулла предпочитает тактику клещей. И он попытается раздавить Карбона, используя Метелла Пия как свою вторую челюсть. Если бы я знал наверняка! Но у меня нет надежных источников информации. Для Суллы сейчас преждевременно занимать Рим, и я не могу поверить, что Сулла сделает такую ошибку.

Вряд ли я скоро сумею покинуть Пренесту, которая с большим радушием приняла меня, – жители города очень любили Гая Мария и не отказали в поддержке его сыну. Будь уверен, что, как только Сулла двинется навстречу Карбону, я прорвусь и приду на помощь Риму. Может быть, если я сам буду в Риме, горожане и согласятся мириться с тяготами осадного положения.

Далее, мне представляется, что пришло время разорить все гадючьи гнезда сторонников Суллы в нашем любимом городе. Убей их всех, Дамасипп! Не позволяй чувствительности ослабить твою решимость. Приспешники Суллы сделают сопротивление невозможным. Но если те влиятельные лица, которые могут доставить нам такую неприятность, будут к приходу Суллы мертвы, тогда пешки подчинятся нам без возражения. Каждый, кто в военном отношении мог бы быть полезен Карбону, должен покинуть сейчас Рим. Включая и тебя, Дамасипп.

Вот небольшой список имен сторонников Суллы, которые я сейчас могу вспомнить. Знаю, десятки имен я забыл, так что подумай о них сам! Наш великий понтифик. Старший Луций Домиций Агенобарб. Карбон Арвина. Публий Антистий Вет.

Брут Дамасипп выполнил приказ.

Когда Гай Марий незадолго до своей смерти обрушил на Рим волну террора, его жертвой пал и Квинт Луций Сцевола, великий понтифик, хотя никто не понимал почему. Предполагаемый убийца (тот самый Фимбрия, который отправился с Флакком, ставшим консулом-суффектом, на войну с царем Митридатом, чтобы лишить командования Суллу, а затем убил Флакка) не мог придумать в то время лучшего оправдания, чем, смеясь, объявить, что Сцевола заслуживал смерти. Но Сцевола не умер, хотя рана была серьезная. Крепкий и бесстрашный, великий понтифик оправился и еще два месяца исполнял свои обязанности. Теперь, однако, спасения ему не было. Хотя он и являлся тестем Мария-младшего, его попросту зарезали, когда он пытался найти убежище в храме Весты. Он так и не узнал о предательстве Мария-младшего.

Старший Луций Домиций Агенобарб, брат великого понтифика, погиб в собственном доме. И нет сомнения, Помпей Великий был бы очень доволен, если бы узнал, что теперь ему не нужно пачкать руки кровью своего тестя. Публий Антистий тоже пал жертвой, а его жена, потерявшая рассудок от горя, покончила с собой. К тому времени, как Брут Дамасипп разобрался с теми, кого он считал опасными для Карбона, не менее тридцати голов украшали ростру на Нижнем римском форуме. Люди, заявлявшие о своем нейтралитете (такие как Катул, Лепид и Гортензий), заперли двери и отказывались выходить, опасаясь, что кто-нибудь из прихвостней Брута Дамасиппа решит, что они тоже должны быть убиты.

Выполнив грязную работу, Брут Дамасипп ушел из Рима, равно как и его коллега претор Гай Альбий Каррина. Оба присоединились к Карбону. Ответственный за чеканку монет претор Квинт Антоний Бальб тоже покинул Рим, но во главе легиона. Его задачей было отправиться в Сардинию и отвоевать остров у Филиппа.

Однако самый странный поступок совершил трибун Квинт Валерий Соран. Большой ученый и известный гуманист, он не мог смириться с массовым убийством людей, чья связь с Суллой даже не была доказана. Но как выразить протест, чтобы произвести впечатление на целый город? И как одному человеку разрушить огромный Рим? Квинт Валерий Соран пришел к выводу, что мир станет лучше, если Рим вообще перестанет существовать. Поразмыслив, он пришел к следующему решению. Он явился к ростре, поднялся на нее и там, окруженный окровавленными трофеями Брута Дамасиппа, громко выкрикнул тайное имя Рима.

«AMOR!» – кричал он снова и снова.

Те, кто слышал это и понимал значение происходящего, разбегались, закрыв уши руками. Тайное имя Рима никогда не должно произноситься вслух! Рим и все, что он символизирует, рухнет, как ветхое здание при землетрясении. Квинт Валерий Соран сам верил этому безоговорочно. Поэтому, громко сообщив небесам, птицам, объятым ужасом людям тайное имя Рима, Соран удрал в Остию, удивляясь тому, что Рим все еще стоит на своих семи холмах. Из Остии он, человек, известный обеим враждующим сторонам, отплыл на Сицилию.

Оставшийся без правительства город не рухнул и не распался. Люди продолжали заниматься своими обычными делами. Нейтральная знать высунула головы из своих забаррикадированных домов, повела носами, вышла и ничего не сказала. Рим ждал, как поступит Сулла.

Сулла вошел в Рим, но тихо, без армии за спиной.

Не существовало веской причины, которая помешала бы ему войти в Рим. И в то же время накопилось множество веских причин сделать это. Такие детали, как его империй – и должен ли он отказаться от него в тот момент, когда пересечет померий, священную границу города, – мало волновали его. Кто в этом обезглавленном Риме посмеет возражать или обвинять его в беззаконии, кто решится оспаривать его право с религиозной точки зрения? Если Сулла вернулся в Рим, то это возвращение завоевателя Рима, его властелина. Итак, Сулла без всяких сомнений перешел померий и вернул городу некое подобие правительства.

Самым старшим магистратом, оставшимся в Риме, был один из двух братьев Магиев из Эклана, претор. Ему Сулла поручил гражданское управление городом, дав в помощь эдилов Публия Фурия Красипа и Марка Помпония. Когда Сулла услышал о том, что Соран выкрикнул тайное имя Рима, он зловеще нахмурился и содрогнулся, хотя до этого хладнокровно созерцал забор из насаженных на пики голов вокруг ростры. Сулла не выразил никаких эмоций по поводу массовой расправы и только приказал, чтобы головы сняли и совершили над ними погребальный обряд. Он не обратился с речью к народу, не созвал заседание сената. Меньше чем через день Сулла уже снова покинул Рим, чтобы вернуться к Пренесте. Вместо себя он оставил два эскадрона кавалерии под командованием Торквата – чтобы помогать магистратам поддерживать порядок, сказал он вежливо.

Он не попытался увидеться с Аврелией, которая удивилась этому. Когда она услышала, что Сулла снова удалился из города, ее семья ничего не заметила по ее лицу, даже Цезарь, который знал, что встречи матери с Суллой имели для нее очень большое значение. Цезарь также знал, что Аврелия не собирается ничего ему говорить.

Легатом, ответственным за осаду Пренесты, был дезертир Квинт Лукреций Офелла, который выполнял приказ, данный самим Суллой.

– Я хочу, чтобы Марий-младший был заперт в Пренесте до конца своих дней, – сказал Сулла Офелле. – Построй стену в тридцать футов высотой вокруг всего города, от гор со стороны Анио к горам со стороны Толера. В стене через каждые двести шагов возведи шестидесятифутовые укрепленные башни. Между стеной и городом вырой траншею глубиной двадцать футов и шириной двадцать футов, в дно вбей колья, густо, как тростник в мелких водах Фуцинского озера. Когда закончишь работу, устрой лагерь для солдат, которые будут охранять любую тропинку, ведущую из Пренесты через Апеннины. Никто не войдет в город, и никто не выйдет из него. Я хочу, чтобы этот самонадеянный щенок понял, что теперь Пренеста – его дом до конца дней. – Мрачная улыбка искривила рот Суллы – улыбка, которая обнажала жуткие длинные клыки в те дни, когда у него были зубы. Но и сейчас улыбка эта наводила страх. – Я также хочу, чтобы жители Пренесты знали: они заполучили Мария-младшего до конца его жизни. Поэтому ты назначишь глашатаев, чтобы они сообщали народу об этом по шесть раз в день. Одно дело – оказать помощь симпатичному молодому человеку со знаменитым именем, но совсем другое – понять, что симпатичный молодой человек со знаменитым именем принес с собой в Пренесту смерть и страдание.

Когда Сулла пошел дальше, к Вейям, к северу от Рима, он оставил у Пренесты Офеллу с двумя легионами. И они выполнили поручение. Осаждавшим сопутствовала удача: горная порода вокруг города была вулканическим туфом, который резался легко, как сыр, но на воздухе становился твердым. С таким материалом стена росла как грибы, а траншея между стеной и Пренестой с каждым днем становилась все глубже. Земля из траншеи образовала вторую стену, а на широкой нейтральной полосе в пределах этих осадных работ не оставлено было ни одного дерева, которое могло бы послужить тараном. В горах позади Пренесты, между городскими стенами и солдатским лагерем, все деревья были вырублены. Легионеры теперь охраняли серпантины и не позволяли жителям Пренесты добывать продовольствие.

 

Офелла оказался суровым надсмотрщиком. Он должен был доказать свою верность Сулле. И это был его шанс. Поэтому никто не останавливался, чтобы передохнуть, ни у кого даже времени не находилось, чтобы пожаловаться на больную спину или растянутые мышцы. Выслужиться нужно было не только командиру, но и солдатам, потому что один легион осаждавших дезертировал от Мария-младшего в Сакрипорте, а другой раньше принадлежал Сципиону Азиагену. Их преданность новому хозяину еще оставалась под вопросом, так что добросовестно построенная стена и хорошо вырытая траншея должны были показать Сулле, что они достойны доверия. А единственными их инструментами были рабочие руки и небольшие лопаты. Центурионы научили их отлично строить осадные сооружения. Организовать такие масштабные работы было нетрудно для Офеллы, типичного римлянина в том, что касалось методичного исполнения.

Через два месяца стена и траншея были готовы. Они получились длиной восемь миль и в двух местах перегораживали Пренестинскую и Лабиканскую дороги, тем самым перекрывая движение и делая бесполезными оба этих пути дальше Тускула и Болы. Римские всадники и сенаторы, чьи поместья оказались отрезаны этими фортификациями, не могли ничего поделать – им оставалось только угрюмо ждать, когда осада закончится, и проклинать Мария-младшего. Зато бедняки здешнего региона радовались, глядя на блоки туфа. Когда осада закончится и стена рухнет, у них появится огромный запас материала, чтобы огородить поля, построить дома, амбары, коровники.

В Норбе происходило то же самое, хотя там не было нужды в таких масштабных работах. Мамерк был отправлен туда с легионом рекрутов (присланных от сабинов Марком Крассом), чтобы проследить за работой. Он приступил к выполнению задания рассудительно и неторопливо, с той спокойной деловитостью, которая помогала ему во многих рискованных ситуациях.

Что касается Суллы, в Вейях он разделил пять легионов между собой и Публием Сервилием Ватией. Ватия должен был взять два легиона и идти маршем в прибрежную Этрурию. Тем временем Сулла и старший Долабелла отправились с тремя легионами по Кассиевой дороге к Клузию, вглубь материка. Стояло начало мая, и Сулла был очень доволен достигнутым. Если Метелл Пий и его часть армии покажут себя так же хорошо, к осени у Суллы появится отличный шанс захватить всю Италию и всю Италийскую Галлию.

А как шли дела у Метелла Пия и его армии? Отправляясь к Клузию, Сулла мало слышал об их успехах, но он верил в этого самого преданного из своих приверженцев. Ему также было любопытно, как поживает Помпей Великий. Он намеренно дал Метеллу Пию бóльшую часть армии и велел, чтобы Метелл предоставил Помпею Великому право самостоятельно командовать пятью тысячами кавалерии, которая самому Сулле будет не нужна в его маневрах на гористой местности.


Метелл Пий шел маршем к побережью Адриатики со своими двумя легионами (под командованием своего легата Варрона Лукулла), шестью легионами, которые раньше принадлежали Сципиону, тремя легионами, принадлежавшими Помпею, и теми пятью тысячами кавалерии, которые Сулла отдал Помпею.

Конечно, сабин Варрон находился при Помпее, всегда готовый выслушать (не говоря уже о готовности записать) мысли Магна.

– Я должен наладить отношения с Крассом, – объявил Помпей, когда они шли через Пицен. – Метелл Пий и Варрон Лукулл – с ними проще. К тому же они мне нравятся. Но Красс – грубое животное, он намного страшнее. Его нужно перетянуть на мою сторону.

Сидя верхом на пони, Варрон глядел на Помпея, восседавшего на своем белом государственном коне.

– Я смотрю, за эту зиму, проведенную с Суллой, ты кое-чему научился! – искренне пораженный, сказал он. – Никогда не думал, что услышу, как ты говоришь о налаживании отношений с кем-либо – за исключением Суллы, естественно.

– Да, научился, – великодушно признал Помпей. Его красивые белые зубы блеснули в улыбке. – Не тревожься, Варрон! Я уверен, что скоро стану самым ценным помощником Суллы, но ему ведь нужны и другие люди, кроме меня! Хотя ты, может быть, и прав, – добавил он задумчиво. – Впервые в жизни я имел дело с кем-то из главнокомандующих, помимо отца. Полагаю, мой отец был великим воином. Но он ничем не интересовался, кроме своих земель. Сулла – другой.

– В каком отношении? – полюбопытствовал Варрон.

– Его ничто не занимает, включая всех нас, кого он называет своими легатами или коллегами или любым другим словом, которое посчитает уместным в данный момент. Я не знаю, волнует ли его даже самый Рим. Если и существует что-то, что его интересует, то это, во всяком случае, нечто нематериальное. Деньги, земли, даже степень его auctoritas или его репутация – нет, они ничего не значат для Суллы.

– Тогда что? – спросил Варрон, пораженный этим новым Помпеем, который вдруг научился видеть дальше собственного носа.

– Вероятно, только его dignitas, – ответил Помпей.

Варрон принялся тщательно обдумывать эти слова. Может быть, Помпей прав? Dignitas! Самое неосязаемое из всего, чем обладает знатный римлянин, – это dignitas. Auctoritas – мера его авторитета, способность оказывать влияние на общественное мнение и общественные институты от сената до жрецов и казначейства.

Dignitas – нечто совсем другое. Это набор личных качеств, и все же dignitas охватывало все сферы общественной жизни человека. Так трудно определить, что это такое! Наверное, потому и существовал определенный термин. Dignitas – это… то впечатление, которое оставляет личность… его слава? Dignitas заключает в себе все, что представляет собой человек и как личность, и как общественный деятель. Это и его гордость, и его целостность, а также слова, ум и деяния, способности, сумма знаний, положение – все, чего он стоит. Dignitas остается жить, когда человек умирает. Это единственный способ обессмертить себя. Да, вот лучшее определение. Dignitas – это триумф человека над прекращением его физического бытия. И если посмотреть с этой точки зрения, Помпей был абсолютно прав. Если что и имело значение для Суллы, так это его dignitas. Он говорил, что побьет Митридата. Он говорил, что вернется в Италию и восстановит свое доброе имя. Он говорил, что возродит Республику в ее древней, традиционной форме. И, сказав это, он так и сделает. Если он не выполнит обещанного, его dignitas будет уничтожено. У объявленного вне закона и официально преданного позору не может быть dignitas. Сулла найдет в себе силы сдержать слово. И когда он сдержит слово, только тогда он будет удовлетворен. А до этого Сулла не может отдыхать. И не будет.

– Ты пропел Сулле дифирамб, – произнес Варрон вслух.

Ясные голубые глаза вдруг стали словно слепыми.

– Что?

– Я хочу сказать, – терпеливо пояснил Варрон, – что ты убедил меня, что Сулла не может проиграть. Он борется за что-то, чего не понимает даже Карбон.

– О да! Да, определенно! – радостно воскликнул Помпей.

Они приблизились к реке Эзис, сердцу владений Помпея. Порывистый юноша, каким был Помпей еще в прошлом году, не исчез, но теперь он приобрел новый опыт. Другими словами, Помпей повзрослел. Он взрослел понемногу каждый день. То, что Сулла поставил его командовать кавалерией, вызвало в нем интерес к этому роду войск, к которому раньше он не относился серьезно. И это, конечно, было чисто по-римски. Римляне верили в пехотинца, а конного солдата считали скорее декоративным, нежели полезным элементом, скорее помехой, чем благом. Варрон был убежден: единственной причиной, по которой римляне начали использовать кавалерию, было то обстоятельство, что ее использовал противник.

В древности, когда Римом правили цари, и потом, в первые годы Республики, конные солдаты образовывали военную элиту, они были головным отрядом римской армии. Из этого выросло сословие всадников, как назвал его Гай Гракх. Лошади были очень дорогими. Не многие могли приобрести коня. Поэтому возник обычай дарить всаднику государственного коня, купленного сенатом.

Теперь, по прошествии многих лет, римский воин-всадник перестал существовать. Осталось одно название, напоминающее о древней римской коннице. Всадник превратился в торговца или землевладельца, члена центурий первого класса. И все же вплоть до сегодняшнего дня государство покупает коней для тысячи восьмисот самых высокопоставленных всадников.

Склонный к отвлеченным размышлениям, Варрон понял, что ушел далеко в сторону, и заставил себя вернуться к первоначальной теме. Помпей и его интерес к кавалерии. Кавалеристы не были римлянами. Эту кавалерию Сулла привел с собой из Греции, и поэтому в ней не было галлов. Если бы конников набирали в Италии, почти все они были бы галлами, обитателями холмистых пастбищ с дальней стороны Пада или большой долины Родана в Заальпийской Галлии. Всадники Суллы были в основном фракийцы, с несколькими сотнями галатов. Хорошие воины. Верны, насколько можно ждать верности от неримлян. В римской армии у них статус ауксилариев. Некоторых из них могли наградить в конце трудной победной кампании, сделав полноправными гражданами Рима или наделив землей.

Весь путь от Теана Сидицийского Помпей ехал среди этих людей в кожаных штанах и коротких кожаных куртках, с маленькими круглыми щитами и длинными пиками. Их длинные мечи были удобны для конной атаки.

«По крайней мере, Помпей способен размышлять», – сказал себе Варрон, когда они ехали по направлению к реке Эзис. Помпей узнавал качества конников и обдумывал, как их наилучшим образом использовать. Он составлял план. Прикидывал, можно ли повысить эффективность конницы и стоит ли менять вооружение солдат. Всадники были разбиты на отряды по пять сотен человек, каждый отряд состоял из десяти эскадронов по пятьдесят человек каждый, у них имелись свои офицеры. Единственный римлянин среди их командиров был начальником конницы. В данном случае – Помпей. Очень заинтересованный, очень увлеченный – и твердо решивший, командуя ими, проявить способности и профессионализм, не всегда свойственные римлянину. Если Варрон и полагал, что интерес Помпея к коннице частично объяснялся солидной примесью галльской крови, то был достаточно умен, чтобы никогда об этом не заикаться.

Как удивительно! Вот они пришли сюда, где уже видна река Эзис и старый лагерь Помпея. Вернулись туда, откуда начали свой путь, словно все пройденные мили ничего не значили. Путешествие, проделанное для того, чтобы увидеть лысого беззубого старика, отличившегося лишь парой малозначительных побед и огромным количеством пеших переходов.

– Интересно, – размышлял вслух Варрон, – спросят ли наши люди когда-нибудь, а в чем, собственно говоря, дело?

Помпей заморгал и отвернулся:

– Какой странный подход! Почему они должны задавать вопросы? Все делается для них. Я лично стараюсь ради них! Все, что им нужно, – это выполнять приказы.

Революционная мысль о том, что хотя бы один из ветеранов Помпея Страбона способен думать, заставила его скривиться.

Но Варрона нельзя было просто так сбить с толку.

– Да будет тебе, Магн! Ведь они – люди, такие же, как мы, хотя бы в каком-то отношении. И, будучи людьми, они наделены способностью мыслить. Пусть многие из них не умеют ни читать, ни писать. Одно дело – никогда не оспаривать приказы, и совсем другое – не задаваться вопросом, зачем все это.

– Я не понимаю, – вполне искренне сказал Помпей.

– Магн, я говорю о таком общеизвестном явлении, как человеческое любопытство! Это заложено в природе человека – задавать вопрос «зачем?». Даже если он рядовой солдат из Пицена, который никогда не был в Риме и не понимает разницы между Римом и Италией. Мы только побывали в Теане и вернулись. Вон там наш старый лагерь. Ты не думаешь, что хотя бы некоторые из них должны спросить себя, зачем мы ходили в Теан и почему меньше чем через год мы вернулись?

– Ну, это-то они знают! – нетерпеливо воскликнул Помпей. – Кроме того, они ветераны. Если бы они получали по тысяче сестерциев за каждую пройденную в последние десять лет милю, они смогли бы жить на Палатине и разводить вкусную рыбу. Даже если бы мочились в фонтан и гадили на грядки с пряными травами! Варрон, ты такой оригинал! Ты никогда не перестанешь меня удивлять. Какие мысли тебя занимают!

 

Помпей ударил коня по ребрам и галопом помчался по склону. Вдруг он захохотал, замахал руками. Хорошо было слышно, как он прокричал:

– Кто отстал, тот слабак!

«Сущий ребенок! – подумал Варрон. – Что я здесь делаю? Какая может быть от меня польза? Это же все игра, большое и великолепное приключение».


Может быть, и так, но в тот же день поздно вечером Метелл Пий созвал совещание со своими тремя легатами. Варрон, как всегда, сопровождал Помпея. Все были возбуждены: пришли новости.

– Карбон недалеко, – сказал Свиненок. Он помолчал, обдумывая сказанное, и поправился: – По крайней мере, Каррина близко, а Цензорин быстро его догоняет. Очевидно, Карбон решил, что восьми легионов будет достаточно, чтобы остановить нас, но потом узнал о численности нашей армии и послал Цензорина и еще четыре легиона. Они подойдут к реке Эзис раньше нас, и там мы должны их встретить.

– А где сам Карбон? – спросил Марк Красс.

– Все еще в Аримине. Думаю, ждет, что предпримет Сулла.

– И как поступит Марий-младший, – добавил Помпей.

– Правильно, – согласился Свиненок, удивленно подняв брови. – Однако не наше дело беспокоиться об этом. Наша задача – заставить Карбона удирать. Помпей, это твои владения. Что лучше: выманить Каррину и заставить перейти через реку или удерживать его на той стороне?

– На самом деле это не имеет значения, – спокойно сказал Помпей. – Берега одинаковые. Много места, чтобы развернуться, есть деревья, хорошая, ровная земля для решительного сражения, если мы навяжем его. – Он принял ангельский вид и мягким голосом добавил: – Тебе решать, Пий. Я только твой легат.

– Ну, поскольку мы направляемся в Аримин, разумнее перевести наших людей на ту сторону, – тоже совершенно спокойно сказал Метелл Пий. – Если мы заставим Каррину отступить, нам не нужно будет переходить Эзис, преследуя его. Разведка говорит, что у нас огромное преимущество в кавалерии. Если земля и река позволят это, я бы хотел, чтобы ты, Помпей, с головным отрядом перешел реку и поставил кавалерию между противником и нашей пехотой. Затем я переведу нашу пехоту на тот берег, ты убираешь с дороги свою кавалерию, и мы атакуем. Нам не удастся их перехитрить. Это будет честный бой. Однако, если ты сможешь завести конницу им в тыл после того, как я нападу на них, мы разгромим и Каррину, и Цензорина.

Никто не возразил против этой стратегии, которая ясно показывала, что у Метелла Пия имелись некоторые способности. Предложение отдать три легиона ветеранов Помпея Варрону Лукуллу, а Помпею оставить кавалерию Помпей принял спокойно.

– Я поведу центр, – в заключение сказал Метелл Пий. – Красс возглавит правый фланг, а Варрон Лукулл – левый.

Поскольку день стоял теплый и земля была не слишком сырой, все шло так, как планировал Метелл Пий. Помпей легко переправился через реку, а пехота, шедшая следом, продемонстрировала большое преимущество бывалых солдат, что всегда приятно полководцу. Хотя легионы Сципиона были недостаточно опытны, Варрон Лукулл и Красс превосходно командовали пятью ветеранскими легионами, уверенность которых хорошо подействовала на людей Сципиона. У Каррины и Цензорина не было ветеранов, поэтому они не нанесли большого урона Метеллу Пию. В конце концов Помпею удалось бы зайти в тыл врага, но когда он объезжал поле боя, то столкнулся с новым обстоятельством: прибыл Карбон с шестью легионами и тремя тысячами кавалерии, которые помешали продвижению Помпея.

Каррине и Цензорину удалось отступить, потеряв не более трех-четырех тысяч человек, а потом разбить лагерь рядом с Карбоном на расстоянии меньше мили от поля боя. Продвижение Метелла Пия и его легионов было остановлено.

– Вернемся в твой первый лагерь к югу от реки, – решительно сказал Метелл Пий. – Пусть они думают, что мы слишком осторожны, чтобы идти дальше. И еще я считаю, что нам надо держаться от них на приличном расстоянии.



Несмотря на скромный результат боя, у всех было приподнятое настроение. С наступлением темноты Помпей, Красс и Варрон Лукулл, очень веселые, собрались в палатке военачальника. Стол был покрыт картами, легкий беспорядок свидетельствовал о том, что Свиненок сосредоточенно работал.

– Так, – начал он, стоя у стола, – я хочу, чтобы вы посмотрели на это и подумали, как нам лучше обойти Карбона с фланга.

Они обступили стол, Варрон Лукулл держал лампу над тщательно расчерченным чернилами пергаментом. Карта изображала побережье Адриатического моря между Анконой и Равенной вместе с частью территории материка, простирающейся за гребень Апеннин.

– Мы – здесь, – сказал Свиненок, ткнув пальцем ниже реки Эзис. – Следующая большая река – Метавр, через которую трудно переправиться. Вся эта земля – Ager Gallicus – здесь и здесь, – и Аримин на ее юго-западном конце. Здесь несколько рек, но все их легко перейти вброд. Пока мы не придем вот к этой, между Аримином и Равенной, видите? Это Рубикон, наша естественная граница с Италийской Галлией. – Все эти детали были слегка подчеркнуты: Метелл Пий отличался методичностью. – Вполне очевидно, почему Карбон остановился в Аримине. Он может двинуться вверх по Эмилиевой дороге в Италийскую Галлию. Он может идти вдоль берега Саписа к Кассиевой дороге и по ней в Арреций и угрожать Риму из верхней долины Тибра. Этим путем он может добраться до Фламиниевой дороги и Рима. И еще он может пройти по берегу Адриатики в Пицен и, если необходимо, в Кампанию через Апулию и Самний.

– Тогда нам нужно заставить его уйти, – произнес Красс, озвучив то, что всем и так было очевидно. – Это нам по силам.

– Но есть препятствие, – нахмурился Метелл Пий. – Кажется, Карбон не ограничился Аримином. Он сделал кое-что очень хитрое: послал восемь легионов под командованием Гая Норбана по Эмилиевой дороге к городу Форум Корнелия – видите, за Фавенцией? Это недалеко от Аримина, может быть, миль сорок.

– И значит, он может привести те восемь легионов обратно в Аримин за один день, если понадобится, – заметил Помпей.

– Да. Или за два-три дня увести их в Арреций или Плаценцию, – сказал Варрон Лукулл, который мог охватить картину в целом. – Сам Карбон сидит на другом берегу Эзиса с Карриной и Цензорином – и восемнадцать легионов плюс три тысячи кавалерии с ними. И еще восемь легионов в Форуме Корнелия с Норбаном и четыре гарнизонных легиона в Аримине с несколькими тысячами конников.

– Я хочу выработать общую стратегию, прежде чем продвинусь хоть на дюйм, – заявил Метелл Пий, глядя на своих легатов.

– Общая стратегия проста, – сказал Красс. – Нам нужно помешать Карбону соединиться с Норбаном, отрезать Карбона от Каррины и Цензорина, а затем Каррину от Цензорина. Не дать каждому из них соединиться с кем-либо. Сделать так, как сказал Сулла. Разделить их.

– Одному из нас, может быть мне, предстоит привести пять легионов в дальний конец Аримина, потом отрезать Норбана и попытаться занять Италийскую Галлию, – хмуро сказал Метелл Пий. – А это непросто.

– Очень даже просто, – нетерпеливо возразил Помпей. – Посмотрите: вот Анкона, вторая по значению гавань на Адриатике. В это время много кораблей находится там в ожидании западного ветра, чтобы плыть на восток для летней торговли. Если ты, Пий, приведешь пять легионов в Анкону, то сможешь погрузить их на корабли и отплыть в Равенну. Это будет приятная морская прогулка, земля останется в пределах видимости, никакие шторма вам не грозят. Всего сотня миль. Потребуется восемь-девять дней, даже если придется грести. А если будет попутный ветер, что возможно в это время года, вам понадобится только четыре дня. – Он хлопнул по карте. – Быстрый марш от Равенны в Фавенцию – и ты отрежешь Норбана от Аримина.

– Это надо будет проделать тайно, – с сияющими глазами сказал Свиненок. – О да, Помпей, это сработает! Они не ожидают движения наших войск между этим местом и Анконой – их разведчики все будут севернее Эзиса. Помпей, Красс, вы останетесь здесь, где мы сейчас находимся, делая вид, что у вас на пять легионов больше, пока Варрон Лукулл и я не отплывем из Анконы. Тогда двинетесь и вы. Попытайтесь добраться до Каррины и притворитесь, будто у вас серьезные намерения. Если возможно, свяжите ему руки – и Цензорину тоже. Карбон сначала будет с ними, а потом, когда услышит, что я высадился в Равенне, отправится туда, чтобы выручить Норбана. Хотя вряд ли. Карбону нужно, чтобы его войско было в центре.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63  64  65  66  67  68  69  70 
Рейтинг@Mail.ru