Катерина Романова
Ярлыки
Диалог 1: я и мой народ
– Здорово, Кэт.
– О, привет.
– Говорить можешь? Не занята?
– Могу. А ты в дороге?
– Ага, еду с футбола. Наши совершенно великолепно продули.
– Что-то для проигрыша у тебя слишком хорошее настроение…
– Да, собственно, результат предсказуемый. Многого от этого матча я не ждал. Зато я купил отличного вишневого пива и теперь готов воспринимать окружающее в радужных тонах. Сейчас даже «Мой Народ» кажется мне родным и близким. Скажу тебе больше, я чувствую себя частью «Моего Народа».
– «Мой Народ»? Это ты о чем?
– О, Кэт, ты можешь видеть его разве что из тонированного окна авто. Ты далека от «Моего Народа», ведь ты боишься, боишься выползти из своей зоны комфорта. Там, о ужас, совсем не позитивненько и – кошмар какой – могут нахамить…
– Ой, не дает покоя тебе мой образ жизни, Братец. Но давай без перехода на личности. Что там с твоим Народом?
– «Мой Народ»: Он патриотичен! Любить Россию и любить Путина для него суть одно! Называет домашних кошек Донбасс и Луганочка. Он пьет пиво и ссыт в тамбуре. Считает свое мнение единственно правильным, ну и мнение Владимира Соловьева иногда так же учитывается.
– Ты бы потише, Братец. Разговоры, подходящие кухне, а не по телефону в дороге.
– Говорю же, боишшшься…
– Разумно опасаюсь. Ты не во всех случаях можешь убежать или отмахаться. А такие, как я, вообще перед агрессией полностью и абсолютно беззащитны. Нет места аргументированной дискуссии, сплошь безапелляционные однобокие мнения. Мне нечего противопоставить напористому хамству и чужой силе. Как будто много лет человеку не давали права высказаться и, наполнившись злобой, он теперь повсюду брызжет слюной, захлебывается ругательствами.
– А это и есть «Мой народ», Кэт. Народ, увешанный ярлыками.
– Какими еще ярлыками? Братец, мне кажется, последняя бутылка была лишней!
– Ничего ты не понимаешь! Я можно сказать на волне красноречия открываю тебе до сих пор неизвестный мир современного общества!
– Ааа… Ну давай, открывай.
– Ярлыки – это сами люди. Их действия, стремления, мысли и чувства уже давно проштампованы, имеют название, цвет, стоимость, конкретный бренд. Возьми, к примеру, столь нелюбимый мною офисный планктон.
– Вымирающий вид. Речь вроде о патриотах шла? А среди известного мне планктона таковых не имеется, ну или у них это чувство в спящем режиме.
– Ярлыки у патриотов, патриоты в ярлыках.
– Что?
– Это я так, напеваю. но дело не в чувствах, я говорю скорее о готовности подчиняться правилам, стремлении к комфортной безопасности.
– Что же в этом плохого?
– В сути, Кэт! В том, какие правила, с какой целью они прописаны – никто не задумывается. Люди с удовольствием постят чужие мысли, но не способны сформулировать собственных.
– И патриотизм с твоих слов получается таким же навязанным правилом поведения?
– Точно! Патриоты. Пил я тут с одним недавно.
– Как же тебя угораздило?
– У коллеги на шашлык собрались, а этот товарисч то ли родственник, то ли сосед. Представляешь, Кэт, он на полном серьезе рассуждал, что власть излишне лояльна. ведь журналистов давно пора пересажать; электронную переписку и телефонные разговоры просматривать и прослушивать соответственно не только по решению суда, а всю вообще. Мол, отрицательный пример соседней страны перед глазами. Надоел запад со своим влиянием, потреблением и ценностями. Развращают, Сволочи, Русскую душу. А мы их будем давить, давить любые проявления в зародыше. На мой вопрос: «А как насчет естественного права человека на свободу, в том числе свободу слова, мысли, самовыражения?» он заявил, что все проблемы в России из-за таких продажных (дальше матом, это я повторять не буду), короче, из-за таких, как я. И попытался набить мне морду.
– А что ты?
– А я сделал очень серьезное лицо, похлопал его по плечу и сказал: «Димон, давай не будем сегодня портить этот замечательный день мордобоем, в конце концов, есть такие люди, как ты, которые не допустят развала нашей страны. Ведь вы стоите на страже интересов России. И, не щадя жизни, готовы это доказывать»
– И после такого вы не подрались?
– Кэт, мы отлично еще раз выпили за Россию, за Наш народ и дружно восхищались, прослушивая патриотичные песни Трофимова и Михайлова.
– Даже представить не могу. Как же ты не заржал на фразе про «восставшую Русь с колен»?
– О! я крепился как мог.
– Ахахахаха… Вижу, как наяву! Но все равно очень, очень грустно. Объясни мне, Братец, почему высокое, сильное, сметающее все на своем пути чувство любви к Родине превратилось в тему для стеба, в слово уничижительное, ближе к отрицанию?
– А все просто, Кэт. Мой Народ перестал чувствовать, думать, действовать, он превратился в ярлыки…
– Возвращаемся к выше сказанному. Превратился или его превратили?
– Играешь словами, Кэт. Осознала себя великим автором? Это отдельная тема для хорошей, социально направленной книжки. Все как ты любишь. Ты, кстати, что-нибудь написала за последнее время?
– Ну, с этим не так просто. Событий интересных, чувств ярких в моей размеренной жизни взять не от куда. Не о текущей же повестке дня, прости Господи, и тем более не о патриотах писать. А вообще, было бы прикольно сделать что-то в стиле «Моего Народа», вот как ты это сейчас рассказываешь. Про ярлыки, страхи, круги шаблонного ада. Можно было бы в соавторстве, представляешь? С противоположных и все-таки в чем-то похожих сторон…
– Не-не-не. Кэт, подсказать тему, может обрисовать пару-тройку сцен, выйти в эпизоде в роли великолепного старшего брата – это я могу. Но уж точно без соавторства. Сама пиши, все равно дома целыми днями сидишь.
1. Просто Толик
Нашего главного персонажа – до полноценного героя ему расти и расти – зовут Анатолий Евгеньевич Корольков. Учится он на четвертом курсе местного университета, по специальности – экономист. Сам Толик может выбрал бы и другую профессию. Где-то в закромах памяти сохранились светлые детские фантазии, в которых он – спортивного вида инструктор, ведет школьников в турпоход… Или как он в стерильном халате ветеринара берет на руки больного щенка. Но мама, женщина практичная, работавшая последние 15 лет главбухом на заводе, где, если не считать уборщиц, мужской коллектив, без какого-либо выявления потребностей, отправила сына продолжать династию бухгалтеров. Толик, никогда не отличавшийся ни инициативностью, ни креативностью, честно ходил на лекции, периодически отвечал на семинарах и так же честно удивлялся, если по окончании пар сокурсники пытались вовлечь его в дискуссию по теме.
– Было бы что обсуждать. – Бурчал он и резкими, суетными движениями складывал тетради, стремясь быстрее покинуть аудиторию.
Внешность у Анатолия самая что ни наесть заурядная. Блеклые и все же правильные черты лица, рост чуть выше среднего. В одежде предпочтения, хотя кто бы спрашивал Толика о предпочтениях… Темно-серые, темно-синие, черные свитера и водолазки, практичные, многолетней носки джинсы. Без этих новомодных дырок и заклепок. Мама выбирала одежду всегда на глаз и в общем-то попадала в размер. В движениях Анатолий казался медлительным, но все-таки была в них какая-то не всегда заметная дерганость, даже грубоватость.
Психолог, по итогам первого собеседования, иронично заметила: «движения выдают в нем человека закомплексованного, неуверенного в себе».
Соседка и бывшая одноклассница Тонька Ватрушкина считала Тольку бесперспективным кавалером, и поэтому могла позволить себе легкие дружеские отношения с ним.
Любимая девушка Анатолия, Ольга, напротив, думала, что если его приодеть, и если ему повезет с работой, то выйдет из Толика неплохой муж и отец. Главное, и это как раз ее Ольгина задача, не дать ему упустить свой шанс. Вот закончит универ, и если его мама, как обещала, поможет устроиться на тот же завод, то стабильное будущее обеспечено.
Некоторые однокурсники отмечали у него определенную порочность во взгляде, в трепете крыльев носа. «Да, черты маньяка – неудачника у него точно присутствуют» – соглашались друг с другом они, правда, задним числом, уже после событий, речь о которых и пойдет в нашей истории.
Четвертый курс оказался в судьбе Толика временем знаковых событий и перемен. Годы спустя, вспоминая тот период, он много раз пытался представить, как повернулась бы жизнь, поступи он иначе. Вот только какой момент считать ключевым? Какие слова или действия привели его к точке невозврата?
Он не мог понять.
Первым знаковым событием для молодого человека оказалась поездка в Египет. Изначально планировался отдых в большой и веселой компании, куда позвали Толика однокурсники. Но постепенно, по мере приближения заветного числа, компания сама собой раскололась. Кто-то предпочел Тайскую свободу Египетскому ол инклюзиву. Кому-то оказалось важнее не отрываться от учебного процесса. Кто-то с кем-то рассорился. И остался Анатолий с парой малознакомых и несимпатичных ребят в чужой стране. Общий отель, редкие встречи и приветствия за завтраком. Однако неделя за рубежом сделала из маменькиного сынка Толика настоящего мужчину. Вернулся домой и в универ другой человек, смотрящий на женщин эдак оценивающе, будто примеряя каждую под свой новый опыт и знания. И однокурсники не могли не заметить таких перемен. Даже Тонька Ватрушкина на несколько секунд попыталась отвлечься от привычной роли друга Толика, примеряя на него образ принца Анатолия. Впрочем, картинка вышла комичная, и с облегчением Тонька написала несколько строк:
Твой взгляд оценочный, Дружок,
Кокетку разбудить не смог.
Лишь женщина за 40 лет,
Во мне вздохнула грустно: «нет.
Пока не принц и без коня.
Глядишь маньяком на меня,
А между тем другими уж
Потрачен миллионный куш.
И лишь глаза… В них что-то есть,
Хотя тосклив с тобою секс».
Вздохнув с облегчением, Антонина спрятала подальше нелицеприятные стихи до лучших времен, а чтобы изгнать остатки совести куда подальше, позвала Толика на работу, где сама совершала трудовой подвиг с летних каникул. Договорилась о собеседовании, отрекомендовала честь по чести и, гордая от собственного благородства в проявлении дружеских чувств, больше не вспоминала ни Толькиных взглядов, ни своих мыслей.
Второе знаковое событие – работа в офисе – наступило как-то буднично. Костюм с выпуск нова мать заставила Толика напялить совершенно напрасно. Сотрудники ходили в рубашках с расстегнутым воротом, джинсах и толстовках. А психолог Татьяна, между прочим жена директора, на собеседовании в секундный взгляд вложила столько презрения и насмешки, что Анатолий до обеда, вспоминая, потел и краснел. «как школьник, чес.слова!»
Риэлтерское агентство, насчитывающее десяток работников, находилось равно близко и к универу, и к дому, что добавляло ему несомненных плюсов. Если исключить директора с женой, чей статус и возраст недосягаем, то коллектив одногодок представлял собой бурлящий котел, наполненный энергией и непринужденностью, свойственными лишь студентам. Толик мгновенно стал их частью. и никого не удивляло, как быстро и легко он прижился. Как будто с первых дней занимал угловой стол у окна, будто без него никогда не выходил на перекур Ехидный Макс, будто просительный коровий взгляд Оленьки ему не нов. Прошла неделя после трудоустройства, а может все-таки две, никто не обратил внимания, но Толик и Оля, незаметно для всех, да и для самих себя, стали парой, словно всю жизнь встречались. Ее одобрила мама, приготовленные для него к обеденному перерыву котлеты с гречкой принимались как должное, ее податливость воспринималась само собой разумеющейся. И в последствии, перебирая знаковые события, Толик все же не стал причислять отношения с девушкой к таковым. А вот, казалось бы, незначительная встреча с нищим… Не случись ее, и жизнь может по другому пошла.
Он считал октябрь по-настоящему принесшим удачу. Молодой мужчина, уверенный в себе, с надежной специальностью меньше чем через год, уже сейчас работающий без маминой протекции, провожает собственную девушку по вечернему городу, придерживает зонт, неторопливо обсуждая проведенный день и общих знакомых. Горделивым петушком он оглядывает промокшие улицы, равнодушных прохожих, заполненный транспорт. А вдруг прямо сейчас на него смотрят женщины с влажным восхищением во взгляде и, чем черт не шутит, даже мужчины с потаенной завистью. Но прохожие отгородились зонтами, проходили мимо, опуская лица, прячась под капюшоны. Даже нищий, одиноко стоящий на углу, не смотрел на него с надеждой, а прятал красный нос в потрепанном воротнике. Толик притормозил и, передав зонт Ольге, судорожно зашарил по карманам.
– Деньги есть? Ну то есть мелочь… – Уточнил он и покраснел.
– Да. Рублей сорок, может чуть больше. – она подняла на него вопросительный взгляд.
– Вон, – Толик указал на нищего. У его ног лежала шапка с несколькими монетами и мокрой бумажной купюрой. – Одолжи, нуу… – Он замялся что-то подсчитывая про себя. —рублей 15. да! – при последнем слове у него вырвался смешок, больше похожий на нервное повизгивание, еще раз покраснел и нахмурился.
Ольга протянула ему указанную сумму, и Анатоль, гордо вышагивая, двинулся к попрошайке. Тот, наконец, поднял голову, быстро глянул на парочку, отвернулся, закурил, снова бросил короткий взгляд на него, на нее, на дом позади, на меняющий цвет светофор.
– че, мужик, похмелиться небось хочешь?
– Ага! – мужик осклабился, появились желтые кривые зубы, в мутных глазах сверкнул огонек интереса. – Бошку со вчерашнего знаешь, как выламывает?!
Толя понимающе кивнул, лицо посерьезнело, и он попытался добавить строгости в голос:
– Шел бы ты, Дядя, работать, я тебе серьезно говорю. Денег я тебе дам, но чтоб я тебя не видел тут! Понял меня? Хорошо понял?
мужчина, а это уже был пожилой человек, за 60 лет серьезно, без улыбки посмотрел на Анатолия и очень тихо ответил:
– Да я тебя понял, а вот че я тебе скажу, муфлон лабрадорский… – говорил он без интонаций, не повышая и не понижая тона, Поэтому Анатолий не сразу понял, что его прилюдно обозвали, а поняв, замешкался и не успел сообразить, как правильно реагировать. —вали отсюда, и бабу свою бери, и если чего я тебе устрою базззар вахзал…
потом живо взял деньги, сделал испуганное лицо, схватил шапку, кое-как рассовал мелочь по карманам и быстро ушел.
– Чего это он? – Спросила Ольга. В ее непонимающей улыбке застыл испуг.
– А просто какой—то старый козел, бомж…
толик неопределенно хмыкнул, пытаясь за уверенным тоном скрыть растерянность.
Его собственный образ уверенного в себе мужчины был поколеблен старым алкашом, выразительные глаза Оленьки будто таили усмешку, и проезжающее авто, словно подтверждая его ничтожность, окатило водой из лужи. Он долго и озлобленно матерился, переходя в агрессивное бурчание. А ничего не понимающая девушка лишь сочувственно и испуганно гладила его по руке, уговаривая не обращать внимания на всяких дураков. Толик не пригласил Ольгу, как изначально намеревался, к себе в гости, а поскорее распрощался с ней у ближайшей остановки, неубедительно пробормотав что-то насчет внезапно возникших дел… И тут ведь ей совсем чуть-чуть доехать.
Весь одинокий вечер Анатолий страдал. Пиво дома мама не одобряла, компании бесшабашных друзей, в которую непринужденно можно напроситься, он так и не завел, а правильное финансовое воспитание не позволяло ему отправиться в бар и напиться. Хотя, честно говоря, этого хотелось больше всего. Его самцовость, право мужчины на силу мудрого совета было поколеблено каким-то бомжом. А он ведь денег у девушки для того специально одолжил. Да и что он не так сказал?! Поработать предложил? Попрошайничать всякий может. А ты пойди-ка, пить брось, в порядок себя приведи, глядишь и получится. А то стоит и в глаза смотреть не хочет, еще и обругал вместо спасибо. Отвратительна вся ситуация в целом и по отдельности: непонимающая Ольга, матерящийся алкаш, вечно пустые карманы. Анатолий страдал и смотрел самые мощные фильмы, в которых присутствовали квадратные челюсти у мужчин, блондинки, падающие к ногам героя, массово его вожделеющие, пачки денег, которые даже как-то не интересно тратить и изгнание под плинтус всякого мелкого, злобного, грязного козла.