Александр Керенский
Гатчина

Полная версия

Из сопоставления рапорта полк. Полковникова с докладом Роговского выводы получились кричащие. Времени более нельзя было терять ни минуты. Нужно было всё бросать и идти в Штаб.

Вместе с А.И. Коноваловым в сопровождении ад'ютантов отправились мы в Штаб, проходя по безконечным, почти не освещённым коридорам и нижним залам дворца, где ложились уже спать бывшие в обычном карауле юнкера… Здание Штаба было переполнено офицерами всех возрастов и рангов, делегатами различных войсковых частей. Среди этой военной толпы повсюду шныряли какие-то никому неизвестные штатские. Поднявшись на 3-й этаж прямо в кабинет командующего войсками, я предложил полк. Полковникову сделать сейчас же подробный доклад о положении дел. Доклад окончательно убедил нас – Коновалова и меня – в невозможности больше полагаться на полк. Полковникова и на большинство офицеров его Штаба. Необходимо было в срочном порядке, хотя бы в последний час, собрать вокруг себя всех оставшихся верными долгу. Нужно было сейчас же брать в свои руки командование, но только уже не для наступательных действий против восставших, а для защиты самого правительства до прихода свежих войск с фронта и до новой организации правительственных сил в самой столице.

В самом Штабе округа было несколько высших офицеров, на которых я мог положиться с закрытыми глазами. Но этого было, очевидно, слишком мало. Я распорядился вызвать по телефону тех, чьё присутствие мне казалось особенно нужным, и просить их явиться в Штаб без замедления. Затем я решил привлечь партийные военные организации П.С.Р.

Мучительно тянулись долгие часы этой ночи. Отовсюду мы ждали подкреплений, которые, однако, упорно не появлялись. С казачьими войсками шли беспрерывные переговоры по телефону. Под разными предлогами казаки упорно отсиживались в своих казармах, всё время сообщая, что вот-вот через 15-20 минут они «всё выяснят» и «начнут седлать лошадей». С другой стороны партийные боевые силы не только не появлялись в Штабе, но и в городе-то не проявляли никакой деятельности. Этот загадочный с первого взгляда факт об'яснялся крайне просто. Партийные центры, увлечённые безконечными переговорами со Смольным, гораздо более рассчитывая на авторитет «резолюции», чем на силу штыков, не удосужились во время сделать соответствующие распоряжения. Вообще, нужно признать, что в то время, как большевики слева действовали с напряжённой энергией, а большевики справа всячески содействовали их скорейшему триумфу, в политических кругах, искренне преданных Революции и связанных в своей судьбе с судьбой Вр. Правительства, господствовала какая-то непонятная уверенность, что «всё образуется», что нет никаких оснований особенно тревожиться и прибегать к героическим мерам спасения.

Между тем ночные часы шли. И чем ближе было утро, тем невыносимее и напряжённее становилась атмосфера в Штабе. Один из преданных и честных офицеров, вызванный мной на работу, отдав себе отчёт в том, что происходит в Штабе, и, в особенности, присмотревшись к действиям полк. Полковникова, пришёл ко мне и с волнением заявил, что всё происходящее он не может назвать иначе, как изменой. Действительно, офицерство, собравшись в значительном количестве в Штабе, вело себя по отношению к правительству, а в особенности, конечно, ко мне, всё более вызывающе. Как впоследствии я узнал, между ними по почину самого полк. Полковникова шла агитация за необходимость моего ареста. Сначала об этом шептались, а к утру стали говорить громко, почти не стесняясь присутствия «посторонних». Безумная идея владела тогда многими умами: без Керенского можно будет легче и скорее справиться с большевиками; можно будет без затруднений создать, наконец, эту, так называемую, сильную власть. И не подлежит никакому сомнению, что всю эту ночь полк. Полковников и некоторые другие офицеры Штаба округа находились в постоянных сношениях с противоправительственными правыми организациями, усиленно тогда действовавшими в городе, как, например, с Советом союза казачьих войск, с союзом георгиевских кавалеров, с СПб отделом союза офицеров и прочими подобного же рода военными и гражданскими учреждениями.

Конечно, эта удушливая атмосфера не могла не воздействовать на настроение всех тех защитников существующей власти, которые были в общении с Штабом. Уже с вечера юнкера, настроение которых с начала было превосходно, стали терять бодрость духа; позднее начала волноваться команда блиндированных автомобилей; каждая лишняя минута напрасного ожидания подкреплений всё более понижала «боеспособность» и у тех и у других.

В седьмом часу утра, переговорив ещё раз по прямому проводу со ставкой Главкосева о всяческом ускорении высылки в СПб. верных войск, так и не дождавшись казаков, которые всё ещё «седлали лошадей», мы с Коноваловым, разбитые впечатлениями этой ночи и переутомлённые, отправились назад в Зимний Дворец хоть немного вздремнуть. Помню, как по дороге нас не раз окружали группы взволнованных юнкеров; помню, как их приходилось успокаивать и раз'яснять все страшные для государства последствия успеха большевиков.

Поднявшись наверх в свои комнаты, я думал сейчас же собрать всю мою переписку, документы и отправить всё это на хранение в верное место. Но тут же я почувствовал, какое тягостное впечатление произведёт вся эта операция на всех находящихся в дворце, и отказался от своего намерения. Таким образом, все бумаги, хранившиеся у меня лично и в некоторой своей части представлявшие значительный интерес, в следующую ночь частью попали в руки большевиков, частью просто исчезли.

Расставшись с Коноваловым, дав несколько неотложных распоряжений «на всякий случай», я остался один и лёг, не раздеваясь, на стоявшую в моём кабинете оттоманку… Заснуть я не мог. Лежал с закрытыми глазами в какой-то полудрёме. Не прошло и часа, как из этого состояния вывел меня фельдегерь, вошедший в комнату с экстренным сообщением. Большевики захватили центральную телефонную станцию и все наши (дворцовые) телефонные сообщения с городом прерваны; Дворцовый мост (под окнами моих комнат) занят пикетами матросов-большевиков; Дворцовая площадь совершенно безлюдна и пуста; о казаках ни слуху, как и следовало, впрочем, ожидать.