– Понимаю, – отозвался инспектор Мак-Глуски, – но что же дальше?
– Сегодня утром я получил письмо от моего старого приятеля, начальника полиции Гайнса из Канзас-Сити и собирался к тебе, чтобы сообщить содержание его. Впрочем, Гайнс сообщает, что писал и тебе, и ты, собственно говоря, должен был бы уже получить это письмо.
– До сего времени не получал еще. Письмо, быть может, ждет меня в бюро.
– Так как содержание писем по существу одинаково, то я скажу тебе теперь же, в чем дело, – продолжал Ник Картер, – Гайнс справлялся о докторе Кристале, который бежал из тюрьмы вместе со стражником и скрылся бесследно из Канзас-Сити. Затем он просит, по возможности, выследить беглеца, высказывая предположение, что доктор Кристаль скрывается в Нью-Йорке и попытается помочь своим друзьям, доктору Кварцу и Занони. Как тебе это нравится? И не кажется ли тебе, что описываемый привратником незнакомец с букетом гвоздик не кто иной, как доктор Кристаль своей собственной персоной?
– Как тебе сказать, Ник. Я теперь даже уверен, что неизвестный с букетом и беглый арестант одно и тоже лицо, – с тяжелым вздохом сознался инспектор.
– Следовательно, ты полагаешь, что в клинике был доктор Кристаль?
Инспектор сердито рассмеялся.
– Черт возьми, почему же этот болван, начальник полиции, не сообщил нам всего по телефону? – воскликнул он.
– Какая была бы от этого польза, – спокойно возразил Ник Картер, с улыбкой глядя на своего друга, – вряд ли мы поступили бы иначе, чем теперь.
– Пожалуй, ты прав.
– Наверно прав, так как решительно никто не допустил бы и мысли, что лежавшая неподвижно в течение полугода Занони так внезапно исчезнет!
– Пусть будет по-твоему, а теперь скажи, пожалуйста, Ник, как ты представляешь себе всю эту историю? Неужели ты на самом деле думаешь, что Флинн и миссис Фильдс были подкуплены и допустили доктора Кристаля в камеру Занони, позволив ему беспрепятственно вынести ее из клиники?
– Ничего подобного, – возразил сыщик, – во-первых, таких испытанных служащих сразу не подкупишь, тем более при таких обстоятельствах. Они всегда должны считаться с вероятностью навлечь на себя беду на всю жизнь. А затем мы ведь имеем дело с лицами, честными и заслуживающими доверия. Нет, задумываться над этим – значило бы зря растрачивать дорогое время. Я тебе вот что скажу, Жорж, – прибавил он убедительным тоном, – привратник и медсестра были обмануты!
– Очень красиво сказано, понятно, они были обмануты, – с раздражением произнес инспектор, – но каким образом?
Ник Картер с улыбкой посмотрел на своего друга.
– Видишь ли, Жорж, дело гораздо проще, чем ты думаешь, – спокойно сказал он, – в данном случае пущен в ход старый и испытанный прием: гипнотическое внушение. А нам хорошо известно, что Занони именно в этом очень сильна.
– Как хочешь, а я ни за что не пойму, каким образом эта шайка умудрилась оказать гипнотическое влияние на привратника и на медсестру, – сердито проворчал начальник полиции, – если твоя теория верна, то надо предположить, что Занони и доктор Кристаль в одно и то же время проделали в разных местах клиники свои сеансы гипнотического внушения.
– Я в этом и не сомневаюсь, – все также спокойно заметил сыщик.
– Отлично! Не объяснишь ли ты мне в таком случае, каким образом доктор Кристаль имел возможность общаться с Занони, а Занони с ним? – волнуясь, спросил инспектор.
– Милейший друг мой, на это могу тебе ответить только то, что наш брат, сыщик, так же, как и врачи, может руководствоваться только предположениями, – ответил Ник Картер, усаживаясь поудобнее на диван. – Врачи называют это диагнозом, у сыщиков это именуется прирожденным чутьем. Если диагноз оказывается правильным, то больной выздоравливает, если наше чутье правильно, то мы устанавливаем мотивы преступных действий и способ выполнения их, а если нам везет, то мы на основании наших выводов, иногда, накрываем злодея. Способ возможности общения между Занони и доктором Кристалем вызывает целый ряд предположений; но он мне кажется не настолько важным, чтобы стоило из-за него ломать голову. Достаточно того факта, что доктор Кристаль был впущен привратником в клинику не менее как за полчаса до момента обнаружения бегства Занони.
– Совершенно верно, – проворчал инспектор, – другими словами, ты хочешь сказать, Ник, что доктор Кристаль прежде всего загипнотизировал привратника.
– Именно, – согласился сыщик, – нам с тобой хорошо известно, какую силу имеет гипноз. Им можно искусственным путем усыпить большинство людей, причем они, проснувшись, не будут иметь ни малейшего понятия о том, что они в течение известного промежутка времени находились в состоянии бессознательного отсутствия воли. Я, вероятно, не ошибусь, если предположу, что вынутый доктором Кристалем портсигар испускал настолько сильный одурманивающий запах, что ничего не подозревающий привратник стал особенно восприимчивым для примененного к нему гипноза.
– Повторяю тебе, Ник, привратник производит впечатление вполне честного и достойного доверия человека, – качая головой, возразил инспектор, – он клялся всем святым, что и минуты не беседовал с незнакомцем и сейчас же выпустил его из дверей, которые затем и запер за ним.
– Показание миссис Фильдс почти тождественно с показанием привратника, – с улыбкой заметил Ник Картер, – мне их лично и расспрашивать не нужно, чтобы прийти к выводу, что они оба говорят чистейшую правду. И все-таки оба говорят неправду, выражаясь чисто отвлеченно, то есть они лгут бессознательно. Это-то и есть особенность гипноза, что загипнотизированному лицу можно внушить, что угодно.
– Я понимаю, – сказал инспектор, – что доктор Кристаль мог загипнотизировать привратника. На самом деле привратник, быть может, стоял на одном месте в течение часа точно статуя, пока доктор Кристаль с Занони вышли из клиники, и он пришел в себя лишь после того, как запер дверь за ушедшими.
– Мало того, когда привратник очнулся и к нему вернулось сознание, он помнил только то, что какой-то незнакомец постучал в дверь, передал ему букет гвоздик и сигару и ушел не позже, чем через минуту, как было ему внушено доктором Кристалем, – добавил сыщик с многозначительной улыбкой.
– Хорошо, пусть будет по-твоему, Ник. Но это еще не объясняет нам, каким образом доктор Кристаль общался с Занони. Остается только еще допустить, что Занони в присутствии загипнотизированной медсестры накинула на себя принесенное ей доктором Кристалем платье и под руку с ним вышла из клиники.
– Вот именно так я и представляю себе весь ход дела, – признался Ник Картер, – и меня ничуть не удивило бы, если бы наша парочка села в стоявший вблизи экипаж и уехала.
– Вот что, – воскликнул инспектор, – ты наводишь меня на странный случай, имевший место в ту ночь!
– В чем дело? – поинтересовался сыщик.
– Наши розыски привели к установлению следующего факта, что в роковую ночь, в десятом часу, на углу Третьей авеню и 18-й улицы стояла закрытая карета. Мы разыскали ее, и кучер показал, что какой-то незнакомец, наружность которого он хорошо помнит, заговорил с ним.
– Я уверен, – насмешливо заметил Ник Картер, – что этот незнакомец был похож на доктора Кристаля, как две капли воды.
– Совершенно верно, – подтвердил инспектор Мак-Глуски, – незнакомец заявил кучеру, что в клинике задерживают незаконным образом и против ее воли его сестру, и что ее собираются объявить сумасшедшей, хотя она вполне здорова. Ты знаешь, наши нью-йоркские кучера не слишком щепетильны, тем более, если им хорошо заплатить, а в данном случае так оно и было. Так вот, кучер прождал около часа, затем незнакомец подошел к нему со стороны Второй авеню, ведя под руку закутанную в длинный плащ женщину с густой вуалью на лице, которую он и усадил в экипаж. Затем он сел сам и приказал кучеру ехать в Бронкс, по указанному им заранее адресу.
– Черт возьми! История становится все интереснее, – сказал Ник Картер, откладывая сигару в сторону, – ты, разумеется, немедленно отправился по этому адресу и узнал…
– Почти ничего не узнал, – продолжал инспектор Мак-Глуски, – то были недавно только открытые в том пригороде меблированные комнаты, содержащиеся супружеской четой с вполне безупречной репутацией. За три дня до интересующего нас происшествия к этой супружеской чете явился изящно одетый господин и нанял пустовавший первый этаж, из двух меблированных комнат. Он заявил, что его зовут мистер Армстронг, и что через несколько дней к нему приедет его молодая жена. За квартиру он уплатил за месяц вперед. На третью ночь, когда хозяева и прочие жильцы давно уже спали, подъехала карета; из нее вышел новый жилец, помог выйти даме под густой вуалью и вместе с ней вошел в свою квартиру, а карета уехала.
– Что же стало потом с этом интересной четой, – смеясь, спросил сыщик, – наверно, содержатели новооткрытых меблированных комнат уже потеряли своих жильцов?
– Ты угадал, мудрый Ник, – должен был признаться инспектор, – путем расследований установлено, что эта таинственная чета пробыла в квартире всего лишь несколько часов, а с рассветом скрылась навсегда. В комнатах были найдены два совершенно новых чемодана без всяких наклеек. Их содержимое не представляло никакой ценности, и состояло из кое-какой одежды, больше ничего там не оказалось.
– Больше чем нужно, чтобы убедить меня в том, что речь идет о наших преступниках, а также и в том, что доктор Кристаль привел в исполнение давно уже подготовленный им план побега.
– Возможно, – сухо отозвался инспектор, – а теперь мы подходим к вопросу, каким образом опять поймать наших беглецов?
– Ищите и обретете, так сказано в святом писании, – ответил сыщик, вставая со своего места, – мне кажется, Жорж, ты желаешь, чтобы я занялся этим делом?
– От всей души, Ник, ты окажешь мне громадную услугу, если…
– И так далее, – прервал его Ник Картер со смехом, – ты легко можешь себе представить, что наши желания сходятся. Не будем же терять времени.
Они вышли в подъезд, сыщик подозвал коляску и оба приятеля поехали в клинику.
Следующее утро началось для сыщика неожиданностью.
Ник Картер еще сидел за завтраком, когда ему доложили о приходе тюремщика Даннеморской тюрьмы, в которой был заключен в свое время доктор Кварц, как опасный сумасшедший. Сыщик, конечно, сейчас же принял посетителя.
– Рад вас видеть, милейший Прейс, – воскликнул Ник Картер при виде коренастого служителя, характерное лицо которого, напоминавшее бульдожье, производило бы отталкивающее впечатление, если бы не добродушные маленькие глаза, – какой ветер занес вас ко мне в столь ранний час?
– Я хотел вам только доложить, – ответил Прейс с удрученным видом, – что доктор Кварц переменил место жительства.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил изумленный сыщик, приглашая своего гостя присесть.
– Чтобы долго не разговаривать, мистер Картер, скажу, что доктор Кварц удрал.
– Вы шутите, – воскликнул сыщик, невольно вскакивая с места, – не может быть, чтобы вы говорили серьезно? Неужели доктор Кварц…
– Удрал! Улетучился! Исчез! Испарился! Назовите, как хотите, мистер Картер – прервал его тюремщик, – так или иначе он теперь на свободе!
– Боже праведный, да как же это могло случиться? – вскрикнул сыщик, ударив кулаком по столу. – Как же это могло случиться?
– Хоть переверните меня – ничего не знаю.
– Вы говорили – испарился? – спросил Ник Картер, – что вы хотели этим сказать?
– Именно то, что я сказал, так и испарился, у меня на глазах!
– Где это произошло? В самой тюрьме?
– Нет, в то время, когда доктор Кварц был вне тюрьмы.
– Вне тюрьмы? Послушайте, вы говорите какими-то загадками! Как же объяснить все это? – воскликнул сыщик, начиная терять терпение.
– Дело вот в чем: раз в неделю заключенных выводят на прогулку. Это делается для того, чтобы хоть немного разнообразить жизнь несчастных, – начал Прейс, – мы никогда не подозревали, что это связано с каким-нибудь риском, да это и первый случай, когда удрал заключенный.
– Вы так думаете? – качая головой сказал сыщик. – А я думаю иное, такая прогулка вне тюремных стен прямо-таки подталкивает арестантов на бегство.
– Нет, мистер Картер, уж очень зорко за ними следят. Их выводят маленькими партиями, за каждой из которых надзирают не менее четырех вооруженных стражников. Словом, это первый случай бегства арестованного во время прогулки.
– У каждой вещи должно быть свое начало, – проворчал сыщик.
– Верно, мистер Картер! В данном случае начало именуется доктором Кварцем.
– Как раз самый опасный арестант Даннеморы!
– Да, с нашей точки зрения. В последнее время он вел себя образцово, настолько безупречно, что ему были предоставлены некоторые льготы, в том числе и еженедельная прогулка.
– Громадная неосторожность, особенно после всего ранее происшедшего.
– Возможно, мистер Картер. Но с того времени прошло шесть месяцев, а он не только вел себя отлично, но даже, по-видимому, примирился со своей ужасной судьбой. Впрочем, в течение последних двух месяцев он каждую неделю выходил на прогулку.
– Ничего теперь не поделаешь, – ворчал Ник Картер, – я полагаю, вас послал ко мне начальник тюрьмы?
– Да, он говорит…
– Это мне безразлично, что он говорит, теперь никакими фразами не вернешь арестанта. Лучше сообщите мне, когда именно доктор Кварц умудрился бежать.
– Вчера после полудня.
– Какие были с ним стражники? Были ли вы в их числе?
– Мне очень неприятно, что я должен на это ответить утвердительно – печально ответил Прейс.
– Так вот, опишите мне все происшествие как можно точнее.
– Мы уже возвращались домой и я считаю нужным заметить, что был чрезвычайно ясный день. Мы были приблизительно на расстоянии еще одной мили от тюрьмы и присели, чтобы немного отдохнуть и насладиться прелестным видом, как вдруг я увидел какого-то господина, шедшего по направлению от тюрьмы прямо к нам. Невольно из осторожности я сделал ему навстречу несколько шагов, тогда он заговорил со мной.
– Постойте, – прервал его Ник Картер, – опишите мне этого человека.
– Это был представительный, хорошо одетый господин симпатичной наружности лет около тридцати пяти. Он был гладко выбрит и походил на пастора. Так оно и оказалось потом во время разговора с ним.
– Гм… – проворчал Ник Картер, – а дальше что?
– Он медленно подошел. У него были курчавые, темные волосы. На нем был длинный черный пасторский сюртук. Мне как-то особенно бросилось в глаза то, что его лицо ничего решительно не выражало.
– Кажется, я уже знаю, кто это такой, – заметил Ник Картер, – это был не кто иной, как доктор Кристаль, ученик и сообщник доктора Кварца.
– Боже мой! Знай я это раньше, – застонал Прейс.
– Дальше, дальше, времени у нас не так много, – торопил Ник Картер, – так вы заговорили с мнимым пастором. Что же это была за беседа?
– Он с участием расспрашивал меня об арестантах и говорил, что они представляют печальное зрелище, а я ему ответил, что, пожалуй, так оно и есть, но что наш брат в силу долголетней привычки уже успел приглядеться к этому. Тогда он как-то особенно ласково заговорил обо мне самом и спрашивал, давно ли я состою тюремщиком, женат ли я, сколько у меня детей, ну и прочую тому подобную ерунду. Потом он замолчал и печальными глазами посмотрел на арестантов.
– Сколько арестантов было с вами вчера на прогулке? – спросил сыщик.
– Десять человек.
– Были ли они в кандалах? Если так, то собственно говоря, четырех стражников вполне достаточно.
– Я тоже так думаю, – печально согласился Прейс, – ну вот, незнакомец вдруг кротким голосом спросил меня, не находится ли среди арестантов какой-нибудь выдающийся преступник? Я ему сказал, что мы в Даннеморе вообще имеем дело с малоприятными преступниками, но что присутствовавшие десять человек ведут себя хорошо и спокойно, иначе им не разрешили бы прогулки. – На это он ответил назидательным тоном, что он де пастырь Христов, и он давно уже желал поближе ознакомиться с бытом тюрьмы для того, чтобы воздействовать лично на несчастных и заблудших. "А это, говорит, все спокойные и безвредные арестанты?" Ну, я и попал впросак и сказал, что это народ неопасный. "Нельзя ли, говорит, познакомить меня с кем-либо из арестантов и дать мне таким образом возможность сказать ему несколько ласковых слов?" Я невольно всмотрелся в него повнимательнее, но он имел такой невзрачный и не внушающий подозрения вид, что я не побоялся исполнить его просьбу. Едва успел я согласиться, как он воскликнул: "Как я рад, что мы стоим несколько поодаль от остальных арестантов, и тот, с которым я буду говорить, не должен будет стесняться своих товарищей, когда я постараюсь сердечным убеждением проникнуть в его сердце". Это мне, говоря правду, понравилось, и я его спросил, с которым из арестантов он хотел бы побеседовать. "Мне это безразлично, ответил он, тем более вы говорите, что ни один из них не опасен. Мне кажется, что вон тот арестант на вид много интеллигентнее остальных, тот вон громадный мужчина. Позвольте мне поговорить с ним несколько минут?" Когда я увидел, что он указывает на доктора Кварца, я уже пожалел, что согласился. Но с другой стороны я, по глупости своей, не хотел обижать пастора и подозвал Кварца. Он быстро подошел, по-видимому, обрадовавшись, что позвали именно его. Я в нескольких словах сообщил ему, что пастор желает с ним побеседовать, и выразил надежду, что он будет вести себя прилично и вежливо. Кварц вдруг посмотрел на меня с нескрываемой досадой, точно ему было неприятно беседовать с незнакомым ему человеком. Потом он внезапно обернулся к незнакомцу и сказал ему тем резким тоном, который я слышал всегда от него: "Я не придаю цены людям вашего призвания. Если бы я делал это раньше, я не находился бы здесь. Если вы хотите досаждать мне благочестивыми изречениями, то незачем вам тратить время и труд. Но так как смотритель уже позвал меня, то я вас выслушаю, но предупреждаю, что вы будете напрасно стараться". Пастор, видимо, ужаснулся от таких слов, и стал разъяснять арестанту грех ожесточения. Кварц отвечал краткими замечаниями, заставившими меня улыбаться, так как он, как вы знаете, человек очень остроумный. Тогда пастор вдруг начал говорить проповедь, точно на кафедре в церкви. Видите, мистер Картер, меня обыкновенно такие сладкие речи мало интересуют и я, откровенно говоря, начал скучать. И вот вдруг произошло что-то невероятное.
– А именно? – спросил сыщик.
– Я хочу сказать, что Кварц вдруг исчез у меня на глазах.
– Что? Что вы сказали? – воскликнул Ник Картер в изумлении, в упор глядя на тюремщика, – вы утверждаете, что доктор Кварц, да вероятно и тот другой, на виду у всех прочих арестантов и их сторожей, среди бела дня, сделались невидимыми?
– Я могу рассказывать только о том, что на самом деле произошло, мистер Картер, – с тяжелым вздохом ответил Прейс, – Кварц исчез и вместе с ним и тот другой человек. Ни я, и никто из стражников и прочих арестантов не видели, куда они делись. Я согласен, что это кажется невероятным, но если вы выслушаете меня до конца, то я изложу вам все, как оно было на самом деле.
Прейс наклонился к сыщику и указал на одно место своей головы.
– Если вы потрудитесь пощупать вон эту шишку на моей голове, мистер Картер, то вы увидите то, что у меня осталось на память от всего этого происшествия – только, вот, эта опухоль. Правда, еще не выяснено, каким же образом никто из других ничего не увидел, а ведь они стояли от меня на расстоянии не более восьмидесяти шагов. Так или иначе, ни стражники, ни арестанты не знают, что именно происходило в течение ближайших пяти минут.