Виктор Келлехер
Танцующий в огне
14
При свете костра Айвен помог Орну и Арику сложить остатки мяса буйвола на сани, а потом пошел к небольшому озерцу в скалах, чтобы помыться.
Процесс сдирания шкуры и свежевания вызывал в нем отвращение. Один только вид крови! А вонь! Один раз его чуть не стошнило, но Харно был непреклонен.
– Нельзя так шарахаться от крови, пришелец, – жестко сказал он. – Она несет не только смерть, но и жизнь. Тебе надо научиться этому.
Харно, конечно, был прав. Но все же, как приятно было смыть грязь и снова почувствовать себя чистым, насколько это возможно после такой жестокой охоты и последовавшей за ней кровавой бойни.
Во всяком случае, ему сейчас было гораздо лучше, чем Джози, грустно подумал он и присоединился к сидящим у костра.
Джози все еще была без сознания. Ее положили на подстилку из папоротника чуть поодаль от костра. Леппо, не принимавший участия в разделке туши, сидел возле нее, отвернувшись от света. Время от времени он вздыхал, начинал бормотать обрывки песен, потом снова вздыхал и замолкал. Однажды он поднялся и начал пританцовывать, но со вздохом оставил и это занятие.
– Что он делает? – изумленно спросил Айвен.
– Он хочет песней пробудить ее, – ответил Харно и снова занялся мясом, жарившимся на огне, – а танцем вернуть к жизни.
– Тогда почему он останавливается?
Арик щелкнул языком и презрительно сплюнул в костер.
– Даже дети знают такие вещи, – проворчал он. Харно взглядом заставил его умолкнуть.
– Пойми вот что, парень, – сказал он, стараясь, чтобы его слова не услышал Леппо. – Только настоящий шаман – такой как Льена – может выманить заблудившуюся душу из тех призрачных мест, которые отделяют нас от мертвых. Мы простые охотники. Мы не знаем шаманских песен и танцев, и у нас нет силы использовать их.
– Тогда почему?..
– Сердце желает многого, – ответил Харно. – Вот твое, например. Я наблюдал за тобой у озера. Ты бы вернулся на луну, если бы мог, но без серебристой рыбы с небес ты бессилен сделать это. Вот так же и с Леппо. Без Льены он может только сидеть и смотреть, в точности как ты у озера.
– Но Джози… то есть лунная женщина… она ненавидит его. Она…
На этот раз его прервало насмешливое хмыканье Орну.
– Да этот пришелец совершенно бесчувственный! – сказал он и тоже сплюнул в костер в знак своего презрения.
– Хватит болтать, – утихомирил всех Харно и подцепил кусок мяса с огня. – Вот, отнеси это Леппо, – велел он Айвену. – Это поможет отогреть его сердце. Айвен положил мясо на кусок коры и понес туда, где, скорчившись, сидел Леппо. Но Леппо злобно отшвырнул протянутое ему мясо в сторону.
– Зачем ты посылаешь ко мне эту ингулу? – с горечью спросил он.
Айвен понял это слово: ингулами называли всех женщин.
– Называя его так, ты бесчестишь всех женщин нашего клана, – отозвался Харно.
– А как еще мне его называть? – сказал Леппо и, отвернувшись от Джози, рванул Айвена за ворот рубахи, показав всем талисман птицы, который дала ему Агри. – Посмотрите, что он носит. Женский знак! Я видел его прошлой ночью, когда он спал. Неудивительно, что он не может охотиться.
– Может, они обменялись душами с лунной женщиной? – предположил Орну.
– Кто их знает, этих лунатиков? – добавил Арик и тут же склонил голову, как бы извиняясь, когда Леппо свирепо зыркнул на него.
– Поосторожнее! – проворчал Леппо и вернулся к своему дежурству у неподвижной фигурки Джози.
– И все-таки я считаю, что он не достоин слова «ингула», – настаивал Харно, будто споря с окружающей ночью. – Талисман ничего не значит. У него облик мужчины, и он должен ему соответствовать.
Орну сделал вид, что не замечает Айвена, когда тот снова сел на свое место у костра.
– Так как же нам тогда называть его? Этого мужчину с женским знаком?
– Он по-прежнему безымянный. Арик покачал головой.
– Теперь он даже меньше, чем безымянный. Он – ничто. Он – дена тарун.
В буквальном переводе, насколько знал Айвен, эти два слова означали «тот, кто убегает», «трус». Он придвинулся поближе к огню, потупив взор. Щеки его пылали.
– Да, дена тарун, – согласился Орну. – Или даже хуже. Существо без души. Камень, горсть земли… – Он остановился, подыскивая слово, которое бы в полной мере передало его презрение, и, наконец, нашел. – Он – джали! – На языке древних людей это слово означало «раб».
– Эй, джали, – сказал Арик, пробуя словечко на вкус. – Принеси нам наше мясо. Это все, на что ты теперь годишься.
Но когда Айвен потянулся к огню за мясом, Харно оттолкнул его руку.
– Мы не держим джали, – упрекнул он своих спутников. – Я слыхал о таких людях в долине, за озером, но их обычаи не для нас. – Потом, обращаясь к Айвену, добавил: – Ешь, безымянный. Но помни, что наше мясо – это лишь дар. Оно не твое по праву. Отныне не твое.
– Точно, – согласился Арик и, подцепив себе кусок мяса, с аппетитом вгрызся в него. – Дена тарун не имеет прав.
– А джали не может ничем владеть, – добавил Орну.
Насытившись, они улеглись спать вокруг костра, и уже через несколько минут единственным оставшимся звуком был гул насекомых.
Айвен был слишком подавлен и не мог заснуть. Он смотрел на то же самое небо, что так очаровало его в прошлую ночь, но теперь эта красота не привлекала его. Черные глубины несли только пустоту. Или отчаяние. И не только из-за его позора, который все время будто стоял за спиной, но еще и из-за Джози. Ее тело лежало всего в нескольких шагах от него, а дух блуждал где-то по темным загадочным закоулкам разума, которые он и представить себе не мог.
Еще один тяжелый вздох с той стороны напомнил Айвену, что не спалось не только ему. Он делил ночь с Леппо, который не отходил от Джози с самого окончания охоты. Снова послышались слова из песни Льены, потом вздох – грустный, одинокий звук, который, казалось, улетал в пустоту и терялся среди звезд. Встревоженный состоянием его и Джози Айвен выполз из своего убежища и подошел к тому месту, где в тени сидел Леппо.
Он не ожидал, что охотник обратит на него внимание, и очень удивился, когда тот что-то буркнул – не то чтобы приветствие, но и не проклятие.
– Можно джали посидеть с тобой? – спросил Айвен, намеренно унижаясь перед лицом его горя.
Это, в свою очередь, удивило Леппо. В его глазах мелькнули отблески костра, когда он повернулся к Айвену.
– Ты ее лунный брат, – сказал он смиренно и подвинулся, давая ему место. – Это правильно, что ты тоже скорбишь о ней.
Несколько минут они вместе смотрели на Джози, напрасно выискивая на ее восковом лице признаки жизни. Ничего не происходило. Минуты растянулись в часы, а ее тело оставалось таким же неподвижным, как сама ночь. Молчание нарушил Леппо.
– Скажи мне, безымянный, ее душа отлетела? Она отправилась обратно домой, на луну?
Айвен ответил без колебаний, и на этот раз гортанные звуки языка клана дались ему куда легче, чем обычно.
– Ее дом теперь здесь. Она мне так сказала. Если ее душа покинула тело, то она бродит где-то по долине духов, в вечном лесу, как сказал Харно.
– Так, значит, Харно прав? – В голосе Леппо послышались слезы. – Мы ее потеряли?
Айвен покачал головой, вспомнив свою первую встречу с Джози: как она стояла у трапа корабля и высказывала сомнения по поводу его храбрости.
– Нет, она – борец, – сказал он. – Она так просто не отдаст свою жизнь.
Леппо сходил к крохотному роднику в скалах, набрал полный рот воды и медленно впустил ее Джози в рот.
– Это борьба, – сказал он наконец, – еще продолжается внутри нее?
– Я думаю, да. Смотри, она проглотила воду. Она еще здесь. Тело само по себе не может этого сделать.
Он старался говорить уверенно ради Леппо. Хотя на самом деле вовсе не был уверен, что глотательный механизм что-то значит, подразумевает ли он работу мозга, или это простой рефлекс.
– А, – сказал Леппо удовлетворенно. – Она живет. – Потом, несколько застенчиво кивнув на амулет птицы на шее Айвена, спросил: – Это тебе тотем птицы подсказывает?
– Да, – солгал Айвен. – Голос Льены говорит со мной… через дух птицы.
– Что еще говорит тебе голос?
Айвен поднес амулет к уху, делая вид, что прислушивается.
– Она говорит мне, что… что… Нет, голос слишком слабый, – неуклюже закончил он, не зная, что говорить дальше.
– Это потому, что у тебя тело мужчины, – кивнул Леппо. – Тотем птицы отчетливо разговаривает только с истинной ингулой.
Они снова замолчали, только теперь Айвен не просто наблюдал за Джози, но еще и размышлял, каким образом она проглотила воду. Может, конечно, это и не было решающим знаком, но ведь он может поискать и другие. Например, реагирует ли она на тепло и холод. Или… или… ее глаза! Ведь по ним тоже можно кое-что узнать!
Движимый импульсом, он наклонился к ней и приподнял ее веко. Зрачок, серый и холодный, не двигался.
– Ты ищешь ее душу, безымянный? – с интересом спросил Леппо. – Она там шевелится?
Шевелится! Одно это слово вызвало в памяти Айвена случай, когда его ребенком водили к врачу. Тогда ему тоже осматривали глаза. Он метнулся к костру, вытащил из него горящую веточку и поднес ее к лицу Джози.
На этот раз, когда он приподнял ей веко, зрачок тут же сжался до маленького кружка, а сама Джози застонала и отвернула лицо.
Леппо изумленно выдохнул.
– Льена здесь, – со священным ужасом прошептал он. – Она заговорила через талисман птицы и вернула душу лунной женщины из призрачных долин.
– Да. Она скоро вернется к нам, – облегченно сказал Айвен и снова прислушался к ритму дыхания Джози. Теперь это было дыхание спящего. – Надо дать ей отдохнуть. К утру она будет в порядке.
– К утру? – спросил Леппо, схватив Айвена за руку, когда тот собрался отойти. – Но до утра далеко. Что, если ее лунный дом опять позовет ее?
– Не думаю… – начал Айвен, но Леппо перебил его, снова разволновавшись. – Смотри, – показал он туда, где над кромкой гор показался серебристый диск луны. – Она пришла, чтобы забрать ее домой! Отнять ее у нас! – И не обращая внимания на тихие протесты Айвена, он вынул кусочек серебра в виде капли, тот самый, из-за которого они с Джози дрались много дней назад.
Как и амулет Агри, он был нанизан на тонкий кожаный шнурок. Леппо аккуратно надел его на шею Джози.
– Наши братья в горах называют это лунными слезами, – пояснял он, торопливо завязывая концы шнурка. – Они слишком тяжелы для неба, поэтому падают на землю и никогда не возвращаются. Они удержат ее здесь, с нами. Пока она носит это, ее сердце, как упавшая слеза, будет привязано к земле.
Айвен вовсе не был в этом так уверен, но предпочел ничего не говорить и, оставив Леппо дальше нести свою ночную вахту, вернулся на свое место у костра.
За прошедшее время его собственное положение никак не изменилось. Чувство стыда оставалось, несмотря на разговор с Леппо. Но, по крайней мере, с Джози все в порядке. Ей не суждено умереть здесь, во всяком случае, не сейчас. Может быть, и никогда. Эта мысль была утешительна и сама по себе, но еще означала, что пока он не останется в полном одиночестве. С этим Айвен уснул.
Через несколько часов он проснулся. Ночная темень сменилась серым утром. Лес ниже по склону был погружен в тень, а окружающие валуны с чахлыми кустиками, росшими то тут, то там, едва проступали сквозь туман.
Этот туман угнетал его. Все звуки были приглушенные и доносились будто издалека. Особенно слабо звучали голоса, и ему показалось, что он все еще спит. Потом он заметил две фигуры на гребне холма: одна – плечистая и мускулистая, с длинными волосами, завязанными узлом на затылке, а вторая – такая бледная и тонкая, что казалась призраком.
Когда остатки сна выветрились у него из головы, он признал в этой фигурке Джози, все еще слабую от пережитого потрясения. Она хваталась за что-то на своей шее, безуспешно пытаясь сорвать это с себя.
– Не нужна мне твоя проклятая лунная слеза, – говорила она по-английски. – Забери ее!
– Почему ты проснулась в гневе? – спросил Леппо, удивленный ее тоном, и протянул руку, чтобы успокоить ее.
Она оттолкнула его.
– Держи свои грязные руки подальше от меня! Это была их типичная утренняя стычка. С той только разницей, что Леппо безропотно принимал ее упреки.
– Я не могу драться с тем, кто встал между мной и смертью, – сказал он просто и склонил голову.
– Почему? – спросила она, переходя на понятный ему язык.
– Потому что ты теперь имеешь на меня право. Как рисовальщик в пещере, ты завладела моей душой. Отныне моя жизнь принадлежит тебе. Мы связаны друг с другом.
– Чушь! – разозлилась Джози. – Ты лжешь. Ответил ей Харно, чей голос выплыл из тумана:
– Нет, он говорит правду.
15
В пещере было светлее обычного. В земляной пол воткнули факелы, в свете которых были видны рисунки. А еще здесь было жарко, отчасти из-за факелов, отчасти из-за большого сборища народа – весь клан торжественно собрался у дальней стены, на которой был нарисован леопард.
Из всех изображенных тут животных только леопард был в окружении неандертальских охотников. Они были нарисованы не так реалистично, как животные, скорее напоминали тонкие фигурки из палочек, начертанные углем. И поверх каждой из них было очертание руки.
Кто-то бил в барабан, Льена танцевала свой танец в накидке из перьев, а Харно вручил Джози кисть, сделанную из корневища. Ею она попыталась дорисовать к уже имеющимся фигуркам еще одну.
Айвену, наблюдавшему за ней, ее усилия казались наигранными. И он подумал, не решила ли она устроить посмешище из всей церемонии. Но нет, она казалась серьезной и сосредоточенной. И на то были все основания.
Эта церемония была важным шагом для нее и для всего остального клана, готового поступиться своими традициями и признать ее полноправным охотником.
Двумя мазками она дорисовала к своей фигуре грудь и отступила назад, показывая готовый рисунок. Или почти готовый. Следуя указаниям Льены, Джози набрала полный рот красной охры, прижала одну ладонь к рисунку и одним резким выдохом распылила краску.
Когда она отняла руку, та казалась окровавленной. Такими же были губы. А вот отпечаток ее ладони на стене, напротив, был чистым, как младенец, как след, оставленный ее незапятнанной душой.
– Она наложила свою руку на леопарда и усмирила его, – пропела Льена и потрясла своим бубном перед мордой нарисованного леопарда.
– Назови ее, – пропели в ответ люди, отбивая ногами ритм. – Нареки ее именем.
Барабан утих, и Льена подошла поближе к Джози. В наступившей тишине при свете чадящих факелов ее фигура с ярко раскрашенным лицом и диким пучком волос напоминала маску, сошедшую с одной из стен. Обмакнув руку в красную охру, она провела две кроваво-красные полосы по щеке Джози.
– Знаком его крови я нарекаю тебя, – нараспев сказала она. – Отныне ты Юта, Убийца Леопарда. Это твое духовное имя, и ты не будешь откликаться ни на какое другое.
– Юта, – повторили собравшиеся, – Убийца Леопарда.
Под смех старших и плач испуганных малышей церемония закончилась, и все потянулись к выходу из пещеры на яркий солнечный свет летнего дня.
Костер прогорел до ровного ковра углей, а камни, на которых готовили, раскалились настолько, что зашипели, когда Харно плюнул на них.
– Пришло время для пира, – объявил он и повел всех в меньшую пещеру.
Это была единственная пещера с отверстием в верхней части, напоминавшим каминную трубу. Благодаря ему воздух в пещере проветривался, поэтому именно здесь хранили улов с озера в преддверии предстоящих холодных месяцев. Здесь же развесили вялить мясо убитого буйвола.
Каждый раз, когда Айвен входил в эту пещеру, ему приходилось пересиливать себя: для него запах рыбы был словно стена, сквозь которую надо было пройти. Задержав дыхание, он продержался до тех пор, пока Харно не вручил ему кусок мяса, а потом с облегчением вернулся обратно на свежий воздух, где можно было спокойно дышать.
Пока его глаза привыкали к яркому свету, кто-то подошел к нему и сказав: «Дай сюда, джали», выхватил кусок мяса у него из рук. Но это был не кто-то из охотников, как он подумал сначала, а Тарек.
Это огорчило Айвена даже больше, чем все те унижения, которые ему пришлось пережить с самого их возвращения в то утро. Он уселся в сторонке от остальных, собравшихся у костра в радостном ожидании пира.
Пока они ждали, и запах жарящегося мяса дразняще распространялся по поляне, из ближайшей пещеры появилась Агри. Ради такого случая ее волосы были смазаны жиром и заплетены в косы, а лицо разукрашено голубой глиной. Она остановилась у костра и взглянула на Айвена с сожалением, будто извиняясь за то, что должно было случиться дальше.
Потом, отбивая ногами ритм, она запела песню об охоте.
Судя по красивым рифмам и четкому ритму, это была старая песня. В ней рассказывалась извечная история борьбы и испытаний. Агри изменила ее, вставив имена охотников, и новое имя Джози – Юта – выделялось среди них. О самом Айвене не упоминалось, и он был благодарен ей за это. Хотя он хорошо понимал, что именам трусов или джали не было места в такой праздничной песне.
Агри закончила под рев одобрения, и пир начался. Люди хватали с камней куски жареного мяса.
Айвен бы очень хотел присоединиться к ним. Его влекли и атмосфера счастья, и запахи, от которых текли слюнки. Зная, что его не особенно ждут там, он все-таки поднялся, намереваясь подойти. Его остановили два слова – «дена тарун», – сказанные достаточно громко, чтобы пригвоздить к месту. Потом раздался беззаботный смех, который мог быть вовсе по другому поводу. Но это уже не имело значения. С пылающими щеками он покинул пир и отправился к озеру.
Усевшись на песок, он стал обдумывать свое положение и пришел к выводу, что оно – хуже не бывает. Единственным утешением служило то, что он выжил. Это укрепляло его в той полунадежде, что ему не суждено умереть здесь, и его жизнь должна проходить где-то в другом месте, в других временах, среди людей, больше похожих на него самого.
Сейчас он ухватился за эту мысль, как никогда прежде. Однажды корабль вернется за ним. Если придется, он заставит его появиться. Вот только как?
Ответ пришел совершенно неожиданно. Что там Харно говорил о Леппо, когда они были в горах?
В своем сердце он танцем вернет ее к жизни. Почему бы не сделать то же самое с кораблем?
Нет! Это абсурд. Это смешно! Этим можно впечатлить первобытного человека, но только не такого, как он: цивилизованного и рационального.
Однако он не удержался и посмотрел вокруг, не наблюдает ли кто-нибудь за ним. В конце концов, несколько притоптываний в песке ничего не значат. Ну, так как там Льена начинала свой танец?
Он отчетливо представил ее и, копируя, согнул обе руки, подняв их, наподобие крыльев, на уровень плеч. Накидку из перьев пришлось просто вообразить. Как, впрочем, и позвякивание косточек в волосах, которые отрасли настолько, что, спадая налицо, закрывали его от яркого солнечного света.
Поначалу он чувствовал себя неловко, руки и ноги были непослушными и не гнулись. Но по мере того как росла уверенность, он все больше втягивался в танец. Мысленно он все время представлял корабль и вскоре совершенно забыл о реальности. Ему казалось, что он парит между небом и водной гладью озера… Он грациозно двигался по песку, разворачивался, будто ища место для посадки. Зайдя по щиколотку в воду, он промчался по мелководью, оставляя за собой фонтан брызг. Когда они улеглись, успокоился и он.
Айвен и сам не знал, как почувствовал ее присутствие, но иллюзия танца как-то вдруг рассеялась. Откинув назад волосы, он увидел ее. Агри. Она с любопытством наблюдала за ним из-за деревьев.
Потом она осторожно спустилась к нему на берег.
– Ты хочешь, чтобы она появилась? – спросила она, показывая на широкую гладь озера.
Айвен сделал вид, что не понял.
– Она? Что ты имеешь в виду?
– Серебряная рыба с неба, – просто ответила Агри. – Как ты ее называешь… корабль. – Она с трудом выговорила незнакомое слово и, когда ей это удалось, рассмеялась, от чего тяжелые черты ее лица оживились.
Айвен с недоумением взглянул на нее.
– Как ты догадалась, что я делал?
Она снова рассмеялась, но на этот раз над его глупостью.
– Это был хороший танец. Он мне рассказал всю историю прихода корабля яснее слов. Именно таким и должен быть танец – историей для всех.
– Да уж, история, – согласился он с внезапно подступившей горечью, перейдя на английский. – Ею она и останется. А в реальности его ждать нечего.
Агри уселась рядом с ним и взяла его за руку.
– Что это за лунные звуки ты произносишь? В них я слышу только печаль. А после такого танца ты должен испытывать радость.
– Радость? По какому поводу? – спросил он на понятном ей языке. – Я не вижу никакого корабля, Я все думаю, что он прилетит, но этого не происходит.
Она снова рассмеялась.
– Прилетит. Иногда приходится ждать больше года, а иногда одну-две луны. Но, в конце концов, она всегда прилетает. Если ты внимательно посмотришь в пещере духов, то увидишь ее изображение на стене.
– Охотники нарисовали ее? – удивленно спросил Айвен. – Зачем?
– Затем же, зачем они рисуют буйвола или антилопу. И видишь – сработало. Корабль удалось задобрить. Он оставил нам вас в подарок.
– Подарок? Ты считаешь меня подарком?
– Так считает Льена. И я тоже, – застенчиво добавила она. – Льена считает, что вы останетесь с нами навсегда, но иногда во сне я вижу, что ты уходишь. – Она помолчала и вздохнула, совсем как Леппо в ту ночь в горах. – Эти мои сны, – неуверенно продолжила она, – они правильные? Ты покинешь нас однажды?
– Джо… то есть Юта хочет улететь, – сказал он, уходя от ее вопроса.
– Нет, – она выразительно помотала головой. – Юте дали имя. Теперь ее судьба здесь. Луна и тамошние люди скоро выветрятся из ее памяти. Вот увидишь.
– А моя судьба? – спросил он, и в голосе его опять слышалась горечь. – Мне тоже дали имя. Меня назвали ингулой, деной тарун, джали. Это значит, что я тоже должен остаться?
– Это не имена, – ответила Агри, – это оскорбления.
– Да уж, можешь мне не рассказывать, – согласился он, но сказал это по-английски.
Агри нахмурилась, удивившись его тону.
– Так мои сны неверные? – с надеждой спросила она и прижала его руку к себе. – Ты проведешь свою жизнь среди нас?
Сквозь тонкую кожаную накидку он почувствовал упругость ее груди и резко отдернул руку, удивившись тому, что она его волновала. Пару секунд он не мог думать ни о чем, кроме насмешливых замечаний Джози по поводу варварской внешности Агри. И, тем не менее, вот оно… вот!..
Повернувшись к ней, Айвен заставил себя критически оглядеть низкие надбровные дуги и тонкую искусную татуировку, ее сальные, заплетенные в косу волосы, ее ширококостную фигуру и несоразмерность рук и ног. Но он чувствовал, что задержался в прошлом уже слишком долго. Как бы он ни старался, он не мог назвать ее уродиной или даже простушкой. Уже не мог. И он подозревал, что если кто-нибудь показал бы ему сейчас его собственное отражение, то именно себя бы он счел невзрачным.
Он поспешно попытался скрыть то изумление, которое его охватило, но было поздно, его лицо выдало его.
Прижавшись своим лбом к его, Агри прошептала:
– Так ты снова придешь ко мне во сне? – А когда он не ответил, добавила: – Поверь мне. В конце ты обретешь имя. Настоящее. То, которым можно гордиться.
– Но мне здесь нет места, – простонал Айвен. – Корабль – моя единственная надежда.
– Нет. Где-то тебя ждет имя. И, может быть, Большая Охота. Я знаю.
Большая Охота? Он услышал новые слова, но Агри снова прижала его руку к своей груди, и в этот момент он не мог думать ни о чем другом. Об этом да еще о гнетущей пустынности озера.
– Вот увидишь, – шепнула она, когда Айвен прижался к ней. – Тотем птицы защитит нас, как он всегда защищал наш народ. Поверь ей, и однажды она дарует тебе имя, с которым не стыдно жить.