Все эти вопросы бесконечно прокручивались у меня в голове, как будто состав, вынужденный кружить по кольцевой ветке. Я смотрела ему в лицо, забывая о том, что нужно играть роль. Густые прямые брови. Аккуратная родинка на левой щеке, под самым глазом. Лёгкая щетина и тонкие губы. Он старался не смеяться, когда наши взгляды схлёстывались на арене последнего вагона Сокольнической линии…
Я хотела, наконец, вырваться из этого круга. Со дня на день собиралась задать свои вопросы.
Но внезапно он просто исчез.
И поэтому я здесь.
*неловкая пауза, скрип карандаша*
– Что вы почувствовали, когда мужчина пропал?
– Я искала его, ждала у всех возможных входов и выходов…
– Да. Но что вы почувствовали? Попробуйте описать. Не волнуйтесь.
Я нахмурилась. Вовсе я не волновалась. Просто мне не хотелось об этом говорить – и в то же время необходимо было выговориться. Парадокс.
– Обиду и тревогу, наверное. – Я пожала плечами, словно это всё сущая ерунда.
– Почему «обида»? За что вы обиделись на него?
Он меня предал. Осталось только разжать губы и позволить языку вытолкнуть наружу эти пять жалких слогов.
– Он меня… предал. Нет, нет! Ничего не говорите. Я знаю, что это не так, что он мне ничего не обещал, что я даже не знаю его имени, просто левый мужик какой-то… Но… И кофе, и книги – всё это ничего не значит?!
Я поняла, что тараторю и моему лицу срочно нужен платок. Остановилась и потянулась за салфетками на столе, проклиная свою дурацкую тушь. Психолог буравила меня взглядом, как будто моя душа была для неё кубиком Рубика и стоило лишь покрутить немного – и цвета сложатся по граням, и всё встанет на свои места.
Тут она просияла, как будто в глазах зажгли диодные лампочки, и отложила карандаш.
– А вы давно говорили со своим отцом?
Такого поворота я не ожидала и по-настоящему удивилась. Даже рот распахнула.
– Давно! Мы не общаемся, вы же знаете.
Психолог кивнула.
– Ваш страх предательства, вероятно, связан с отцом. Ведь он ушёл из семьи и ничего не объяснил. «Он вас подвёл» – так вы, кажется, выразились? – Она принялась листать свои заметки.
– И что мне с этим делать? Вы имеете в виду, если я прощу отца, то одновременно прощу моего незнакомца из метро, и всё сразу станет хорошо?
Психолог оставила блокнот в покое и вскинула на меня тёмно-серые глаза. Серые глаза, чёрные волосы, белая блузка и графитовый карандаш… Она вся была какая-то чёрно-белая. А я только сейчас это заметила, хотя мы встречались уже в третий раз.
– Вы пришли ко мне с проблемой разбитого сердца и неоправдавшихся ожиданий – назовём это так. Но я хотела бы заметить… – Она сурово сдвинула брови. – Ваш отец – состоятельный человек…
– Но мы не общаемся!
– Я понимаю. Но это не меняет его… кхм, положения. И он пытается поддерживать с вами контакт – пишет письма, которые вы не читаете.
Сложив руки на груди, я насупилась. Представила себя со стороны: вот уж точно, обиженный ребёнок! Кажется, мне ещё долго придётся сюда ходить…
– Вам не приходило в голову, что человек, к которому вы так привязались, может быть опасен? – продолжила психолог.
– Что?!
Она качнула головой.
– Подумайте об этом, Василиса. Сколько людей каждый день пользуется московским метрополитеном? Четыре, а то пять миллионов.
– Да ладно! Это слишком много.
Психолог взмахнула плечами.
– Не знаю, потом погуглите. Так вот, серьёзно – какова вероятность, что один и тот же человек каждый день просто так ездит с вами в одном вагоне? И ведёт себя, признайте, довольно странно: не пытается ни познакомиться, ни попросить вас отстать и не лезть в его личное пространство?
Я только шмыгнула носом и ничего не ответила.
– Ваш отец… Если что-то случится, вы – его слабое место. Поэтому – оставим в стороне психологию – я бы рекомендовала вам вести себя более осмотрительно, Василиса. Москва – город больших возможностей и больших опасностей. Пожалуйста, помните об этом.
*чей-то кашель, приглушённые голоса, гул метро*
– …двери закрываются. Следующая станция «Парк культуры».
– Извините, вы выходите?
Я с раздражением обернулась на девчонку с двумя хлипкими косичками – того и гляди оторвутся на сквозняке.
– Вообще-то, я только зашла… – Ещё не закончив фразу, я уже почувствовала себя ворчливой бабкой. – Ладно, отхожу, извините.
Девчонка благодарно разулыбалась и скользнула к двери, на моё место. Ещё минуту я буравила взглядом её спину, но думала вовсе не о девочке, – и чего мне о ней думать? – а о словах психолога. В первый момент они показались мне сущей ахинеей. Ну в самом деле, неужели она серьёзно верила, что мой обидчик, мой противник, мой таинственный незнакомец с родинкой на левой щеке следил за мной? Наверное, собирался меня похитить! Убить в подворотне! Да ведь у него было столько возможностей, почему же тогда он этого не сделал ещё в сентябре?
– Будьте взаимно вежливы, уступайте места инвалидам, пожилым людям…
Однако, надо признаться, я ведь так и не выяснила, откуда и куда он ездил по Сокольнической линии…
– Станция «Парк культуры». Переход на Кольцевую линию. This is Park Kultury…