Кирилл Сергеевич Трифонов
Изгнанник
– А нас туда пустят? – с неуверенностью спросил изгнанник.
– Попытка – не пытка – ответил «афганец» – у нас нет другого выхода.
Монастырские ворота были закрыты. На них висел большой навесной замок. Друзья под проливным дождем в нерешительности прогуливались вдоль стен возле территории скотного двора. В одном из окон, стоящего возле коровника длинного двухэтажного дома горел свет. Вадим и Капитан увидели в этом окне голову Ивана.
– Хорошо ему сейчас – с завистью сказал изгнанник – одетый, обутый, в тепле, а мы тут промокшие, замерзшие, и колотит с похмелья.
– Не говори! – подтвердил Капитан.
Друзья, хоть и уважали Ивана, но все же, сильно завидовали ему.
«Афганец» поднял с земли маленький кусочек глины и, прицелившись, осторожно запустил его в стекло окна, в котором виднелся их товарищ.
Пастух немедленно открыл форточку.
– Иван, привет! Выйди на крыльцо, поговорить надо – попросил Капитан.
– Что случилось? – спросил пастух, когда выполнил просьбу друзей.
– Иван, слушай, тут холод такой и ливень – сказал «афганец» – не откажи бездомным, пусти на одну ночь переночевать.
Их друг на несколько секунд задумался.
– Сейчас, подождите – сказал он и скрылся за дверью.
Через минуту он снова появился, обутый в резиновые сапоги и одетый в солдатскую плащ-палатку. В руках Иван держал синюю телогрейку.
– Ты что, коров собрался пасти? – шепотом сострил Капитан.
Улыбнувшись, пастух спустился с крыльца и, выйдя из-под козырька прямо под ливень, подошел к забору. На острые колья заборной решетки легла телогрейка.
– Перелезайте, только тихо – зашептал Иван – я так иногда по вечерам в деревню хожу.
– Хитрец! – весело прошептал Вадим, первым перелезая через ограду.
Подождав Капитана, они поднялись на крыльцо.
– Заходите по очереди – шепотом сказал пастух – снимайте обувь и на цыпочках по одному поднимайтесь по лестнице. Только тихо, без шума.
Едва друзья оказались на втором этаже, как на первом раздался чей-то недовольный голос:
Кого ты там еще привел?
Следом послышался голос Ивана:
– Знакомых. Успокойся ты, Сергей, они только ночь тут переночуют, а завтра с утра уйдут.
– Знакомых? Это не тех бомжей, случайно, про которых ты мне рассказывал?
– Ладно, ты только никому не говори.
– А у тебя есть на то матушкино благословение – по ночам сюда бомжей водить? Хочешь, чтобы они тут что-нибудь украли или инфекцию, какую принесли?
– Что ты так боишься всего?! – голос пастуха стал смел и напорист, хотя разговаривал он по-прежнему тихо – Вспомни, чему Господь учил: алкал Я, и вы не дали мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня… Его слушай, а не матушку. Матушка их отсюда просто выгонит и скоро ответ даст перед Богом за все свои поступки.
– Ну ладно – голос смягчился – только учти – если у меня что-нибудь пропадет – ты отвечать будешь.
– Хорошо, отвечу – последовал твердый ответ.
Наступила тишина, а за ней следом послышались осторожные шаги по лестнице и вскоре к друзьям поднялся Иван.
– Вот оно фарисейство! – шепотом возмущался он – Вместо того, чтобы людям добро делать, все кругом только за свою шкуру дрожат. Побыть бы таким на месте других!
– Слушай, Иван! – тихо спросил Капитан – Если мы тебе такие проблемы создаем, может мы лучше уйдем?
– Нет, не надо – ответил пастух – просто теперь делайте все, как я говорю. Куда я вас в такую погоду выгоню?!
В соседней с Ивановой кельи на потолке не горела лампочка. Пастух принес настольную лампу. Она осветила маленький журнальный столик, на который ее поставили, две кровати вдоль стен и комод, над которым висели несколько икон. Келья была просторной. Иван занавесил небольшое окно простыней, что бы со двора не было видно света – вдруг кто-нибудь пойдет.
– Ходите на цыпочках и разговаривайте шепотом – предупредил он – прямо под вами живет старая, сварливая монашка. Если она услышит здесь какой-нибудь шум и незнакомые голоса – такой крик поднимет! И мне первому достанется. На этот этаж никто не ходит и кроме меня тут никто не живет. Здесь будете спать, а с утра, что бы вас никто не видел, аккуратно отсюда уйдете.
Иван принес в келью обогреватель и Вадим с Капитаном с радостью развесили на просушку свои вещи.
– А теперь пошли ко мне – шепотом сказал пастух – выпьем для согрева.
В кельи у Ивана царил полный беспорядок. Похоже, в ней никто никогда не убирался. Келья была такая же просторная, как и предыдущая. В правом дальнем углу висел маленький иконостас – треугольник, выпиленный из куска фанеры. На нем стояли иконы и горел огонек в лампадке. Внизу на огромном покрытом пылью комоде – маленький телевизор, двд–проигрыватель и целая свалка мелких вещей: кассеты, компакт-диски… Напротив комода находилась застланная покрытая покрывалом кровать. Другая такая же кровать была вся завалена вещами крупнее: кнут, походная сумка, рубашки, майки, рабочая одежда…. Возле нее стоял шкаф. У самой двери – маленький самодельный столик, усыпанный печеньем, конфетами, консервами…. На нем еще – электрический чайник, чашки, ложки и пластмассовая банка с медом.
– Времени не хватает, что бы порядок в кельи навести – пожаловался Иван, усаживая гостей на край заваленной вещами кровати и, пока его товарищи жадно пожирали глазами, лежащее на столике съестное, подошел к шкафу и достал из него чуть початую бутылку водки.
– У монашки выпросил, которая продукты выдает – с улыбкой сказал Иван, усаживаясь на, стоящую рядом со столиком, табуретку и, спустя секунду, глубоко вздохнув, добавил – устал я очень, сил больше нет. Вот решил выпить. Вы, наверное, есть хотите? Берите, ешьте, что захотите. Все на столе.
Только сейчас друзья заметили, что их товарищ прилично пьян, эта бутылка у него далеко не первая и ему хотелось кому-то высказаться обо всем, что творилось у него на душе.
– Я в этом монастыре столько нервов вымотал! – начал пастух, разливая по кружкам водку – Тут такой бардак творится! Настоятельница – игуменья Филимона сорок два года была помощницей Алексея Второго. Скит очень богатый. У нее денег – куры не клюют. Я, естественно, не знал об этом и когда сюда приехал, и сказал, что хочу бесплатно работать – во славу Божию, она хитро избавилась от рабочего, который здесь два года трудился и получал зарплату. А мне сказали, что он чем-то провинился. После этого мне просто сели на шею. Я же сюда неофитом приехал и все воспринимал в «розовом свете». Я трудился с пяти утра до двенадцати ночи и по своей наивности считал, что так и должно было быть. Даже на Рождество и на Пасху, когда весь монастырь отдыхает, я целый день работаю в коровнике. Только прихожу в келью часок отдохнуть, как тут же звонок – Иван, приди, помоги, без тебя никак. Сестры раз в год ездят домой в отпуск. Меня же отпустили в первый раз только через два с половиной года и всего-то на две недели. И денег дали всего полторы тысячи рублей. Я эти две недели только в себя приходил после всего этого ада.
– Почему ты не уехал отсюда? – удивился Вадим.
– Духовник сказал – терпи, Бог воздаст – тяжело вздохнув, ответил Иван – ты больной, живи в монастыре. Так в Церкви учат – священник умнее, лучше знает, как тебе быть и нужно его слушаться.
Все трое выпили и закусили.
– Вернувшись, я попросил у Филимоны денег – зубы вставить. Это после всех моих трудов – с обидой продолжил пастух – так у нее сразу глазки забегали, вижу – в них страх. Сложно – говорит – сложно. А сама племянникам квартиру купила возле монастыря. И благодетели миллионы сюда жертвуют. Тут я окончательно в ней разочаровался, поняв, какая она жадная. Эта мразь придумала, как меня обмануть. Как раз наступало лето. Вот она и решила – откажу – обидится и уедет. Кто тогда будет коров пасти? И придумала: попаси – говорит лето – некого вместо тебя на замену ставить, а осенью я тебе помогу. Не поверил я ей, да благочинная заявила – я хорошо знаю матушку – она не обманет. Осенью же матушка говорит с хитрой улыбкой – а я тебе ничего не обещала.
– И ты и после этого не уехал? – вознегодовал Капитан.
– Собирался – снова вздохнул Иван – да сестры уговорили остаться. Они все меня очень любят. В монастыре такой переполох поднялся – Иван уезжает! Монашки говорят – Бог ее накажет, а тебе за эту обиду воздаст. Так же и духовник сказал.
– Дурак твой духовник – вспылил Капитан – гордость надо иметь. И монашки твои – дуры.
– Ну, люблю я их, что поделать?! – Иван сжал кулаки – И монастырь этот люблю. Да и как уезжать, не поправив здоровье. Что мне так всю жизнь жить? У меня очень сильный творческий потенциал, который я со своей болезнью не могу реализовать. Что мне крест на всей своей жизни ставить? Сестры сказали, что я не первый, кого матушка так обманула. Раньше я этого не знал. Сестры живут, друг другу не доверяют – боятся сплетен, зависти и прочего, на что способны женщины и мне по этой причине раньше про матушку не рассказывали. Здесь все делается при помощи подлости и лжи, и настоятельница первая в этом плане пример подает. Только тогда я понял, почему от того рабочего избавились – что бы ему денег не платить. Я же бесплатно работаю. Естественно, такая настоятельница, как наша не может нормально окормлять монастырь духовно. Сестры зажрались, избаловались, друг против друга интриги плетут, сплетничают…. На меня тоже то одна наорет, то другая…. И так каждый день. Они же бабы – орут из-за разной ерунды. Дружбы между ними никакой, духовности никакой. Я поначалу долго все это терпел, потом тоже срываться начал, орать.
– А ты говорил – духовное возрождение России! – печально произнес Капитан – Если верующие такой пример подают, кто, глядя на них, в Церковь придет?
– Мне очень обидно за Церковь и за Россию – Иван снова горько вздохнул, разливая по кружкам водку – и я очень не хотел бы, что бы Россия жила так, как живет наш монастырь.
– Что среди сестер совсем нормальных нет? – удивился изгнанник.
– Да нет, есть и нормальные, но их мало – ответил пастух – вообще, каждая сестра по-своему старается жить праведно, но это редко, кому удается.
– А священники чего же? – снова вознегодовал Капитан.
– А что они могут сделать?! – ответил Иван – их трое, у них на попечении весь монастырь и еще триста прихожан. Да и руководит всем в скиту настоятельница. Ладно, давайте выпьем.
– За Россию и за православие – сказал «афганец», поднимая кружку – за то, чтобы в нашей стране когда-нибудь наступил порядок, и не было в Церкви таких, как ваша игуменья!
Все трое снова выпили и закусили.
– Я потом много, что узнал про Филимону, и она потеряла мое уважение и доверие – продолжил Иван – Я человек открытый, правдивый и честный и теперь всегда поступаю так, как считаю нужным и ее благословения не спрашиваю. А самое ужасное – я влюбился в одну монашку. Молодая, красивая, характер легкий. Общаться с ней легко и приятно. И каково мне было! Знал, что ничего мне с ней не светит, и смиряться с этим очень тяжело было. Спустя время ее поставили благочинной, то есть старшей по скиту.
– Это не та, случайно, которая на нас из-за коз ментов вызвала? – догадался Вадим.
– Она самая. У меня с ней всегда хорошие отношения были. Я ее из-за ее характера и поступков на голову выше других сестер ставил, и я ей тоже нравился. К тому же – единственный мужик в монастыре – ее верная опора, помощник и советчик. И так хорошо мне было! Каждый день с ней общался, чем мог, помогал, по ее просьбе по монастырю разную работу делал, помимо коровника. Прошло три года. Она влюбляется в одного прихожанина. Он – состоявшаяся личность – два высших образования, бизнесмен, живет в коттедже, женат, трое детей. Я из тех мужчин, которые особенно руками ничего делать не умеют и не любят. Мое – музыка, стихи. А этот Сергей – мастер на все руки. Он и сварщик, и плотник, и электрик… Словом, за любую работу берется. Ну, она на него и запала, влюбилась без памяти, хотя он и старше в два раза и женат. А я – больной человек. И музыка моя никому в этом монастыре не интересна. Меня даже ни разу не пытались выслушать. И началось…
– Что началось? – с нетерпением спросил Капитан.
Иван снова горько вздохнул, затем снова налил в кружки водку и, аккуратно поставив пустую бутылку за шкаф – подальше от посторонних глаз (вдруг кто зайдет), продолжил:
– Этот Сергей стал почти каждый день приезжать в монастырь трудиться. Раньше он редко у нас трудился. В основном на службы приезжал. А эта монашка постоянно с ним. Она же старшая – может устроить так, что у нее будет свободное время, чтобы побыть с ним. Он работает, а она ему помогает. И всегда, посмотришь на нее – такая счастливая! Или уедет с ним на машине, и целый день их нету. Настоятельнице мозги вправит, как ей надо и делает, что хочет. А я ревновать начал. Она это увидела и давай надо мной издеваться. Каждый раз специально делает так, чтобы я их вместе видел и смотрит, сволочь, на меня со своей сучьей улыбочкой – наслаждается, гнида моим страданием. Или унижает меня, как мужчину, пользуясь своим положением старшей. Об этом даже рассказывать не хочу. И как будто ее подменили. Раньше я ее за ангела держал, а теперь увидел, сколько в этом человеке лживости, подлости и лицемерия. Раньше она специально передо мной из себя хорошую строила, что бы я ее любил и уважал, чтобы использовать меня, а теперь она из себя такую хорошую перед Сергеем строит. Как вообще после этого женщинам верить?!
Иван, горько вздохнув, поднял свою кружку.
– Последняя – огорченно сказал он.
Вадим и Капитан немедленно к нему присоединились. Все трое выпили и закусили.
– Это не тот ли Сергей с первого этажа, с которым ты разговаривал? – полюбопытствовал Капитан.
– Он самый. Приехал сюда с ночевкой. Этот друг ее стал на игуменской машине ездить. У Филимоны как раз лишняя в гараже стояла, а эта сучка ее ему выбила. Все это меня сильно унижало. Его приезды я ненавидел, но приходилось терпеть. Многие сестры видели, что происходит, но те, которые пытались ей что-либо сказать, страдали от нее. Она оказывается еще и мстительная. Сергей этот всюду стал на первом месте. Все это с моей болезнью стало очень тяжело терпеть. У меня усилилась депрессия, потом нарушился сон, который и без того на вес золота. Я стал очень раздражительный, потерял веру людям. Со мной часто случаются нервные срывы. Коров стал лупить пуще прежнего. Год назад я не сдержался и поколотил эту мразь.
– Монашку?! – ошеломленно воскликнул Капитан.
Изгнанник был поражен не меньше своего приятеля.
– И что же дальше было? – нетерпеливо спросил он.
– Надо отдать ей должное – исправилась, стала, как шелковая. Никому об этом не рассказала, что бы меня из монастыря не выгнали. Стала со мной, как раньше дружить, но любила своего Сергея. Только здоровье у меня так и не улучшилось. А через три месяца все повторилось. Моя ревность, ее издевательства и так далее. Я их с Сергеем убить готов. А сейчас, чувствую, нет у меня больше сил это все терпеть. Не знаю, как дальше быть. Завидую я вам – свободные, ни от кого не зависимые люди, вольные, как ветер, а я в этом рабстве и унижении.
– Уезжать тебе надо отсюда – посоветовал изгнанник – и обратиться к психиатру. Иначе только хуже будет.
– Духовник не благословляет – огорченно сказал Иван – говорит – терпи, Господь все управит. Бес – говорит – тебя крутит – это монастырское искушение. А к психиатру – говорит – не обращайся – положат в психушку, а там залечат, заколют. Да и куда я пойду? На шее у родителей сидеть не хочу, а работать нормально не могу. Делаю все очень медленно. Здесь к этому привыкли, а в миру такого работника никто держать не будет.
– Вот тебе на! – задумчиво проговорил Капитан – монастырь – и такое!
Иван снова горько вздохнул. Он сидел, молча, на табуретке и о чем-то сосредоточенно думал. Его друзья тоже сидели и молчали, впечатленные рассказом. Никто не знал, как помочь Ивану, чем утешить, что посоветовать. Вдруг пастух спохватился:
– Да, кстати, тут один знакомый есть прихожанин. Ему плотники нужны что-то строить – не то дачу, не то еще что-то. Вам зиму где-то перекантоваться надо. Осень уже, холодно. Он вам и жилье предоставит и платить будет. Хотите, замолвлю за вас словечко? Только Христа ради не пейте, а то я за вас поручаюсь, а вы меня подведете.
– Поговори, конечно – обрадовался Капитан – а мы уж постараемся.
– Спасибо тебе, Иван! – добавил Вадим – ты давай держись! Может и у тебя еще все образуется.
– Здесь я вас поселить не могу – продолжил пастух – матушка быстро узнает – сестры сдадут или этот Сергей. А вот в поле в пастушьем домике пока поживите. Туда, кроме меня редко, кто ходит.
– Спасибо тебе, Иван – снова обрадовался «афганец» – ты столько для нас делаешь!
Изгнанник был поражен поступками пастуха – у самого такие проблемы, а он еще о ком-то думает, кому-то пытается помочь.
Посидев у Ивана еще немного, друзья пошли спать в соседнюю келью. Утром их товарищ осторожно вывел их на улицу, затем Вадим и Капитан аккуратно перелезли через забор. Иван пошел пасти коров, договорившись с друзьями, что они придут к нему в поле в течение дня.
Глава 11
Друзей разбудило громкое мычание коров.
– Иван пришел – пробормотал спросонья Капитан, переворачиваясь на другой бок.
Вадим открыл глаза. Вставать не хотелось. В уютном маленьком домике пастуха сквозь щели в ставнях просачивался свет. Помещение не отапливалось, и было холодно, особенно по ночам. Изгнанник и Капитан спали, не снимая одежды на большом двуспальном диване.
Иван позвонил тому прихожанину, который искал себе работников и замолвил словечко за своих приятелей. Этот прихожанин был в отъезде. Он обещал взять Вадима и Капитана на работу, но вернуться он должен был только к Покрову и приехать на службу в монастырский храм. К концу литургии Иван обычно пригонял стадо в монастырь на дневную дойку. (Настоятельница заставляла его пасти коров даже в большие православные праздники, когда все верующие шли на Божественную литургию.) Он должен был привести друзей в монастырь и познакомить их с этим прихожанином. Ждать пришлось целых две недели, которые изгнанник и его друг благополучно прожили в пастушьем домике посреди монастырского поля.
– Сегодня Покров – вспомнил Вадим и приподнялся на диване.
– Да! – многозначительно произнес Капитан – решается наша судьба.
На улице послышался топот копыт – коровы, резвясь, носились по полю. И вдруг раздался чей-то звонкий женский голос:
– Я все же не могу поверить, что Ивана больше нет.
– У меня это тоже в голове не укладывается – послышался другой женский голос низкий и бархатный.
Голоса медленно приближались. Друзья, быстро вскочив с дивана, и, припав к щели между досок в двери, смотрели на двух монашек, идущих по полю. Стадо коров вместе с двумя козами и тремя телятами, угомонившись, спокойно паслось возле ограждения из колючей проволоки. Монашки шли медленно, громко разговаривая на ходу. В поле стояла абсолютная тишина, поэтому каждое их слово было слышно отчетливо.
– Столько времени у нас прожил! – продолжала первая монашка – Работал, всем всегда помогал, настроение всем поднимал всегда, терпел нас всех, баб, а теперь раз – и нет его!
– Ой, тяжело это все – отвечала вторая – я вчера весь вечер ревела. Терпел, терпел и дотерпелся! Он давно устал от нас. Пахал, как проклятый, вот и сорвался. А какой человек был! Мы ропщем на послушании, а он нам: что вы ропщите? Для Бога же трудимся! Для всех сестер пример!
– Неужели Иван умер?! – в отчаянии подумал Вадим – Сколько же можно друзей терять?!
– И зачем он этого Сергея послушал?! – снова заговорила первая – Надо было матушку дождаться и самому ей все объяснить, а он взял, да уехал. Сергей его обманом выставил из монастыря, а матушке они с Арсенией преподнесли ситуацию, как им нужно и сами чистые остались. Ивана нет, про него теперь все, что угодно сказать можно.
– Да, Иван теперь в глазах матушки злодей, хуже некуда – печально отвечала вторая – и всего-то за глупую эсэмэску с угрозой, за которую он раскаялся. А Сергей ему сказал: матушка тебя отсюда выгонит, когда приедет. Если не хочешь, чтобы на тебя уголовное дело завели, я предлагаю тебе пять тысяч, чтобы ты собрал вещи и уехал.
– Откуда ты такие подробности знаешь?
– Иван мне звонил вчера, когда домой приехал и все подробно рассказал. Сказал, что морально сильно измучен и больше у нас оставаться не мог, вот и согласился.
– Бедный Иван! Довела его Арсения своими издевательствами. А он ее, оказывается, год назад избил, и об этом никто не знал.
– За то теперь Сергей матушке сказал – я сама слышала, как он ей по телефону говорил – он ее бьет, терроризирует, еще Вас, матушка, грязью поливает и бомжей к себе в келью водит.
– А матушка теперь в гневе. Говорят – он ей звонил, а она с ним даже разговаривать не стала. Конечно, сильно он погорячился, когда ее избил и это теперь известно стало.
– Иван не из тех, кто чуть, что руки распускает. Пять лет у нас прожил, и от него, бывало, слова грубого не услышишь. А Арсения сама виновата – нечего романы крутить! Пришла в монастырь, постриглась в монахини, все – забудь о мужиках! Богу надо служить! Это до чего надо было Ивана довести, что бы он избил женщину, да еще – монашку!
– А матушке теперь ничего не объяснишь. Ты ее знаешь. Ей, как изначально ситуацию преподнесут, так она и думать будет.
– Да, старая она уже, ее не переделаешь. А Ивана жалко. Представляю, в каком он сейчас отчаянии! Пьет, небось.
– Мужик, есть мужик!
– А матушка все же хороша! Сколько Иван сделал для монастыря, как он трудился! Всем всегда помогал! Хоть и выпивал иногда, но всегда вел себя нормально. И человек он хороший, всегда шутил. Люди к нему тянулись и все его любили. А матушка даже разбираться не стала. Могла бы разобраться и наказать Арсению, а Ивана простить.
– Ты же знаешь матушку – она лицеприятная. Сергей – благодетель, вдобавок трудится в монастыре, а Иван – простой трудник – бесплатная рабочая сила. Он ушел – другой пришел. Она его за человека не считала, а он это все терпел – хотел здоровье поправить.
– Ой, прости, Господи, за то, что матушку осуждаем!
Монашки испуганно перекрестились.
– Ну, слава Богу, Иван жив! – прошептал Капитан
– Да, уж! – так же шепотом добавил Вадим – Только с работой теперь облом.
– Да и в домике в этом мы теперь больше жить не будем. Монашки, как нас увидят, так и погонят отсюда.
– Еще и коз припомнят. Что делать будем? Сваливать отсюда пора.
– Погоди, может они нас сейчас не заметят. Отсидимся, а, как уйдут, так и мы свалим.
– Ладно, слезами горю не поможешь – сказала первая монашка – пошли в дом, стульчики возьмем.
– Пошли – ответила вторая – там у Ивана еще зонт был большой. Возьмем его тоже. Солнце так и печет.
Надежды Капитана оказались напрасными – монашки, не спеша, приближались к пастушьему домику. Друзья переглянулись.
– Ой, что сейчас будет?! – с озорной веселостью прошептал Капитан.
Изгнанник, молча, улыбнулся, глядя на своего, неунывающего друга.
Монашки подошли к домику и остановились возле двери.
– А где замок? – недоуменно спросила первая, не обращаясь конкретно ни к кому.
– Что-то тут не так – отозвалась вторая.
Друзья снова переглянулись.
Первая монашка, нерешительно потоптавшись, подошла к двери. Еще немного постояв, она резко ее распахнула. В ту же секунду раздался истошный, пронзительный крик. Она заорала так, словно увидела змею.
– Здравствуйте! – решительно сказал Капитан.
– Здрасте! – нерешительно промямлил Вадим.
В этот момент он чувствовал себя, словно пойманный вор.
– Что вы тут делаете? – возмущению монахини не было предела.
– Мы тут живем – спокойно заявил Капитан и не удержался от смеха.
Следом заулыбался и Вадим. На лица двух женщин нельзя было смотреть без иронии. Обе словно потеряли дар речи. Первая стояла, широко разинув рот, гневно и недоуменно глядя на улыбающихся бомжей. Вторая, молча, смотрела на них, выпучив свои большие красивые глаза. Лицо ее выражало испуг, растерянность и недоумение.
– Не бойтесь, мы не причиним вам никакого вреда – дружелюбно сказал Капитан и улыбнулся широкой, доброжелательной улыбкой.
Монахини немного успокоились, но все еще продолжали смотреть на бомжей недоверчиво.
– Как вы тут оказались? – строго спросила первая.
Вторая стояла, молча, глядя на двух друзей исподлобья.
– Сейчас мы вам все объясним – начал Капитан – вы только поймите нас правильно. Мы друзья Ивана…
– Поэтому вы пришли сюда и взломали замок – нетерпеливо перебила вторая монашка и, обращаясь к первой, добавила – мать Зинаида, это те самые бомжи, которые у Ивана за коз выкуп требовали.
– Я знаю их, мать Ольга – сказала мать Зинаида – Иван за них заступался потом, рассказывал, какие они хорошие. Всему монастырю мозги проел со своими бомжами, дурачок. Прости Господи! Это он вас сюда пустил?
– Да – ответил Капитан – мы попросились тут пожить немного, пока он нам с работой и жильем не поможет. Он обещал. А идти нам совершенно некуда.
– А замок мы не взламывали – добавил Вадим – Иван нам открыл. Замок в доме на столе лежит.
– Вот сердобольная душа, Иван! – вздохнула мать Зинаида – И ведь даже ничего никому не сказал!
– Знал, что его за это ругать будут – улыбнулась мать Ольга – тем более матушка бы точно не благословила в домик бомжей пускать.
– Я так понимаю, нам теперь надо убираться отсюда? – спросил Капитан.
– Конечно – без всяких угрызений совести ответила мать Зинаида – нам из-за вас проблемы не нужны.
– Хорошо, мы сейчас уйдем – спокойно сказал «афганец».
Он скривил рот в презрительной улыбке, но больше ничего не сказал. Вместе с изгнанником они вышли из домика.
– Вы нас, пожалуйста, извините – вдруг все же не вытерпел Капитан – но мы случайно подслушали ваш разговор про Ивана и поняли, что произошло. А почему бы вам всем вместе не собраться и не рассказать вашей настоятельнице всю правду?
Монахини стыдливо опустили глаза и промолчали.
– Что же вы молчите? – с укором продолжил «афганец» – Не хотите невинного человека защитить, который вам всем столько добра сделал?
– Вы наших сестер не знаете – виновато ответила мать Ольга.
Обе женщины продолжали прятать глаза.
– Понятно – сдержанно проговорил Капитан и тут же сорвался – до чего же стал поганый дух в русском человеке! Даже в монастырях сплошная трусость и равнодушие! А Иван нам про духовное возрождение, про православие… Гроша вы ломанного не стоите вместе со всем вашим монашеством!
– Вы на себя посмотрите – тут же вспылила мать Зинаида – бедные несчастные бомжи! Только и делаете, что пьете! Не пили бы, так давно бы уже и жилье, и работу нашли.
– Давайте, уходите отсюда! – строго сказала мать Ольга.
– Как вас только Иван терпел?! – удивился Капитан – Счастлив, наверное, теперь, что уехал. А в вашем монастыре никогда не будет ни порядка, ни справедливости, пока настоятельницей будет такая мразь, как ваша матушка и будут жить такие гадюки, как вы. Эх, Россию жалко!
– Он еще и матушку обзывает! – возмутилась мать Зинаида – Уходите отсюда и, что бы духа вашего тут больше не было!
– Жизнь коротка. О покаянии надо думать, душу спасать – сказала мать Ольга – а вы пьете, в церковь не ходите и еще верующих осуждаете.
– Да, глядя на вас и в церковь ходить не хочется – отозвался «афганец» – такой пример подаете. Обидно! Почему чурки все друг за друга стоят, а русские только каждый сам за себя? Почему православные, которые должны это первые понимать, не понимают? И не возродится Россия до тех пор, пока русские люди не научатся любить и уважать друг друга, поступать справедливо и друг за друга стоять. Пошли отсюда, Вадим! Ноги моей здесь больше не будет!
Оставив в поле двух разозленных монахинь, Капитан и изгнанник удалились восвояси. Настроение было не из веселых. Было жалко Ивана, и в их жизни все оставалось по-прежнему. Шла середина осени, приближалась зима. Не было ни жилья, ни работы. Возвращаться на свалку, на которой они прожили прошлую зиму, друзьям не хотелось. Они мечтали нормально устроиться в жизни, а не провести ее на помойке.
– Иван, конечно, сам хорош – вдруг, задумавшись, сказал Капитан – надо было сдерживаться. Какая бы ни была тварь, а все же – женщина, да еще – монашка. Нельзя на женщин руку поднимать.
– Ага, нельзя! – возразил Вадим – Женщины, знаешь какие бывают?! До чего угодно доведут! Хороша монашка, которая в монастыре романы крутит, да еще над больным человеком издевается! Что делать с такой сволочью, которая пользуется своим положением?! Когда мужик становится полностью беспомощным и беззащитным в силу того, что он – мужик и не может ударить женщину, она будет делать с ним все, что захочет. Ты не был, Капитан, в такой ситуации, а я был. Я против того, чтобы чуть что сразу руки распускать, но иногда по-другому поступить невозможно. Ты же сам говоришь постоянно – должна быть справедливость и творить ее надо своими руками!
– Ты прав – немного поразмыслив, согласился Капитан – только за нее все время страдать приходится. Ты врезал жене – стал бомжом, Иван врезал монашке – стал изгоем. Я роту погубил в Афгане. Взорвали коттедж – погибли друзья.
– А с Иваном все точь-в-точь, как со мной произошло – задумчиво сказал изгнанник – я любил Оксанку, он – монашку. Оксанка мне изменяла и издевалась надо мной. Монашка так же поступала с Иваном. Я врезал Оксанке, он – монашке. Меня выгнали из квартиры, Ивана – из монастыря. Обоим дали немного денег, обоих обманули. И даже зовут этих людей одинаково – Сергей.
– Да, интересное совпадение – улыбнулся «афганец», прикуривая сигарету.
Запасы продуктов, принесенные заботливым Иваном в пастуший домик, кончились еще вечером. Вадим и Капитан пошли к мусорному бункеру в надежде найти что-нибудь, что можно сдать в металлоприемный пункт или продать на «толкучке». Друзей ждало разочарование – бункер был пустой.
– Знаешь, что, Вадим – немного потоптавшись возле него, вдруг решил Капитан – пошли в монастырь, может чего в контейнерах найдем. Не выпить, так, хоть, пожрать раздобудем.
– Придется – согласился изгнанник – другого выхода похоже нет.
Новость об изгнании Ивана с быстротой молнии облетела деревню. Об этом говорили все местные жители, которых друзья встречали по пути в монастырь.
Иван был очень уважаемым и любимым всеми человеком. Выяснилось, что перед отъездом он заходил попрощаться с некоторыми деревенскими друзьями и, выпив с ними водки, рассказал о случившемся.
Местные мужики, выслушав его рассказ внимательно, были очень возмущены творящейся в скиту несправедливостью и, посочувствовав своему другу, пообещали встретить этого Сергея и, как следует, поколотить. Но Иван запротестовал. Он очень просил этого не делать, сказав, что Господь учил не мстить. Неверующие друзья пастуха были удивлены непонятным для них благородством, но от своего намерения отказались.