Катерина Траум
Твой любимый фамильяр
Часть 5. Маскарад
День начинался так приятно, что когда с погружением Фартауна в сумерки пришлось натягивать смокинг, Элай недовольно ругался себе под нос.
– Дурацкие пуговицы, – суетливо дёрнув ящик прикроватной тумбы, он закатил глаза, а затем щёлкнул пальцами, искрой призывая Уолта.
– Запонки у меня, сэр, я брал их для чистки, – моментально сунулся в приоткрытую дверь спальни нос услужливого старика.
И всё же странно звать его стариком – он на добрые полста лет моложе самого Элая. Просто магических сил Уолта с рождения хватало лишь на мелочи вроде пространственного перемещения и подогрева котлов с водой. И уж точно не на долгую жизнь, которая к восьмидесяти годам выкрасила голову серебром и согнула спину. Элай вздрогнул от странного ощущения дежавю.
В двери почти пустого учебного класса робко заглядывает старый слуга в скромном коричневом жилете. Мнётся долгую минуту, но Леон спокойно кивает ему, разрешая прервать занятие, рассчитанное лишь на одного ученика.
– Господин, леди Розалинда послала узнать, во сколько вы освободитесь, чтобы сопроводить её на рынок…
– Передай моей дражайшей сестрице, что она сама в состоянии добраться до рынка, я ей не извозчик, – зло огрызается Элай, вскидывая на него презрительный взгляд. – Чего стоим? Пшёл к драконам!
Испуганно дёрнувшись на мелькнувшие в чёрных глазах искры, слуга хлопает дверью и исчезает. Нет, он не виноват, что у наследника никак не получается нарисовать график перепада температуры для котла паромобиля. Но злость куда-то выплеснуть надо, её вообще слишком много в совсем юном теле. К парте подходит Леон, задумчиво поглаживая рыжую бородку с пробивающейся сединой.
– Упор лёжа и тридцать отжиманий, – спокойно командует он, захлопывая учебник перед носом Элая.
– За что?!
– Пятьдесят. Ещё слово, и будет семьдесят. Закрепим материал по арифметическим прогрессиям. Может, так ты научишься не грубить людям зря.
– Но я – наследник дома, а это – жалкий слуга!
– Так и я тогда тоже, мм? Меня тоже можно послать? – Леон окидывает его откровенно насмешливым взглядом, прекрасно зная ответ. Что заслужил уважение уже простым фактом: он единственный, кто имеет смелость не поддаваться Элаю в шахматы.
А потому – упор лёжа, на кулаки, с обречённым кряхтением. Тут же получив указкой по плечам и по пятой точке:
– Зад не отклячивай! Наследничек…
– Спасибо, – сморгнув непрошенное воспоминание из детства, Элай забрал у Уолта коробочку с фамильными серебряными запонками, но когда тот собрался было скрыться в коридоре, уточнил: – Аннабель готова, не знаешь?
– Сейчас проверю.
– Не стоит. Сам за ней схожу. Не вздумай только ждать нашего возвращения, ложись отдыхать. Разве что приготовь, пожалуйста, дров для камина Анни, – мысли Элая так скакали с одного на другое, что даже Уолт вопросительно поднял бровь, и пришлось уточнить: – Мне кажется, она мёрзнет.
– Как будет угодно, сэр. Приятного вечера вам и леди, – старик покинул спальню, и Элай постарался вдыхать поглубже, пока рассеянно застёгивал на рукавах запонки.
«Мёрзнет». Ему так казалось, потому что ночью вжатое в матрас маленькое тельце было ледяным от ужаса. Он явно её напугал, и утром только добавил бедной девочке страхов своими двусмысленными заявлениями. Не скажешь же прямо: «Милая, поднимись с колен, иначе кабинет сейчас сгорит. Потому что мне до одури хочется намотать твои косы на кулак, запрокинуть эту хорошенькую головку и целовать собственноручно порезанную шею».
Это противоестественно, это шло вразрез со всеми годами вкручиваемыми Леоном под кожу убеждениями, но именно демонстрация чёткого низа и верха их отношений возбудила Элая до горящих вен. Так же, как ночью билось под языком желание слизать каплю крови с молочной кожи, словно он поехавший маньяк. Хорошо, что хватило выдержки побыстрей отправить Анни подальше.
Надо было сбежать в ближайший бордель. Сделай заказ – и перед тобой точно так же встанут на колени самые красивые девушки, лишь выбери и ткни пальцем. А потом наблюдай за ужасом отрицания в глазах, потому как слухи о наследнике ходили такие, что перед ним не дрожали только члены семьи. И, когда-то – учитель, заменивший вечно занятого отца, никогда так и не зачатого брата и уже медленно стареющую без должного уровня сил сестру. В васильковых глазах Анни же не было никакого стремления противно лебезить или бояться его приближения. Напротив, нутро чётко шептало Элаю: она сама этого хотела, тянула его магнитом.
Выйдя в коридор, он постарался избавиться от сумбура чувств, которые вызвали мысли о последних сутках, о завтраке в приятном обществе среди запахов клубники, кофе и лаванды. В конце концов, предстоит тот ещё парад лицемерия, и удачная маска безразличия на лице не помешает. Ему нравилось думать, что появление в компании фамильяра покажет всем ханжам новый тип отношения к системе. Леон бы одобрил. Учитель вообще терпеть не мог классовое и расовое неравенство: может, поэтому никогда не было субординации между ним и Элаем, а Леон был и останется единственным другом.
У дверей спальни Анни он остановился, а затем уверенно постучал. Открыли ему почти в ту же секунду, словно она послушно ждала под порогом, когда её позовут.
– Доброго вечера, – она приветливо улыбнулась, как утром, когда ела клубнику за его столом, и дар речи всё-таки исчез.
Потому что стараниями модистки выглядела Анни великолепно, абсолютно под стать настоящим леди. Хрупкую фигуру облегало серебристое платье на тонких бретелях, атласными акцентами подчёркивая грудь. Пышная воздушная юбка из слоёв полупрозрачной тафты была приличной длины ниже колена и сверкала вышитыми серебряными нитями звёздами и полумесяцами. Волосы Анни заплела в толстую хитроумную косу, а царапину на шее прикрыла, подвязав атласную ленту с маленьким бантом на левую сторону. Изящно и достаточно, чтобы избежать вопросов.
Если бы не было так похоже на ошейник.
– Кажется, я перестаралась, да? – порозовела она, став ещё притягательней, потому что Элай всё ещё не сказал ни слова, с удивлением отмечая про себя её ненавязчивую, природную красоту, получившую достойную оправу. – Ты хотел, чтобы я выглядела, как человек…
– Кхм. Да. Это просто идеально, – он неуклюже помялся, но всё же зашёл в её спальню, не дожидаясь приглашения, которого всё равно не будет. – Я должен модистке чаевые. Только вот ткань… слишком лёгкая.
– В каком смысле? – посторонившись, Анни сделала торопливый шаг к зеркалу в деревянной раме, нервно расправила юбку. – Я ещё могу сменить наряд…
Элай с интересом взглянул на её спину, и благодаря открытым плечам смог различить деталь, которая вызвала у него наибольший интерес, когда он днём изучал старую книгу о биологии её вида. На поблёскивающей коже виднелись сиреневые узоры, складывающиеся в будто нарисованные крылья на плечах и уходящие за ткань. Буквально крича о магической природе эйфири. Теперь, увидев это вживую, ему ещё больше хотелось дотронуться. Провести пальцами вдоль каждой прожилки почти стрекозиных крыльев… и вдоль позвоночника. Так, чтобы это маленькое тело вновь охватила дрожь.
Блядские драконы, не надо было читать тот сухой справочник, совсем не передающий красоты Аннабель, зато упорно пытавшийся каждой строчкой вызвать отвращение к её виду, сравнивая эйфири то с глупыми животными, падкими на хороший корм, то с насекомыми и кровососущими паразитами. После прочтения мерзкая, хоть и поучительная книга варварским образом сгорела, вспыхнув на его столе сама собой. Вместе с картинками о строении почти – но всё же не человеческого – тела.
– В том смысле, что до резиденции отца мы отправимся отсюда, а не пешком по грязи или в паромобиле. И мне будет непросто уследить за тем, чтобы твоя юбка не вспыхнула, как свечка.
– Мне не опасно так путешествовать, если я не в твоём кармане или в шкатулке? – Анни зябко поёжилась от такой перспективы.
– Нет. Просто доверься и дай мне руку.
Она явно колебалась, но затем всё же подошла и вложила в его раскрытую ладонь свою, тут же утонувшую в его руке. Элай сжал тонкие холодные пальцы покрепче, а затем представил себе не самое любимое из мест – огромный и шикарный дворец детства, круглый фонтан на мощёной площадке перед ним. Сад и розовые кусты, яркие орхидеи. Почему-то мысль о них смыло воспоминание о другом оттенке алого: нежных губах, кусающих спелую клубнику, а затем открыто улыбающихся ему одному.
Может, именно это помогло сосредоточиться на том, чтобы ни один язык объявшего их с Анни огня не лизнул её платья. Тело привычно закололо, перенося их к тому самому фонтану, и в уши ворвался знакомый плеск воды. Короткий запах гари смыло волной цветочного благоухания и свежестью летнего вечера.
– Ух ты, – восхищённо прошептала эйфири, оглядываясь на смену окружения с возрастающим шоком в васильковых глазах. – Это невероятно! Раз – и уже в другом месте!
– Ты как ребёнок, – усмехнулся Элай и нехотя выпустил её руку, с интересом наблюдая за такой непосредственностью. – Это же базовый навык, даже самый захудалый маг может перекинуть себя хотя бы в пределах своего дома, как Уолт. Если ему не лень напрягаться.
– А как далеко можешь ты? – Анни послушно зашагала с ним к высокому мраморному крыльцу резиденции, и по брусчатке стучали её каблуки.
– Пробовал миль на тридцать во время войны. Но когда добрался, просто упал без сил и проспал сутки – толку от меня тогда не вышло, – он сам же усмехнулся над своим тогда ещё наивным энтузиазмом, с которым вбухивал энергию в такое никчёмное дерьмо. От мага, тем более носящего звание куратора армии, должно быть больше проку в бою, потому и не сильно-то использовалась возможность перемещения в пространстве, особенно на большие расстояния и без чёткой точки назначения. Паромобиль куда безопасней, а на крайний случай и при отсутствии дорог можно по старинке, на лошадях.
Куратор армии… Должность, введённая после войны специально для него. Создавать видимость участия наследника в управлении, ведь невольно заработанное в глазах солдат уважение достаточно ценная штука. В условиях же мирного времени государственные дела Элая сводились к разрешению редких конфликтов среди военных людей, мастер-классам для солдат покрепче и плановым визитам в казармы для проформы – чтобы никто не расслаблялся. И всегда только страх в глазах да лебезящий тон. Нет больше того, кто не поддастся в шахматы.
От упоминания войны восторг с лица Анни смыло, а может, она просто уловила его грусть, связанную далеко не с кошмарами магических сражений. По её просьбе он не стал вновь закрывать сознание, когда натягивал положенный случаю чёрный смокинг. Его в принципе здорово удивило, что она сумела ночью пробить годами наращиваемую оборону от вражеского проникновения. Кажется, если среди магов огня в данное время нет никого сильней будущего правителя, то среди эйфири Анни была сильнейшей. По настойчивости уж наверняка. И по тому, с каким любопытством пыталась поймать его взгляд, прежде чем решилась на вопрос:
– Тебе вчера снилось это? – тихо пролепетала она, и её ресницы затрепетали, как будто ей хотелось стыдливо закрыть глаза от собственного своеволия. – Война?
– Нет, мне снился сегодняшний вечер, – криво отшутился он, кивнув на высокие двустворчатые двери, распахнутые в ожидании неспешно стекающихся внутрь резиденции гостей: благородных дам в ярких нарядах, министров в галстуках-бабочках. – Потому что это будет отвратительно, но мы сбежим сразу же, как позволят приличия.
Едва они взошли по ступеням, привратники у дверей в почтении склонили головы. Хорошо, что не стали рассматривать Анни слишком долго, и не заметили, кто перед ними помимо наследника. В открывшемся взгляду просторном вестибюле тихо переговаривались гости, среди которых Элай узнал высокого мужчину с узковатым лисьим лицом – министра финансов, Хайдена Торна, пришедшего с объёмной супругой в абсолютно пошлом бархатном платье, мешком натянутым на телеса. Коротко кивнув им, Элай на всякий случай приглашающе согнул руку в локте для Анни, но она не спешила приблизиться.
– Тебе лучше держаться за меня, если не хочешь, чтобы какой-нибудь привратник решил, что ты пробралась на приём одна, – шепнул он ей, и она послушно выполнила указание. Казалось, её худенькая рука вообще ничего не весила.
– Почему этот господин так странно смотрит на нас? – едва слышно прошелестела Анни, заметив удивление в глазах Торна.
– Потому что впервые за тринадцать лет я пришёл не один, – откровенно слукавил Элай, но тут на них оглянулась жена Торна, и от возмущения её рот открылся так, что все три подбородка сложились жирной стопочкой.
– Добрый вечер, – широко улыбнулся Элай такой реакции – на которую, по сути, и рассчитывал. Лишив дара речи министра и его супругу, он смело потянул Анни за собой в парадный зал: – Идём, милая, не будем заставлять людей ждать.
Кажется, от слова «милая» жена Торна едва не хлопнулась в обморок, а сам Хайден тихо прошипел им в спину:
– Совсем рехнулся… Альбара удар хватит от такой мерзости.
Как раз чтобы увидеть, к чему приведёт такой жест доброй воли в сторону подчинённой расы, Элай всё и задумал. Но когда они с Анни вошли в заполненный народом гомонящий парадный зал, уже на пятом их почти синхронном шаге голоса стали стихать. Огромная хрустальная люстра на расписанном фресками потолке осветила огненными шариками уверенно идущего вперёд наследника и его сегодняшнюю пару. Замерли, прижавшись к стенам, официанты, разносившие закуски и шипящие бокалы. Толпа гостей медленно расступалась, отшатываясь от Элая с откровенным недоумением в глазах. Анни крепче прижалась к нему, красноречиво сжав пальцами рукав его пиджака, находя единственную защиту от едва ли не скалящихся вокруг змей. В зале стоял запах сигаретного дыма, паров хмеля и жуткой какофонии из парфюмов.
– Здравствуй, сынок, – вышел к ним навстречу Альбар, сменивший алую мантию на бордовый смокинг. – Рад, что ты заглянул на наше небольшое сборище, – он широко раскинул руки и улыбнулся, словно не замечая, как все окружающие следят за их встречей и с придыханием ждут громкого скандала. Будто разворачивающийся спектакль.
– Рад, что получил на него приглашение, – спокойным светским тоном отозвался Элай, играя свою роль. Он давно не пытался найти на лице отца настоящих эмоций: если чему и стоило у него поучиться, так это стальной выдержке. Ни искры в таких же чёрных, как у него самого, глазах. Ни малейшего неудовольствия, словно выходка не стоила внимания.
Когда у тебя всего один наследник, его авторитет автоматически равен и твоему собственному.
Альбар вальяжно подошёл ближе, попутно махнул одному их застывших парнишек-официантов:
– Налейте-ка нам выпить по такому случаю. Не каждый день празднуется годовщина триумфа моего сына над пузыреголовыми, и не каждый день маг заводит фамильяра. Мои поздравления, – он демонстративно кивнул Анни, которая словно вжалась в комок под его тяжёлым взглядом и попыталась вырвать руку у Элая, но он лишь предупреждающе прижал её ближе. – Ну а то, что ещё не успел научить эйфири сохранять приличный облик в высшем обществе… Простим его на сегодня, правда же, господа? – Альбар хохотнул, и его с готовностью громким смехом поддержали министры, а вслед за ними и их сверкающие драгоценностями пары.
Обстановка заметно полегчала. В свободную руку Элая под шумок сунули бокал со сладким шипящим хмельным настоем огнецвета, а с другого конца зала незнакомый остроносый маг даже крикнул:
– Веди её сюда! У нас тут соревнование, ставка – пять серебрушек!
Элай невольно глянул на небольшой стол за его спиной и сильней сжал челюсти. На столе в ряд стояли в своей уменьшенной форме эйфири, замершие в разных позах, как миниатюрные статуи. Он знал про эту игру. Чей фамильяр вперёд пошевелится – тот проиграл…
Он залпом опрокинул в себя настойку, не дождавшись тоста от отца, и отставил бокал на поднос официанта. Анни взволнованно повернула к нему голову, явно уловив то, как Элай сдерживался от одного – чтобы не вспыхнула в венах лава от этой злости, чтобы не загорелось вместе с его кожей её платье. Если одежда мага всегда была защищена от такого, то её юбке хватит искры, и эти самые искры уже горели в обсидиановых глазах. Элай лёгким пёрышком на затылке, дуновением лавандового воздуха ощутил, как из него очень кстати забрали лишнюю злость, позволив сохранить спокойный тон.
– Моего фамильяра зовут Аннабель, – громко провозгласил он, заглушая всеобщий смех и смотря отцу прямо в глаза. – И она будет играть только в те игры, какие ей самой покажутся забавными.
– Ты дал этому созданию человеческое имя? – уже на пару октав тише прошипел Альбар, нервно дёрнувшись. Благо, возобновившийся шум болтовни и звона бокалов позволил хоть каплю привата для таких слов: – Элай… Я думал, ты перерос это ребячество. Неужели война тебя ничему не научила?
– О, как раз война за свободу угнетённого народа и научила меня не быть угнетателем.
Это был вызов – вызов, в котором Альбар бы не смог привести правильные аргументы, тщательно не обдумав стратегию, дабы не быть обвинённым в лицемерном поводе недавних войн. Любое его слово готовы подхватить газетчики и разнести, извратив суть. Долгое противостояние взглядов закончилось очередной маской, натянутой опытным правителем, не желающим устраивать прилюдных ссор:
– Что ж, развлекай… тесь. Кажется, должность куратора армии оставляет тебе слишком много свободного времени, если ты тратишь его на пустую игру с фамильяром. Когда стоит заниматься более важными вещами вроде продолжения династии.
На это шипящее стариковское бурчание Элай ответить не успел. Слегка качающейся, нетрезвой походкой зал пересекла статная леди с аккуратно убранными наверх чёрными волосами и с меховой накидкой на плечах. Подмигнув Элаю, она положила унизанную бриллиантовыми кольцами руку Альбару на плечо и легонько сжала:
– Милый, оставь его в покое. Я ещё даже не поздоровалась со своим сыном, а ты уже прилюдно выясняешь отношения! – икнув, она улыбнулась и протянула: – Элай, мой хоро-о-оший, как ты замечательно выглядишь, как посвежел! Вот если хотите моё мнение – да плевать, как фамильяр одевается и какое имя получает. Лишь бы работу выполнял, – но на Анни госпожа Ильдара даже не посмотрела, одаривая вниманием только единственного сына. Совершенно пьяным, показушным вниманием, словно ей хоть когда-то было дело до него, а не до сверкающих побрякушек и кутежей.
– Здравствуй, мама, – он постарался не закатить глаза на её очевидно смазанные настоем огнецвета бредни и быть по-светски любезным. – Выглядишь прекрасно.
– О, спасибо! – хихикнула она, с кокетством поправляя причёску. – Не ссорьтесь, мальчики. И вообще, где музыка?
Ильдара требовательно щёлкнула пальцами, и зал заполнили звуки живого оркестра из угла, а на разборки правящей семьи совсем перестали обращать внимание. Спешно утянув мужа открыть начало танцев, она подала пример другим парам закружиться в традиционном вальсе.
– Это всё было ужасной идеей, – тихо прошептала Анни себе под нос, послушно отходя вместе с Элаем к креслам с бархатными спинками.
– Если это заставит хотя бы кого-то задуматься о том, какое положение занимает твой народ в нашем обществе, то это уже было не напрасно, – Элай тяжело вздохнул, проследив за немигающим взглядом Анни, направленным на столик с игроками в «замри». – Но этого слишком мало, чтобы я мог прекратить подобное без угрозы расшатать отношения со всем кабинетом министров. Мне жаль.
– Я не понимаю, о чём ты сожалеешь. Порядок заложен с незапамятных времён: есть господа, и есть слуги. Причём это устраивает обе стороны, как видишь, – она кивнула на светящуюся от радости беловолосую эйфири, которая выиграла пари и принимала аплодисменты публики. Её хозяин – тот самый остроносый маг – сгрёб со стола серебрушки в бархатный мешок и одарил своего фамильяра одобрительным кивком. Она засияла ещё ярче, послушно забираясь в небольшую шкатулку, и даже отсюда Элай мог видеть её сузившиеся желтоватые глаза. Что ж, радость победы мага здорово её покормила. Симбиоз в действии.
Только у Элая эйфири в шкатулке вызвала острую ассоциацию с тем, как в детстве ловил мотыльков и таскал их в коробочке, в кармане, пока к вечеру мотылёк не сдыхал. Как половина присутствующих господ спокойно носила фамильяров в небольших стеклянных брошках-колбочках, прикалывая к одежде.
– У тебя просто искажено понятие свободы, – Элаю захотелось поймать взгляд Анни, в котором видел сильное смущение уже тем, что они стоят и болтают, как равные. – Это как с кофе: ты его не пробовала, и потому даже не знаешь, понравится ли тебе. Но тем, кто вырос свободным, существование подобно фамильярам будет невыносимо. Маги видят в вас послушных ручных зверюшек, которыми можно без проблем пожертвовать в случае чего, и даже за убийство получить только смешной штраф. И ты не видишь в этом проблемы?
– Мне не положено видеть в этом проблему, – тихо отозвалась Анни с грустным смешком. – Я знаю своё место.
Она явно хотела что-то добавить, но вздрогнула и прикусила губу: прямо за её спиной громко рассмеялись два молодых парня, потягивающих настойку. Элай смутно признал в одном из них кого-то из сынков министра внутреннего правопорядка – у того их было уже трое, что для мага редкостная плодовитость. Только, судя по всему, мозгов досталось не каждому.
– Ого, – присвистнул парень, хищным взглядом облапывая фигуру Анни и останавливаясь на её плечах с сиреневыми прожилками крыльев. – Такую мошку я бы точно научил вести себя с господами.
– Забудь, Нат: не еби единорога, – презрительно фыркнул его друг, и они заржали в голос над удачно применённой поговоркой.
«Не еби единорога, а то проткнёт яйца» – так народная мудрость магов звучала целиком. Даже ребёнок знал, что совокупление с волшебными существами не доведёт до добра.
– Рты закрыли, оба! – скрипнул зубами Элай на такое откровенное хамство, предупреждающе поднимая руку с занесёнными для щелчка трещащими от искр пальцами. – А то урок манер будет уже для вас!
Парни испуганно переглянулись и предпочли тихо ретироваться к бархатному диванчику, но до ушей Элая всё же донеслось их возмущённое угрозами шипение:
– Рехнулся…
– Ты зря портишь мнение о себе из-за меня, – вздохнула Анни, проводив их взглядом. – Поверь, в академии я слышала вещи и похуже. «Паразитами» профессора нас звали не в желании оскорбить.
– Твоим профессорам я точно скоро устрою головомойку. Или прожарку, – мерзость окружения уже настолько давила, что Элай с тоской глянул на двери из зала, раздумывая, насколько вежливо было бы сбежать прямо сейчас. Пока Анни не выслушала ещё какого-то дерьма из-за его бессмысленной попытки сломать систему в одиночку.
Но этот вечер не спешил закончиться так скоро. Элай застыл, смотря на то, как через сверкающие золотом двери неспешно проходит кто-то абсолютно ослепительный. Или ослепляющий. Невысокая девушка, двигающая плавной кошачьей походкой даже на тонких каблуках. Смуглая кожа создавала контраст с непослушной гривой светлых кудряшек, обрамляющих точёные плечи. Скромное на первый взгляд тёмно-синее платье в пол украшено мелкой россыпью сапфиров на лифе, совпадающих по оттенку с прозрачностью льдисто-голубых глаз.
– Грёбанные драконы, – обречённо выдохнул Элай, потому что Алеста моментально отыскала его лицо в толпе и одарила долгим взглядом, от которого кишки перевернулись трижды. Сначала – и он ненавидел себя за это чувство – было восхищение. Идеальная леди. Идеальная будущая замена Ильдаре… К чему, видимо, она и стремилась так долго. Второй эмоцией стала горечь – комком в горле, дёрнувшимся кадыком. Кадрами из прошлой, довоенной жизни, когда они давали друг другу клятвы верности прямо в розовом саду, среди орхидей, под шум фонтана.
– Я люблю тебя. Только тебя, – шёпотом на ухо, прижимаясь всем телом.
Ложь.
Третьим, что охватило его целиком и смыло всё это в черноту, стала ненависть. Ненависть к одному только пряному запаху духов, который появился в носу ещё до того, как Алеста прошествовала прямиком в его сторону, не прекращая улыбаться, будто рада его видеть.
– Элай? – обеспокоенно позвала Анни, вероятно, почувствовав творящуюся внутри него бурю. – Что происходит…
Она обернулась, столкнувшись взглядом с Алестой, и почтительно посторонилась. Хорошему фамильяру даже здороваться с господином нельзя первой. И госпожи это касалось не меньше. Но та словно вовсе не заметила её, с улыбкой проворковав:
– Добрый вечер, милый. Так любезно было со стороны твоего отца прислать приглашение, – от её голоса у Элая прошла дрожь по рукам. Потому что он прекрасно и слишком живо представил себе, как этим самым голосом лживая сука стонала под своими любовниками, пока он тонул в устроенных магами воды ловушках, учился спать с ножом и жёг людей заживо. Пока он грыз зубами землю и рыдал как дитя на покрытом тиной теле Леона.
– Или ты просто заявилась безо всяких приглашений, потому что тебе в этом доме не рады, Алеста, – как можно безразличней отозвался он. Сам удивился спокойному голосу, и только сейчас понял, что молчаливо склонившая голову Анни давно аккуратно стряхивает с него лишние эмоции и желание спалить эту самую блядскую гриву кудрей. Его сил вполне бы на это хватило: в поединке магов одной стихии всё решали природа и навык.
Наверное, он единственный в мире был в силах сжечь даже Альбара.
– Как грубо, – совершенно не смутившись, надула губы Алеста и откинула назад волосы, обнажая изгиб шеи. Вероятно, ей это казалось соблазнительным. – Мы так давно не виделись. Неужели ты до сих пор на меня в обиде?
– Нет, я до сих пор не понимаю, какого блядского дракона ты не свалила из столицы, как я тебе настоятельно советовал.
В голубых глазах вспыхнул злой огонёк, но моментально сменился маской дружелюбия. Подумалось, что она тоже пришла с фамильяром – уж не в тугой корсет ли сунула свою крохотную Би, служившую хозяйке добрых лет десять? Алеста подошла ближе, и Элая замутило от запаха её духов, когда-то казавшихся дурманящими. Этот взгляд из-под опущенных ресниц, эта внезапно опустившаяся на плечо рука… Будто она так уверена в своей привлекательности, что одно лишь декольте способно заставить забыть абсолютно всю причинённую боль.
– Элай, будь уже разумней, прошу. Я дала тебе время побеситься и подумать. Ты был не в себе после войны, ты потерял друга и так некстати услышал пару сплетен про меня. Но теперь пора мыслить здраво: я единственная леди достаточно знатного рода с таким уровнем сил, который позволит стариться почти синхронно. Тебе не будет нужды жениться дважды или трижды, как старику Салавату. И со мной точно не будет скучно настолько, что придётся тащить на приём под видом пары всякую грязную мошку, – усмехнулась она уголком ярко-алых губ, и если до этого Элай мог её хотя бы слышать, то сейчас отшатнулся в отвращении.
– Нет. Мне просто придётся нацепить на твой ебливый зад панталоны с замком, – он как можно любезней улыбнулся: – Смирись уже, Алеста. Это ты для меня теперь не больше, чем грязь под ногами. И если уж на то пошло… Аннабель, не желаешь ли потанцевать?
Элай перевёл взгляд на Анни, которая с опаской вскинула голову. Васильковые глаза сквозили непониманием, но он чувствовал, что это будет не только хорошей демонстрацией для всех, включая скрипящую зубами бывшую. Это будет хоть что-то радостное в такой откровенно ужасный вечер. И он приглашающе протянул Анни раскрытую ладонь.
– Ты не посмеешь так меня унизить, выбрав это в пару вместо меня, – прошипела Алеста, уже не пытаясь казаться пушистым котёнком, каким никогда и не была на самом деле. Очередная маска, очередная ложь, очередной маскарад в его жизни. И только на светлом, кукольном лице растерявшейся Анни была капля настоящего, как соломинка для утопающего.
– Уже посмел, – победно сверкнул глазами Элай, дождавшись, пока Анни робко вложит трясущиеся пальцы в его руку, не решаясь отказать хозяину.
Казалось, само касание уже вытянуло из него все дерьмовые воспоминания, разбуженные сегодня. Может, так оно и было. Он и вовсе переставал замечать, когда его умный и сильный фамильяр делал свою работу. Элай потянул Анни в толпу танцующих, и походя услышал её панический шёпот:
– Я не умею… не умею парные танцы! Нас не учат такому…
– Я поведу. Просто следуй за мной и лови ритм.
Играла музыка для фокстрота – плавная и сдержанная, из сочетания фортепиано с глубокими нотами контрабаса. Влиться в ряды кружащихся пар не составило труда. Сложней подстроиться под то, насколько Анни маленькая, с трудом сумевшая дотянуться до его плеча рукой. От волнения она часто и мелко дышала, наверняка, как и он, чувствуя десятки глаз на затылке. Элай обхватил её талию и неспешно повёл в этом спонтанном танце.
Её пальцы в его ладони дрожали, и он крепче стиснул их, подбадривающе улыбнулся. Ноги двигались сами, и Анни сумела с нескольких шагов понять, что требовалось от неё. Прогибаться в спине, подчиняясь его руке. Кружиться, пересекая с ним зал, нагло показывать господам плечи с крыльями, а главное то, с каким доверием хозяин касался своего фамильяра. Как ему нравилось ощущать это летящее над самим полом создание в своих руках. В фокстроте невесомость Анни приобрела новую красоту, шорохом летящей юбки превращая её в блестящую бабочку. Как же великолепна она была бы в настоящем полёте!
Он любовался. Настолько откровенно любовался, что не заметил, как вновь занесло, и взгляд скользнул от светящегося робкой улыбкой лица ниже, к шее. К затянутой в шёлк груди, от рвения поспевать за его широкими шагами теряющей воздух. Желание притянуть её поближе не получилось проигнорировать, и он сделал это, остро ощущая тонкую талию под своими пальцами. Уже не думалось ни о каком логове ханжей вокруг, ни о причинах, толкнувших его танцевать впервые за тринадцать лет. Только о том, как пульсировала на хрупкой шее Анни венка, будто приглашая укусить, и как лаванда сладостью обволакивала горло. Испугавшись самого себя, Элай спешно оторвался от неё, якобы дать возможность прокружиться, держа его руку над головой.
Идеально послушная, нечеловечески гибкая – Анни легко поддалась, и когда она кружилась посреди этого золочёного пафосного зала, звёзды и полумесяцы её платья сверкали ярче любого бриллианта на самой разодетой даме. А Элай видел только стройные ноги, так ловко кружащие её под ускоряющуюся мелодию клавиш. И призыв васильковых глаз, переполненных таким наивным восторгом, что послать все приличия к драконам оказалось легко.
Он вновь рывком притянул её к себе, сжал Анни в руках уже безо всякой формальности танца, пальцами за шею, критически близко. Поймав длинный потрясённый выдох своим ртом. Вырваться из оков волшебных глаз уже не получилось, они будто заняли всё пространство, заглушили музыку и оставили только бешеный пульс. А затем Элай представил первое, что попало в звенящую от прилива чувств голову – собственный кабинет. Пламя сеткой прошло по венам, и сдерживать его он не стал, позволив этому огню унести их подальше от чужих взглядов прямо из парадного зала.
