Картер Бэйс
У вас один общий друг
Элис задумалась.
– Я имела в виду…
– Уж поверь мне. Начнешь думать иначе – точно сбрендишь. Люди почему-то парятся насчет «безопасности данных в интернете». – (Рокси произнесла эти слова с насмешливой серьезностью, тоном пожилого банкира за большим письменным столом.) – Сама подумай: в этом самом интернете столько данных! Ты же не говоришь: «Надеюсь, никто не украдет драгоценную песчинку, которую я обронила на пляже». По сравнению с бескрайней вселенной твои данные ничтожно малы, их практически не существует. Все, что находится в интернете, – не реально.
– Номер моей кредитной карты сохранен в нескольких местах, она для меня вполне реальна.
– Тоже мне дело, – отмахнулась Рокси. – Если карту украдут, ты ее аннулируешь и заведешь новую.
– В целом ход твоей мысли мне нравится, – ответила Элис, – но если вникнуть в детали, аргументы не выдерживают критики.
– Еще как выдерживают! Все просто: реально лишь то, что существует в реальности. Когда Боб находился здесь – он был реален. Мы его видели, слышали и даже пробовали на вкус. – Рокси подмигнула. – Но когда он ушел, то перестал быть реальным. Теперь он ненастоящий. Знаешь, как у маленьких детей – если игрушка пропала из поля зрения, она исчезла навсегда, и они полностью о ней забывают. Только с возрастом до них доходит, что вещи продолжают существовать, даже если их не видно.
– Постоянство объектов.
– Ага, постоянство объектов. Однако нам это не подходит. Так делать не надо. Нужно мыслить как дети.
– Вряд ли у нас есть выбор.
– При чем тут выбор? Дело в нашей природе. Мы – пещерные люди. Мозг может запомнить максимум двадцать-тридцать человек. Сколько у тебя друзей в фейсбуке? У меня – три тысячи двести одиннадцать. Что, если я начну тратить душевные силы на каждого и считать их надежды, мечты и поступки такими же реальными, как мои? Да у меня мозг взорвется!
Элис вспомнила собственный пост трехлетней давности в фейсбуке и полученные лайки. Все это казалось ей более чем реальным. «Я написала его, чтобы не дать себе возможности отступить, – подумала она тогда. – Я объявила о своем намерении во всеуслышание, и мои друзья меня поддержали». Вряд ли кто-то помнит этот пост. Чтобы его найти, нужно очень долго листать ленту.
– Знаешь, – заметила Элис, – для человека, который не считает интернет реальным, ты проводишь в нем довольно много времени.
– Ну да, – ответила Рокси. – Кому охота жить в реальности?
Они чокнулись красными кофейными кружками. Вокруг них гремела дискотека. Тела, возвышающиеся над диваном, казались исполинскими, их движения – резкими, судорожными. Элис собралась отлучиться в туалет, однако Рокси схватила ее за руку и ткнула в лицо телефон.
– Вот черт, – сказала Элис.
Действительно, вот черт.
Улица была пуста. Пятнадцать минут назад перед ретрокинотеатром «Вольта» мельтешили настырные болтливые киноманы, но с началом сеанса воцарилась тишина, и у Одри появилась возможность полистать каталог моделей поездов. Не успела она его раскрыть, как в окошко кассы постучали.
Перед ней стоял Боберт Смит.
– Я видел твой пост в блоге.
– Правда? – Одри аккуратно положила каталог на стол. Она ожидала этого разговора и даже заготовила несколько фраз. – Полагаю, контент оказался слегка… шокирующим.
– Вот именно, – прошипел Боб. – Мы можем поговорить?
Одри знала – в кассе, за пуленепробиваемым стеклом, ей ничто не угрожает. В случае чего из зала на помощь прибегут контролеры.
– Минутку. – Она взяла телефон.
ДАМЫ, БОБЕРТ СМИТ ЗДЕСЬ. ОН ЗАЯВИЛСЯ КО МНЕ НА РАБОТУ. КАК БЫ ЧЕГО НЕ ВЫШЛО.
– Вот черт, – сказала Элис. Действительно, вот черт. – Когда она это написала?
– Три минуты назад.
– О господи! Что сейчас будет?
– Понятия не имею. – Глаза Рокси загорелись от предвкушения.
Элис достала телефон, нашла блог @ПаровозикЧухЧухЧух. Они с Рокси снова плюхнулись на диван и, словно хищники в засаде, принялись ждать, поминутно обновляя страничку в ожидании следующего твита. В какой-то момент появился Кервис, не оставивший попыток возобновить крайне медленное соблазнение Рокси, но ни она, ни ее подружка не соизволили оторваться от телефонов. В конце концов он ушел, и две «дамы» продолжили свое бдение.
Наконец их терпение было вознаграждено.
ФУХ, ОН ТОЛЬКО ЧТО УШЕЛ. НАДО СРАЗУ ВСЕ ЗАПИСАТЬ, ЧТОБЫ НЕ ЗАБЫТЬ. КОРОЧЕ, ПОГНАЛИ.
В ОБЩЕМ, ОН ЗАЯВИЛСЯ КО МНЕ НА РАБОТУ. Я РАБОТАЮ КАССИРОМ В КИНОТЕАТРЕ. К СЧАСТЬЮ, ОН ПРИШЕЛ ПОСРЕДИ СЕАНСА, КОГДА ЗДЕСЬ ТИХО.
ТАК ВОТ, ПРИХОДИТ К КАССЕ И ГОВОРИТ: «Я ВИДЕЛ ТВОЙ БЛОГ», ТАКИМ ТОНОМ, БУДТО ОН МНЕ ОТЕЦ РОДНОЙ.
Я ЕМУ: «ПРАВДА?» А ОН ТАКОЙ: «ДА». Я: «ПОЛАГАЮ, КОНТЕНТ ОКАЗАЛСЯ НЕСКОЛЬКО ШОКИРУЮЩИМ?»
Рокси расхохоталась и поставила записи лайк.
– Ты что делаешь? – изумленно спросила Элис.
– А в чем проблема?
– Он же это прочитает и увидит, что ты лайкнула.
– Ну и ладно. Все равно я больше его не увижу.
– Это правда. Так и будет.
А ПОТОМ ОН ЗАДВИГАЕТ ТЕЛЕГУ, ТИПА Я ДОЛЖНА НЕМЕДЛЕННО ВСЕ УДАЛИТЬ. ИНАЧЕ ОН МЕНЯ ЗАСУДИТ.
– Ты собираешься меня засудить? За правду?
– Нет, – ответил Боб. – Не знаю. Я глубоко не исследовал этот вопрос. Но я считаю, ты могла бы проявить порядочность и удалить пост, не доводя дело до суда.
Положив голову на руку, Одри молча наблюдала за Бобом, как заскучавший ребенок разглядывает дикого зверя в зоопарке. За стеклом он казался не настоящим, будто персонаж из фильма.
– Похоже, ты расстроен.
– Конечно, расстроен! – На стекло брызнули капли слюны. – Зачем тебе понадобилось выкладывать это на всеобщее обозрение?
– Ты сам все выложил на всеобщее обозрение, когда сделал то, что сделал.
Боб кипел от ярости.
– Я же извинился! И заплатил за железную дорогу! Я дал тебе две тысячи сто баксов!
– Думаешь, купил мое молчание?
– Я не знал, что его нужно покупать. Зачем ты это сделала? Ты же разрушила всю мою жизнь. Для чего?
– Чтобы предупредить других. – Ему нечего было ответить. – В любом случае ничего я не разрушила. У тебя же вроде нет ни жены, ни детей. – Одри не ожидала, что ее последние слова уязвят Боба в самое сердце, но уже не могла остановиться. – Знаешь, что паршиво, Боберт? Ты считаешь, будто Нью-Йорк слишком большой и никто не узнает о твоей позорной выходке.
– Я же объяснил, у меня был трудный период.
– Да ладно, – рассмеялась Одри. – Ты просто ловил кайф.
Боб изменился в лице.
– Кайф. – Он глубоко вздохнул. – Думаешь, я ловил кайф? В моей жизни нет места кайфу, Одри. Я работаю, сплю, иногда читаю книгу или смотрю фильм и каждые несколько дней встречаюсь с незнакомой девушкой.
ЗАБАВНО БЫЛО НАБЛЮДАТЬ, КАК БЫСТРО ОН СБРОСИЛ МАСКУ И ПОКАЗАЛ ИСТИННОЕ ЛИЦО.
– Я захожу на «Флиртариум», выбираю девушку – какую-нибудь заурядную, там таких много, и ты одна из них, – плачу за ее ужин, иду к ней, немного ею пользуюсь, возвращаюсь домой и ложусь спать. Я бы мог сказать, что это хобби, но на самом деле это часть режима, вроде мытья и чистки зубов. Я не ловил с тобой кайф, Одри, а всего лишь проводил время. – Напоследок Боб злобно процедил: – Надо действительно завести хобби. Железную дорогу, что ли, купить?
К счастью, Одри милосердно обобщила его излияния.
КОРОЧЕ, ОН ОБОЗВАЛ МЕНЯ ДЕШЕВКОЙ И СВАЛИЛ. ОФИГЕТЬ.
ЕЩЕ РАЗ ПОВТОРЮ: НИКОГДА НЕ ВСТРЕЧАЙТЕСЬ С БОБЕРТОМ СМИТОМ.
– Теперь – ни за что! – Рокси кое-как поднялась с дивана, слегка покачиваясь от вина и слишком большой дозы обезболивающего. – Найдем кого-нибудь другого, верно?
– Ага, – отозвалась Элис, по-прежнему глядя в телефон.
Рокси протянула руку.
– Давай потанцуем.
– Сейчас, минутку, – ответила Элис. Рокси кивнула, начала танцевать и моментально влилась в мешанину рук, ног и туловищ.
Элис открыла фейсбук, увидела беседу со своим другом Бобом и его последнее сообщение: «Не сдавайся».
– Привет, – написала она.
Послание взлетело в небеса, отрикошетило от спутника и вернулось на землю, застав Боба в пустом вагоне метро. Он терялся в догадках, что Элис имела в виду этим «привет», и, втайне надеясь, что она не возненавидела его окончательно, ответил:
– Привет. Прости, что ушел не попрощавшись.
В ожидании сообщения, но не особенно на него рассчитывая, Боб впервые за несколько месяцев заглянул в ленту друзей.
У Эми Оттерпул все та же фотография на аватарке – с той же короткой стрижкой, из того же самого похода. Ее фотографировал Боб. Неужели снимок не вызывает у нее отрицательных эмоций, раз она разместила его на витрине своей жизни? Эми улыбалась – улыбалась ему, Бобу, думая о нем. Когда он снимал, она стояла в ручье, но на фотографии не видно. Об этом знают лишь они двое. Боб не разговаривал с Эми четырнадцать лет.
На самом деле Эми уже очень давно не заходила на фейсбук, потому и не обновляла профиль. Зато ее муж, Дуг… он-то свой профиль обновил. Именно по этой причине Боб тогда и сорвался. Лежа в постели со спящей любительницей паровозиков, он кликнул на страничку приятеля Дуга и обнаружил новую фотографию – тот крепко обнимал волосатой лапой свою глубоко беременную жену Эми.
Наверное, она уже родила. Так и было. Теперь Боб ехал в метро, глядя на Эми, лежащую на больничной койке, но при полном макияже. Она и без косметики отлично выглядела, однако не верила комплиментам, поэтому всегда носила макияж. Над ней неуклюже нависал Дуг, они оба с безмерной любовью смотрели на крошечную новорожденную девочку, – именно так, как Боб и опасался.
Как же она улыбается. Боб бесчисленное количество раз заставлял Эми улыбаться. Он стал отцом сотен тысяч сестер этой улыбки. Только теперь улыбка другая. Она предназначена не ему.
Боб сунул телефон в карман, закрыл глаза и попытался нащупать ниточку, связывающую его с созвездием жизни Эми, но нашел лишь пустоту.
В кармане зажужжало.
– Ничего страшного, – написала Элис. – Ты поехал в центр?
– Да, – ответил он. – Откуда ты знаешь?
– Она написала в твиттере.
Боб заглянул на страничку @ПаровозикЧухЧухЧух и снова испытал жгучую боль – будто опять сломал только что сросшуюся кость. У него не хватило духу ответить Элис. Она продолжила сама:
– Выходит, ты не новичок на «Флиртариуме».
– Да, у меня уже было несколько встреч.
– Сколько именно?
– Не знаю, не помню.
А я помню. Двести восемь. Много, но все же меньше, чем Бобу казалось.
– Мне пора, – сказала Элис. – В любом случае я считаю, нельзя судить человека по худшему дню в его жизни.
– Очень мило с твоей стороны, – отозвался Боб и с новой строки добавил: – думать, что это был худший день в моей жизни.
Через пару минут Элис нашла подходящий ответ, но когда снова открыла фейсбук, Боб уже удалил свой аккаунт.
У Чипа и его друзей-риелторов был общий чат в «слэке» под названием «Клиенты такие клиенты».
Чип не мог не поделиться свежачком.
«Сегодня показывал халупу на Пятой авеню. – Его друзья прекрасно знали эту квартиру. – Покупательница – красотка под тридцать, замужем за айтишником. Одета с иголочки, сразу видно – дорого. Дизайнерская сумочка, шикарная укладка, мейкап а-ля натюрель, что за парфюм, не знаю, но точно $$$$$$. Короче, высший класс. Через десять минут спрашивает, можно ли воспользоваться уборной. Честное слово, я думал, она скажет “попудрить носик”. ТАК ВОТ, ПРИКИНЬТЕ. Уходит она пудрить носик, я сижу туплю в телефоне и тут слышу – ГОВНО ПОШЛО В АТАКУ. Из-за двери доносится кряхтеж, пердеж и плюханье. В общем, бр-р-р. Жаклин Кеннеди опорожняется в дряхлом сортире. А воняет – не передать! После ее ухода я час жег ароматическую свечу. Как будто бомж просрался. И да, квартиру она не купила. Полный пипец».
Друзья ответили многочисленными лайками и комментами. В целом Чип все описал верно. Но он понятия не имел, что чувствовала Питтипэт, пока нутро бушевало и рвалось наружу, не видел, как крепко она стискивала сумочку, оставляя на черной лакированной коже следы ногтей, в то время как из нее извергалась кипящая лава. Питтипэт оказалась заложницей взбунтовавшегося кишечника. Единственное, что ей оставалось, – достать телефон и попытаться очутиться вне собственного тела, в виртуальном туре по шикарному лофту с панорамными окнами в районе Трайбека[24]. «Я не здесь, – говорила она себе. – Все это не взаправду». Несколько восхитительных моментов она действительно находилась не здесь, и все было не взаправду, а от вида на Гудзон захватывало дух.
Рокси и Элис потанцевали, потом решили налить себе выпить. По дороге на кухню Рокси вклинилась в разговор про «Темную сторону любви». («У Мэллори стофунтово биполярка!», – заверила она девушку, наливающую гренадин. «Без вопросов!» – ответила та. «Она стофунтово выиграет!» – «Без вопросов!»)
Кухонные часы показывали полночь. Элис бросила взгляд на телефон.
ДОБРОЕ УТРО. ДО ТЕСТА ОСТАЛОСЬ 90 ДНЕЙ.
Они с Рокси сфотографировались с Сайленсом, потом еще выпили и еще потанцевали.
– Я не могу так проводить каждый вечер.
– Понимаю. Прости.
– Ты здесь ни при чем. Просто я уже чувствую, что за каждую секунду, не посвященную учебе, мне будет мучительно стыдно. Я должна бороться с искушением. Нужно как-то себя замотивировать.
Рокси немного поразмыслила.
– Давай так: если не будешь ежедневно заниматься, я прикончу тебя во сне.
Элис нервно расхохоталась.
– Я серьезно, – не успокаивалась Рокси. – Ты совсем меня не знаешь. Вдруг я убийца. Как думаешь, почему твоя комната освободилась?
Понимая, что завтра ей предстоит мучиться от похмелья и угрызений совести, Элис все же нашла в себе силы улыбнуться и подмигнуть.
– Ты ходячая авария.
– Пф-ф. – Рокси улыбнулась и отбросила рыжую гриву с заклеенного пластырями лица. – Кто сказал?
Глава 3
Говорит Господь
Луч света от кухонной лампы отразился от черных чернил на белой бумаге, полетел к роговице Элис, проник в переднюю камеру глаза, заполненную внутриглазной жидкостью, далее, сквозь зрачок, в заднюю камеру с внутриглазной жидкостью, а потом в линзу хрусталика, после чего вышел преломленным и очищенным и попал в стекловидное тело, заполненное стекловидной жидкостью (стекловидное тело, стекловидная жидкость – легко запомнить), затем на сетчатку, на которой расположены электромагнитные клетки-рецепторы (они же «палочки и колбочки», они же фоторецепторы), где биполярные нервные клетки преобразовали его в нервные импульсы, переправили их ганглионарным клеткам зрительного нерва, которые, в свою очередь, передали информацию нейронам зрительной коры головного мозга, и в результате сумбурное нагромождение углов и контрастов между светом, бумагой и чернилами сложилось в строчку: «Анатомическое строение нервной системы».
У Элис уже заболели глаза.
ДОБРОЕ УТРО. ДО ТЕСТА ОСТАЛОСЬ 87 ДНЕЙ.
Все мы рождаемся с нервной системой. Именно она определяет, чего мы хотим. Между нервной системой и окружающим миром находится тело. Оно определяет, что мы можем. При удачном стечении обстоятельств эти две области пересекаются – простыня подходит к кровати, и все работает как надо. Однако в большинстве случаев «чего мы хотим» и «что мы можем» – пассажиры поездов, следующих параллельным курсом; они машут друг другу из окна, но не встречаются.
Все, чего хотела Памела Кэмпбелл Кларк, – вернуться на свою прежнюю работу в библиотеку, но из-за сокращения бюджета, вызванного падением спроса на библиотечные услуги, ее желание не могло осуществиться. Поэтому каждое утро Памела Кэмпбелл Кларк приходила в парк, бродила по дорожкам, думала о дочери и внучке, живущих в Калифорнии, а сегодня лишь на шесть секунд разминулась с велосипедом.
Все, чего хотел Брок, – ездить на велосипеде. Это было единственным его желанием с самого детства. Теперь он вырос и превратился во взрослого мужчину с курчавыми седеющими волосами и бородой, которая появлялась уже через несколько часов после бритья. Единственное, что изменилось, – скорость, с которой Брок хотел ездить на велосипеде; хотя по большому счету все осталось по-прежнему, ведь ответ всегда был один: еще быстрее. Этим летом он поставил себе цель – сделать круг по Центральному парку (шесть целых и одна десятая мили) за пятнадцать минут. Не так давно он мечтал уложиться в двадцать минут. Мечта сбылась. Теперь появилась новая.
Для достижения цели требовалось, чтобы велосипедные дорожки Центрального парка оставались открытыми, несмотря на то что с начала года на них погибли двое пешеходов, а третий находился в тяжелом состоянии. Брок понял – если он хочет, чтобы его желание исполнилось, молчать нельзя. Он писал и звонил в офис мэра, посещал заседания городского совета и выступал от имени Союза велосипедистов – группы активистов, состоящей из Брока и двадцати четырех тысяч купленных ботов в твиттере.
Однажды утром пресс-служба мэрии выпустила заявление:
ДЛЯ НЕМЕДЛЕННОГО РАСПРОСТРАНЕНИЯ
НЬЮ-ЙОРК – Центральный парк принадлежит всем нью-йоркцам, и все без исключения должны иметь возможность наслаждаться отдыхом, не опасаясь получить тяжелые травмы или погибнуть. Внимательно изучив все доводы, проведя консультации с общественностью, техническими экспертами и представителями бизнеса, мэр принял решение поручить Департаменту транспорта ликвидировать вторую велосипедную дорожку в Центральном парке. Мы благодарны за мнение, выраженное представителями общественности, – разумеется, за исключением доставучих придурков из Союза велосипедистов, забросавших нас сообщениями по электронной почте и в твиттере и совершенно не представляющих, насколько их претензии высосаны из пальца. Нам, конечно, жаль, что вам, самовлюбленным говнюкам, останется меньше места, чтобы разъезжать на своих убогих великах. Впрочем, есть и хорошие новости: карусель еще работает. Хотите кататься – катайтесь на ней.
Идите вы на фиг.
Мэр Арнольд Сп…
Прочитав это, Брок чуть не свалился со своего десятискоростного «Велоцитрона». Мэр Нью-Йорка издевается. Причем лично над ним, Броком. Мэр, за которого он, Брок, не голосовал, и никто из его знакомых тоже, имеет наглость… да как он смеет…
Брок так разозлился, что даже не смог придумать подходящего ответа. Вырвавшийся из груди рваный злобный лай, лишь отдаленно напоминающий смех, напугал оказавшуюся рядом белку.
– Это же просто шутка, разве не ясно? – пожала плечами Рокси.
Кервис не рассмеялся.
– Шутка?
– Ну конечно! Ты правда думал, что я серьезно?
– Считаешь, это ясно с первого взгляда?
– Э-э… да.
– И что заставило тебя пошутить подобным образом?
– Все равно этот текст никто не увидит.
– То есть ты в шутку написала текст, который все равно никто не увидит? – Рокси не нашлась, что ответить. – Если его никто не должен был увидеть, почему здесь указано: «Для немедленного распространения»?
– Это часть шутки! Кервис, мне очень, очень жаль. – Даже раскаиваясь, Рокси продолжала улыбаться. У нее роскошные губы. Не сейчас, Кервис.
– Я хочу понять – что на тебя нашло? Зачем ты это сделала? Твоя писанина бросает тень на мэра и его политику. Хуже не придумаешь. – Кервис был уверен, что его голос звучит твердо и профессионально. Ох, эти губы. Успокойся, держи себя в руках.
– Хуже, чем неправильно назвать его фамилию?
– Да.
– Точно? А то он очень нервничает, когда его фамилию произносят неверно. Кстати, не понимаю, зачем злиться. Ее очень просто переврать.
– Рокси…
– Вообще-то, когда скажешь правильно, она звучит совсем не так круто. Ему бы порадоваться, объявить всем, чтобы все говорили мэр Сп…
– Рокси! – Кервис встал. – По-твоему, я тут с тобой шутки шучу?
– Ой, нет, прости. Мне ужасно, ужасно, ужасно жаль, – сказала Рокси. По ее лицу невозможно было понять, притворяется она или нет. В случае с «ужасно, ужасно жаль» раскаяние выглядело подлинным, но это была лишь видимость, достигнутая многолетней практикой. К тому же бинты и пластыри придали ее облику беспомощности. Кервису хотелось поцеловать Рокси в шею, только момент казался неподходящим, ведь за столь серьезный промах кто-то должен понести наказание. Кервис сообщил об этом, и Рокси испугалась – или сделала вид, что испугалась.
– Это лишь глупая ошибка. Я набросала черновик и собиралась переписать все позже. Окончательный вариант совсем не такой, вот увидишь. Просто я случайно прикрепила к письму не тот файл.
– Мэр в ярости, Рокси.
– На его месте я бы тоже разозлилась. Видимо, тебе придется меня уволить. Если это в твоей власти. – Укол попал точно в цель. – Да, я виновата, но, честное слово, если завтра у меня еще будет работа, я стану относиться к ней со всей серьезностью.
Ребята с «Рая для пикаперов» постоянно дразнили Кервиса за то, что тот до сих пор не замутил со своей знойной рыжей помощницей. («Моя Телефонечка» – так отзывался о ней Кервис, поскольку большую часть времени Рокси проводила, уткнувшись в телефон.)
«Чувак, если ей не присунешь, ты слабак», – написал Озабоченный (он не упоминал свое настоящее имя, иначе обитатели «Рая для пикаперов» сразу поняли бы, что Шейн Риккелл из городка Браунвотер, штат Флорида, дважды разведенный отец троих детей, арестованный в две тысячи восьмом за кражу тапочек для боулинга, – не тот человек, к чьим советам стоит прислушиваться).
«Знаю, ты прав», – ответил ему Кервис. Перед ним открылась прекрасная возможность, однако он понимал, что ничего не выйдет.
– Ладно, посмотрим, что можно сделать. Постараюсь выпутать тебя из этой передряги, но ничего не обещаю.
Рокси вздохнула с облегчением.
– Кервис, – прочувствованно проговорила она. – Ты мой лучший друг.
– Угу. – Черт, ничего не получится. – Не заставляй меня об этом пожалеть.
– Конечно, обещаю.
Рокси мило улыбнулась, и Кервис подумал: а вдруг он ошибался? Вдруг он тоже ей нравится? Может, не придется долго мучиться – скоро представится подходящий случай, и они упадут друг другу в объятия. В жизни ведь всякое бывает.
Рокси вернулась на рабочее место и включила телефон. В этот момент ей пришло сообщение с незнакомого номера: «Как же я хочу тебя чпокнуть».
Билл прочел уже шестьдесят страниц из стопки ксерокопий, когда в огромном зале гулко разнесся чей-то голос:
– Привет.
Он поднял голову. В противоположном конце читального зала библиотеки Батлера из-под зеленой лампы сверкнули серые глаза.
– Привет.
– Я Анук.
Билл помахал рукой.
– Привет, Анук. А я Билл.
– ХочуВотЭто, – произнесла она, словно уточняя.
– Да, это я.
– Круто. Что делаешь?
– Читаю.
– Я тоже. Добралась до того места, где Сиддхартха в двадцать девять лет впервые вышел за пределы дворца. Теперь мой жизненный выбор не кажется таким уж неудачным.
– Давай я подойду к тебе, чтобы не кричать на всю библиотеку.
– Давай, но мы все равно здесь одни.
– Не-а, – раздался третий голос.
Этот голос – мы так и назовем его, Третий голос, – донесся будто издалека, вероятно, из-за какого-то стола.
– Извините.
– Да, извините.
– Ничего, – отозвался Третий голос. – Кто-нибудь хочет выпить?
– Рановато еще, – засмеялась Анук.
– Вы здесь надолго? – не сдавался Третий голос.
Кто это? Один из сокурсников?
– До победы, – ответил Билл. – То есть до закрытия.
– И я, – поддержала Анук.
– Ну ла-а-адно, – протянул Третий голос. – Как насчет выпить после закрытия? На Амстердам-авеню есть бар под названием «Проблейз». Знаете его?
Анук и Билл переглянулись и молчаливо согласились: почему бы и нет?
– Тот, который рядом с «Пекарней»? – уточнила Анук.
– Ага, – подтвердил Третий голос.
– Обожаю это место.
Билл взглянул на часы.
– Что ж, через десять часов сорок минут идем в «Проблейз».
– И в дождь, и в солнце, – сказал Третий голос. – Поскольку к тому времени наступит ночь, вместо солнца будет сияние звезд.
Анук и Билл снова переглянулись. Билл состроил рожу: этот парень чокнутый? Анук пожала плечами.
– Договорились, – сказала она.
– Ну ла-а-адно, – протянул Третий голос. В читальном зале вновь воцарилась тишина.
– «Как же я хочу тебя чпокнуть», вот что там было написано. Я сперва подумала: «Ни фига себе…», а потом: «Что?!!» Кто говорит «чпокнуть»? Самое несексуальное слово всех времен. В любом случае понятия не имею, кто мне написал. Сначала я решила, что это Кервис – помнишь Кервиса с вечеринки? – но потом вспомнила: у меня же записан его номер, если он не завел себе запасной, специально для сообщений про «чпокнуть». Он, конечно, на меня запал, и, честно говоря, мне от этого немножко противно, только он не из тех, кто пишет «чпокнуть». Если вообще есть такие. Реально, кто всерьез говорит «чпокнуть»? Клоуны? Слово «чпокнуть» ассоциируется у меня только с клоунами. Ну вот, теперь я представила, как этим занимаются два клоуна. Куда ты собралась?
Элис застыла на месте, не успев положить толстый желтый учебник в сумку.
– Я…
– Мне казалось, утром ты хотела позаниматься здесь.
Так оно и было. Преисполненная намерений ударно потрудиться, Элис устроилась за кухонным столом и даже прочитала целых полторы страницы, но на лестнице раздался топот и в квартиру ввалилась Рокси, дабы поведать о полученном непристойном сообщении.
– Ну… я думала, ты сегодня на работе.
– Меня отправили в город с поручением. Все знают, что в таких случаях я ухожу на целый день, поэтому я вернулась домой. Я тебе мешаю?
Элис решила позаниматься где-нибудь в другом месте. Так будет лучше. Не важно, насколько серьезно ты относишься к занятиям и насколько услаждает взор голубое дерево на кухне, бывают летние деньки, когда просто невозможно сидеть в подвале. Сегодня был именно такой день; стоило Элис выйти на улицу, как она тут же в этом убедилась. С каждым шагом шлепанцы слегка прилипали к нагретому асфальту.
За углом располагалась «Пекарня» – старое уютное заведение, в котором поколения студентов Колумбийского университета занимались тем, чем намеревалась заняться Элис: сидеть на одном месте весь день напролет. В течение учебного года за простыми разномастными столами теснились многочисленные посетители, но сегодня в зале стояла тишина, кругом полно свободных мест, и никакой очереди в кассу. Элис заказала кофе и маффин, выбрала столик у черной стены (при ближайшем рассмотрении выяснилось, что стены от пола до потолка покрыты грифельной краской) и села на банкетку, такую же, на какой когда-то сидела за роялем. При попытке проверить почту обнаружилась одна деталь, за которую Элис полюбила «Пекарню» еще сильнее: здесь не было вай-фая, а мобильная связь ловила отвратительно. Сообщение загружалось целую вечность, так что у нее не оставалось другого выбора, как приступить к работе. Пора заниматься, Гуничка. Элис открыла учебник и вернулась к изучению строения мозга: варолиев мост, мозжечок, средний мозг и таламус.
Утро в «Пекарне» шло своим чередом. Одни лица сменялись другими, и только Элис Квик оставалась на месте. В какой-то момент рядом устроились три девушки и начали оживленную беседу на непонятном языке – кажется, на венгерском. Элис не пыталась вникнуть в их разговор. Через столик от нее сел парень, которого она где-то видела. Классическая игра: знакомый или знаменитость? Элис не стала выяснять – учеба важнее.
Периодически в голове – точнее, в орбитофронтальной коре головного мозга – возникала мысль о телефоне. Когда это происходило, глаза по-прежнему сканировали страницу, а рука нащупывала в сумке телефон, чувствовала его вес, ощущала прохладу стекла и металла. Однако Элис продолжала читать, а демонстративный отказ прерываться ради дозы дофамина сам по себе порождал впрыск дофамина прямо в прилежащее ядро мозга, также известное как центр удовольствия. Элис поздравила себя с тем, что ей не нужен ни инстаграм, ни фейсбук, ни «Ловец жемчуга», ни…
Так вот кто это!
Она вынула из сумки телефон – осторожно, чтобы молодой человек, сидящий через столик от нее, не видел, – открыла «Ловец жемчуга» и нашла свежий пост, написанный Гровером Кайнсом, специалистом по этике и любимым автором Элис на этом сайте. Тексты Джинзи Милано вызывали искренний смех, зато колонки Гровера Кайнса брали за душу. Элис часто размышляла об одной из них, написанной в ответ на письмо читателя о том, не рано ли признаваться в любви в самом начале отношений. Вот что написал Гровер Кайнс:
Я сижу в кресле.
Вы читаете эти слова и представляете кресло. Не мое, а свое – вашу идею кресла. Это может быть первое кресло, которое вы видели в жизни, или то, в котором сидите сейчас. Рассказывая вам о своем кресле, я рассказываю о вашем.
Когда мы говорим: «Я люблю тебя», нужно помнить об этом кресле.
У каждого из нас собственное определение любви. Оно охватывает всю нашу жизнь: прощения, предательства, сдержанные и нарушенные обещания. В два коротких слога умещается целый гроссбух. Для кого-то любить означает давать, для кого-то – получать. Для одних любовь – скрупулезный выбор, для других – минутный порыв. Для одних любить значит ценить того, кого любишь, превыше всего, для других – провести выходные в номере отеля. Для одних любовь – это крылья, для других – тюрьма. А для всех остальных – кресло.
Всякий раз, встречая нового человека, мы попадаем в страну, жители которой говорят на одном языке, но у каждого свой уникальный диалект. Когда я произношу: «Я люблю тебя», мне остается лишь надеяться, что на твоем диалекте эти слова означают то же самое, что и на моем. Боль жизни в том, что, как правило, наши диалекты не совпадают. Радость жизни в том, что один или два раза нам все-таки везет.
Именно поэтому влюбляться – удел молодых. Когда ты только начал писать определение слова «любовь», остальное вы можете сотворить вместе, сидя бок о бок и подглядывая друг другу в тетрадь. Разумеется, влюбляться можно в любом возрасте. Главное – оставаться молодым.
Элис не знала контекста этого поста (он был посвящен девушке по имени Лучия, разбившей сердце Гровера), только он зацепил ее до глубины души. Нормально ли восхищаться человеком за то, что он пишет в интернете? Может, и нет, но такова реальность. Внизу страницы размещалась фотография Гровера Кайнса, чисто выбритого и в очках. А рядом, через столик, сидел настоящий Гровер Кайнс, небритый, без очков, сгорбившийся над ноутбуком.
Гровер перехватил взгляд Элис и застенчиво улыбнулся – такая улыбка возникает будто из ниоткуда, однако попадает в самое сердце.
– Привет, – сказал он.
– Привет. – Какой же он красивый, несмотря на растрепанные волосы и поношенный свитер. Элис вспомнила, что теперь ее очередь подавать реплику. – Простите, вы – Гровер Кайнс?
Ей ни разу не доводилось произносить или слышать его имя. На печати оно выглядело здорово, на слух же казалось слишком претенциозным. Гровер Кайнс снова улыбнулся, и претенциозность сразу испарилась.
– Надеюсь, вы не хейтерша?
– Нет, что вы! Я ваша фанатка, – сказала Элис. – А что, у вас есть хейтеры?
– Разве вы не читаете комментарии?
Элис нервно рассмеялась, Гровер Кайнс тоже, и неловкость сгладилась.
– Над чем вы сейчас работаете?
Он принялся рассказывать, а Элис слушала, стараясь сделать вид, будто не прочла все написанное Гровером за последние три года. Только сейчас до нее дошло, что она действительно не пропустила ни одной статьи.