Кира Стрельникова
Дикая и опасная

Тридцать первого с утра, как полагается, весь этаж, да что там, вся общага стояла на ушах. Кухни походили на парилку, потому что с самого утра на плитах варилось, шкворчало, томилось в духовке разнообразное жорево. Магазины в радиусе пятисот метров сделали хорошую кассу, бухло в них смели практически подчистую, как и молочные продукты. Почему-то никому в голову не пришло, что с бодуна можно быстренько самостоятельно вывести токсины из родного, страдающего похмелом организма, не вливая в него пиво и кефир. По коридору носились странные создания в замотанных полотенцами головах, с лицами, покрытыми зелёным, синим, белым. Некоторые вместо полотенец щеголяли бигуди разнообразной величины, потрясая ворохами шмоток, из которых выпадали чулки, кружевные лифчики и трусики, больше похожие на мечту фетишиста, чем на нормальное бельё. Барышни готовились к празднику… Мужской состав благополучно дрых, нимало не озабоченный своей внешностью. Как и я, собственно. Пока Ольга плескалась в душе и бегала ставить многочисленные кастрюльки и сковородки на кухню, я самозабвенно обнималась с подушкой, вкушая заслуженный отдых. Проспавшись и умывшись, я тут же оказалась припахана к готовке, а неосмотрительно высунувшийся в курилку Верден – к нарезанию салатов. Планировалось, что сам час икс все отмечают по комнатам, потом ставят столы в просторную кухню, выносят туда всё вкусное, и вперёд. Резонно, так все, кто не выдержит новогодний марафон до утра, смогут спокойно уползти к себе и отрубиться.

После обеда Ольге приспичило выяснить, что я собираюсь надеть. Пожала плечами, сообщила, что любимые джинсы и синюю рубашку, а в честь праздника повешу на шею дождик.

– Сонька-а-а-а!! – простонала Грановская и изобразила ужас, округлив глаза. – Ты можешь хотя бы раз в году выглядеть, как девушка?!

– Зачем? – удивилась я, причём искренне.

В моём гардеробе не водилось юбок и платьев с того самого злополучного выпускного, я предпочитала мужской стиль в одежде. Соседка не ожидала такого вопроса и зависла, соображая, что ответить.

– Оль, не парься, – я махнула рукой. – Всё равно народ укушается так, что всем будет пофигу, кто в чём одет, – усмехнулась. – А красоваться мне не перед кем.

Она прищурилась, уперев руки в бока.

– С другой стороны да, – задумчиво протянула Ольга. – Ладно, проехали. Ты это, как насчёт идеи соблазнить Тима?

Я вытаращилась на неё, лихорадочно вспоминая, это когда это я такое сболтнуть могла.

– Да не, – правильно поняла она мой ошарашенный вид и хихикнула. – Ну, если я его затащу в постель и потом поделюсь опытом? Помнишь, мы обсуждали?

– Э… – я почесала в затылке и пожала плечами. – Да делай, что хочешь. Я вообще робко надеюсь, что он удовлетворился поцелуями и на этом остановится.

– Угумс, – Грановская насмешливо хмыкнула и ехидно отозвалась. – А аура у него фиолетовым переливается просто так, да, для красоты? А уж когда он рядом, или смотрит на тебя, так вообще искрит.

Я поёжилась, разом вернулось беспокойство, спавшее всё время учёбы. Впереди неделя, особо ничем не занятая… Чёрт. Хотя, из общаги-то свободно можно выходить, другое дело, что пока училась, на прогулки времени практически не оставалось, так, перед сном пройтись вдоль Чёрной речки. Срочно, срочно составить культурную программу! Чтобы у Вердена не осталось шансов снова нервировать меня наглыми приставаниями!

– Ладно, расслабься, на сегодня я его займу, – Ольга хихикнула, правильно истолковав мою перекосившуюся физиономию.

Надеюсь. Я дала себе зарок пить мало, хотя вообще к алкоголю достаточно прохладно отношусь. Так, пивка за компанию или для души, иногда мартини. Водку пробовала всего один раз, не понравилось.

Когда Олька умчалась на кухню проверять очередную кастрюльку, я не удержалась и вытянула карту, интересуясь, что ночь грядущая мне готовит. Туз кубков, прямой. Эмоциональные переживания? С каких щей? Ревновать Вердена к Грановской? Угу, а ещё биться головой об стенку и громко стенать, какие все мужики козлы. Пожала плечами и спрятала картонку обратно. Не, ясновидение точно не моя сильная сторона. Да пусть хоть до утра развлекаются, я только порадуюсь, недостаток секса вреден для мужского здоровья.

После шести вечера время помчалось семимильными шагами. Явился Верден – волосы собраны в хвостик, подбородок гладко выбрит, чёрные джинсы, чёрная же рубашка с расстёгнутым воротом, благоухает горьковато-терпким парфюмом, прямо герой-любовник. Я тихонько фыркнула, отвернувшись, и поставила вазочку на уже вытащенный на середину комнаты стол, накрытый скатертью из личных запасов Ольги. Я признавала, что альбинос привлекательный, а если ещё и обаяние включит на полную катушку, то хана бабам. Поскольку я держалась с Верденом настороже всегда, даже когда мы вполне мирно занимались учёбой, на меня это его обаяние не действовало. Всё равно где-то в глубине души я опасалась старосту, прекрасно помня, как дёрнулась интуиция в нашу самую первую встречу.

– Сонька, – упс, углубившись в мысли, упустила из виду, что Грановская-то в который раз выскочила на кухню, и мы с соседом пока одни в комнате. Нехорошо… Руки Вердена моментально обвились вокруг моей талии, несильный рывок, и меня прислонили к шкафу – я только успела ладони выставить, тихо матюкнувшись. – Не надо так демонстративно игнорировать меня, дикарка, – он проникновенно улыбнулся, не сводя с меня взгляда, и какое-то бесшабашное веселье в глубине необычных глаз Вердена вызвало смутную тревогу.

– Пусти, чёрт! – нахмурилась я, сильнее упёршись в его грудь. – Обнаглел, да?!

– М-м-м, – он вдруг резко наклонился, так, что я испуганно вздрогнула, и провёл носом вдоль шеи, втянув воздух. – Вкусно пахнешь, Сонечка.

Пипец, собака Баскервилей, тоже мне. Обычный гель для душа, фруктовый какой-то. Духами я практически не пользовалась.

– Верден, грабли убери! – сквозь зубы процедила я, немного сбитая с толку его действиями.

Отвыкла от наглости уже, да…

– А поцелуешь? – вкрадчиво поинтересовался он, продолжая одной рукой обнимать, а второй обхватив мои запястья и сжав их.

Ну, стандартное заявление, в общем-то, ничего другого и не ожидала. Посмотрела на его губы и осторожно коснулась своими, легко скользнув по ним языком – на большее меня никогда не хватало, тем более, инициативу практически всегда перехватывал Тим. И да, мы по-прежнему целовались, как малолетки, целомудренно, не увлекаясь французскими вариантами. Что случилось сейчас, понятия не имею.

– Халтуришь, Сонь, – выдохнул он мне в рот, и я аж растерялась от такой наглости и бесцеремонности, чем беловолосая скотина не замедлила воспользоваться.

Навалившись и прижав меня к боку шкафа, Верден продолжил поцелуй, да вот только я не успела захлопнуть свой распахнувшийся от возмущения рот. Там немедленно начал хозяйничать язык альбиноса, и я с перепугу чуть его не откусила – он, видимо, вовремя почуял мой порыв, и его пальцы тут же оказались на подбородке, удерживая меня от опрометчивого шага. Я застыла, боясь пошевелиться, и опять, опять тщетно выцарапывая хотя бы отголоски отвращения – караул, в моём рту посторонний предмет!!! М-м, а ведь не настолько всё страшно, чёрт, даже приятно, и так… оу, блин, затягивает, однако, опасно затягивает, и как-то больше настойчивости у Вердена появилось, даже жадности какой-то… Э-э-э, кто выпустил мурашек, найду, голову оторву! Верден, тварь, прекрати меня целовать со страстью умирающего в пустыне, дорвавшегося до оазиса с водой! Прекрати, я сказала!! И какая разница, что мне самой чертовски понравился такой вариант поцелуя… Блин, только слишком много каких-то новых и тревожных эмоций, не надо мне такого счастья.

– Эй, народ, я не вовремя, да? – раздался от двери ехидный голос, и я готова была броситься на шею спасительнице соседке. – Могу ещё погулять!

– …Ты чего буйный такой? – прошипела я не хуже гадюки, собравшись с силами и таки оттолкнув неуёмного альбиноса. – По морде давно не получал?!

Ага, пару раз влепила, когда он не слишком удачно обниматься лез, и один разок после душа меня поймал. Верден довольно улыбался, и шальное выражение не уходило из его глаз. Я глубоко вздохнула, сжав кулаки, и чуть прикрыла веки: получай, фашист, гранату… Безошибочно нашла почки и слегка ускорила там процессы, отчего душке альбиносику вдруг срочно-срочно приспичило по-маленькому. Да ещё и с не слишком приятными ощущениями. Сдавленно выругавшись, он согнулся, стрельнув в меня взглядом, в котором смешались раздражение и веселье – мда, странная смесь, точно извращенец, – и Верден рысью двинул к сортиру, бросив мне на ходу:

– С-с-сонька! Шутница хренова!..

Я хмыкнула, невозмутимо достала сигарету и спокойно ответила:

– А не хрен мне свой язык в рот совать без моего на то разрешения!

Надо же, услышал. Из-за двери высунулась голова, и меня известили:

– Я б тебе и не то ещё засунул, упрямое чудовище! – после чего Верден исчез.

Ольга давилась хихиканьем, чуть не сползая по стенке, я же в ответ на такую откровенную пошлость пожала плечами.

– На себя в зеркало посмотрел бы, Брэд Питт местного разлива, – и добавила, мстительно улыбнувшись. – А что засунул, откусила бы под корень. Чтоб неповадно было.

Грановская взвыла, сложившись пополам, а я с чувством выполненного долга ушла курить.

…Полночь подобралась незаметно, за столом мы шутили, вспоминали всякие смешные случаи из учёбы, нахваливали Ольгину стряпню, и в общем, всё было чертовски мило и уютно. Верден снова присмирел, только бросал на меня косые взгляды, а я усиленно делала вид, что не замечаю. Пробили куранты, мы глотнули шампанского, а из коридора послышались шумные выкрики – народ пошёл объединяться. Мне стало вдруг грустно: ещё год назад это был семейный праздник, мама наготовила много вкусностей, приехал дядя Миша и какие-то гости… Ольга выскочила, организовывать общий стол, а я поспешила в курилку – неохота наедине с Верденом оставаться, да и захотелось хоть немножко одной побыть, переждать минуту слабости. Везде толпился народ, и я свалила в укромное местечко, которое совсем недавно открыла – закуток под лестницей на первом этаже, с маленьким окошком. Пожарная дверь здесь всегда была закрыта, и народ не шлялся, проход в коридор первого этажа располагался выше на полпролёта.

Кто-то когда-то стащил сюда старый продавленный диванчик, обитый дермантином и кое-где порванный, но я садиться не стала, остановившись у окна и прикурив. На глаза навернулись непрошеные слёзы, шум веселящихся студентов доносился издалека, проходя мимо меня. Пришло вдруг осознание, что я ни разу не взрослая, чёрт, мне же всего восемнадцать!.. Ну хорошо, девятнадцать будет через пару недель. Да, жизнь стала интереснее, да, в перспективе я крутой экстрасенс, который будет получать нехилые бабки за работу – пусть даже и опасную, – но… Остро накатило ощущение собственного одиночества, внутреннего, душевного. Я не жалела себя, нет, ни в коем случае, в друзьях особо никогда не нуждалась. Но я очень скучала по родителям. Тоска резанула по сердцу, вырвав невольный всхлип, и пришлось сильно прикусить губу, чтобы не скатиться в рыдания. А где-то по-прежнему коптил небо Крупин-старший, по милости которого я осталась сирота, и по милости чьего сыночка у меня теперь полная башка тараканов насчёт некоторых сфер жизни.

Глубоко затянулась, сглотнув ком, и почувствовала, что по щеке таки сползла предательская слезинка.

– Сонь, – от раздавшегося в паре шагов голоса я чуть не подпрыгнула, дёрнувшись в сторону и уронив сигарету.

Зло уставилась на Вердена, раздосадованная его неожиданным и бесшумным появлением, и мимолётно удивилась, как он нашёл меня здесь.

– Чё крадёшься, как привидение? – резко ответила я, снова отвернувшись – альбинос загораживал проход, а приближаться к нему не хотелось, вряд ли он позволит оттолкнуть себя и дать мне уйти. Достала новую сигарету, прикурила. – Чего пришёл? Мало места наверху?

– Могу задать тот же вопрос, – спокойно отозвался он и приблизился, остановившись за спиной, но не касаясь меня.

Отчего-то не сомневалась – вздумаю отойти, не получится. Устраивать тут возню, чтобы избавиться от Вердена, не хотелось, ну и дерётся он всяко лучше. На крайняк, если полезет снова, огребёт расстройство желудка часика на три.

– Погрустить захотелось, – ляпнула я, чуть не прикусив с досады язык – вроде всего-то пару глотков шампанского сделала, какого фига откровенничаю тут?! И перед кем… – Верден, оставь меня, а? – устало попросила я. – Не порть и без того поганое настроение, хотя бы в праздник? Дай одной побыть…

Вместо ответа он молча обнял одной рукой, прижав к себе. Я снова дёрнулась, возмущённая поведением красноглазого, но Тим тихонько произнёс, наклонившись к уху:

– Ш-ш-ш, Сонь, перестань. В душу лезть не буду, но одну не оставлю, извини, – и столько решимости звучало в его голосе, что я поняла – сопротивляться бесполезно. – Давай просто помолчим вместе, м-м?

Психолог недоделанный. Никуда не девшаяся грусть растворила тлеющее раздражение, я подавила вздох и расслабилась. Не пристаёт, и ладно, а с ним теплее, тут, под лестницей, сквозняки гуляли будь здоров, на улице минус десять и лёгкий снежок. Когда надо, Верден становился просто душкой, и я иногда поражалась, как точно он угадывал моменты. Вот сейчас мне совершенно не хотелось показывать колючки, и было честно говоря параллельно на его присутствие. Обнимал, согревал, и хорошо. Уютно, тепло и ненапряжно.

– Скучаешь? – раздался через некоторое время его тихий голос, и я как-то сразу поняла, что он о родителях. – У тебя аура синющая, – счёл нужным пояснить Верден и осторожно убрал мне за ухо короткую прядь.

Ну да, когда грустим, синеем. Я молча кивнула, не вдаваясь в подробности. Если видит, чего говорить.

– Мои развелись несколько лет назад, мама в Ригу уехала, папа здесь остался, – продолжил Верден, и я немедленно удивилась, чего это его на откровенности потянуло. – У него свой эзотерический салон, он не захотел бросать. А маме надоело.

– Батя знает про Институт? – после небольшой паузы всё же спросила я.

Любопытство пересилило упрямое желание не показывать интереса, тем более, альбинос сам начал рассказывать о себе.

– Ни сном, ни духом, – послышался вздох. – Он думает, я в другой город уехал, сразу как мама ушла. Обиделся за развод. Раз в год шлю ему письма, типа у меня всё хорошо, учусь, работаю, хотя оба живём в Питере.

– Он же ясновидящий у тебя, – я вспомнила, как Николаич говорил про Вердена. – Неужели не может посмотреть, что на самом деле с сыном?

– На родственниках и близких людях это плохо работает, – хмыкнул Тим.

Мы снова помолчали, и неожиданно я обратила внимание, что грусти как не бывало. Очнулась от рассеянных раздумий, и тут уловила странное ощущение, будто кто по коже невидимым пёрышком водит. Знакомое очень ощущение. Раздражение зашевелилось маленьким злобным гоблином, я резко выдохнула и повернулась к Вердену, уперев руки в бока.

– На хрена?! – рявкнула, крайне недовольная его вмешательством в мои эмоции – ушлый вампир недоделанный под шумок убрал то, что мне мешало нормально веселиться.

Ну да, сам себе не исправишь, я же не могла посмотреть со стороны и увидеть собственную ауру. До этого ещё как до Америки пешком, освоение астрального тела вообще спецкурсом на последнем году шло и только для тех, кто осилит.

– А где спасибо? – он улыбнулся, не сняв руки с моей талии, и наклонился вперёд. – Сама же фиг попросишь, упрямая гордячка, и будешь тут всех полночи пугать угрюмой физией, – чуть тише добавил Верден непривычно мягким тоном.

– Пусти, – стукнула его ладонью в грудь, испытывая нездоровое и страстное желание таки сделать ему что-нибудь с кишками.

– Сначала спасибо, – Верден наклонился ещё ниже, и я непроизвольно стиснула зубы.

– Запор на неделю хочешь? – непринуждённо поинтересовалась, оскалившись в улыбке. – И никакой «линекс» не поможет, и клизьма не спасёт.

Он тихо рассмеялся и отпустил.

– Ох, Сонька, нарвёшься у меня, – староста покачал головой. – Ответишь за свои шуточки по полной.

Молча показала ему средний палец и прошла мимо, собираясь подняться наверх. Срочно захотелось алкоголя в больших количествах и бесшабашной весёлости пьяной компании студентов. Можно даже с танцами на столе.

– А блок я научусь ставить, – словно невзначай обронил Верден, когда я уже поставила ногу на первую ступеньку.

Развернулась, изогнула бровь и смерила его взглядом.

– Я раньше, – кратко известила я и поспешила наверх, к остальным.

Думала, этим инцидентом Новый год будет исчерпан. Но ночь только начиналась…

На этаже веселье шло вовсю: кто-то вытащил колонки, выключили свет, создав уютный полумрак – перед кухней коридор расширялся в рекреацию, ей и нашли применение. На самой кухне столы ломились от многочисленной еды, стояли батареи початых бутылок с широким выбором алкоголя, от банального пива до абсента. Я тут же плеснула себе мартини, разбавив соком, чувствуя, что настроение действительно исправилось к лучшему, и усмехнулась, покачав головой. Иногда Верден своими поступками ставил меня в тупик, и его неожиданная мимолётная забота слегка напрягала. Мне бы очень не хотелось вмешивать в наше подобие дружбы ещё и чувства, и если в отношении себя я была железно уверена в том, что ничего там нигде нет, то вот в такие моменты, как сегодня, в голову поневоле начинали закрадываться нехорошие мысли. Однако спрашивать в лоб пока не собиралась – Верден ко всему ещё и хороший психолог, и кто его знает, вдруг притворяется, чтобы усыпить мою бдительность? Лучше держаться нейтрально и не забивать себе эфир лишними помехами.

– Сонька! – выдохнула мне в ухо невесть откуда взявшаяся Ольга, уже слегка навеселе и с блестящими глазами. От неё пахло коньяком и сигаретами. – Ты куда смылась? И где Тим? Мне ж его охмурять предстоит, – усмехнулась она и вдруг подмигнула. – А может, и не надо уже, мать, а? Может, без проверки обойдёмся?

Я пожала плечами и раздвинула губы в ответной улыбке, отсалютовав ей бокалом.

– Да как хочешь, на самом деле, – сделала глоток. – Мне фиолетово.

Грановская округлила глаза.

– Что, уже?! – наигранно удивлённо поинтересовалась она.

Я на мгновение уставилась на неё непонимающим взглядом, а потом фыркнула и рассмеялась. Это она так тонко пошутила насчёт цвета ауры человека, охваченного сексуальным желанием.

– Дура ты, – беззлобно огрызнулась я. – Мне лично уже не особо интересно, какой он там в постели.

– А мне вот да, – протянула Ольга, и её взгляд переместился на дверной проём кухни.

Она тряхнула высоким хвостом, демонстративно подтянула край короткого платья-футляра без лямок, залпом выдула стопку коньяка и направилась к выходу, покачивая бёдрами. В коридоре мелькнула белая макушка Вердена. «Ну, удачи, соседушка», ехидно пожелала я ей вслед. Отчего-то перед глазами мелькнула картинка, как зажатый в угол альбинос с испуганным лицом отбивается от наседающей Ольги, и снова пробрало на ха-ха. Честно? От мысли, что эти двое окажутся в постели, действительно не было ни холодно, ни жарко. Вот ни на сколечко. Собственно, и не должно, с какого перепугу? Верден мне никто, обещаний и клятв никаких не давал, между нами вообще нет отношений, и я искренне недоумевала, почему Ольга периодически подкалывала меня на предмет ревности. Хотя поводов я ни разу не давала, как бы она не пыталась их вызвать. Даже староста понял на удивление быстро, что его флирт с другими я воспринимаю с невозмутимостью египетского сфинкса, и бросил это дело. Интересно, Ольга преуспеет в своём намерении, или Верден пошлёт её куда подальше?

Мысль мелькнула и ушла, а я наконец расслабилась под мартини и отправилась танцевать. Было действительно весело, грусть-тоска окончательно сдала позиции, и я вместе с остальными лихо отплясывала под зажигательную музыку, с кем-то шутила, о чём-то говорила… Танцы на столе тоже были, где-то часика через полтора, когда половину пустых тарелок убрали, сгрузив в раковины. Основательно набравшаяся, но всё ещё уверенно стоявшая на шпильках Натали в коктейльном платье тёмно-зелёного цвета ловко поднялась, несмотря на нахмуренные брови Пашки, и устроила офигительное шоу. Обошлось без стриптиза, слава богу, но и так от плавных, чувственных движений у наших мальчиков остекленели глаза и отвисли челюсти. Закончилось всё тем, что Натаху просто схватили в охапку и унесли с кухни под двусмысленные шуточки зрителей и тихие матюги Пашки. Она же, томно прикрыв глаза, обняла его за шею, и, кажется, вырубилась. Мда, сочувствую, похоже, ждёт его не жаркая ночка, а приведение благоверной в более-менее относительный порядок.

Часам к трём я утомилась, да и голова кружилась от выпитого. Захотелось прилечь, и наверное даже поспать. Ольга не появлялась, и я надеялась, у неё всё выгорело с Верденом. Интересно, им хватило ума не устраивать игрища в нашей комнате? А то с альбиноса станется, так изощрённо пошутить… Я хмыкнула собственным мыслям и смачно зевнула. Так, покурить и отдыхать, наверняка завтра, как все проспятся, будет продолжение банкета. По крайней мере, бухло ещё не всё выхлебали. Удовлетворив никотиновое голодание, вернулась наконец в нашу с Грановской комнату. Тихо и темно, и слава богу, никого. Ещё раз зевнув, поплелась чистить зубы и умываться, но едва вышла в короткий коридорчик, замерла: за дверью раздавались тихие голоса. Любопытство сделало стойку, и я на цыпочках подкралась, надеясь, что этим двоим сейчас ни до кого нет дела, и я смогу услышать что-нибудь интересное. И вообще, кстати, чего это они разговаривают? Это стадия «а поговорить?» или «ну зачем же сразу в постель»? В смысле, всё уже случилось или ещё нет? Если нет, лучше погулять где-нибудь, вдруг тут стены тонкие, а Олька громкая. Осторожно прислонилась ухом к двери и прислушалась.

– Тимка, ну что ты ломаешься, а? – ух ты, Грановская прямо как кошка мурлычет. – Не жениться же прошу… Разок переспим да и всё, мне много не надо…

Оу, так у них ещё не дошло до главного, что ли? Зажала рот ладонью, сдержав рвущееся хихиканье: похоже, картинка-то оказалась вещей…

– Оль, зачем тебе это надо? – тихий, странно спокойный голос Вердена. – Или так сильно приспичило, гормоны в голову ударили?

Смешок Ольги.

– А не всё ли равно? Побудь джентльменом хотя бы сегодня, сделай девушке приятное… Считай, это твой подарок мне на Новый год…

– Ольга-а-а-а, зачем? – угу, узнаю эти нотки, теперь пока не узнает причины столь странного поступка Грановской, не отвяжется.

Вот странный, ему тут секс предлагают, причём без всяких обязательств, и не самая страшная девушка в общаге, между прочим, а он разговоры разговаривает. Пауза затянулась, и я так поняла, что Олик грамотно заткнула Вердену рот.

– Вот упрямый… – пришлось напрячься, чтобы расслышать тихий шёпот соседки. – Ты что, влюбился что ли, Тимка? – несмотря на насмешливую интонацию, я уловила нотки беспокойства и сама занервничала.

Так, вот не надо мне тут этого, санта-барбары разводить! Секс сексом, но чувства нафиг, Верден!

– Угу, и как честный мужчина, свято храню верность единственной, – насмешливое хмыканье пролилось бальзамом на моё сердце.

Неслышно перевела дух и рискнула посмотреть ауру, не врёт ли: дверь или стена для меня теперь препятствием не являлись. Так, судя по всему, Ольга и альбинос на кровати, она у него на коленях. М-м, понятно, Грановская уже созрела, фиолетовая окантовка говорила лучше всяких слов, а вот в ауре Вердена на привычном фоне того же цвета с изрядным добавлением зелёного мелькали жёлтые пятнышки интереса. Врал бы, светил красным.

– Ну тогда в чём дело, а? – Ольга наклонилась, а я поспешно вынырнула обратно в тёмный коридор, до подглядывания опускаться не хотелось. – Сколько у тебя женщины не было, стойкий оловянный солдатик? – до меня донеслось хихиканье. – Ух, по-моему, давно, а?

Невнятное ругательство, какая-то возня, и чуть хриплый голос Тима, от которого совершенно неожиданно у меня по спине прокрались непонятные мурашки:

– Ч-ч-ч-чёрт, Грановская… – снова пауза, а вот от следующих слов я отскочила от двери, как ошпаренная, прижимая к вспыхнувшим щекам враз похолодевшие ладони. – Что, хочешь проверить, хорошо ли Соньке будет, да? Ладно…

Я пулей метнулась обратно в нашу с Ольгой комнату, сердце бешено скакало в груди, а смесь волнения, злости, растерянности и беспокойства – вдруг заметил, что я под дверью торчала?! С Вердена станется применить тот же трюк с аурами, особо не отвлекаясь от Ольки, – мешала нормально дышать и требовала срочного успокоения. Где там мои сигареты? Глотнув воды, я поспешно вышла, наплевав на запреты и остановившись у окна напротив двери в нашу комнату. Кто сейчас за соблюдением правил следить будет, вся общага пьяная в дупель, включая охранников и коменданта.

Едва я сделала первую затяжку, как накатило странное ощущение: стало неожиданно жарко и как-то неуютно, что ли, офигевшее сердце чуть сжалось, а потом снова заколотилось, и дыхание с какого-то перепугу сбилось на мгновение. Я сглотнула, испугавшись: что происходит?! Низ живота заныл, но критические дни вроде закончились неделю назад, и потом, заныл как-то приятно, отчего волнение усилилось, и я выдохнула, прислонившись лбом к прохладному стеклу. Вспомнились поцелуи Вердена, и общая температура тела скакнула ещё на несколько градусов, по спине прокатилась дрожь, заставив тихо охнуть от удивления. Смятение усилилось, я просто не знала, что делать и как это прекратить. Дрожащими руками прикурила ещё одну сигарету, чувствуя, как участилось дыхание, между ног всё напряглось в странной болезненно-сладкой судороге, и тут до меня дошло.

– …, – с чувством прошипела я, и спасительное возмущение пополам с яростью помогло поумерить взбесившиеся эмоции. – Верден, м-м-мать!..

Он знал, что я стояла за дверью. И теперь отплатил за вечерний ускоренный курс по выведению лишней жидкости из организма, устроив мне… что? Как называлось то, что я испытывала? Это вот и есть, что ли, желание? Спросить было не у кого, и пришлось пока взять за аксиому. Ощущения потихоньку потеряли остроту, и я с трудом выдохнула, докурив и яростно затушив бычок. Вот скотина, тоже мне, Юлий Цезарь, у него там баба в постели, а он ухитряется ещё тратить время, чтобы преподать мне маленький урок! Да чтоб у тебя больше одного раза не получилось, учитель хренов! Но портить удовольствие Ольге не стала, хотя велико было желание учудить что-нибудь в отместку. Ладно, утром разберёмся. Ещё немного постояв у окна и дождавшись, пока организм придёт в норму, я вернулась в комнату и быстро уснула. Никакие посторонние звуки меня не тревожили – или Грановская таки тихая, или тут стены толстые.

* * *

Утро наступило для меня часиков в двенадцать, и слава богу, без похмелья. Проснувшись, чётко поняла следующее: хочу есть, курить и знаю, что должна делать дальше. У меня дело осталось незавершённым там, в прошлом, и пора ставить последнюю точку. Моя жизнь изменилась резко и навсегда, надо идти вперёд, а не грустить о прошлом, которого не вернуть. Странно, в душе поселилось умиротворение, как только приняла решение. О том, что произошло ночью, старалась не думать. Покосившись на дрыхнувшую без задних ног Ольгу, я отправилась умываться, тихо надеясь, что не столкнусь с Верденом. Обошлось, альбинос не появился. Постояв в раздумье перед шкафом, я выпендриваться не стала: джинсы, рубашка, свитер, как обычно. На дело иду, а не в бирюльки играть. Приведя в порядок волосы, перекусила остатками вчерашнего пиршества – мы перед тем, как выносить всё на общий стол, часть в холодильник как раз на утро оставили, – оделась и вышла в коридор. Интересно, в Институте кто-нибудь есть сейчас? Мне бы с Николаичем переговорить, имею к нему пару просьб.

Общага словно вымерла, да и неудивительно, небось, до утра бузили дорвавшиеся до свободы замордованные учёбой студенты. На вахте клевал носом охранник, проводивший меня удивлённым взглядом. Улица встретила свежим морозным воздухом и звенящей тишиной, как всегда первого января. Пока шла к Институту, не встретила ни одного прохожего, а в здании всё-таки оказались живые: на проходной тоже сидел охранник, правда, непривычно бодрый в отличие от нашего, общажного.

– Есть кто-нибудь? – поинтересовалась я.

– А кого нужно? – задал он встречный вопрос, слегка удивившись.

– Мне бы с Семёном Николаевичем как-нибудь переговорить, – озвучила я просьбу. – Очень надо, на самом деле, – состроила просительный взгляд и хлопнула ресницами.

Тот потёр переносицу, снова стрельнул в меня острым взглядом – не сомневаюсь, он тоже экстрасенс, но проверять не стала, – и достал толстую тетрадь.

– Сейчас, – достав мобильник, мужик позвонил. – Семён Николаевич? Не разбудил? Здравствуйте, с праздничком… Да, спасибо, всё тихо… Тут к вам студентка… – охранник вопросительно посмотрел на меня, я назвала имя и фамилию. – Александровская, говорит. Срочно. Да, сейчас, – он протянул трубку мне.

– Доброе утро, – поздоровалась я. – Семён Николаевич, извините, что от праздника и отдыха отрываю, мне надо встретиться с вами, это ненадолго, – скороговоркой выпалила, опасаясь, что меня пошлют лесом за такую странную просьбу первого января.

– Сонька, чего тебе не сидится дома? – он смачно зевнул. – До завтра подождать не может?

– Нет, – твёрдо ответила я и тихо добавила. – Точки на прошлом поставить хочу.

– Понял, – голос Николаича перестал быть ленивым и расслабленным. – Поднимайся к кабинету, буду через десять минут.

– Спасибо, – я отключилась и отдала трубку охраннику.

Куратор не опоздал. Я удивилась отсутствию бурных следов празднования на гладко выбритом лице, потом вспомнила, что препод – сенс высшей категории и наверняка умет приводить себя в порядок чуть ли не по щелчку пальцев. Открыв кабинет, он коротко кивнул.

– Проходи.

Я разместилась на знакомом стуле, и не тратя времени, начала:

– Семён Николаевич, мне нужен адрес Крупина, – внимательно посмотрела на него.

Наверняка помнит, кто это такой, у Николаича память отменная, а уж моё-то досье он наверняка наизусть знал. И отчего-то я не сомневалась, что нужную информацию мне предоставят.

– Так, – он откинулся на спинку стула и соединил кончики пальцев. – Уверена?

– Да, – твёрдо ответила. – И ещё, где он сейчас.

Лицо препода осталось невозмутимым.

– Водить умеешь? – отрицательно покачала головой, и Николаич досадливо вздохнул. – Хорошо. Оружие какое предпочитаешь?

Я моргнула от неожиданности.

– Что?

Вообще-то, собиралась обойтись своими силами, зачем устраивать перестрелки в духе бандитских войн?

– Оружие, говорю, какое нравится больше? – колючие глаза холодно взглянули на меня. – Без него я тебя никуда нахрен не выпущу. Так бездарно потерять одну из лучших учениц в группе – меня за яйца подвесят и будут медленно поджаривать. А надеяться только на собственные способности неразумно – ты своих пределов ещё не знаешь, и сколько за раз людей можешь вырубить, тоже, – он наставил на меня палец. – Это только на полевой практике выясняется. Так что насчёт оружия?