В одно прекрасное утро Ник Картер совершенно неожиданно встретил своего друга инспектора Мак-Глуски, начальника Нью-йоркской уголовной полиции у подъезда гостиницы Мортона, находящейся на одной из громаднейших и красивейших площадей города, на "Унион-сквер".
Знаменитый сыщик как раз собирался в главное полицейское управление, а инспектор намеревался навестить своего друга на его частной квартире.
– Вот это называется удачей, – заявил инспектор, – я как раз собирался к тебе.
– Неужели? – смеясь, ответил Ник Картер. – А я шел к тебе.
– Ну вот и прекрасно, – заметил инспектор Мак-Глуски, – куда же мы пойдем, в управление или к тебе домой?
– Ни то, ни другое, Жорж, мы лучше найдем здесь, в вестибюле гостиницы Мортона, укромный уголок и там за сигарой поболтаем вволю.
– Ты всегда умеешь сочетать приятное с полезным, Ник, – со смехом проворчал инспектор и, взяв своего приятеля под руку, вошел с ним в огромный вестибюль гостиницы.
Скоро оба приятеля удобно уселись в отдаленном углу вестибюля, закурили сигары и тогда инспектор заговорил:
– Полагаю, Ник, ты помнишь еще свою маленькую приятельницу Занони, а?
– Ты говоришь несообразности, Жорж, – со смехом прервал его сыщик, – как будто можно забыть Занони и приключения, в которых она фигурировала.
– Ну, а поинтересовался ли ты узнать ее дальнейшую судьбу после того, как ее отправили в Даннемору в качестве сумасшедшей?
– Как тебе сказать: и да, и нет, – ответил сыщик, – ты знаешь, конечно, что красавица Занони вздумала сыграть роль привидения в этом учреждении, надеясь напугать находящихся там сумасшедших и вызвать между ними бунт. Разумеется, она действовала заодно с находившимся в том же доме своим учителем доктором Кварцем; дьявольский план их удался, если бы мне не представилась возможность вмешаться в это дело. И теперь прекрасная Занони находится под строжайшим надзором.
– Да, я знаю об этом происшествии, – сказал инспектор, – но скажи, пожалуйста, Ник, после этого случая ты уже больше не интересовался Занони? Дело в том, что мне хотелось бы знать, сходятся ли наши сведения о ней.
Ник Картер усиленно затянулся сигарой и с любопытством посмотрел на своего друга.
– Не хитри, Жорж, ведь я знаю тебя хорошо. Говори, что случилось? – спросил он, вытягиваясь в кресле.
– Это ты сейчас узнаешь, Ник, но сначала ответь на мой вопрос, – уклончиво заметил инспектор.
– Ну, у меня за это время было столько дел, что я при всем желании не мог интересоваться Занони, – откровенно сознался сыщик. – Во время бунта Занони была тяжело ранена. Она открыла какие-то подземные ходы под зданием тюрьмы, мой помощник Дик преследовал ее и ранил во время борьбы. Затем ее положили в тюремную больницу, там она на час пришла в сознание, а потом опять впала в глубокий обморок. Насколько мне известно, Занони так и осталась до сих пор в этом бессознательном состоянии, напоминающем каталепсию. Бунт произошел в ноябре.
– Совершенно верно, – сказал инспектор, – с того времени много воды утекло, так как сегодня у нас уже первое мая. Согласись, Ник, ведь это необыкновенное явление, когда женщина в течение полугода находится в таком состоянии.
– Я не совсем согласен с тобой, – задумчиво возразил сыщик, – такое состояние каталепсии наблюдается чаще, чем мы думаем. Я говорил об этом со специалистами, которые видят в этом только крайнюю степень истеричности. Следовательно, я не вижу ничего особенного в болезненном состоянии Занони. Возможно, что нанесенный ей удар парализовал какую-нибудь функцию ее мозга и природе требуется много времени, чтобы восстановить прежнее состояние, если только вообще это будет возможно. Я, впрочем, припоминаю, что слышал, – неуверенно прибавил он, – что Занони пробуждается почти ежедневно на короткое время, принимает пищу, даже умывается, не нуждаясь в посторонней помощи. И затем уже через несколько минут, а иногда через четверть часа она снова впадает в летаргический сон. Да, теперь я хорошо припоминаю: доктор Слокум, знаменитый врач по нервным болезням, заинтересовался этим случаем и добился того, что больную перевели из тюремной больницы в Даннеморе, где, конечно, уход за ней был плохой, в здешнюю клинику для нервнобольных, где он лично лечит ее. Больше я ничего не знаю.
– Да больше нечего и знать, – с улыбкой сказал инспектор, – разве только то, что Занони за все шесть месяцев не говорила ни одного слова ни с санитарами, ни с лечившими ее врачами и вообще вела себя так, что даже опытный доктор Слокум не находит ключа к этой загадке. Ее состояние не поддается никакому лечению и если здесь нет притворства, то факт каталепсии установлен, а в каталептическом состоянии тело молодой женщины со сведенными мускулами походит на кусок стали. Только с помощью электричества можно разбудить Занони на короткое время, и тогда мускулы ее расслабляются, становятся мягкими и сознание на мгновение восстанавливается.
– Я и сам сначала предполагал, что мы имеем дело с симуляцией, так как от этой Занони можно ожидать всего, – заметил Ник Картер, – но теперь я этого больше не допускаю, так как самые опытные врачи Нью-Йорка осматривали больную и пришли к единогласному заключению, что в данном случае речь идет о не наблюдавшейся до сих пор разновидности комы, как врачи называют каталепсию.
– Так-то оно так, ну а теперь очередь за сюрпризом, – смущенно заявил инспектор – представь себе, Ник, эта каталептическая особа исчезла, исчезла из-под хорошего надзора в больнице, точно в воду канула!
Ник Картер был так изумлен этим известием, что не находил слов и вытаращил глаза на своего приятеля.
– Ты говоришь о Занони? – наконец произнес он с трудом.
– Разумеется, – печально подтвердил инспектор Мак-Глуски, – могу только повторить, что она исчезла, точно испарилась в воздухе. Надо тебе знать, что ночью у се постели дежурила одна из наиболее опытных и достойных доверия сестер милосердия, причем она клянется, что ни секунды не дремала. Она утверждает, что и не думала спать, и что не выпускала из поля зрения вверенную ее заботам больную.
– Значит, теперь мы опять можем ожидать разного рода сюрпризов, – сухо заметил сыщик, – если бы я не знал, что ты не шутишь такими вещами, то я сказал бы, что ты большой шутник. Но шутки в сторону, – продолжал он, в волнении схватив друга за руку и испытующе глядя ему в глаза, – ты утверждаешь, что Занони, хоть и парализованная и ослабленная вследствие полугодовой болезни настолько, что не могла и пальцем шевельнуть, теперь исчезла не только с кровати, но и из здания больницы?
– Именно, исчезла бесследно и никто не знает, куда она девалась, – самым серьезным образом заявил инспектор Мак-Глуски, – ты знаешь, клиника доктора Слокума представляет собой собственность города и служащие состоят на городской службе; мы имеем дело с людьми, принявшими служебную присягу и дорожащими своим местом. Да к тому же и попасть на службу в клинику нелегко; там принимаются исключительно мужчины и женщины с безупречной и испытанной репутацией.
– Знаю, все это знаю, – нетерпеливо прервал его Ник Картер, – но я знаю также, что кто-нибудь да должен же быть замешан в это дело, так как без этого не могла исчезнуть больная, охраняемая днем и ночью. Вообще, я хотел бы знать, ты уже произвел необходимое расследование? – прибавил он с еле заметной усмешкой.
– Само собой разумеется, – ответил инспектор, не глядя на своего друга, – я работал как чернорабочий круглые сутки и испробовал все средства, чтобы при содействии моих наиболее способных агентов найти разгадку этого таинственного, прямо-таки невероятного происшествия. И только когда я убедился, что ни я, ни мои подчиненные не добьются успеха, я…
– Ты решил обратиться ко мне, – смеясь, прервал его Ник Картер, – благодарю за твое доверие, которое делает мне честь.
Инспектор Мак-Глуски недоверчиво покосился на своего друга, а когда взгляды их встретились, они оба, точно сговорившись, разразились искренним смехом.
– Друг мой, я всегда тебе говорил, что ты слишком умалял достоинства этой Занони, – заметил сыщик, ставший опять серьезным, – мы не должны забывать, что она в течение нескольких лет жила в Индии и присмотрелась ко всякого рода фокусам факиров. Разумеется, во всех этих фокусах нет ничего сверхъестественного, но достигаемые ими результаты кажутся колдовством. Давай-ка мы с тобой подробно рассмотрим этот случай, так как я полагаю, что весь служебный штат уже допрошен тобой и что ты принял все меры к тому, чтобы найти какие-нибудь следы.
– Могу только повторить, что я и мои служащие копались в этом деле, как кроты, – со вздохом признался инспектор Мак-Глуски, – и дело, насколько мне удалось его расследовать, состоит в следующем. Занони находилась в одиночной камере. Так как она арестантка, то, конечно, был установлен строжайший надзор за этой камерой. Окна были снабжены тяжелыми железными решетками, да и дверь была из железа. Медсестра, повторяю, наиболее опытная и испытанная служащая во всей клинике, согласно инструкции заперла дверь изнутри, положила ключ в карман и, несмотря на каталептическое состояние больной, наложила на нее еще на ночь оковы.
– Словом, – прервал его сыщик, слушавший с напряженным вниманием, – было сделано все, что только может придумать человек, чтобы удержать птичку в клетке.
– Совершенно верно.
– Идем дальше, – сказал Ник Картер, – ты основательно допросил эту женщину?
– И не раз, а несколько раз. Случайно я ее знаю уже несколько лет и могу поручиться за то, что она вполне заслуживает доверия.
– Ну-с, и что же тебе сообщила эта медсестра?
– Да почти ничего, – должен был сознаться инспектор, – она сидела у постели, на которой лежала Занони, и не сводила глаз с пленницы. После полуночи Занони открыла глаза и посмотрела на нее. Долго ли она смотрела, медсестра не знает, но, по ее мнению, в течение приблизительно одной минуты. Она говорит, что тогда она встала, чтобы наклониться над больной, попытаться заговорить с ней и получить какой-нибудь ответ. К ее неописуемому изумлению она увидела в этот момент, что больной в кровати уже не было. Ее испуг еще больше усилился, когда она заметила, что обе цепочки, которые были наложены на руки и на ноги арестантки, оказались разъединенными. Кроме того она ощутила удушливый запах гвоздики, и к своему удивлению увидела большой букет свежих гвоздик, который лежал на подушке, как раз на том месте, где за минуту до этого покоилась голова больной.
– А что было с дверью? – спросил сыщик.
– Дверь была заперта, а ключ лежал в кармане медсестры. Мало того, внутренний засов, задвинутый ею в начале дежурства, был в том же положении, без всякого изменения.
– Таким образом, нет никакой возможности предположить, что Занони и лицо, ее освободившее, могли войти или выйти через дверь камеры, – заметил Ник Картер.
– Разумеется, – подтвердил инспектор Мак-Глуски, – я и говорю, что медсестра видела Занони своими глазами в постели. С того момента, как та открыла глаза, до ее таинственного исчезновения, по мнению ее, прошло не более одной минуты.
Незаметная улыбка скользнула по губам сыщика, он медленно кивнул головой.
– Хорошо, об этом поговорим потом, – тихо произнес он, – а пока займемся остальными твоими расследованиями, Жорж. Кто из служащих в ту роковую ночь находился еще в клинике?
– Обычный штат, – ответил инспектор, – я хочу сказать, что в каждой общей спальне, где были больные, и в каждой отдельной камере находилось по одной медсестре.
– И эти лица в тот час не слышали никакого шума? – спросил сыщик. – Никто ничего не заметил?
– Решительно ничего, – уверял инспектор, – но все они в 12 часов 47 минут сбежались на крик ужаса, раздавшийся в коридоре. Там они увидели миссис Фильдс, охранницу Занони, вне себя от ужаса и страха перед дверью камеры Занони. Сильно волнуясь, но все же связано и толково она описала прибежавшим служащим приключившееся с ней происшествие. Пришел также дежурный врач и немедленно распорядился тщательно обыскать всю клинику.
– Понятно, – проворчал сыщик, закуривая вторую сигару, – и какие результаты дал этот обыск?
– Решительно никаких, – ответил инспектор Мак-Глуски, пожимая плечами.
– Разве в коридорах не было сторожей? – спросил Ник Картер.
– В коридорах нет, но зато внизу в приемном зале, – заявил инспектор Мак-Глуски, – ты знаешь, клиника для нервнобольных не слишком вместительна и находится в двухэтажном доме. Все входы, как с улицы, так и со двора, идут в приемный зал, а в этом зале днем и ночью находится привратник, на которого возложена обязанность держать на замке все двери.
– Другими словами, в роковой час этот привратник находился в приемном зале?
– Конечно, – подтвердил инспектор, – он начал свое дежурство в десять часов вечера и должен был оставаться там до шести утра.
– Полагаю, что в клинике имеется три привратника, и каждый из них дежурит по восемь часов в сутки?
– Ты угадал, – заметил инспектор.
– Прежде чем продолжать, позволь мне задать тебе вопрос, – быстро прервал его сыщик, – что за человек этот привратник?
– Его зовут Флинн, он человек уже пожилой и пользуется одинаковой репутацией с миссис Фильдс, как один из заслуживающих доверия служащих, знающих вполне свое дело.
– Отлично. Продолжай, Жорж, что показал этот привратник на допросе? Не заметил ли он чего-нибудь необычного во время своего дежурства?
– Решительно ничего, тем более, что из клиники после десяти часов вечера даже служащие не могут отлучаться без письменного разрешения директора. Во время его дежурства, с десяти вечера до четверти первого, никто его не потревожил.
– И в это время он, вероятно, немного заснул, – с улыбкой заметил сыщик.
– Ты ошибаешься, Ник. Привратник клянется всеми святыми, что не дремал ни одной секунды. Да и доктор Слокум аттестует его как очень бдительного сторожа. Кроме того в здании клиники повсюду расставлены контрольные часы, осмотр которых показал, что привратник аккуратно совершал свои обходы – до четверти первого.
– Ты что-то очень напираешь на это время, и мне кажется, что это неспроста, – заметил Ник Картер.
– Конечно, – согласился инспектор, – согласно показанию Флинна он как раз возвратился с обхода, обслужив контрольные часы, в приемный зал, как вдруг со стороны улицы кто-то тихо постучал в ворота.
– Ага!
– Слушай дальше: привратник, конечно, открыл ворота, чтобы посмотреть, кто в столь неурочное время желает войти. Перед ним стоял хорошо одетый мужчина лет тридцати. В руках у него был букет гвоздик.
– Вот теперь дело становится интересным, – проворчал Ник Картер, – по-видимому, это тот самый букет, который потом был найден медсестрой на подушке Занони.
– Конечно. Но послушай сначала дальнейшие показания привратника. Он впустил запоздалого посетителя в приемный зал, запер за собой дверь и спросил, что ему угодно. Тот самым любезным образом заявил, что возвращается с вечеринки, где ему преподнесли букет гвоздик, и ему пришла мысль сделать удовольствие какой-нибудь больной, а так как он проходил мимо клиники, то и решил постучать в дверь, чтобы передать букет. Должен заметить, что такие преподношения случаются частенько, хотя, конечно, не в первом часу ночи.
– Позволь, – прервал его сыщик, – неизвестный благотворитель, если можно так выразиться, явился в 12 часов 15 минут, а в 12 часов 47 минут, то есть полчаса спустя, миссис Фильдс обнаружила, что ее больная исчезла из постели, в которой до этого времени лежала. И к тому же она увидела еще и букет гвоздик на подушке, то мы вынуждены сделать вывод о несомненной связи между появлением незнакомого посетителя и исчезновением Занони.
– Согласен, хотя привратник утверждает, что незнакомец находился в передней в продолжение не более одной минуты.
– Хорошо, оставим этот вопрос пока открытым, – проворчал Ник Картер с недовольным видом, – что же еще показал привратник?
– Незнакомец очень извинялся, что явился в неурочный час, но при этом заметил, что он с намерением постучал в ворота, а не позвонил, чтобы не нарушать покоя больных. В заключение он предложил привратнику сигару.
– Ага, – заметил сыщик, – Флинн взял эту сигару?
– Он сначала отказывался, но незнакомец так любезно настаивал и уже открыл свой портсигар, что тот должен был согласиться, чтобы не показаться невежливым.
– Что было дальше?
– Да почти ничего, если верить уверениям привратника, а не верить им нет основания, – медленно произнес Мак-Глуски, – он говорит, что после этого опять отпер дверь и выпустил незнакомца из клиники.
– А что стало с букетом гвоздик?
– Вот тут-то и начинается загадка, – признался инспектор Мак-Глуски, – Флинн утверждает, что поставил букет в сосуд со свежей водой, чтобы передать его при смене новому дежурному для передачи дальше. Затем он утверждает, что в течение следующего получаса сделал обход, о чем сделал отметку на контрольных часах в разных коридорах. Это, однако, не соответствует истине, так как контрольные часы были отмечены на самом деле только уже в начале второго часа ночи.
– Каким же образом Флинн, достойный доверия и серьезный служащий, объясняет это противоречие?
– Он и сам не знает, что сказать по этому поводу.
– Странно, – проворчал Ник Картер, – привратник утверждает, что между 12 часами 15 минутами и 12 часами 47 минутами, когда миссис дала о себе знать, он не заметил ничего необыкновенного?
– Ничего решительно.
– А осмотрел ли ты сигару, которую незнакомец преподнес привратнику?
– Нет. Флинн не мог показать мне эту сигару по той простой причине, что ее у него не оказалось. Он говорил об этой сигаре уже дежурному врачу, но найти ее не удалось, и это обстоятельство усиливает таинственность происшествия.
– Гм… – проворчал сыщик, уставясь глазами на ковер, – мы знаем, таким образом, что Занони непонятным образом исчезла из постели, хотя пролежала около полугода в каталепсии. Разум говорит, что даже вполне здоровый человек, пролежав полгода в постели, физически так ослабевает, что не может встать без посторонней помощи. Заслуживающая полного доверия медсестра видела, как Занони у нее на глазах исчезла, испарилась, так сказать, в воздухе. Вместо Занони на подушке лежал букет гвоздик, который был поставлен в приемном зале в сосуд со свежей водой.
– Извини, что я тебя прерываю, Ник, – заметил Мак-Глуски, – тут есть опять непонятный факт: в приемном зале так же, как и в небольшой комнатке привратника, нигде не оказалось этого сосуда. Далее букет гвоздик был совершенно сух, а потому нельзя думать, что он стоял в воде.
– Так я и думал, – отозвался Ник Картер, – но прежде чем ты будешь продолжать, я хочу тебе кое-что сообщить, Жорж. Ты помнишь, что я шел к тебе, когда мы так неожиданно встретились у подъезда гостиницы Мортона?
– Конечно, помню, – ответил инспектор, с любопытством глядя на своего друга.
– Помнишь ли ты то, что я однажды рассказывал тебе о талантливом ученике доктора Кварца, о молодом враче по имени доктор Кристаль?
– Очень хорошо помню.
– Он попал на скамью подсудимых вместе с доктором Кварцем и Занони по обвинению в таинственных убийствах в большой гостинице в Канзас-Сити.
– Помню и даже припоминаю все обстоятельства дела. Но все же должен сознаться, что подробности этого происшествия отчасти выскочили у меня из головы.
– Ничего, – заметил сыщик, – достаточно вспомнить, что сперва был осужден доктор Кварц, и что очередь была за доктором Кристалем. Но последний сумел заручиться содействием искусных защитников, которым постоянно удавалось затянуть разбор дела, так что заседание суда присяжных по делу доктора Кристаля до сего дня еще не состоялось.