Катерина Достоевская
Ястребиная хватка

IV. Овечья шкура

Мама развесила белье и звала их обедать. «Таде, милый Таде!» Она кликала брата с укором, ведь тот никак не наиграется с друзьями, чтобы вернуться и помочь по дому, но все не могла на него как следует рассердиться.

Крошка-Дита сидит во дворе: она видит мамин темный силуэт на белой простыне, как та вскинула руку. Спустя пару мгновений ее голос затих, унесенный теплым летним ветром.

Щелк, свист, взрыв. Дом охватило ослепительное пламя.

 
***
 

Для встречи Элен подобрала наряд сдержанного достоинства. Так, чтобы макияж не выдавал в ней французскую диковинку, она надела лицо скромницы. То, что работает на мужчинах, как активатор, действует на женщин обратным образом. Фрау Циглер казалась довольной.

Они устроили обход антикварных лавок и мебельных магазинов в округе. Целью стал поиск очаровательных побрякушек для обстановки в новом кельнском жилище Циглер, предоставленном руководством.

Вне торжественных вечеров фрау Циглер выглядела… Разочаровывающе обыкновенно. Чопорная немка в темно-коричневом костюме, юбке ниже колен, ботильонах и кожаных перчатках в тон, вписанная в городскую толпу, как очередной кусочек пазла – и никакой избыточности в аксессуарах. На торжестве и ужине ее руки, запястья, шею и грудь осыпали бриллианты: оставалось гадать, как она с легкостью держит бокал шампанского на весу, когда на ее кисти столько сияющих камней и металлов. Элен с удивлением заметила, что сейчас, вне лоска и шика вечерних нарядов, Вилда выглядит моложе. Несмотря на седину, что коснулась ее волос по бокам – явно преждевременно – ей не дать больше сорока. Двигалась она со свойственной ей стремительностью, что было заметно и по ее порывистой манере перескакивать с темы на тему. Элен только успевала зацепиться глазами за безделушку в ее руках, как Вилда подмечала что-то более интересное на соседних полках и устремлялась к фужеру, вазе, лампе или настольным часам. Она тянула руки ко всему, будто не могла оценить предмет исключительно по виду, а должна была обязательно убедиться в его качестве тактильно. Шутя, оправдывалась: «это ведь в дом, нужно выбирать внимательно,» хотя Элен ни словом не осудила ее.

Убедиться в реальности. Навык, которого ей начинало недоставать с каждой минутой, проведенной в своей роли. Элен подошла к приставному столику с росписью и провела по лакированной поверхности рукой в перчатке. Сюжет на нем: два всадника, величественный рыцарь и девушка в богатых одеждах, скачущие через лес.

– Вам нравится?

Пожилой владелец лавки обратился так, будто извинялся за то, что потревожил ее размышления.

– Что это за история?

– Принц эльфов и леди Изабелла направляются к месту ее казни.

Элен подняла настороженный взгляд.

– Что же она натворила?

Тот добродушно посмеялся, щурясь и поправляя круглые очки.

– Совсем ничего, госпожа. Только вышивала и мечтала, а когда услышала, как загадочный незнакомец трубит в волшебный рог – влюбилась и согласилась уехать с ним.

Изображенный рыцарь теперь не казался достойным и величественным. Элен обратила внимание на веревки, прилаженные к его седлу, и меч, висящий на поясе рядом с потертым медным рожком. Его конь понуро опустил голову, пока скакун леди вскинулся, единственный чувствуя опасность.

– Он убийца? – бесцветно спросила Элен, прикрыв рыцаря ладонью, так что видимыми остались только лошади и принцесса.

– Совершенно точно. Обманщик и губитель хотел ограбить и избавиться от нее на том самом месте, где убил до этого еще шесть королевских дочерей. Но не в этот раз.

– Кто-то спас ее?

– Нет, фройляйн, она спасла себя сама. Уговорила его отдохнуть, положив голову ей на колени, усыпила нежными ласками и… Прикончила, задушив его собственным поясом. Сказала: раз шесть твоих невест покоятся тут, так составь же им достойную компанию.

Элен убрала руку с изображения. Этой принцессе не нужна была помощь.

– Как же она жила потом, убив человека?

– Что тут сказать, баллады часто склоняются к трагическим финалам. Может, сошла с ума. Впрочем, тут она еще не знает о своей участи – он скажет ей, что намеревается сделать, когда они углубятся в чащу. Между прочим, это отличный стол, вы могли не заметить, но помимо завораживающей истории тут есть еще и пара выдвижных ящиков…

– То есть, она могла и не найти обратную дорогу?

Он замер, едва начав выдвигать боковую створку.

– Эм, вполне возможно, госпожа. Не могу не отметить, вы – первый человек, который выдвинул такое… Предположение.

– В моем окружении все чаще говорят о мрачных событиях. Возможно, это плохо на меня влияет.

– Конечно, госпожа. Сейчас такое время, но… Она ведь выжила. Думаю, остальное не имеет значения.

Забавно, как ее поездка из тайной миссии превращается в сбор и исследование старинных легенд и баллад. Но это к лучшему. Возможно, без таких развлечений она совсем бы потеряла присутствие духа. Иногда проще представить себя героем сказки, с которым приключилась беда, тогда приходит понимание, что все преодолимо.

– Все проходит, – он широким жестом указал на обилие старинного хлама вокруг, – а добротным вещам все нипочем. Купите что-нибудь, как талисман, чтобы пройти через эти испытания. Только назовите адрес, и завтра мы с Эриком доставим вам этот столик в целости и сохранности. Если угодно, можете расплатиться частями.

Элен оглянулась на фрау Циглер, скачущую от стеллажей к старинным комодам со множеством ящичков. Юный помощник владельца силился удержать стопку выбранных ею вещей, и, балансируя, опустил их на ближайшую поверхность, чтобы приступить к упаковке.

– Я посоветуюсь с подругой. Может, это именно то, что она искала.

 
***
 

Она стала внимательнее к проходящим мимо людям. Казалось, что любой из них может оказаться кем-то, кто знает ее. Элен не хватало чувства общности, поэтому она представляла, как юноша, читающий газету на углу, показывая новость об обстрелах Великобритании лавочнику, мог бы незаметно передать сообщение с указаниями. Или, может, подаст ей условный знак. Пока она оставалась настороже, фантазии ничем не вредили делу, и вряд ли ее мысли нарушили бы чьи-то планы. Она отправила две телеграммы – «домой», на адрес, который запомнила из инструкций перед тем, как сжечь. По ее ощущениям, все шло хорошо, она ждала следующей встречи с ястребом. Единственные встречи, в которых, как ей казалось, был смысл – потому что составляла прямую линию с Тео.

Ее предупреждали, что убить Фальке как можно скорее будет наилучшим исходом, но она не была вынуждена и не хотела рисковать. После столь старательной маскировки, всех усилий, путешествия, разговоров – просто убить его, подписав себе приговор на месте, казалось непрактичным и непоследовательным. Элен понимала, что будет полезнее, заставь она его рассказать как можно больше. Но работа – это последнее, о чем он желал говорить не только с ней, но и с кем либо в целом. Оставалось находиться рядом и внимательно изучать его, поджидая удачный момент, успокаивая себя тем, что время мести и расплаты наступит – позже.

Рядом с ним она не могла находиться в спокойствии. Такие бессмысленные, но важные встречи с Циглер, прогулки с Эдмундом, походы по магазинам и в ателье составляли большую часть ее досуга и время, когда ее не охватывала жгучая ненависть. Это было пустое, и вместе с тем бесценное время для восполнения сил.

Конечно, их сопровождала охрана. Все тот же человек, что сидел в фойе отеля каждый раз, когда Элен собиралась выходить, был из людей Фальке. Расставаясь у собора, Людвиг сам же признался в этом, и принес извинения за неудобства, в то же время убеждая ее в необходимости наблюдения «на всякий случай». Элен не возражала, ведь так Людвиг только укрепит свою уверенность на счет нее. Сложно было отделаться от ощущения, что за тобой наблюдает больше пары глаз, без уверенности, все ли их владельцы – благодушные персоны. Вилда взяла ее под локоть и резко повернула на соседнюю улицу, вспомнив о чем-то, что хотела ей показать. Элен краем глаза уловила движение за ними, в тот же момент, в ту же сторону – девушка в сером пиджаке, на пару размеров больше.

Дамы перешли дорогу, и несколько автомобилей отделили их от серого пятна. Охранники шли чуть в отдалении. Уж, произойди что-то неладное, они бы пресекли это в моменте. Элен кивала, демонстрируя вовлеченность в рассказы Вилды об их с мужем последнем визите в оперу, и, прежде чем завернуть за угол мимо цветочной лавки, снова оглянулась.

– … величайшее сочинение Вагнера. Ох, все меньше людей, но не машин. Но тут хотя бы не так оживленно, как в Берлине. Как вам в Кёльне, дорогая? Не слишком скучаете?

– Это очаровательный старинный город.

– Все так, все так, но все же в Берлине нам было бы веселее. Пока у Йенса тут дела, я обречена проводить свободное время без подруг. Вы бы пришлись по душе Грете и Еве… А вы все оглядываетесь, дорогая. Понимаю, мне тоже было сложно поначалу выкинуть их из головы, но Фальке настаивал, а Йенс не смеет ему возражать.

– Что вы, это же прекрасно – если в салоне выставят умопомрачительные наценки, нам есть, к кому обратиться за помощью в торгах. У них точно найдутся аргументы покрепче женских сумочек.

Вилда рассмеялась, оглянулась на охранников и подмигнула им.

Так то лучше. Хорошо, что не ей одной лишнее внимание внушает неудобство.

– Вот оно! Ева настоятельно рекомендовала их десерты. Мы заслужили немного побаловать себя, вы так не считаете?

– Конечно, Вилда.

Серого пятна больше не оказалось в поле ее зрения, но внутри Элен распускались склизкие лозы тревоги. Снова. Она не знала: лучше, чтобы это чувство продолжало истязать ее, или что-то все-таки, наконец, произошло?

Внутри «Мимозу» украшали резные деревянные элементы, что перемежались с гладкими панелями. Пышные букеты у входа и шкафа с десертами, вдоволь света из огромных окон и непрактичный белый текстиль на каждом из столиков. Элен едва отодвинула стул, как Вилда прервала ее порывистым жестом.

– Нет-нет, Элен, только не у окна, вы и так необыкновенно бледны. Садитесь здесь, – не допуская маневра для спора или возражения, Вилда усадила ее на место напротив. – Не хватало еще, чтобы вас продуло, этого Эдмунд мне не простит. Итак, начнем с напитков…

Ее покровительство успокаивало. Их охранники расположились неподалеку, один у стойки, второй ближе к выходу – но оба достаточно близко к ним. Чтобы снова отвлечься, Элен сосредоточилась на своих ощущениях, предпочла кофе чаю, достала долгожданную сигарету и приготовилась к очередной волне информации о сладостях, ремонте, театре и городе. Вилде удалось застать ее врасплох:

– Как же вы познакомились?

– Эдмунд разве не рассказывал?

Цигель улыбнулась.

– «На моей лекции в Париже, а потом мы поженились». Ну это же совершенно несерьезный рассказ! Где вы встречались, как сблизились, как он сделал вам предложение? Я часто видела их с Йенсом, и он казался таким нерешительным. Вы помогли ему раскрыться с новой, неизведанной стороны.

Вилда схватилась за чашку обеими руками и затихла, впервые предоставив собеседнице столько пространства для повествования.

– Это правда, он бывает очаровательно-несобранным. Но вам стоило бы видеть его за кафедрой. Когда он погружается в предмет своего исследования, то совершенно преображается, хоть и начинаешь понимать его с переменным успехом.

Жак провел ее на лекцию Эдмунда . После долгих и безуспешных попыток отговорить ее от всей авантюры по поиску брата, сам согласился стать частью ее задания. Он хотел «знать, кто доведет ее до могилы,» и она перестала гадать, сколько в его утверждениях угроз, а сколько – реальных опасений. К тому же, в ее окружении не было других медиков, способных растолковать ей незнакомые термины и погрузить в работы Вернера по хирургии.

Увидев Эдмонта в аудитории, она серьезно усомнилась в себе. Он был молод и сосредоточен. Видел свою миссию в науке и жаждал достичь результатов на практике. За Элен успело сразиться немало молодых людей, и такое внимание льстило ей, хоть и отпугивало, вынуждая держаться тени и невыразительных нарядов. Учеба была для нее на первом месте, и только с того года она начала ходить на свидания, осознавая и воспитывая в себе кокетку. Французские подружки крутили парнями направо и налево, и рады были осыпать ее советами, как только все дошло до «дела».

– Наше первое свидание было в библиотеке.

– Ох, я совершенно не удивлена, – Вилда отмахнулась.

– Он любезно согласился рецензировать мои работы, хоть они больше касались философии и медицинской этики. Не буду таить, я сделала это нарочно – чтобы украсть у него немного времени, пока он был в Париже.

Встреча в коридоре университета, оброненные книги. Она рассыпалась в извинениях, ослепительная в своей искренности. Он не ожидал увидеть среди ее груза статьи собственного авторства. Она позволила себе, склонившись, задать ему несколько уточняющих вопросов, ведь медицина и хирургия – совершенно не ее специальность, но взгляд с этой стороны так углубил бы ее работу. Эдмунд с радостью уделил ей час, а в другой раз – день, и вечер, и еще один день.

– Мне нравилось его слушать. Ему понравилось, как я мыслю. Вскоре я призналась ему, что хотела в первую очередь задержать его любым возможным способом – а он был не против, но настоял, чтобы я все же отправила наши наработки профессору. Я согласилась, но при условии, что он пригласит меня на свидание, теперь уже настоящее. Так у меня стало на одну публикацию больше, а у Эдмунда – чуть меньше времени для праздного одиночества.

Вилда мечтательно вздохнула.

– Это пошло Эду на пользу. Вы совершенно очаровали его. Мы с Йенсом переживали, не попадет ли он в злые руки, сам будучи студентом он не отличался сообразительностью в любовных делах. Да не очень-то и интересовался подобным – ничего не замечал, кроме своей работы. Это мы, как только познакомились, не смогли друг от друга оторваться. Да и, не схватись Йенс за меня, вряд ли сдал бы экзамены.

– Зато где он теперь.

– Это точно!

Официант вернулся с аккуратными тарелочками и расставил на столе множество муссов, кремов и бисквитов. Вот, в чем еще проявлялась настоящая фрау Цигель – соответствуя эталону немецкой женственной чопорности в своем повседневном образе, она не желала отказывать себе в удовольствиях. Элен изогнула бровь, окинув взглядом все это великолепие.

– Если жизнь – погоня за гастрономическими впечатлениями, то сегодня мы опередим график на несколько лет.

– Германия совсем не то место, где едят ради впечатлений. Наша кухня больше про сытость, чем про вкус.

– Умоляю вас, это же не Англия.

Вилда снова засмеялась, и Элен снова восприняла это как свою маленькую победу. Было важно расположить ее, ведь они так близки с Фальке. Весь мир Элен сошелся клином на Фальке, все реки и дороги без исключений вели теперь к нему. Все то пространство ее мыслей, что занимал любимый брат, без спроса занял его чертов убийца.

– А что касается предложения, – Элен достала вторую сигарету и задумалась, не успев ее запалить. – Мне не с чем сравнить, но, будь оно не единственным в моей жизни, то уж точно стало бы самым нелепым.

– Господи, ну же, как это произошло?

В тот вечер ее накрыла гнетущая задумчивость. Было ясно, что это – одна из основных контрольных точек на пути к цели. Это важный шаг не потому, что Элен выйдет замуж, сменит статус, обретет полноценного партнера в своей жизни. Она еще толком не задумывалась о семье, о том, каким будет ее муж – обстоятельства решили это за нее, лишили ее возможности выбора, как только она согласилась на всю эту операцию. Она добровольно отдала один из самых главных выборов в жизни женщины.

«Все хорошо, Лили. Ты можешь рассказать мне, что тебя тревожит». Она молчала, уставившись на его ладонь. Вздохнув, накрыла своей рукой. Заглянула ему в лицо. Сказала, что согласна – и улыбнулась так искренне, как только смогла. А он в панике принялся шарить по карманам, понимая, что его раскусили, и сюрприз больше не удастся. Поспешно раскрыл бархатную коробочку, не успев встать на колено, как это принято – кольцо выскользнуло из его пальцев, покатилось по столу и упало плашмя.

– М-да, ловкости нашему Эду не занимать.

– Это совсем ему не вредит. Ему так просто довериться. К тому же, он нежный и заботливый супруг.

Пусть за нее и сделали выбор – он был не так уж и плох. Искренний и чуткий муж – разве этого мало? Она больше сомневалась в своих качествах, нежели в нем.

– Вы уже задумывались о детях? – Вилда тронула вилкой очередной бисквит, и тут же поправила себя. – Хотя, о чем это я, Эдмунд сам еще ребенок, как бы ни хотелось думать иначе…

Элен было нечего ответить. В мыслях впервые образовалась совершенная пустота, и это заставило ее насторожиться. Детский плачь в доме, охваченном пламенем. Почему она не думала о детях? Тео не рассказывал, но теперь она вспомнила, что там, за распростертой простыней, вместе с мамой, был их младший брат-младенец – в доме, охваченном огнем.

У нее загудело в ухе, глубоко, почти внутри головы. Слева люди встали из-за столика, покидая кафе, и она оглянулась на приглушенные звуки – с этой стороны она слышала хуже, чем с правой. Последствия взрыва.

Щелк.

Щелк.

«Эй, ты!» Снаружи послышались частые шаги. Охранник сорвался к Вилде, заходя ей за спину с раскинутыми руками.

Выстрел.

Стекло с треском разлетелось, осколки разметались по столам и по полу. Это оглушило и ослепило ее на мгновение. Элен рефлекторно отстранилась от стола и метнула взгляд в окно. Девушка в сером пиджаке стояла, вытянув руку с пистолетом. Ее лицо не было человеческим, оно стало ужасающей маской ненависти, презрения и звериной ярости. Она продолжила стрельбу, и в тот же момент кто-то с наскока опрокинул Элен вместе со стулом, прижав к полу и накрыв ее своим телом. Двое незнакомцев рухнули замертво, раздались крики и вопли.

Замерев, вся дрожа, Элен сместила глаза на Вилду. Все еще сидящая, ее ноги в ботильонах стояли неподвижно, рядом с вялыми ногами охранника. По белоснежной скатерти растекалось темное пятно.

V. Цена правды

VI . Совесть охотника

Жак прижал ее к себе, трясущуюся, как в лихорадке. Париж отдали без боя, все наступление не продлилось и сезон, а над городом все чаще пролетали истребители.

Щелк, свист. Ее тело знало – вот-вот последует взрыв, этот или соседний дом разнесет в щепки и распотрошенные обломки охватит пламя.

Элен дрожала всем телом, не в силах унять нарастающий и парализующий страх. Зубы громко стучали, ее голова разрывалась от безмолвного крика, в мучительном ожидании смерти, сейчас, сейчас, но взрыва не было. Успокаивающий шепот Жака едва пробивался сквозь ее панику. Он держал Элен в охапку, умудряясь гладить ладонью по спине, просто пережидая приступ.

Щелк, свист – гулкий, низкий, так близко, что кажется – он пронесся на расстоянии вытянутой руки.

Она закрыла уши ладонями, изо всех сил вжав в голову. Бесконечное ожидание, когда опасность минует, и унесется подальше, и затихнет, и исчезнет. Чтобы повториться.

Дом, охваченный пламенем, продолжит гореть в ее воспоминаниях.

 
***
 

Фальке улыбался, указывая на пейзажи за окном автомобиля.

– Очень просторная местность. Озеро неподалеку, роща, птицы, а за домом я организовал небольшое стрельбище. Вы умеете стрелять?

– Не любитель, – Эдмунд поправил очки, сидя на заднем сидении с Элен. Людвиг бросил взгляд через плечо.

– А вы, Хелен?

– Никогда не пробовала.

Она вспомнила грохот ружей и вой сирен. Почувствовала дрожь в онемевших пальцах и, не меняя выражения, добавила:

– Все-таки, это дело не для дам.

– Не соглашусь. Та же охота в средние века превратилась в развлечение. Если стрельбой увлекаются мужчины, то почему бы женщинам тоже не получать от этого удовольствие?

– Чтобы Лили взяла в руки оружие? – Эдмунд посмотрел на жену с умиленной улыбкой. – Нет, даже представить это не могу.

– Не забывайте, Эдмунд, что идет война. И, будь я на вашем месте, предпочел бы, чтобы Хелен сумела себя защитить.

– Но ведь здесь нам, надеюсь, ничто не грозит?

Людвиг обернулся к нему, чуть понизив голос.

– Именно поэтому нельзя терять бдительность.

– Ладно, ладно, если вы настаиваете. И если Лили не против… Только предупреждайте, когда происходит учебная пальба. Чтобы мы не спутали ее с настоящей, – Эдмунд усмехнулся, ожидая той же реакции от Людвига. Тот оставил неудачную шутку без внимания, вместо этого указав куда-то вперед.

– Мы почти на месте. Как я и сказал, чудесная природа, вам здесь понравится.

Краешек крыши старинного дома показался за деревьями, пока машина ехала сквозь лесную дорогу. Элен коснулась стекла, уже некоторое время пытаясь запомнить путь. Воображение рисовало картины отхода в ночной лес и поиск пути во мраке, пока вокруг снуют темные силуэты ищеек, неотличимых от округи. Только теперь с ней не было глазастого старшего брата, который знает места, как свои пять пальцев.

Она прогнала мрачные мысли, стиснув ремешок своей сумочки. Нечего бояться, да и вряд ли Людвиг держит солидную охрану в, как он выразился, тихом и спокойном месте. Здесь они будут в безопасности.

Благодаря перчаткам не было заметно, как побелели ее пальцы.

Это оказался основательный дом на пару этажей, с заросшим садом и большими окнами. Элен никогда не доводилось жить в таком. Из-за отделки из крупного серого камня он казался средневековым. Массивные деревянные перила вдоль крыльца, широкие ступени, двойные двери – внушительные, с тяжелыми медными кольцами.

Элен не ожидала, что один только внешний вид ее настолько очарует. Дверь автомобиля открылась, и Людвиг подал ей руку, помогая выбраться. Она поправила сумочку на плече и улыбнулась, с трудом отрывая взгляд от дома.

– Это настоящее сокровище. Насколько это старый особняк?

– Признаюсь, понятия не имею. Скорее вы, как человек с культурным образованием, сумеете это определить.

– Я больше разбираюсь в изобразительном искусстве.

– О, не переживайте, старинные картины здесь тоже есть.

Элен рассматривала дом так же, как любуются на экспонаты в музее. Он казался ей прекрасным, органично-старинным в окружении этой лесной идиллии. Она даже ощутила укол кощунственного невежества после предложения войти внутрь и потревожить это параллельное измерение, портал в чье-то мирное прошлое. Людвиг без промедления оттащил, распахивая, тяжелые двери, совсем не бережно и без тени сентиментальности. Действительно, о чем она думает? Это ведь всего лишь дом. После многих лет во Франции, немецкая практичность ставила ее в ступор.

Туфли-лодочки потонули в огромном ковре, стоило перешагнуть порог. Добротная мебель, старинные шкафы, изящные вешалки, крупная паркетная доска из отполированной темной древесины. При входе их встретил – дворецкий? Молодой парень помог Элен снять пальто. Все это и так казалось сказкой, кто в такое время мог позволить себе держать слуг?

Людвиг усмехнулся, заметив ее замешательство.

– Не думали же вы, что я приглядываю за такой громадиной в одиночку?

Она мотнула головой, аккуратно снимая шляпку обеими руками и передавая ее мальчишке. Тут же оглянулась, проверяя прическу в зеркале, обрамленным тяжелой кованой рамой. Остальные стены здесь красовались мелкими картинками, потускневшими от времени – если за стеклами, деревом и металлическими поверхностями здесь тщательно следили, то холсты берегли и не трогали.

– Впереди – каминный зал, за ним обеденный, там в уголке кухня и, разумеется, погреб. В другой стороне кабинет, еще пара неразобранных комнат – если вам понадобиться больше места, только скажите. На втором этаже четыре спальни, выбирайте любую.

– Да, в таком доме места хватит на всех, – Эдмонт с долей облегчения передал свой плащ парню и осмотрелся. – Элен мечтала пожить в таком, да, Лили?

Не ответив, зачарованная, она прошла в следующий зал. Оленьи рога над камином, старинный портрет над широким комодом в стороне, несколько крупных кресел и диван – наравне со сложно исполненными деревянными стульями и приставными столиками.

– Я только рад исполнить ваши мечты. Чувствуйте себя здесь полноправной хозяйкой, Хелен.

Она чувствовала себя совершенно по-другому. По-особенному. Маленькая хозяйка большого дома. Будто она, спустя многие годы, оказалась там, где должна быть.

Даже если ее миссия продлится недолго, а жизнь закончится слишком рано – это будет незабываемое время.

 
***
 

Выстрел.

Мишень, выставленная в высокой траве, не шелохнулась.

Элен скривилась. Рука ныла от самого плеча – со стороны стрельба казалась элементарно простым делом, но не на практике.

Начав злиться на себя за отсутствие выдержки и недостаток сил, Элен снова направила дуло на мишень, но взгляд уже не фокусировался на очерченной точке, пальцы побелели от напряжения.

Она отчаянно желала попасть, но никак не решалась нажать на курок. Пистолет стал казаться невыносимо тяжелым, он едва ли не тянул за собой, вниз.

«Пожалуйста, пожалуйста…»

Край холста отлетел, оставив вместо уголка полотна рваный шрам.

– Не напрягайте так кисть, Хелен. Не только рука, вы сами – оружие.

Элен с тяжелым вздохом опустила пистолет.

– Нет, оружие – совершенно не мое.

– Вопрос практики, – улыбнулся Людвиг. – Если будете приходить сюда каждый день и делать хотя бы по пятнадцать выстрелов, начнет выходить гораздо лучше. А освоите винтовку, можно будет идти охотиться.

– Здесь есть, на кого?

– Конечно. Кабаны, олени, зайцы. Очень азартное занятие, отлично разгоняет кровь, вам должно понравиться.

Немного помолчав, Элен отвела взгляд.

– Не знаю, смогу ли выстрелить в живое существо.

– Будет хуже, если начнете с людей.

Она усмехнулась, надеясь, что это шутка, но Людвиг был серьезен. Совершенно.

– Я бы не хотела…

– Наше везение – выбирать условия, но чаще всего их выбирают за нас. И иногда выбор не стоит между «бей» или «беги», но «убить» и «быть убитым». Не забывайте, Хелен…

– Идет война, я понимаю. Здесь об этом, действительно, несложно забыть.

Оба замолчали, позволив ветру и шуму буйной листвы заполнить паузу. Из леса послышалось пение птиц, которые затихли, стоило ветру уйти – и все вокруг замерло, в абсолютной, пугающей тишине полудня.

Элен чувствовала, что это особенный момент.

– Кто научил вас охотиться?

– Отец.

– Я ожидала услышать «луна и дикие звери».

Он улыбнулся.

– Отчасти.

Людвиг принял из ее рук пистолет и начал неспеша перезаряжать, вспоминая детали давно забытого прошлого.

– У леса свои законы, но, если задуматься, они близки нашим. Убивают там не ради удовольствия, но ради выживания. Важно знать, как быть смертоносным, чтобы не стать живодером. Было страшно ошибиться. Я помню это очень хорошо – замедленное дыхание, промахи, страх, чужая боль. Лишние страдания ни к чему, будь это человек или животное. Теперь я понимаю это еще лучше.

Знакомое ощущение – когда заходишь на чужую территорию, в чужие мысли и воспоминания. Элен показалось странным, что это случилось настолько быстро, но он хотел делиться – что было удобно и экономило много времени. Мальчик, с охотничьим ружьем наперевес, идет вслед за отцом. Переживает, целясь в оленя, как бы не промахнуться, чтобы не пришлось потом довершать дело собственноручно, ножом, глядя в наполненные болью и страданием глаза.

И как, уже мужчиной, без колебания убивал людей.

– Но тем и хорошо быть человеком. Можно не переставать совершенствоваться, пока ты жив, – Людвиг подал ей пистолет.

Элен разминала кисть, колеблясь, но чувствовала, что Людвиг не позволит отступить.

– Такая тяжесть не для дам…

– Вы себя недооцениваете. Давайте, еще раз.

– Что ж, раз вы настаиваете, – вздохнув, Элен собралась и снова засверлила мишень взглядом. Несколько демонстрационных попаданий в центр и рядом с ним – работа Людвига – беспощадно дразнили ее одним своим существованием. Еще недавно ей удалось задеть холст, но не кольца. От напряжения глаза начали слезиться, очертания мишени размылись и пришли в едва заметное, раздражающее движение.

– Не спешите, Хелен, – выдохнул он над ее ухом. Глядя поверх ее плеча, он поддержал ее руку с пистолетом, направляя на мишень. Когда он успел подойти так близко? Почему она не заметила? Замерев, Элен снова ощутила вибрацию его низкого голоса.

– И не бойтесь.

Другая ладонь легла ей на пояс, придерживая бережно и надежно, будто сама Элен стала оружием в его руках. Тяжесть пистолета перестала отвлекать, мишень впереди стала четкой. Оба Людвиг и Элен стояли ровно и смотрели – прямо в цель.

– Стреляй.

Она непроизвольно закрыла глаза от отдачи и шума выстрела, и вскоре увидела новую метку на мишени – у третьего кольца от центра.

– Со временем, – Людвиг стоял на шаг позади, уже не касаясь ее, – станет получаться еще лучше.

Элен кивнула, передавая ему пистолет.

– Может, тогда я и буду способна задеть мишень без вашей помощи.

– Мне показалось, что небольшой успех вас вдохновит. Вы же – та, кто нажал на курок. Здесь это не натренировать, но время и правильный момент для выстрела – тоже искусство.

– Позвольте сначала усвоить азы, – Элен придержала ноющее запястье.

Людвиг принял стойку и совершил несколько выстрелов подряд. Элен отступила к дому, не сомневаясь, что каждый из них попал в центр – или рядом с ним.

Возвращаясь к дому через сад, она задумалась, что бы почувствовала, убив животное. Вид крови сам по себе не тревожил ее, но хлынувшая потоком из пульсирующей раны заставило бы ноги подкоситься. Пусть убийство и работа для военных, это все еще травма, провоцирующая психическое отклонение, пост-травматическое стрессовое расстройство. Солдатское сердце, в конце концов, ничем не отличается от человеческого.

Шульц представлял Людвига монстром. Элен не знала всего, что удалось узнать их разведке, и это к лучшему. Пока еще ей везло не оказаться на месте забитой добычи.

Элен усмехнулась, думая об этом, пока возвращалась в его дом – откуда вряд ли смогла бы сбежать, даже если попыталась бы. То, что Людвиг сказал о страдании и боли, успокоило ее. Зная не все, но многое о жизни, она все-таки мало знала о смерти, но думала о ней все больше и больше. Она не боялась, даже хотела, чтобы все это предприятие закончилось как можно скорее – знанием, что же случилось с братом.

Осталось ли в ней хоть что-то, кроме страха остаться одной?