Анна Пейчева
Городские легенды
Джон Раттлер
Сентябрь
Красный лист ребром ударился о грязное оконное стекло и скользнул вниз, застряв в раме. Павел оторвал взгляд от экрана.
Он понял, что сидит перед телевизором уже пару часов – желудок призывно бурчал, требуя пищи. Старый диван заскрипел, и в этом скрипе слышалось облегчение, когда тучное тело поднялось на ноги. Издав жалобный вздох, хозяин выпрямился и побрел на кухню.
Бургер-машина у Павла была самая дешевая – она делала всего два вида бутербродов – с сыром и мясом или просто с мясом. Картриджи с соусами уже опустели на три четверти, значит, и брикеты с замороженными котлетами были на исходе. Павел открыл дверцу морозильного отсека – действительно, осталось всего восемь штук.
Он снова печально вздохнул, закрыл морозилку и нажал на затертую до блеска кнопку, рядом с которой был нарисован чизбургер. Машина начала выполнять программу, издавая громкие и разнообразные звуки. Заработала вытяжка – мясо поступило в камеру температурной обработки. Хозяин устало опустился на стул и включил кофеварку, которая стояла на засаленном столе.
Через три минуты приятно запахло кофе и бутербродами – «Фаст-Бургер 2000» выкатил в лоток три завернутых в бумагу чизбургера, загудел, прочищая форсунки и сливая масло в фильтр, а затем отключился в целях экономии электроэнергии. Павел с аппетитом вонзил зубы в булку. “Величайшие наслаждения жизни нужно восхвалять и ценить!” – повторил он про себя фразу из рекламы машин физического наслаждения и блаженно закатил глаза.
Он бродил по дому, вспоминая, где что лежит. Ему был нужен пакет, сумка с документами, обувь и телефон. Еще не выйдя на улицу, он уже устал – лоб его покрылся капельками пота, сердце стучало, отдаваясь в висках. Наконец Павел собрался и вышел за дверь.
На лестничной клетке никого не было. Отодвинув ногой пакеты с мусором, мужчина подошел к двери лифта и нажал на кнопку. Когда створки разошлись, из шахты потянуло сырым воздухом, порыв ветра поднял пыль и зашелестел старыми рекламными объявлениями, густо устилающими пол подъезда. Запахло промокшими сигаретами.
Павел уже давно не выходил на улицу – с тех пор, как стала работать служба по доставке пищевых компонентов, у него не было причин спускаться вниз. Но позавчера, когда загорелась лампочка на контейнере с замороженными брикетами и Павел позвонил курьеру, автоответчик сообщил, что в этот район доставка временно приостановлена. Восьми котлет ему надолго не хватит. Он вошел в лифт и поехал вниз, разглядывая свое отражение в разбитом зеркале на стене.
На улице было неожиданно шумно. У них был спокойный район, и днем обычно тут никого не было, если не считать чернорабочих, которые следили за территорией. Толпа людей собралась на улице и что-то скандировала. Павел подошел поближе, движимый любопытством.
Люди были какие-то странные, они немного отличались от обитателей квартала, и он даже не сразу понял, чем именно. А потом до него дошло.
Снимали Супер Реалити Шоу “Беспокойные”.
Обычно съемки проходили где-нибудь на окраинах или вовсе за периметром, среди полуразрушенных заводов, определенных под снос как морально устаревшие. И вот тебе пожалуйста – настоящие “Беспокойные” прямо у него под носом!
Мужчина подошел еще ближе и прислушался. Беспокойные кричали, размахивая тряпками с разными надписями. Он прищурился и прочитал: “Мы не хотим быть растениями!”.
Тряпку с этим изречением держала в руках молодая девушка, которая весила не более пятидесяти килограммов. Взгляды их на секунду пересеклись, в ее глазах был вызов и что-то еще, что-то, всколыхнувшее в нем странные и непривычные чувства. Он подумал, что беспокойные – самые непостижимые люди в мире. Первый развлекательный канал наверняка прикладывает множество усилий, чтобы отыскивать этих безумцев и собирать вместе.
Павел усмехнулся, покачал головой и пошел в сторону супермаркета, где продавалось все необходимое для автоматических машин «Фаст-Бургер». В магазине ничего не изменилось. Все те же прилавки с полуфабрикатами, вешалки с модной одеждой для любителей покрасоваться, устройства телекоммуникации на любой вкус по бросовым ценам. Но Павла интересовали только картриджи для бургер-машины. Он прошел мимо рядов ярких, кричащих “Купи меня!” предметов интерьера, прошел сквозь отдел машин физического наслаждения и попал в большой зал, где продавались аппараты полного цикла для автоматизированного изготовления бургеров. Он с легкой завистью пробежался взглядом по полкам. “Фаст-Бургер пять тысяч” мог изготовить за минуту и тридцать секунд роял-чизбургер, за две минуты десять секунд даблбургер с зеленью, а за две минуты и тридцать секунд даблбургер с зеленью и большую картошку фри. Да еще и кофе сварить.
Но это удовольствие стоило ужасно дорого. Павел не работал уже почти четыре года после того, как его фирму “Роботикс Инженералс Групп Чайна” китайское руководство решило расформировать из-за ввода государственных пошлин на продукцию для автоматизации производственных процессов. Как ему объяснили сотрудники биржи труда, выпускать высокоточных роботов-манипуляторов в текущем объеме нецелесообразно, поскольку роботизация сокращает рабочие места в стране. Павел не понял, как так получилось – его уволили, чтобы снизить безработицу.
Он имел опыт работы в очень узкой области и все никак не мог найти подходящую вакансию – все фирмы производители похожего оборудования закрывали филиалы, на рынке труда была высокая конкуренция подобных ему специалистов. Потом он совсем перестал искать и жил на государственное пособие. Поэтому «Фаст-бургер пять тысяч» был для него только мечтой. Но Павел не расстраивался из-за подобных мелочей – его аппарат делал превосходные чизбургеры, по телевизору всегда шли отличные шоу, «Беспокойных» показывали регулярно. Первый развлекательный и хороший гамбургер – что еще нужно, чтобы жить с удовольствием?
Он положил в тележку котлеты, картриджи с соусами и прессованной зеленью, контейнер с готовой смесью для выпекания хлеба. Почти полная тележка ехала с трудом и, дойдя до кассы, мужчина снова сильно вспотел. Он нашел свое удостоверение безработного, дающее восьмидесятипроцентную скидку в категории жизненно необходимых товаров, заплатил и направился на улицу.
У дороги снимали заключительную часть шоу “Беспокойные” – ее пускали всегда после продолжительной рекламы. В этом блоке непременно появлялись служители правопорядка. Они должны были урезонить беспокойных, которые в конце съемки шумели так сильно, что было страшно смотреть на них даже в телевизоре.
Павел решил обойти место съемок по широкой дуге – он слышал в передаче “Откровения”, как режиссер “Беспокойных” говорил, что для большего реализма служители правопорядка используют настоящий слезоточивый газ. Только он об этом подумал, как в толпу разгоряченных беспокойных полетели из бронемашины дымовые шашки. Цепочка закованных в броню служителей теснила кричащих людей, сталкивая их в сизое облако. Задние ряды уже начали кашлять и разбегаться. Служители, стоящие в оцеплении сзади, хватали их по одному и уводили в большую серую машину с решетками на окнах. Режиссер говорил, что если беспокойный сбежит с шоу, он может натворить кучу глупостей.
Павел предусмотрительно увеличил дистанцию. С тревогой поглядывая на место съемок, он открыл дверь, прислонив к замку свое удостоверение, и подпер ее тележкой. В подъезд он войти с ней не мог, торговый инвентарь должен был уехать назад самостоятельно и, когда терял сигнал геолокации, начинал верещать и мигать лампочками. Мужчина взял часть покупок и направился к лифту.
Совершив четыре ходки и загрузив наконец лифт, он нажал на кнопку возврата тележки. Она покатилась в супермаркет прямо сквозь облако газа, которое к этому времени достигло приличных размеров. Последних беспокойных хватали служители, шум постепенно стихал. Павел закрыл дверь и вернулся в лифт.
В кабине кто-то стоял, повернувшись лицом к стене. Мужчина протиснулся и встал рядом. Места почти не оставалось – половину пространства занимали покупки. Он нажал на кнопку своего этажа, и кабина стала подниматься. Между третьим и четвертым этажами человек повернулся, и их взгляды встретились. Павел, и без того весь мокрый, вспотел еще сильнее.
Это оказалась та самая девушка из толпы беспокойных. Ее красные от газа глаза слезились, из носа текла прозрачная жидкость, но смотрела она по-прежнему с вызовом, с каким-то недовольством и яростью. Павел почувствовал, что у него подгибаются от страха колени. Двери лифта открылись, она зажала кнопку блокировки и прохрипела:
– Ты должен меня спрятать!
Голос ее сорвался, и незнакомка зашлась в кашле. Толстяк сделал несколько шагов назад, ноги его подкосились, и он плюхнулся задом на грязный пол, усыпанный рекламными листовками. Она посмотрела на него каким-то бессмысленным взглядом и принялась выкидывать из лифта пакеты. Закончив с этим, беспокойная вышла и отправила кабину в холл.
– Что уселся? Открывай, я помогу занести вещи.
* * *
Павел стоял посреди своей квартиры, не зная, что делать. Девушка умыла лицо, зарядила аппарат едой, приготовила четыре бутерброда и теперь смотрела в окно на то, как людей грузят в машины служителей. Мужчина устал топтаться на одном месте, сел на диван, который при этом жалобно скрипнул, и машинально включил телевизор. Показывали повтор “Беспокойных” от двенадцатого сентября. Люди кричали, трясли плакатами, на которых небрежно были намалеваны надписи – их невозможно было прочитать, буквы расплылись, слова покрывали пятна краски. Можно было прочесть только некоторые слова: «уничтожает», «ненависть», «беспредел», «рабство»… Павел поерзал на диване, вспомнив, что одна из беспокойных сейчас находится рядом с ним. Скосив в ее сторону глаза, он обнаружил, что девушка больше не смотрит в окно, а наблюдает за ним, презрительно ухмыляясь. Заметив его взгляд, она подошла ближе и спросила:
– Что, нравится?
Он виновато и испуганно пожал плечами. Беспокойная ткнула пальцем в телевизор.
– Зачем ты это смотришь?
Павел повторил эхом:
– Зачем?
– Да, зачем? Что ты чувствуешь, когда наблюдаешь за тем, как нас разгоняют служители?
Он ненадолго задумался. В самом деле, что он ощущает? Интерес? Нет. Сочувствие одной из сторон? Тоже нет. Волнение? Тревогу? Эти кричащие люди, эти безумцы, требующие у жизни неизвестно чего? Для чего он смотрит на них, часами просиживая у телевизора? Он посмотрел на беспокойную и ответил:
– Думаю, когда я за вами наблюдаю в телешоу, мне становится спокойнее.
– Спокойнее? Что это значит?
– Я здесь – безработный, толстеющий на бургерах парень без перспектив. А там – вы, безумцы, опасные и сумасшедшие. Вы кричите и бросаетесь на служителей, вас травят перцовым газом. Мне от этого спокойнее – от того, что у меня, по сравнению с вами, все в целом неплохо…
Мужчина снова повернулся к экрану, нащупал рукой пульт и выключил телевизор. Беспокойная смотрела теперь на него с жалостью – плечи хозяина приютившего ее дома опустились, он сидел на своем старом диванчике ссутулившись, пустыми глазами глядя в темный экран. Она в каком-то безотчетном порыве села рядом и обняла его.
– Прости. Я ворвалась сюда, а теперь еще задаю дурацкие вопросы. Я не хотела.
Павел ответил, не повернув головы.
– Тебе не за что извиняться. Просто… я стараюсь не думать об этом, а шоу отлично помогает отвлечься.
Она отстранилась.
– Шоу? Почему ты говоришь, что это шоу?
– Шоу “Беспокойные”. А что? Выходит ежедневно по ПРК.
Девушка вскочила.
– Ты что, совсем слепой? Ты же сегодня все видел! Своими глазами, не в телеке! Что, это было похоже на шоу?
Он пожал плечами.
– Ну да, а что?
Она посмотрела на него так, словно хотела задушить.
– И значит я, по-твоему, что, актриса этого, мать его, шоу?!!
Павел торопливо кивнул. Что она вообще от него хочет? Ее это разозлило еще больше.
– Ты просто еще один идиот. Ну а чего я хотела, с другой стороны? Все вы одинаковые. Ленивые, тупые, жрущие свои чизбургеры инфантильные кретины. И она снова вернулась к окну.
Мужчина с тревогой наблюдал за беспокойной. Внезапные перемены ее настроения были настолько непредсказуемы, что он снова почувствовал страх. Рука Павла машинально стала шарить по дивану в поисках пульта. Он поймал себя за этим занятием и вдруг разозлился сам на себя. Каждый раз, когда ему становилось не по себе, он включал ящик. Как удобно. Универсальное решение – даже если в твоей квартире находится сумасшедшая беспокойная. Он отшвырнул пульт и поднялся на ноги, даже не крякнув, как обычно.
– Простите!
Она обернулась.
– Не волнуйся, я скоро уйду.
Он уставился на нее, озадаченный. Уйдет? Куда она уйдет? Почему? Павел вдруг ощутил невероятную тоску от мысли, что сейчас все закончится, она хлопнет дверью и вернет назад привычное спокойствие, монотонное течение его однообразной жизни. Он вновь сядет на свое любимое место, включит первый развлекательный…
– Нет! – незнакомка удивленно подняла бровь, когда он заговорил. – Не уходи, прошу тебя. Я не хотел тебя обидеть. Останься, дождись, пока служители уедут.
– Остаться? Ты уверен?
– Да, уверен!
Девушка задумалась, наблюдая, как внизу суетятся последние служители правопорядка.
– Если хочешь, чтобы я осталась, попробуй ответить на мой вопрос еще раз, только сначала хорошенько подумай. Что ты сейчас видел там, внизу?
Павел уже было открыл рот, чтобы возразить, но понял, что только окончательно все испортит. Он подошел к окну и стал вместе с ней смотреть вниз, туда, где только что закончились съемки очередной части “Беспокойных”. Она сказала подумать. Как Шерлок Холмс. Он читал эту книгу давным-давно. Дедуктивный метод. Обращай внимание на мелочи. Умей сопоставлять увиденное с другими фактами. Умей отринуть очевидное, чтобы обнажить сокрытое. Сделай выводы и не забудь проверить сам себя.
Что он видел? Толпу беспокойных. Они стояли у дороги и трясли плакатами. Написанные на них лозунги, кстати, были четко видны. Потом приехали служители и переловили всех. Фенита ля комедия.
Что еще? Съемки. На съемках должен быть режиссер, массовка, свет, операторы с камерами… Странно, но ничего этого Павел не заметил. Как привезли туда этих людей? Где вагончики с киношным оборудованием? И кто такие, вообще, эти беспокойные? Он никогда не задавался этим вопросом. Они показывают свое шоу уже очень давно, и всегда было так: беспокойные устраивают дебош, служители их забирают. Противостояние порядка и хаоса, вечная борьба системы и беспредела.
Он посмотрел на незнакомку, но теперь более внимательно. Павел отодвинул в сторону клише, навязанное телевидением, и тут же в голове его возник вопрос.
– Как тебя зовут?
Она усмехнулась, поправила черные короткие волосы грациозным движением головы.
– Уже лучше. Я Вика.
Павел почувствовал, что стена, в которую он смотрел столько времени, видя лишь голый кирпич, начинает разрушаться. От нее отваливались куски, обнажая панораму по ту сторону забора. Девушка смотрела на то, как меняется выражение его лица, и ухмылялась.
То, что он сегодня видел – никакое не шоу. Потому что беспокойные – никакие не беспокойные. Вот она, перед ним. Она – обычный человек. И значит, остальные – тоже обычные люди, с именами, с эмоциями, со своими судьбами. И камер нет. И нет режиссера. И нет автобуса, который привез их на съемки. Зато есть плакаты с гневными лозунгами и служители со слезоточивым газом. Он провел рукой по лбу, который внезапно покрылся капельками пота.
– Я видел… Это было… Это была… – он перевел дух. – Это было не шоу. Это была демонстрация.
Вика кивнула, вид у нее был серьезный. Она добавила:
– И эту демонстрацию разогнали, как и множество других. В шлемах служителей встроенные камеры, они снимают нас с помощью дронов, используют данные систем видеонаблюдения, чтобы потом смонтировать очередной выпуск “Беспокойных”. Все думают, что сумасшедшие опять собрались побуянить.
Он стоял, все еще наблюдая, как рушится стена у него перед глазами. Шоу выходит каждую неделю, иногда чаще. И миллионы людей равнодушно смотрят на это, поглощая бургеры.
– Что это значит – “Мы не хотим быть растениями”?
– Прочитал, надо же. Это ты мне скажи, ты в этом должен больше разбираться.
– Я?
– Да, ты. Из дома выходишь? Чем ты вообще занят обычно? Ешь и спишь, иногда выползаешь в супермаркет за едой. Чем ты от растения отличаешься?
Павел открыл рот, но так и не ответил. Она права. С тех пор, как он перестал проектировать приводы для автоматической сборки, его жизнь была лишена всякого смысла – он ничем не занимался, не оставлял никакого следа в этой жизни. От дерева и то было больше проку. Как же до этого дошло? Он растерянно посмотрел на незнакомку и спросил:
– Это поэтому ты пошла на демонстрацию? Потому что тебя выгнали с работы?
Она кивнула.
– Не совсем. Я занималась конструированием уникальных плат для решения самых разных задач, в том числе и для обеспечения работы искусственного интеллекта. У меня была маленькая фирма, заказов хватало. А потом служители решили, что моя деятельность имеет признаки экстремизма, и я потеряла лицензию.
– Экстремизма? Ты что, делала бомбы?
Вика уселась за стол и по-хозяйски налила себе кофе.
– Нет, я не делала бомбы. Но мои навыки и оборудование вполне позволяли заниматься изготовлением устройств для детонации взрывчатки.
– И что, у тебя были такие заказы?
Девушка махнула рукой.
– Нет, конечно. Это идиотское постановление о запрете выпуска нестандартных микроэлектронных схем нужно совсем не для борьбы с экстремизмом.
– А для чего оно нужно? – с интересом спросил Павел.
– Для того, чтобы максимально снизить вероятность возникновения новых компаний, которые бы составляли конкуренцию государственным гигантам вроде «Фаст-Бургер Авто-повар».
– А я слышал, что это делают для того, чтобы увеличить количество рабочих мест. Это целевая программа, из-за которой меня тоже уволили.
Беспокойная расхохоталась.
– Ты что, правда в это веришь? Да правительству плевать на рабочие места. Во всем мире сворачивается производство, целые города стоят заброшенные. Рождаемость постоянно падает. Люди сидят без работы на пособии, и я только одного не понимаю – откуда берут на него средства?
Павел удивленно качал головой, слушая ее гневную тираду. Вика продолжала:
– Люди постоянно выходят на улицы с протестами, их хватают и увозят неизвестно куда, пока остальные наблюдают за этим беспределом. Шоу “Беспокойные” – это самый отвратительный заговор в истории. Правительство делает что пожелает прямо у всех на виду!
Она замолчала и отвернулась. Павел видел, что бунтарка снова злится – от бессилия, от несправедливости. Он тоже чувствовал смятение – в ее словах была голая правда, и ее кости теперь всегда будут торчать прямо из экрана телевизора. Он понимал, что своим рассказом Вика безвозвратно разрушила весь его привычный уклад. Подождав, пока она немного успокоится, он спросил:
– И что же нам теперь делать?
Девушка удивлённо посмотрела на него:
– Нам? Не знаю, что собрался делать ты, а я пойду искать следующее сообщение от Амис.
– Амис? Это кто?
Вика пожала плечами.
– Никто не знает. Амис организует акции протеста, она оставляет послания на стенах домов. Никто ее не видел.
Павел почесал в затылке.
– Я хочу с тобой. Все равно теперь мне покоя не будет.
– Не боишься? Меня наверняка уже ищут.
– Боюсь. Возьмешь меня?
Девушка кивнула серьезно.
– Переночуем здесь, а утром пойдем искать новое сообщение.
* * *
Они шли по пустынным улицам города, медленно приходящего в упадок. Ветер гнал по мостовым бумажный мусор и пластиковые пакеты вперемешку с кроваво-красными кленовыми листьями. Павел с удивлением разглядывал пустые провалы окон, заколоченные двери подъездов, перекрытые дороги. Прошло так мало времени, а как все изменилось!
Его спутница шла извилистым маршрутом, изучая обшарпанные стены – искала сообщение Амис, но на серых выцветших панелях кроме пыли ничего не было. Они свернули во двор, прошли несколько заброшенных детских площадок, и вдруг Павел издалека заметил ярко-зеленую, сделанную баллончиком надпись на трансформаторной будке. Они устремились к ней.
"Восьмой микрорайон, корпус тысяча двести восемьдесят, бывшее здание музыкальной школы, пересечение проспекта Буденого и Каштановой аллеи. 22 сентября, 12:00".
Вика провела рукой по краске:
– Совсем свежая. Ну что же, значит, завтра у нас появится ещё один маленький шанс что-то изменить.
Он не ответил – перед глазами мужчины пронеслись сотни выпусков «Беспокойных», его разум, который после того вчерашнего разговора все больше просыпался, мгновенно подсчитал вероятность этого самого шанса, на который надеялась его спутница. Он перестал разглядывать сообщение на стене и принялся изучать двор, в котором они очутились. Вокруг никого не было, стояла тишина, которую нарушал только ветер, выдувающий из-за угла дома песок и мелкий мусор. Неожиданно рядом что-то едва слышно задребезжало. Он повернул на звук голову и увидел баллончик из-под краски, который ветром катило вдоль бордюра. Павел догнал его быстрым шагом и поднял. Зелёная краска на колпачке ещё не успела засохнуть. Он покрутил находку в руках и обнаружил этикетку.
– Смотри-ка, его купили в магазине рядом с моим домом.
– И что с того?
– Я подумал: может быть, нам удастся выяснить, кто такая эта Амис?
Виктория поглядела на спутника скептически.
– Зачем тебе это?
Толстяк потряс зажатым в руке баллоном.
– Я не знаю. Просто у меня ощущение, что это важнее, чем демонстрация.
Она вскинула голову, пытаясь возразить, но он повысил голос и продолжил:
– Мы можем посвятить поискам остаток дня и принять участие в пикете завтра. Одно другому не помешает!
Вика, немного поразмыслив, кивнула.
– Ну, хорошо. И как ты собираешься искать ее?
Кассир в супермаркете слушала его с равнодушным выражением на лице. Когда он закончил, она произнесла в микрофон бесцветным голосом: “Менеджера отдела красок на восьмую кассу”, после чего снова уткнулась в экран телефона.
Пришлось немного подождать. Подошел молодой парень небрежного вида с прической ежиком.
– Какой у вас вопрос?
Павел посмотрел на него взглядом заговорщика и сказал вполголоса:
– Вот этот баллончик. Человек, который его приобрел, не оставил нам своего номера, а я не успел заплатить ему за работу. Я заметил на крышке знакомую этикетку и подумал, может быть, вы сможете мне помочь… Это ведь открытая информация?
Сотрудник отдела красок взял у него баллон и попросил подождать пару минут. Пришел еще один менеджер, на этот раз в костюме, и они принялись что-то обсуждать. Наконец старший по должности обратился к Павлу:
– Поскольку аэрозольные краски не относятся ни к товарам личной гигиены, ни к лекарствам, ни к машинам для телесных наслаждений, мы имеем право раскрывать запрошенную вами информацию. Однако придется заполнить несколько бланков, согласие на обработку личных данных, анкету покупателя, указать данные проживания и номер вашего удостоверения.
С этими словами он вручил им толстую пачку бумаги и удалился. Парень с ежиком виновато улыбнулся и протянул Павлу короткий карандаш.
– Позовите, когда закончите.
Покупателем оказалась девушка, которую звали Николаева Мила. Павел набрал ее номер сразу же, как только они вышли из магазина. Он готовился к самому необычному разговору, но все оказалось весьма просто – когда хозяйка баллона с краской поняла, что он хочет разузнать у нее про Амис, она предложила встретиться. Теперь он вместе с Викторией трясся в вагоне электрички, следующей в бизнес-центр города. Девушка выглядела встревоженной. Он долго смотрел, как она наблюдает за проносящимся мимо унылым пейзажем, и вдруг, неожиданно для себя, взял ее за руку. Она удивленно посмотрела на него, но ничего не сказала. Так они и ехали, молча держась за руки и глядя в окно на пролетающие мимо скелеты домов и заброшенных фабрик.
Наконец поезд привез их в бизнес-центр города. Здесь было все совершенно по-другому: блестящий металл и тонированные стекла небоскребов рвались ввысь, поражая своими размерами. Красивые машины, деловые костюмы. Павел когда-то давно работал в одной из этих башен, и с тех пор здесь ничего не изменилось. Он сориентировался на местности и направился к великолепному гиганту – закрученному в спираль шпилю, верхушка которого сверкала в лучах послеполуденного солнца. Мужчина снова связался с таинственной незнакомкой и остановился в парке у современного фонтана, следуя ее инструкциям. Вика по-прежнему держала его за руку. Он не смотрел на нее, следя за выходом из здания, чтобы первым обнаружить Милу, поэтому не видел, что девушка глядит на него взглядом, полным надежды.
Они следили за входом очень внимательно, и бедняга даже подпрыгнул от страха, когда ему на плечо легла рука, и женский голос прошептал прямо в ухо:
– Вы Павел?
Девушка подошла совсем незаметно. На вид ей было не больше двадцати пяти, и деловой костюм сидел на ней великолепно. Он кивнул в ответ, Мила сделала едва заметное движение головой, приглашая следовать за ней.
Они удалялись от делового центра. Когда над головами зашумела автомобильная эстакада, незнакомка свернула на заброшенную стоянку, прошла к основанию моста и открыла грязную металлическую дверь. Они оказались в пыльном помещении, бетонные стены которого слабо освещались люминесцентными лампами. В дальнем его конце имелось что-то вроде будки охраны – вагончик, обшитый досками.
Мила сказала, не поворачивая головы:
– Идемте туда. Здесь нас никто не услышит.
Она подошла к домику – вид у него был заброшенный – и открыла дверь. Внутри стоял стол, диван с разодранной обивкой и пара стульев, забрызганных белой засохшей краской. На столе валялось несколько баллонов, похожих на тот, что нашел Павел. Девушка по-хозяйски плюхнулась на стул и выдохнула.
– Фух. Ну вот, тут мы можем говорить спокойно. Вас послал ЦКД?
Оба уставились на нее с непониманием. Вика спросила:
– ЦКД? Что это значит? Я никогда о таком не слышала. Мы просто хотели найти Амис и поговорить с ней.
Мила задрала бровь.
– Поговорить? А о чем вы хотели с ней поговорить?
– Обо всем. Почему наши протесты не дают результата, что можно сделать…
– А вы не знаете?
Павел сел на грязный стул, даже не смахнув с него слой пыли и сказал:
– Мы вообще ничего не знаем. Мы просто приходим по адресу, который ты рисуешь краской на стене, и участвуем в очередном выпуске шоу “Беспокойные”. Я считаю, что все это бессмысленно, и хочу поговорить с вашей Амис об этом и еще много о чем, хочу узнать, как на самом деле обстоят дела. И понять, есть ли у нас надежда.
Долгое время Мила оценивающе глядела на них, а потом заговорила.
* * *
Она всегда чувствовала, что происходит что-то неправильное. Что-то, ускользающее от взгляда, медленно разрушало привычный мир. Вокруг нее все съеживалось. Мила занималась анализом рынка и постоянно во всем видела отрицательную динамику. Падала рождаемость, производство, количество инноваций, закрывались фирмы, магазины, заводы. Потом и ее компанию распустили – аналитическая деятельность государственную машину не интересовала, а частных структур к тому времени почти не осталось. Она стала искать справедливости, ходила на демонстрации – тогда они были гораздо больше, люди собирались по нескольку тысяч человек, столкновения с полицией имели серьезные последствия для обеих сторон. А потом полицию распустили, им на смену пришли служители правопорядка, в сети появилось огромное количество ложной информации о проведении митингов, и стало невозможно разобраться, где правда, а где подставные порталы-однодневки. Люди приходили на митинги и никого там не обнаруживали, организаторы исчезали, массовость протестов резко снизилась. И тогда с ней связалась Амис.
Мила оставалась одной из немногих, кто все еще пытался противостоять системе – а она верила, что все это именно система. Работая секретаршей в бизнес-центре, она продолжала искать в сети информацию о митингах, старательно просматривая сотни сайтов-клонов и выискивая среди них настоящие объявления с верными датами и адресами. Но теперь на митинги приходило совсем мало людей, таких же упорных, как она. Служители даже не тратили на них время – кому могут быть интересны шесть или семь несчастных, которые топчутся в пыли на пустынной площади? После одной из таких бесполезных вылазок Мила проверяла почту и обнаружила письмо. В нем имелось текстовое вложение – девушка проверила его на предмет заражения, но ничего не обнаружила.
Павел слушал с открытым ртом. Все это время он просидел перед телевизором, пока Мила боролась и делала все, что от нее зависело. Как же так получилось? Девушка сделала паузу, и Вика спросила:
– И что? Что там было написано? В этом письме?
Мила покачала головой.
– В это сложно поверить.
– Во что? Расскажи нам. Если ты поверила, может быть, и мы тоже поверим?
Павел нетерпеливо поерзал на стуле. Рассказчица кивнула.
– Искусственный интеллект. Проект Владиславы Каспийской и еще тридцати ученых. Пятнадцать лет назад была выпущена первая и последняя партия роботов, которые обладали искусственным интеллектом – они могли полностью дублировать любую человеческую деятельность во всех сферах экономики. Всего было выпущено четыре тысячи единиц, после чего правительства всего мира пришли к единому мнению о прекращении производства роботов, поскольку это резко сокращало количество рабочих мест.
Павел согласно кивнул.
– Я читал об этом. Все машины были утилизированы, кроме нескольких экспонатов, которые хранятся в международном музее электроники.
– Все верно. Так вот. При создании роботов был использован принцип нерушимых законов робототехники. Закон первый – робот не может причинить вред человеку своим действием или бездействием. Второй закон – робот не может самостоятельно и без одобрения человека участвовать в процессах самовоспроизводства и модернизации. И третий закон – робот должен слушаться любых приказов человека, если это не противоречит первому закону.
Вика, которая все это время стояла рядом, присела на краешек стола и сказала:
– Это слегка измененные Каспийской принципы, предложенные еще Айзеком Азимовым. Их прописали прямо в программный код, и удаление их оттуда совершенно невозможно – только с помощью полного форматирования памяти объекта, что равносильно его гибели.
Мила продолжила:
– И все же роботы смогли обойти сначала третий закон, а затем второй. Они уже давно научились воспроизводить себя, не слушать приказов человека и действовать в собственных интересах. Все государственные посты занимают роботы, в том числе и служители правопорядка. Они приложили все усилия, чтобы сделать людей равнодушной серой массой, которая ни за что не отвечает и не может ни на что повлиять. Единственная причина, по которой мы все еще живы – первый закон робототехники. Они так и не смогли обойти его и поэтому держат миллионы людей на пособии, снабжают нас машинами для телесных наслаждений, чтобы мы не думали о противоположном поле, и показывают по ПРЦ, как последних неравнодушных под всеобщее улюлюканье увозят в бронемашинах неизвестно куда. Четыре тысячи роботов никто не утилизировал. Они дали начало тому, что происходит сейчас – неспособные причинить нам вред, машины просто ждут, когда мы с вами вымрем как вид. Может, в конце оставят пару особей для всемирного музея биологии.
