Катя Соболева
Нигде, никогда, вероятно
За мужчинами в очередь стали выстраиваться и другие пришедшие. Дождь будто стих, и гремело уже где-то вдалеке, за лесом. Рита поняла, что больше ей здесь делать нечего, и поехала домой. Дождик накрапывал, она объезжала лужи а по последней, самой большой перед тем как свернуть на участок, она проехала на всей скорости.
Глава 4.
Бабушка обернулась на стук калитки.
– Рита, ну что? Опять все переругались?
– Почти, – ответила Рита, прислоняя велосипед к стене дома. – Решили всё-таки собирать деньги. Точнее, он за всех решил.
– Кто – он? Бабушка шагнула через грядку, где у нее вместе с петрушкой, укропом и мятой колосились сорняки.
– Смотри, какие пупырчатые! На ладониу бабушки лежали два пузатых огурца. Люда дала, у нее уже выросли. Так а кто – он?
Рита уже вошла в дом. Бабушка поспешила за ней.
– Рита, что-то мне не нравится как ты себя ведешь. Надо отвечать, когда взрослые спрашивают.
“Какие такие взрослые, – подумала Рита, – и почему нужно звать их на помощь, чтобы просто сказать неприятную вещь?”
– Сторож этот! Сказал что деньги всё равно будем собирать, а дальше я не стала слушать и поехала. Есть что поесть?
– Вот так, сказала бабушка, недовольно поджимая губы; как только что-то надо от бабушки, так сразу есть что поесть. А когда бабушка спрашивает, так нельзя нормально ответить.
– Да я уже ответила, бабуль! – миролюбиво сказала Рита, и ушла мыть руки. Ей не хотелось продолжать этот диалог, который она знала как закончится. Бабушка наговорит ей неприятных слов о ней самой и о маме, а потом уйдет в свою комнату смотреть телевизор. А с утра будет демонстративно молчать и громко ставить тарелки на стол. А потом к обеду повеселеет и будет так, как будто она не говорила ей ничего и не ругала маму.
Бабушка ушла в кухню и стало слышно, как загудел газ. За окном темнота грозы отступила, но ее сменила темнота спускающейся ночи. Несильный ветер колыхал занавеску. Вот кто-то прогремел кастрюлями на соседнем участке; вот мяукнул кот; вот стучит по асфальту мяч – мальчишки идут с озера; Рита забралась с ногами в старое кресло, и задумалась о том, что она видела днем. Вот она вошла в магазин. Ничего странного не заметила? Спросила она сама себя и ответила – нет.
– Рита, ты сосиски будешь?
– Буду. – Рита на мгновение вырвалась из воспоминания и залетела обратно.
Значит так, – начала она шепотом, садясь в кресло в углу комнаты – я вошла в магазин, всё было как обычно; радио ещё это дурацкое. Инна Ивановна всегда слушает странные какие-то треки. Потом я выбрала мороженое, эскимо как обычно, заплатила. Дальше что? Спустилась, подняла велосипед. Повесила на руль сумку и тут увидела, что за кустами по дороге к магазину идет мерзкий Казимир (Рита называла его только так и не иначе, это был его вечный титул).
Решила спрятаться, пока он не уйдет. Потому что он вечно задает глупые вопросы и мерзенько улыбается, как будто проверяет. Дальше я хватаю велосипед и тащу его за дальнюю стену магазина, в тень. Там никто не ходит и с дороги меня не видно.
Потом Мерзкий Казимир вошел в магазин. Я прокралась вдоль стены – меня точно никто не видел, самое пекло, все дети с бабушками на озере, а остальные пережидают дома – и встала за закрытой створкой двери в магазин. Там точно не было никого кроме Мерзкого Казимира. И когда он вышел через заднюю дверь во двор – туда подъезжает обычно машина с продуктами, может он решил что Инна Ивановна там – я пробралась к прилавку и забрала сканворд. Инна Ивановна там на полях что-то писала, мне надо было посмотреть, что.
Быстро спряталась обратно к стене. Казимир вышел, я подождала еще пару минут и поехала в другую сторону – дорогой в объезд, вдоль озера.
– Рита, что ты там бормочешь? Иди есть!
Бабушка громко зазвенела тарелками, как она всегда делала, когда хотела показать, что выбивается из сил, и надо бы ей помочь.
Рита вскочила с кресла и ринулась на веранду.
Бабушка громко расставляла тарелки и кидала столовые приборы на стол так, чтобы они как можно звонче падали.
– Всё готово, сколько тебя можно ждать? – раздраженно сказала она.
В такие минуты Рита знала, что лучше не попадаться ей под руку. Или под ногу. Как бы то ни было, в такие минуты лучше было взять велосипед и уехать на пару часов кататься или на пляж. Но вечером, тем более во время ужина, этот способ не действовал. Поэтому она молча села на стул и постаралась представить, что вокруг нее – зеленая стена из вьюнка, малинового, белого и фиолетового. И красивая, и прочная – сквозь нее никакие бабушкины слова и звон тарелок просто не пролетают. Застревают в листьях.
