Катерина Траум
Твой любимый фамильяр
Ещё несколько долгих и бесконечно приятных минут Анни лежала на его твёрдой груди, медленно привыкая ощущать себя такой защищённой. Принадлежащей не в том смысле, что ей требовалось подчиняться, свободной совершать любые дикости вроде сегодняшней. Нет, всё же природа делала её другой. Уверенной. Пальцы Элая рассеянно развязали шнурки на косах, и по плечам рассыпались длинные влажные волосы, в которые он явно не без удовольствия запустил руку.
– Мне определённо нравится твоя смелость сегодня, – первым нарушил он эту умиротворяющую тишину. – Надо почаще выбираться на свежий воздух. Ты тут и правда выглядишь счастливей.
– Нет, это из-за тебя у меня теряется всё благоразумие. В академии меня бы четвертовали уже за то, что я тебя касаюсь.
– Ты всерьёз? – неожиданно заинтересовался Элай. – В академии всё-таки есть казни?
– Мм, не совсем, – Анни замялась, поймав его вопрошающий взгляд. Ей не очень приятно было вспоминать о методах наказания, особенно сейчас. Пытаясь скрыть замешательство, она принялась вычерчивать на его груди узоры кончиками пальцев.
– Анни, это не праздное любопытство. Я обещал, что проведу там проверку, и кажется, откладывать уже некуда. Расскажи, что ты помнишь, помимо того, что я видел в твоей голове.
Она с сомнением покусала губу. Не в её характере было жаловаться. Да и от вопросов вполне можно было бы уклониться. Помня о его откровенности утром, подумалось, что наводить лишние стены недоговорок – плохая плата.
– Мы рождаемся не беспомощными младенцами, как люди, а сразу маленькими девочками, – туго сглотнув, начала она несмело. – В оранжерее. Оттуда нас переселяют в общий сад, и начинается обучение. Слушаться нужно беспрекословно. Наказывают… сразу. Даже младших, которые ещё ничего не понимают и осваивают речь. Самое простое – розги, карцер без еды и солнца, запрет на сон. Упрямых ставят коленями на крупу и подвязывают руки к потолочной балке. Приучают к ожогам, заставляют бегать по раскалённым плитам, чтобы следы были только на пятках. Нельзя портить товарный вид. Наверное, самое дрянное, что доводилось мне – та рубашка из огонь-травы и ошейник, – затихла она и передёрнулась.
– Ошейник? – подтолкнул её продолжить глухой голос Элая.
– Железная штука с шипами вовнутрь. Походишь в такой день и напрочь теряешь желание перечить.
На лугу стало ужасно тихо. Анни всё не поднимала глаз, не желая, чтобы в них он увидел отголоски той боли. Она выросла среди неё. Это нормально. Это просто надо было пережить, чтобы научиться быть покорной системе. И тем страшней переступать через вбитые под кожу порядки. Будто прямо сейчас из-за ивы выглянет дубовая трость мадам Вальтц, и ошейник снова окажется на теле.
– Что ж, посмотрим, как эта штука будет смотреться на шее старой потаскухи, – нарочито холодным тоном заключил Элай, но Анни ощутила, насколько он на самом деле зол. – Давай-ка поторопимся. Кажется, у нас сегодня есть неотложные дела.
***
После быстрого завтрака и слегка преувеличенно пустых разговоров – об отношениях между самими эйфири, их садах и первых днях жизни, о вкусах эмоций у разных людей – Элай, казалось, удовлетворил своё любопытство и перенёс их обратно к особняку, на мощёную дорожку к воротам. Ощущение, что пытался продлить что-то хорошее, не спеша снова оказаться в самом доме. Анни тоже было грустно возвращаться, и на её потухший взгляд он поспешил заверить:
– Это не в последний раз. Мы можем там бывать постоянно, – Элай мягко приподнял её голову, коснувшись подбородка, а затем заправил за ухо прядь ещё не до конца просохших после купания волос, вызвав приятные мурашки.
– Было бы здорово.
Добавить что-то ещё не получилось. Громко скрипнула резная дверь в дом, и на мраморное крыльцо практически вытолкнули незнакомого Анни невысокого мужчину в алой военной гимнастёрке.
– А я повторяю вам: господин не распоряжался о гостях! – грозно пыхтел Уолт, пытаясь закрыть дверь перед носом незнакомца.
– Калеб? – удивлённо окликнул его Элай, и тот победно взмахнул железной рукой:
– Вот! Я же говорил, что он меня знает, старый ты плешивый баран, – раздражённо мотнув головой, он поспешил сбежать с крыльца и встать в стойку со сложенными на спине руками: – Приветствую, куратор. Ну, все дела, сам в курсе, гип-гип-ура…
– Брось, – фыркнул Элай на эту попытку соблюсти официоз. – Какими судьбами здесь? Винд всё же хочет твою шкуру?
– Перехочет. Нет, я к тебе… по личному вопросу, – он вопросительно взглянул на Анни, и та опомнилась, приседая в неловком реверансе перед незнакомым магом. – О, ещё одна дохера услужливая.
– Это Аннабель, мой фамильяр, – Элай вдруг уверенно взял её за руку, будто пытаясь показать, что её отличало не только человеческое имя. Среди его эмоций она ощутила новую – пряную, резкую и похожую на сушёные травы. Неужели ревность? – Анни, это Калеб Делавер, солдат корпуса тета-пять.
– Делавер? – ахнула она, тут же вспомнив поучительную историю о том, почему нельзя смешивать разные стихии. С уважением посмотрела на его протез.
– Ты смотри, какая сообразительная мелюзга. Привет, козявка, – подмигнул он ей, а затем переключил внимание на Элая. – Слушай, я придумал, как подкопаться к Торну. Ты же не хочешь скандальных обысков в его доме, верно? А для прямых обвинений такой высоко сидящей жопы нет никаких доказательств. Нужен предлог, чтобы появиться в его халупе и поболтать по душам. Так вот, у мудака есть дочка на выданье – такая же жаба, как её мамаша, и если кто-то вроде тебя сделает заинтересованный вид…
– С чего ты взял, что я вообще собирался тебе помогать? – усмехнулся Элай на такое неприкрытое воодушевление, и Калеб мрачно замолк на полуслове. – Да, я сказал, что у меня есть вопросы к Торну, но это не значит, что я буду дурить ему голову, лишь бы он чего сболтнул о пропаже Рами.
Анни в происходящем понимала мало, как и в самом разговоре. Однако ни капли враждебности в воздухе и вкусах не улавливала, скорее всё тот же азарт и откровенное веселье. Будто прозвучала шутка, не предназначенная для неё.
– Да просто… Мне показалось, ты мог бы слегка сдвинуть это дело с дохлой точки, – вздохнул Калеб и поморщился. – Ладно, я не так понял. Звиняюсь за беспокойство, – не успел он сделать и двух шагов к воротам, как Элай его остановил, едва сдерживая улыбку:
– Слишком быстро сдаёшься, боец. Мне нравится твоя идея найти подход к Торну через дочурку, но хочу услугу за услугу.
– Да что угодно, – с готовностью развёл руками Калеб. – Если Рами ещё жива, и мы впрямь можем её отыскать, то я хоть твоим вторым фамильяром стану.
– Мне понадобятся лишние руки, когда я буду собирать улики против одной старой потаскухи. Железная рука пригодится точно.
Часть 9. Спичка
Рабочий кабинет старого особняка значительно преобразился. Дело было не столько в чистом окне и царящем на полках стеллажа порядке, сколько в оживлённой атмосфере. Элай быстро дописывал разрешающую грамоту для Калеба, в которой назначил его компетентным представителем собственного имени. Анни же заметно нервничала и теребила кончик одной из кос, не сводя с пера в руках Элая обеспокоенного взгляда. Невозмутимым казался разве что Калеб, который сидел в кресле и безразлично курил, пока ему объясняли суть дела.
– Что будет делать любой накосячивший чиновник, когда к нему придёт неожиданная проверка? – решил Элай закрепить созревший у него план и выжидательно уставился на Делавера.
– Начнёт спешно прятать все косяки в дальний чулан и закапывать курительную травку, – понимающе хмыкнул тот и кивнул на уже подписанную бумагу на столе. – Итак, пока ты будешь отвлекать начальство и изображать внезапную ревизию в академии, я захожу с чёрного входа…
– С этой грамотой тебя пропустит любая стража, – кивнул Элай, радуясь его сообразительности. Всё же выбор помощника точно был верный. – Кинешь привратнику пару серебрушек, чтобы он не стал никого оповещать о твоём приходе.
– У задних ворот сидит только старый Юджин, ему плевать на дела мадам Вальтц. Мы с девочками даже пару раз уговаривали его принести нам фруктов из города за самодельные игрушки для его внука, – робко вмешалась Анни и тут же спешно опустила взгляд, расправляя несуществующие складки на платье. Всё же внимание сразу двух магов для неё выносить явно было непросто.
– Допустим, – Калеб пожал плечами и затушил окурок в пепельнице. – Значит, моя задача проследить, куда метнутся крысы и что именно начнут закапывать?
– Не только. Мне нужно нечто вещественное. Доказательства того, что с эйфири обращаются не просто строго, а бесчеловечно. Орудия пыток, письменные распоряжения о наказаниях, если такие есть. То, что я смогу кинуть отцу на стол, чтобы потребовать отставки Вальтц и пересмотра положения вещей, – Элай тут же подумал про пресловутый ошейник и тяжело вздохнул. Даже представлять подобную штуку на худой шейке Аннабель было мерзко.
Неприятный укол злости он быстро перенаправил, поджигая внутренний фитиль у бруска сургуча. Сложив грамоту втрое, дождался, пока красного воска накапает на сгиб достаточно, а затем припечатал собственным перстнем с саламандрой, не снимая его с пальца. После того, как из-за одной оплошности случилось столько дерьма, Элай вовсе наложил на свои руки несколько заклинаний, так что теперь снять перстень можно было только разрубив сустав.
– Интересно получается, – задумчиво свёл брови Калеб, принимая готовую грамоту. Бережно сунул её за пазуху. – Значит, наказывать фамильяров по-твоему плохо. А сжигать нарушителей устава в армии – в порядке нормы?
– Не сравнивай наёмников, которые согласились рисковать жизнью за золото, и девчонок, с рождения не имевших выбора. Новобранцы знают условия и знают, на что идут. К тому же всегда имеют право развернуться и уйти в гражданские. А эти девчонки бегают по раскалённым плитам просто потому что рождены в цветах. Ты бы так не говорил, если бы видел сам, насколько эйфири не принадлежат себе.
– Честно говоря, я с фамильярами дела не имел, – Калеб скользнул колким взглядом к Анни и через пару секунд с удивлением признал: – Козявка, а ты симпатичная. Хотя глаза эти странные, жуть. Сдаётся мне, не просто так тебя вопрос её свободы заволновал, да, Элай? – будто в подтверждение всех предположений Анни густо покраснела, и Калеб понимающе усмехнулся.
– Кончай угорать, у нас тут серьёзное дело планируется, – попытался одёрнуть его Элай, хотя сам давил улыбку.
– Да-да, я-то кончу, ты бы там сам…
– Давайте не будем отвлекаться, пожалуйста, – вдруг вздёрнула подбородок Анни, и Элай легко уловил на секунду вспыхнувшую в кошачьих глазах желтизну. Однако у него никакого ощущения, что чем-то с ней поделился, не возникло. Зато Калеб задохнулся очередным смешком и моментально посерьёзнел.
– Кхм. Что за нахер? – он посмотрел на Анни чуть удивлённо, а затем на его лице мелькнул очевидный интерес: – А это мощно. Козявка, а ты так у кого угодно можешь эмоции таскать? И прямо до дна?
– У хозяина проще, но да, если маг не успел поставить защиту, то у кого угодно. А если добраться до физического контакта и хорошенько постараться, то можно надолго сделать из любого мага бревно без чувств. Попробуешь? – она криво улыбнулась и многозначительно подняла руку, помахав пальцами.
– Охренеть. Нетушки, спасибо. Кажется, прежде чем лезть к твоим подружкам, стоит обновить стрелы…
– Стоп, – одёрнул его Элай, откровенно наслаждавшийся развернувшейся сценой. Для него способности эйфири открытием не были, но то, что Анни наконец-то не боялась защищаться в ответ на чужие нападки, вызывало огромную гордость за неё. – Никто не должен пострадать, ясно? Калеб, можешь угрожать моим именем, если тебе не захотят отпирать какие-то двери, но я очень надеюсь, что ты появишься в академии так же незаметно, как и исчезнешь.
– В таком случае, мне не помешает хотя бы план самого здания. Куда топать?
– Кладовая у карцера, это цокольный этаж южного крыла здания. Найдёшь без проблем, а если заплутаешь, любая эйфири может показать дорогу… Если уговоришь. Захвати пару яблок и выбирай из младших, они в карцере сидят чаще, – Анни поморщилась.
– Было бы проще, если бы ты пошла со мной и проводила, – справедливо заметил Калеб, но Элай отрицательно покачал головой:
– Нет. У меня на неё другой план. Во-первых, я хочу появиться там с ней, как с равной. Зашуганным девчонкам не повредит увидеть, что можно быть не ручным зверьком мага, а кем-то большим. Во-вторых, такое явно возмутит её любимую наставницу, и всё внимание будет приковано к нам. А значит, у тебя будет больше шансов пробраться незаметно. Пусть Анни сама решит, где она будет более полезна, – он вопросительно взглянул на неё и поднялся из-за стола, незримо подталкивая к очередному самостоятельному решению, а не приказу.
Она задумалась, нерешительно покусала губы. От румянца на её невинном личике Элай невольно вспомнил, на какой части его тела эти губы смотрелись лучше всего, и вдохнул поглубже. Анни хитро улыбнулась, встречаясь с ним взглядом. Нет, мысли читать она точно не могла. Но почти наверняка уловила, о чём он сейчас вспомнил.
Вопрос с её воспламеняемостью однозначно опасно откладывать даже на день.
– Калеб и впрямь найдёт дорогу без меня, это не сложно. Мне было бы интересно снова увидеть мадам Вальтц… Хотя я подозреваю, что она не будет мной довольна.
– Как раз вызвать её недовольство мы и хотим, – подбадривающе улыбнулся ей Элай и приглашающе протянул открытую ладонь.
***
Бывать в академии Элаю доводилось всего пару раз, ещё когда встречался с Алестой. Даже за несколько десятилетий это место почти не изменилось: всё тот же огромный особняк посреди города с высокими круглыми башнями и разбитый вокруг пышный сад. Не так много существовало мест, которое бы маги защищали от возможности пространственного перемещения: на то требовалось провести довольно сложный ритуал с амулетами из чистых рубинов, которые затем располагали по всему необходимому для защиты периметру. К тому же, рубины нужно было регулярно перезаряжать, подпитывая энергией жизни мага. Даже в столице закрытых зон Элай знал не так много: корпусы для солдат, второй и выше этажи резиденции отца, самые дорогие постоялые дворы и некоторые дома знати. Сам он для собственного удобства не потрудился закрыть даже спальню – к чему тратить на это дерьмо силы, если всё равно спит с ножом, и вряд ли кто решится напасть ночью на самого сильного мага дома огня. Разве что самоубийца.
Академия для эйфири была закрыта от перемещений полностью – Элай чувствовал это через сами ворота и высоченный каменный забор. Стены звенели от магии, и впервые подумалось, что подпитывать их должен был кто-то достаточно могущественный. Или тупой, раз не жалко тратить такое бешеное количество сил просто на то, чтобы никто не мог появиться внутри неожиданно.
– Держись уверенно, – проинструктировал он Анни, выпуская её руку и одёргивая рукав официального бордового кителя. – Я хочу, чтобы студентки увидели, что представительница их вида спокойно шагает с наследником вровень. Им это нужно.
– Мадам Вальтц хватит удар, – хмыкнула она в ответ, но головы не опустила, смело смотря на запертые ворота.
Словно прекрасно уловив его настрой, Анни сегодня надела тёмно-алое платье с длиной до колена и открытыми плечами, вдобавок украшенное вышитым чёрным цветочным орнаментом. Она и так казалась Элаю абсолютно неземной сущностью, а в таком виде неизбежно приковывала к себе взгляд даже случайных прохожих на оживлённой улице. За их спинами во всей своей красе гудел Фартаун, с пыхтением паромобилей и дымом заводских труб, со снующими по своим делам горожанами и запахом свежеиспечённого хлеба из булочной через дорогу. Погода испортилась, и утреннее солнце сменилось кучными серыми облаками, предвещающими дождь.
– Идём, – вздохнул Элай, шагнув вперёд и постучав в ворота с помощью тяжёлого медного кольца.
Моментально приоткрылось небольшое окошко, в котором мелькнула рожа толстощёкого привратника. Заплывшие глаза широко распахнулись вместе с его ртом, от неожиданности потерявшим дар речи. Лицо наследника знала каждая шавка не только города, но и большей части континента.
– Долго я ждать буду? – закатил глаза Элай, изобразив неудовольствие, и привратник тут же заверещал:
– Ща! Сию секунду! Сэр… ля, милорд… Ага, открываю!
За воротами завозились, отодвигая засовы, и спустя минуту академия пропустила Элая и Анни внутрь, на широкий мощёный дворик. Тучный мужичок у ворот обливался семью потами, без умолку засыпая гостей вопросами:
– А вы какими судьбами? А чего вот так, не предупредив? А это же наша, ага, из последнего выпуска? А мадам позвать? А…
– Бэ, – одёрнул его Элай и достал из кармана пару серебрушек, небрежно кинул их в спешно подставленные ладони привратника. – Рот закрывай и беги, зови начальство. В полном составе.
– Так того… На занятиях все изволють, – стушевался мужичок, однако монеты спешно сунул в карман растянутых и не очень чистых штанов.
– И прерывать учебный процесс даже из-за самых высокопоставленных гостей мы не станем, – неожиданно громыхнул над двором твёрдый, властный голос, знакомый Элаю по сну Аннабель и по былым визитам в дом несостоявшейся жены.
Он поднял голову: стуча дубовой тростью по каменным ступеням, с крыльца спускалась высокая, хоть и заметно горбящаяся женщина. На первый же звук слегка скрипучего старческого голоса Анни испуганно дёрнулась и тут же встала, сложив руки за спину и почтительно присев в реверансе. Элаю даже почудились мурашки на её предплечьях, и он невольно нахмурился, терпеливо ожидая, пока мадам Вальтц пересечёт двор.
Странно, что от первого взгляда на неё у него возникла не злость, а бесконечное удивление. От воспоминания Анни прошло в лучшем случае года три, а Вальтц внешне постарела на все тридцать. Сморщенное в печёное яблоко лицо, глухое тёмно-синее платье в пол без каких-либо украшений и значительно поредевшие седые волосы, собранные в хилый пучок. Лишь глаза те же – колкие, змеино-зелёные, с презрительным прищуром посмотревшие на длину подола алого наряда бывшей воспитанницы.
– Добрый день, мадам Вальтц, – холодно поздоровался Элай, лихорадочно соображая, почему грымза стареет настолько стремительно. – Хотя для вас бы я его добрым не назвал.
– Это угроза, Элай? – проскрежетала она в ответ, нисколько не обеспокоившись и лишь скривив губы. – Я думала, унижения моей семьи с твоей стороны закончились, ещё когда ты разорвал помолвку. Но теперь ты взял у меня лучшую воспитанницу и позоришь её отвратительным поведением и мою академию, и мою дочь. Что ж, не могу не оценить: это была отличная, хоть и очень подлая месть. Узнаю школу Альбара…
– А вы большая выдумщица, если думаете, что все эти вещи взаимосвязаны, – не удержался от смешка Элай и многозначительно кивнул на развесившего уши привратника: – Кажется, нам есть, что обсудить. Не найдётся ли в вашей хреновой богадельне чуть более приватного угла?
– Мне нечего с тобой обсуждать, крысёныш. А эту двуличную дрянь, которую ты привёл сюда, я даже видеть не хочу. Ты на моей территории. И я смело могу сказать тебе – проваливай ко всем драконам, – она требовательно и гулко стукнула тростью о брусчатку, и Анни вздрогнула всем телом, опуская голову.
Элай сам не знал, почему не злился. Возможно, незаметно помогала Анни, а может, просто потуги старухи выглядеть максимально грозно лишь смешили. Он наконец-то понял, отчего она так жалко выглядит: рубины. Рубины по периметру всей академии заряжены именно её магическими силами и, скорее всего, не первый год. Она истощена настолько, что лишь стучать палкой и остаётся, да срываться на студентках в своих извращённых наказаниях. Ему сейчас достаточно дунуть пламенем в её сторону, и эти дряхлые кости вспыхнут, как гора хвороста.
Он поднял правую руку и сделал шаг вперёд, не отрывая от напрягшейся старухи уничтожающего взгляда и поигрывая пальцами. Между ними змейкой взвился яркий живой огонёк, слабо потрескивая и накаляя перстень с саламандрой.
– Вот это точно было зря, старая карга. Давай-ка я тебе объясню, в какой заднице находишься и ты, и твоя жалкая академия. Мне плевать на личные счёты с твоей семьёй, и на твою ебливую дочурку тоже глубоко плевать. Я здесь только как наследник дома, куратор армии и, в конце концов, твой будущий правитель. Ты желаешь оказать сопротивление представителю власти? – преувеличенно невинный вопрос, неспешно обходя Вальтц по кругу и продолжая играть послушным огоньком в руке. Она не шевелилась, лишь дышала всё громче от своей злости.
– Нет, – процедила она сквозь зубы единственно возможный для неё ответ.
– Прекрасно. И как представителя власти меня интересует исключительно то, что ты тут творишь с маленькими фамильярами. Раскалённые плиты, ошейники, огонь-трава…
– Что ещё наплела тебе эта маленькая дрянь? – возмущённо прошипела Вальтц, буравя змеиным взглядом замершую Анни. – Ты – пошёл вон! – гаркнула она на привратника, и тот с испуганным писком ретировался в будку у ворот, пока искра не прилетела по заду. – А ты… Подними голову, когда я с тобой разговариваю, паразитка!
Элай даже подумать не успел, как огонёк сорвался с его пальцев и раскалённой удавкой скользнул на шею старухи. Где-то сверху донеслись топот десятков маленьких ног и возбуждённые шёпотки – смотреть наверх было некогда, но с окончанием занятия на второй этаж академии высыпали студентки, теперь во все глаза наблюдавшие за сценой во дворе.
– Паразит здесь только ты, – прошипел Элай, затягивая удавку туже и перекрывая Вальтц воздух. Она с выпученными глазами хватала его остатки ртом, безуспешно пытаясь нащупать пальцами правой руки огонь на шее, пока что не обжигающий, а лишь давящий, как верёвка. – Или попросту сумасшедшая тварь, пытающая невинных девочек ради собственного больного удовольствия. Как тебе самой, нравится, когда твоя боль приносит удовольствие кому-то ещё?
– Ты… не… посмеешь, – выдавила Вальтц, серая кожа её лица уже медленно синела от давления.
– Посмею. Если захочу. Но ты права в одном: я не ты, и не стану мучить бессильную жалкую умирающую старуху потехи ради, – Элай сжал кулак, и огонь подчинился, рассыпавшись в дым.
Вальтц закашлялась, заметно качнувшись: остаться на ногах ей помогла лишь трость, над которой она сгорбилась ещё сильней. Она отчётливо дрожала, и на секунду её едва не стало жаль. Зато когда Элай всё же вскинул голову и посмотрел на сгрудившихся у окон и на балконах академии тощих и бледных девочек в одинаковых белых платьях, решил, что всё делает верно. Десятки пар глаз маленьких эйфири были полны откровенной радости, а так радовать мог только униженный враг.
Аннабель тоже наконец-то посмотрела на каменные стены своего бывшего дома, и увиденное, кажется, заставило её выпрямиться и перестать трястись. Её взгляд скользил по растерянным и счастливым лицам студенток, и впервые она подала голос: робкий шёпот, едва слышный из-за нарастающего гомона:
– Я не паразит. Никто из нас.
– Громче, Аннабель. Пусть они тебя слышат, – кивнул ей Элай, но его перебила откашлявшаяся Вальтц, разворачиваясь к академии лицом и заорав в лёгкой панике:
– Воооон! Пошли! Все! Вон, грязные, никчёмные твари!
– Смотрите, как она нас боится, – громко перебила эти визги Анни, и голоса эйфири начали стихать, слушая уже её, а не стучащую в бессильной ярости тростью наставницу. – Может, поэтому у неё никогда не было фамильяра? Потому что ей страшно, что она будет от кого-то зависеть, хотеть чей-то помощи. Мы не паразиты и не слуги. Мы союзники магов, а не их рабы. Весь ритуал связки рождён лишь страхом предательства, ведь таким, как мадам Вальтц, есть, чего бояться. Нас.
– Закрой рот! – взвизгнула старуха, рванувшись было к ней с горящим в змеиных глазах желанием придушить, но Элай вновь поднял руку, угрожающе размяв пальцы:
– Когда мой фамильяр хочет что-то сказать, она говорит. Не тебе затыкать ей рот.
– Меня учили подчиняться так же, как и вас, – на секунду дрогнувшим голосом продолжила Анни, и девочки на балконе слушали её, замерев. – Учили стоять на коленях с самого появления на свет. Врали о том, для чего мы рождены, и врали даже о нас самих. Заставляли терпеть боль, чтобы знала своё место. Только оно не за магом и не у его ног. А рядом. Помогая друг другу без угроз или принуждения, без приказа. Я не его собственность, и это правильно. И я очень хочу этой же свободы для вас.
– И она будет. Слово наследника, – улыбнулся ей Элай, едва не светясь от гордости за её слова. Обещание даже не зашуганным девчонкам на балконе, а лично Аннабель. – Советую паковать чемоданы, мадам Вальтц. Очень скоро вся эта академия изменится до неузнаваемости, так что таким древностям, как вы, тут делать будет нечего.
Посчитав представление достаточным, он подошёл к Анни и предложил ей согнутый локоть. Она послушно приняла этот жест, который сопроводили всё громче нарастающие голоса девочек-эйфири, шокированных тем, что уходят незваные гости именно так. Лишь у самых ворот их спины нагнал хриплый, скрипучий смех мадам Вальтц:
– Глупый высокомерный щенок… Ты не гордость Альбара, ты – его самая большая ошибка!
Пока привратник спешно отворял засовы, Элай позволил себе оглянуться через плечо и усмехнуться ей в ответ:
– Скажите это ему лично. А заодно научите, как вырастить идеального ребёнка… Или идеальную шлюху, – шаг за ворота позволил не дослушивать остальных полетевших вслед оскорблений. Едва оказавшись за границей академии, Элай тут же жарким столпом пламени отправил их с Анни домой.
***
На столе в большой пустующей столовой лежали откровенно пугающие предметы. Только что развеялся последний дым за Калебом. Благодаря устроенной Элаем и Анни шумихе он без проблем сумел добыть все нужные доказательства, и, торопясь вернуться в корпус тета-пять, спешно ретировался, напоследок взяв с Элая слово, что тот теперь поможет с поисками Рами. Найденные им в каморке у карцера вещи вызвали оторопь, а у Анни – и вовсе какой-то ледяной ступор.
– Это… Что-то новенькое, – она провела кончиками пальцев по здоровенным стальным щипцам и вздрогнула. – Неужели из-за того, что на том приёме мы задели госпожу Алесту, девочкам стало доставаться ещё сильней обычного? – всхлипнув от такого понимания, Анни рухнула на стул и устало опустила голову в ладони.
– Сегодня мы дали им надежду, – уверенно отозвался Элай, пытаясь отвести взгляд от шипастых ошейников, кожаной плети-девятихвостки и ужасающе крохотных сандаликов, утыканных россыпью тонких гвоздей изнутри. – Ты её дала. Они посмотрели на тебя и увидели, что не обречены жить так вечно, не обречены терпеть. Этих доказательств вполне достаточно, чтобы завтра же я мог потребовать у отца отставки Вальтц под угрозой обнародовать всё это в газетах. Если получится – я бы хотел лично курировать все дальнейшие дела академии, чтобы понемногу ломать эти рабско-приказные порядки касательно эйфири. Это будет не сразу, но непременно будет.
Анни не отвечала, и он подошёл ближе, подбадривающе опустил ладони на её худенькие замёрзшие плечи. По полупрозрачной поблёскивающей коже прошли мурашки от тёплого касания. Элай действительно гордился тем, что сегодня она бросила вызов своим страхам, но в голове будто вертелась одна и та же глупая мысль, от которой никак не получалось отделаться после громких слов Анни в адрес её сородичей.
– Прекрати, пожалуйста, – тихо попросила она, и звук гулко разлился по пустующей столовой. Анни запрокинула голову, встречаясь с ним взглядом, и васильковая синева казалась подёрнутой туманной дымкой. – Ты снова за что-то себя винишь. И я… пьянею.
– Я не специально, – усмехнулся он, наклонившись, чтобы провести губами по её тут же порозовевшей щеке. – Просто подумал, что из-за нашей связи ты уже никогда не будешь по-настоящему свободна. Ритуал не обратим. Но виноват я даже не в этом, а в том… что мне это слишком нравится, – он прикрыл глаза, глубже вдыхая лавандовый запах нежной кожи. Больной ублюдок. Борется за свободу той, которую уже не отпустит, и сам это прекрасно понимает. Лицемерие у династии в крови?
Где-то за высокими окнами и витражным стеклом шумно забарабанил дождь, на который природа решалась целый день, но прорвало сгустившиеся тучи лишь к самому вечеру. В столовой стремительно темнело, и Элай привычно позволил крохотной части сил утечь, чтобы под потолком слабо замельтешили шарики огня. Его руки осторожно поглаживали открытые плечи Анни, и отвлекаться не хотелось совсем. Казалось, что от каждого касания слышал, как учащался её обычно совсем медленный пульс. Близко. Тонкая венка прямо под губами. Хотелось не целовать, а съесть.
– А если я скажу, что мне нравится быть несвободной, потому что я несвободна именно с тобой?
Смысл странной и запутанной фразы дошёл до Элая не сразу. Но спустя один глубокий вдох лаванды он довольно улыбнулся, неспешно скользя руками вдоль тела Анни всё ниже, доходя до скрытой плотной алой тканью груди. Она хотела этого. И она сама так решила. Большего трудно желать: большего не может и быть, не для них. Элай давно не верил в возвышенные слова и великие чувства, придуманные дамскими романами, а сама Анни выросла в мире, где отсутствие боли – уже наивысшая благодать. Он лишь знал, что она нужна ему. Сейчас, всем своим хрупким и так заметно трепещущим от его касаний телом. Ночью, разумом, разделяя его сны и превращая кошмары в то, что душа способна вынести без новых трещин. Утром, чтобы снова проснуться среди обезоруживающе сладких цветочных запахов с невесомой ладошкой прямо над уже-не-совсем-его сердцем.
Если их связь стала её пожизненной клеткой, то Элай обрёл в васильковых глазах долгожданную свободу. Воздух. Вкус.
– Вишня, – тихо прошептала Анни, и её голос едва было слышно из-за шума дождя снаружи особняка. – Когда ты думаешь обо мне, это всегда вишня. Когда хочешь… коснуться, это мёд и солнце. Сладкое. А утром на лугу…
Она прервалась на рваном вдохе, потому что его руки мягко сжали её грудь через ткань, взвесили аккуратные полушария в ладонях. Элай прошёлся губами вдоль венки на девичьей шее и остановился на точке пульса, с жадностью втянув в себя кожу. Лишь пробуя, перекатывая новый вкус на языке. И тоже подумалось о полевых цветах и солнечном утре, когда позволил любопытной девчонке изучать себя без преград. Она не дышала так долго, что у него самого закололо лёгкие.
– Продолжай, – попросил он, сжав её грудь чуть сильней, наслаждаясь ощущением мягкой плоти в ладони. – Утром это было похоже на?..
– Шоко… лад. Как бы ты назвал… эту эмоцию? – Анни послушно откинула голову на спинку стула, прикрыв глаза в удовольствии. Её податливость будила в Элае какие-то совершенно животные инстинкты: словно если не заклеймит и без того принадлежащую ему душу метками от своих губ, то утро уже не наступит, а мир сгорит к хренам безо всякой магии.
