Карина Илларионова
Четыре кубика льда
Все персонажи и события в произведении вымышлены.
Любые совпадения с реальностью случайны.
Пролог
Анна опоздала на четверть часа.
Каждую осень, как только начинались дожди, Рязань вставала в мёртвых пробках. Анна знала об этом и выехала с работы настолько рано, насколько это было возможно, но всё равно не смогла оказаться у ресторана в назначенное время.
Когда она вошла в банкетный зал, задрапированный чёрным, поминальный обед уже начался. Почти все места за столами были заняты одетыми в тёмное людьми. Их было слишком много, точно больше сотни человек, и в полумраке зала Анне казалось, что они сливаются в одно мрачное, колеблющееся, шумное пятно. Девушка вгляделась в лица, не смогла никого узнать, пожала плечами и направилась к ближайшему столику, за который ещё можно было сесть.
В противоположном конце зала кто-то звонко откашлялся и постучал ножом по бокалу, привлекая к себе внимание. Анна обернулась на звук и прищурилась. Худенькая, бледная до синевы брюнетка в чёрном траурном платке казалась знакомой.
Рита?
– Некоторые люди заслуживают ада, – громко сказала брюнетка и выжидающе замолчала.
Да. Это Рита, – обречённо подумала Анна, невольно высматривая за соседними столиками тех, к кому могли быть обращены эти слова.
– Разумеется, сейчас я говорю не о Глафире Ильиничне, – продолжила Рита, когда в зале воцарилась ошеломлённая тишина. – Покойная была чудесным человеком, которого нам всем будет очень сильно не хватать. Честная, добрая, потрясающе образованная женщина, она отдала большую часть своей жизни нашей школе. Я… Нет, не только я… Думаю, я могу говорить от лица всего своего класса. Мы никогда не забудем всё то, что она для нас делала. Она была не просто учительницей, она была для нас другом, поддержкой, опорой. И не только наш класс, все её ученики и воспитанники могут подтвердить мои слова. Мы все очень любили Глафиру Ильиничну… Почти все…
Анна схватилась за стоящий перед ней бокал, сделала пару больших глотков и закрыла лицо руками.
– … За исключением четвёрки шакалов, прорубивших себе дорогу в ад, – голос Риты звучал спокойно, даже иронично. – Я верю, что покойная уже заняла полагающееся ей место на небесах. А ещё я надеюсь, что те, для кого уже заготовлены отдельные котлы в аду, окажутся там как можно скорее.
Брюнетка оглядела банкетный зал, криво усмехнулась и быстро опрокинула в себя рюмку. Анна замерла с приоткрытым ртом, ощущая буквально всей кожей повисшие в воздухе напряжение и недоумение.
– Риточка сегодня снова в ударе, – неожиданно сказал сидящий справа от Анны мужчина, внимание на которого она обратила только сейчас. – Вроде выросла, должна была поумнеть… А всё туда же… Угрожает… И, главное, кому?! Идиотка…
– Марк? – наполовину утвердительно спросила Анна и почувствовала, как сами собой напрягаются мышцы лица и тела.
За прошедшие с окончания школы семь лет тот изменился, превратился из тощего белобрысого пацана в симпатичного крепкого мужчину. Черная рубашка облегала широкие плечи, отличная стрижка удачно корректировала форму черепа, лёгкая щетина подчёркивала заостренный подбородок. Но жесткий, насмешливый взгляд его светло-серых глаз остался прежним. Знакомый до мурашек, до головной боли взгляд. Слишком часто Анна видела его в своих кошмарных снах.
– Ты тоже подросла, Анечка, – прошептал Марк, наклонившись к её уху. От наполненного алкогольными парами запаха его дыхания Анну затошнило. – Уже не так сильно похожа на задрота-ботана. Почти баба. По пьяни, пожалуй, я мог бы даже ещё разок тебя трахнуть. Ну, если бы ты сильно попросила. Марк добрый, ты помнишь, да?
Улыбайся! Черт тебя возьми, улыбайся! – приказала себе Анна.
Бесконечные месяцы насмешек и травли в старшей школе. Убитая в хлам самооценка. Госпитализация с нервным срывом вместо выпускного вечера. За это и ещё за многое, слишком многое нужно было благодарить Марка и его дружков.
Но прямо сейчас Анна не собиралась показывать, что его слова снова попали в цель. Она улыбнулась, в свою очередь наклонилась к Марку и доверительно сообщила:
– Глафира Ильинична научила меня одной интересной вещи… Скажу пять слов, и у тебя уже никогда ни на кого не встанет. Сказать?
Марк отшатнулся, и на его лице, сменяя друг друга, отобразились недоумение, недоверие и, наконец, страх. Анна удовлетворенно вздохнула, встала со своего места и направилась к столику, за которым сидела Рита. Марк, оставшийся позади, громко захохотал, как будто пытался ободрить себя собственным смехом.
Рита смотрела на приближающуюся Анну спокойным, почти равнодушным взглядом, очевидно узнавая, но не показывая никаких эмоций.
– Привет, – сказала Анна. – Как ты?
– Я терпимо, но… – Рита умолкла на пару секунд, озадаченно хмурясь, и указала на своего соседа по столу. – Ты что, не узнаёшь?
Анна повернулась, увидела очередное знакомое лицо, инвалидное кресло и почувствовала, как щёки запылали от стыда.
– Я… Вась, прости, – промямлила она. – Здесь темнотища, как под землёй, я никого… В смысле… Как поживаешь? Не ожидала тебя здесь… То есть… Прими мои соболезнования и…
Вася поднял руку, останавливая поток её бессвязных слов, и указал на свободный стул рядом с собой.
– Садись с нами, Ань. И да, – он поморщился, – я был не самым лучшим внуком, но на похороны приехал. Спасибо, что навещала её. Бабушка тебя любила и радовалась каждый раз, когда ты приходила в гости.
– Да не за что, – растерянно ответила Анна.
– Не стой столбом, садись давай, – прошипела Рита. – На нас и так все смотрят.
– Интересно, с чего бы это? Возможно, всех впечатлила твоя речь про ад? – Анна усмехнулась и заняла новое место. – Неееет, не может быть, только не из-за этого!
Рита ухмыльнулась в ответ, но ничего не сказала.
– Кстати, про ад… – Вася отвернулся, покопался в закрепленной на кресле барсетке и протянул Анне продолговатый конверт. – Для тебя послание от бабы Глаши. Она оставила письма и памятные подарки для нескольких человек. И если там написано то же самое, что и у меня с Ритой, то вечер будет… интересным.
Анна распечатала письмо, пробежала глазами текст и удивленно подняла взгляд.
– Это бред, как она могла о таком попросить? Зачем?! – сказала она и поняла, что всё-таки не выдержит этот день до конца. По щекам потекли слёзы. – Это всё бред, бред, бред!
Рита с заметной тревогой склонилась к Анне и тихо спросила:
– Ань, ну ты чего? Совсем плохо? Если нужно, у меня с собой успокоительное. Могу сделать укол. Сделать?
Анна покачала головой, перевела дыхание и продолжила:
– Я просто не понимаю! Как, почему? Почему она умерла? Почему сейчас? Ведь всё было хорошо, она хорошо себя чувствовала, мы же всего неделю назад гуляли по парку, кормили белок, она рассказывала о Васе, говорила про иврит, про еврейские имена, хотела начать вышивать картину…
Анна снова задохнулась и умолкла, пытаясь подавить неуместную вспышку эмоций. Вдвойне неуместную перед почти спокойным родным внуком покойной.
В конце концов, Глафира Ильинична не была ей родней.
Просто школьная учительница, безнадежно влюбленная в собственный предмет.
Просто бабушка друга детства, когда-то кормившая пятилетнюю Аню пирожками и утиравшая ей слёзы из-за разбитых коленей.
Просто женщина, сохранившая почти до девяноста лет ясный ум и острое, иногда переходящее общепринятые границы чувство юмора.
Анна восхищалась Глафирой Ильиничной. Все их встречи происходили не потому, что Анна считала себя обязанной. Нет, она на самом деле ценила проведенное со старой учительницей время…
– Ну так как? – выждав некоторое время, спросил Вася. – Ты с нами?
Анна ещё раз перечитала письмо, написанное таким узнаваемым, таким родным почерком.
– Последняя воля… – тихо ответила она. – Да, конечно, я с вами.
Раз
– Девяносто пятый, до полного бака и в две канистры, – сказал Марк пожилому заправщику. Тот кивнул, ещё глубже втянул голову в плечи, пряча лицо от пронзительного осеннего ветра, и занялся машиной.
Марк вошёл внутрь магазинчика при заправке и остановился у стойки.
– Добрый день! – приветливо улыбнулась ему девушка-кассир. – Пока ожидаете, могу предложить вам кофе или гамбургер? Еще у нас очень вкусные…
– Кофе, – прервал её Марк. – Неужели в такую рань кто-то ест?
– Говорят, путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, – кокетливо ответила кассирша, бросая одобрительный взгляд за спину Марка.
Он знал, что сейчас она смотрит на машину. Девушки часто велись на этого монстра немецкого автопрома, думая, что Марк – владелец. Он никогда не пытался их в этом разубеждать.
– Врут, – Марк ухмыльнулся, – правильный путь идёт чуть ниже.
Кассирша громко рассмеялась, как будто он и правда сказал что-то смешное, и повернулась к кофе-машине.
Марк взглянул на часы – без четверти шесть – и раздраженно вздохнул.
Понедельник. Уже через полчаса надо забирать шефа из загородного дома, и сразу после этого начнется пытка, про которую в светлые моменты Марк говорил «нормальная работа, бывает и хуже». Но сегодня ему было плохо.
Алкоголь, выпитый накануне на поминках старой карги, сделал сегодняшнюю реальность невыносимой.
Работа. Грёбаная работа.
Четырнадцать часов.
Шесть дней в неделю.
Без права на выбор дат отпуска – приходилось подстраиваться под шефа и отдыхать только тогда, когда тот улетал на очередной безумно дорогой курорт.
И всё это за жалкую сотню в месяц и редкие подачки ко дню рождения и Новому году.
Если бы не возможность ещё немного зарабатывать на стороне – таксуя, продавая понемногу бензин приятелям и подписывая липовые акты на обслуживание машины – Марк давно бы уже ушёл. Как шеф Стоянов был невыносим. Он был жестким и придирчивым, и в дополнение ко всему, кажется, считал, что Марк по гроб жизни ему обязан. Это раздражало.
– Ваш кофе… Заправка завершена, восемьдесят два литра…
Марк протянул кассирше корпоративную карту, раздумывая, не спросить ли у неё номер телефона. Но внезапно глаза девушки испуганно распахнулись.
– Что…? – Марк удивлённо обернулся и невольно вздрогнул.
Хотя, казалось бы, причины для этого никакой и не было.
За ним просто стояла невысокая и худенькая незнакомая девчонка, одетая в черные спортивные брюки и худи. Черный капюшон закрывал половину лица, алые губы кривились в презрительной улыбке – ничего необычного, и не таких странных видал… Но Марку почему-то стало страшно.
– Привет, Маркуша, – неожиданно прошептала незнакомка. – Воруешь у Стоянова? Нехорошо… Очень нехорошо…
– Чего? – Марк отступил. По спине побежал холодок. – Ты кто такая?
Девчонка сделала шаг вперед, снова сокращая расстояние между ними.
– Я та, кого послали в этот мир специально за тобой, Маркуша, – сказала она, почти прикасаясь губами к его уху. – В аду тебя уже заждались.
Марк отшатнулся. Девчонка тихо рассмеялась, явно наслаждаясь его страхом.
– Покайся, Маркуша, – прошептала она. – И тогда котёл будет не таким горячим. Обещаю.
– Пошла к чёрту, – озадаченно ответил Марк, косясь на кассиршу. Её неподвижность начинала пугать даже больше, чем речи полусумасшедшей незнакомки.
– Не могу, – девчонка дотронулась до его руки, и от прикосновения её ледяных пальцев Марка пробрала дрожь. – Без тебя не могу. Пойдёшь со мной?
Марк резко выдохнул, пытаясь скинуть с себя морок.
– Вали отсюда, психованная, – угрожающе сказал он. – Сама иди, своими ногами, пока я тебе не помог!
– Интересно, что ты заговорил про ноги, – спокойно заметила она. – Кажется, ты уже знаешь, что тебя ждёт…
– Что?!
Но девчонка его уже не слушала, она развернулась и быстрым шагом вышла из магазинчика.
Марк проследил за ней взглядом, стараясь рассмотреть сквозь запотевшую стеклянную стену, в какую машину та сядет, но утренний полумрак и начинающийся дождь мгновенно поглотили тёмную фигурку.
– Часто у вас такие ненормальные заправляются? – раздраженно спросил Марк у кассирши. Та резко дёрнулась, как будто он её разбудил.
– Что, простите? – вежливо уточнила она. – Вы не могли бы повторить, я немного…
Марк ещё раз посмотрел туда, где за пеленой льющейся с неба воды могла стоять невидимая ему незнакомка.
– Я передумал, – внезапно сказал он. – Давайте ещё гамбургер. Позавтракаю.
Пятнадцать минут на еду, и, возможно, закончится дождь.
Пятнадцать минут, и на улице станет ещё немного светлее.
Пятнадцать минут, и эта чокнутая точно уедет или уйдёт.
Пятнадцать минут, и он перестанет бояться.
Обязательно перестанет.
* * *
Во вторник она появилась на четверть часа раньше, чем накануне. Сначала Марк её не заметил – девчонка стояла вплотную к стене подземного гаража, откуда он каждое утро забирал машину шефа.
– Пять тридцать. Прекрасное время, чтобы начать новую жизнь, – прошелестел тихий голос.
Марк медленно развернулся и засунул руку в карман, где лежал предусмотрительно приготовленный травмат.
– Думаешь, это тебе как-то поможет? – насмешливо спросила девчонка. – Нет, Маркуша, спасти тебя может только одно. Покайся. Признай свои грехи. Попроси прощения у каждого, кого ты обворовал, предал, обманул, подставил…
Марк ухмыльнулся и направил пистолет на неё. На то место, где у нормальных женщин располагалась грудь. Девчонка же была больше похожа на пацана – плоская, как доска.
– Я выстрелю, – предупредил он.
– Не выстрелишь, – с улыбкой ответила девчонка, делая шаг навстречу.
И он испугался. Испугался так, как не боялся уже очень давно, возможно, с самого детства. Палец сам собой дернулся на спусковом крючке травмата, но вместо оглушительного звука выстрела раздался только едва слышный щелчок.
Спина мгновенно взмокла.
Марк, уже понимая, что это бесполезно, опять нажал на спуск, и снова ничего не произошло.
– Я же сказала, что не выстрелишь. Почему ты мне не веришь? – упрекнула его девчонка.
Она подошла вплотную к Марку, и он завороженно смотрел на её алые губы.
– Покайся, Маркуша. Признай свои грехи. Тогда, возможно, мне разрешат тебя отпустить.
Что за чертовщина! – пронеслось в голове.
– Кто ты? – с трудом спросил Марк.
– У меня много имён, – прошептала она. – Для тебя я буду Лили.
Неожиданно она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Губы были ледяными, и Марк снова задрожал.
– Надеюсь, ты примешь верное решение, – тихо сказала девчонка и отступила. – До встречи, Маркуша. Я буду считать оставшиеся до неё часы. А ты?
– Я… – Марк вдруг обнаружил, что говорит в пустоту.
Лили исчезла, ушла – бесшумно, словно призрак. А вместе с ней исчез и сковывающий иррациональный страх.
– Что за подстава? – спросил сам себя Марк. Голос – хриплый, дрожащий – отразился эхом от бетонных стен гаража.
Подстава.
Подстава, представление, грамотно спланированный спектакль… И сегодня был явно не последний акт.
Кто-то хочет его запугать.
Но кто? Зачем? Кому он перешёл дорогу?
Ответов не было.
* * *
Марк привез Стоянова к зданию главного офиса. Дождался, когда широкая спина шефа, упакованная в дорогое осеннее пальто, скроется за дверями стилизованного под старину здания, и медленно поехал в сторону расположенного на той же улице двухэтажного строения. Там сидели сотрудники службы безопасности холдинга, одним из владельцем которого был Стоянов. Беспокоить самого шефа не хотелось, а вот Глухов и его подчиненные были именно теми, кто мог выяснить всё об этой чокнутой Лили. Марк знал, что если рассказать им о произошедшем, ребята сразу включатся в дело.
Проблема заключалось только в том, что найденная безопасниками девчонка не будет молчать. В их руках не молчал никто. И это повышало риски. Один малейший намёк на воровство при Глухове, и этот пёс уже не отстанет. Чтобы выслужиться перед хозяином, начнёт копать и очень быстро накопает слишком много интересного.
Марк припарковался, выругался себе под нос, подумал несколько минут, но потом всё же решился. Других вариантов всё равно не было.
– О, какие люди! Старостин! – радостно приветствовал его Глухов, когда Марк переступил порог его кабинета. – Заходи, садись и рассказывай, зачем пришёл к дяде Диме.
Марк, усмехнувшись, обвёл взглядом небольшое тёмное помещение с крошечным, похожим на бойницу, окном. Никакого стула для посетителей не было. Почти всю площадь кабинета съедал огромный стол, заваленный кучей каких-то папок и распечаток. Глухов обожал бумагу, читал только с листа и часто говорил, что ничего не смыслит в новых технологиях и вообще не ориентируется в современных реалиях. Многие, глядя на него – сухонького, лысого пожилого мужчину, одетого в потрёпанный классический костюм – в это верили. Марк знал, что Глухов врёт, но всегда подыгрывал.
– Некуда же сесть, Дмитрий Иваныч, – старательно изображая смирение, сказал Марк. – Но я постою.
– Да и правда, некуда, – сокрушённо признал Глухов. – Прости уж старика…
И мгновенно, словно устав от собственной клоунады, он стал серьёзным:
– Что у тебя, Старостин? Говори.
– Да тут такое дело… – Марк отвёл глаза. – Личное.
– Слушаю.
– Есть одна девушка… Вчера на заправке приметил, и вот сегодня снова её встретил. Хотел телефончик взять, а она ни в какую. И… Вот думаю, может, получится её как-то найти? А?
Глухов выразительно поднял брови и не ответил.
– Но если нет, то нет, – продолжил Марк. – Просто думал, что для вас это не сложно, но если сложно…
– Вот только на слабо меня не бери, – поморщился Глухов. – Что, прямо так хороша?
– Да, – ответил Марк.
– Понятно… – Глухов вздохнул. – Ну, давай поищем твою зазнобу. Напиши, на какой заправке и во сколько вчера её видел. И сегодня тоже. Пробьём по камерам, найдём.
– Спасибо, Дмитрий Иваныч, – сказал Марк, торопливо царапая на листе бумаги даты и время.
– Не за что. Всё? – нетерпеливо спросил Глухов.
– Всё.
– Тогда иди. Задание дам Никишину, к вечеру он тебе отпишется.
Марк кивнул и с облегчением покинул кабинет. Он был уверен: если Глухов решил помочь и даже привлечь к делу Дениса Никишина – молодого, но перспективного бывшего следователя, сумевшего за неполный год стать довольно заметной фигурой в холдинге – то Лили не уйти.
Но звонок, раздавшийся в конце рабочего дня, уже после того, как Марк пересел из машины шефа в собственный рено, снова выбил его из колеи.
– Старостин, ты? Денис прислал мне отчёт, – голос начальника службы безопасности звучал настороженно. – Ничего не вышло с твоей девицей. Вчерашних записей с заправки за период с пяти тридцати до шести тридцати нет, причины выясняют. Камеры в гараже не работали с четырех утра, перерезаны кабели питания, чинят.
Марк задумчиво побарабанил пальцами по рулю. Неработающие камеры на заправке могли быть случайностью. А вот вывод из строя камер в гараже, где стояли автомобили совладельцев "СБМ-групп", был тревожным звоночком. Девяностые давно прошли, но свою безопасность и шеф, и его компаньон ценили. То, что несколько часов их машины провели без визуального контроля, и что, чисто теоретически, с ними могли что-то сделать, станет для них крайне неприятной новостью.
Безопасники наверняка стоят на ушах.
Тот, кто решился перерезать кабели, должен быть или сумасшедшим, или…
– Ясно, – хрипло сказал Марк в телефонную трубку. – Спасибо, Дмитрий Иванович, извините, что на…
– А мне вот ничего не ясно, – перебил его Глухов. – Завтра утром жду у себя. Расскажешь, что происходит.
– Да говорю же, девушка…
– Старостин, не закапывайся ещё глубже. Завтра жду от тебя нормальную информацию, а не повторение утренней байки. Ты меня понял?
– Да, – сказал Марк.
В трубке раздались короткие гудки.
* * *
Утром среды она поджидала его у подъезда.
Обычно у дома Марка – одной из четырёх двадцатипятиэтажных башен, выстроенных на окраине города компанией, принадлежащей шефу – всегда сновали какие-то люди. И в двенадцать дня, и в час ночи, и в пять утра. Но сейчас двор был абсолютно пустым. Шёл дождь. Чёрный капюшон худи, скрывающий лицо Лили, казался промокшим насквозь, по асфальту текли потоки воды, заливая её ноги, но она этого как будто не замечала.
– Два миллиона триста сорок семь тысяч, – сказала она, не поднимая головы.
– Что за цифры? – раздраженно спросил Марк, не торопясь выходить из-под козырька подъезда – зонта у него не было, и перспектива вымокнуть до нитки не прельщала.
Лили подошла чуть ближе.
– Столько ты украл у Стоянова за пять лет, – сообщила она. – Меньше пятисот тысяч за год. Сорок за месяц.
– Чушь, я ничего не крал.
– Копейки, Маркуша, жалкие копейки, – продолжила девчонка. – Но поверь, Стоянову не будет важна точная сумма. Важен сам факт… Он же тебя от тюрьмы спас. А ты у него воруешь. Нехорошо, Маркуша…
Он молчал, буравя её взглядом.
– Что ты мне скажешь? Что ты решил? Готов покаяться? – тихо, почти нежно спросила Лили.
Марк огляделся по сторонам, убедился, что вокруг никого нет, и одним резким движением прижал девчонку к стене.
– Если не отстанешь, сломаю шею, – пообещал он, усиливая нажим.
Алые губы Лили растянулись в улыбке.
– Не сломаешь, – сказала она.
И Марк вдруг вспомнил вчерашнюю осечку. Он попытался отогнать эти мысли и засмеяться, но понял, что не может. По телу снова прошла дрожь. Он протянул свободную руку к капюшону Лили – ему почему-то казалось, что как только он увидит её лицо, страх уйдёт.
Но девчонка, непонятно как, вывернулась из его захвата. Марк покачнулся и едва не упал.
Лили – кажется, без малейшего усилия – удержала его и провела холодными, мокрыми пальцами по его щеке.
– Даю тебе время до пятницы. Сходи в церковь, покайся, начни исправлять свои грехи. Или…
– Или что? – с трудом выдавил из себя Марк. Внутри снова рос иррациональный ужас.
– Узнаешь, – пообещала Лили. – Вечером пятницы ты обо всём узнаешь.
* * *
– Покаяться? – с недоумением уточнил Глухов, глядя на переминающегося с ноги на ногу Марка. – Что-то новенькое… А в чём тебе надо покаяться?
– Самому интересно, – ответил Марк, переводя взгляд на серую стену кабинета Глухова.
В памяти почему-то всплыло лицо Ани – не раздражающей, высокомерной и холёной женщины, в которую та превратилась, а жалкой, некрасивой, похожей на пацана девчонки, какой она была в школе.
Он потряс головой, избавляясь от ненужных воспоминаний.
– Да просто чокнутая она, – продолжил Марк. – Найти бы да надавать по заднице…
– Ну так сегодня мог, чего ж не надавал? – насмешливо спросил Глухов.
Марк не нашёлся с ответом.
– Думаю, дело не в тебе. Но то, что тебя хотят убрать, это факт.
– Убрать? – Марк скрестил на груди руки. – В смысле, убрать?
– В прямом, – равнодушно ответил Глухов. – Тебя уберут, к шефу нового водилу подсадят. Может, мужика… А может и бабу, с сиськами такую и с задницей… Ну а дальше… А дальше зависит от того, кто всё это начал и зачем. Или убьют, или долю в деле отберут, или…
– Меня уберут? – переспросил Марк. – Меня?!
– Струсил? – в голосе Глухова снова звучала насмешка. – Что за молодёжь пошла… Иди уже, Старостин. Не мешай думать.
Марк нехотя развернулся к двери.
– И ещё… – сказал ему в спину Глухов. – Шефу пока не говори, нервничать начнёт, а сосуды у него слабые, сам знаешь. Второй инсульт заработает.
– Не говорить? – Марк покачал головой. – Неправильно это.
– Наружку ему организую, прикроем, – отмахнулся Глухов. – И на этаж ему добавим людей. Всё, иди.
Марк вышел на улицу.
Мерзкий дождь так и не закончился, шеф должен был провести весь день в офисе, и заняться было совершенно нечем. Марк закурил и задумался, что же делать дальше. Можно было бы взять пару заказов в такси, заработать лишнюю тысячу, но сейчас это казалось абсолютно бессмысленным.
Уберут. Меня уберут.
А Глухова заботила только безопасность их шефа.
Ну разумеется. Кто такой Марк, чтобы кто-то хоть на секунду задумался о том, что охрана может быть нужна и ему?
Меня уберут.
Как так вышло? Почему? За что?
Ему снова стало страшно. И взвинченный адреналином мозг внезапно выдал простой и логичный ответ на этот вопрос.
Олеся. Это всё из-за неё.
Память услужливо подкинула картинки из детства.
Деревянный домик-развалюха безо всяких удобств, расположенный на задворках одной из главных туристических улиц города.
Элитная школа, где учились либо очень способные, либо очень богатые дети, и в которой по нелепой прихоти судьбы оказался и Марк – его разваливающийся дом был включен в крошечную территорию, закрепленную за лицеем.
Почти ежедневные стычки и драки – в начальных классах он не смог подружиться ни с умниками, ни с богачами.
И только когда Марку исполнилось двенадцать, он выработал определенный образ действий, который помог ему без новых потерь пережить оставшиеся годы учёбы. Он решил, что нужно выбрать одного из лидеров класса и любыми способами добиться его благосклонности, чтобы потом, в случае необходимости, прятаться за его спину.
Марк выбрал Олесю, Олесю Стоянову, и этот выбор определил всю его дальнейшую жизнь.
Но не пора ли что-то менять? Возможно, имеет смысл уволиться? Уехать из города?
Сбежать, как крыса…
Пусть так, но он сохранит свою жизнь. Если кому-то так сильно надо подобраться к отцу Олеси, что они устроили этот сюр… Ну, кто он такой, чтобы пытаться их остановить? Да и ради чего?
Марк отбросил в сторону недокуренную сигарету и улыбнулся. Мысль об увольнении ему нравилась.
* * *
В четверг он проснулся раньше будильника.
Наверное, можно было списать всё на взбудораженные нервы, но Марк знал: причина не в этом. Уже понимая, что именно сейчас увидит, он открыл глаза. Над его кроватью стояла тёмная, тонкая, почти бесплотная фигурка.
Тело мгновенно покрылось холодным потом.
Лили… Но как?!
– Доброе утро, Маркуша, – грустно сказала она. – Ты что-то решил?
– Я… – прохрипел он и сдвинулся вбок, сминая постельное белье, чтобы оказаться хоть на пару сантиметров дальше от Лили. – Да, да, я всё сделаю! Я… уволюсь, да, сегодня же уволюсь!
– Ты должен не уволиться, – ласково и немного снисходительно сказала Лили, как будто говорила с маленьким ребеноком. – Ты должен покаяться в своих прегрешениях. Сначала перед Стояновым в том, что воровал и обманывал. Ты должен получить его прощение. И тогда, возможно, твой срок сдвинут. И ты успеешь попросить прощения у других…
– У каких других? – с отчаянием спросил Марк.
– Ты должен задать этот вопрос не мне, а своему сердцу. Кого ещё ты предал? Перед кем ещё виноват? Какой твой самый страшный грех?
– Что?!
– Ты же не хочешь в ад, правда? – Лили склонила голову набок. – Тогда думай. Кто должен тебя простить?
Марк почти заскулил и закрыл лицо руками. Против воли он начинал верить в слова сумасшедшей девчонки.
Ад.
Грехи.
Покаяние.
– Мать, – с трудом сказал он. – Отец. Аня.
Лили с облегчением выдохнула:
– Ты молодец, – прошептала она. – А сейчас спи.
Марк безвольно откинулся на подушку, и в ту же секунду тишину прорезала громкая мелодия будильника.
Тяжело дыша, Марк вскочил на ноги. Огляделся – Лили рядом не было. Сердце бешено колотилось, кровь стучала в висках, перед глазами плыли разноцветные круги.
– Сон, – сказал он себе, содрогаясь от того, как жалко и неуверенно звучал его голос. – Просто сон!
А если нет? – пронеслось в голове.
И новый приступ паники сдавил его легкие, мешая сделать вдох.
* * *
Я увольняюсь.
Два простых слова, но Марк никак не мог их произнести. Губы не слушались, желудок скрутился в тугой узел, руки тряслись. И сосредоточиться на дороге никак не получалось.
– Ты что творишь? – прикрикнул Стоянов после того, как Марк в очередной раз слишком резко выжал тормоз. – Забыл, кого везёшь?
– Извините, – тихо сказал Марк.
– Что ты там бормочешь? – с ясно слышимым презрением спросил Стоянов.
– Я сказал, извините, Борис Михайлович, – с трудом разжав зубы, ответил Марк. – Буду внимательней.
– То-то же! – Стоянов откинулся на спинку сиденья и достал из кармана телефон.
Марк выдохнул.
До офиса оставалось не больше пары минут езды, и, если уж начинать разговор об увольнении, нужно было это делать прямо сейчас.
– Отвлечь хотел, Борис Михайлович, – сказал Марк.
– Чего тебе? Только зарплату не проси поднять, и так выше рынка плачу.
– Нет, наоборот…
– Наоборот? Понизить, что ли? – Стоянов расхохотался. Его полное, красное лицо стало ещё краснее.
– Уволиться хочу. По собственному, – договорил Марк.
Стоянов оборвал свой смех.
– Уволить тебя? Это можно, – спокойно сказал он. – Сам знаешь, за забором очередь на твоё место.
– Очередь. Ну да, – Марк фыркнул. – Восемьдесят часов в неделю. Давайте, найдите другого дурака, кто будет так пахать.
– Ты ещё и чем-то недоволен? – с недоумением спросил Стоянов. – Не ожидал…
Марк усмехнулся.
Шеф был непробиваем. Он искренне считал, что облагодетельствовал каждого, кто на него работал – а таких, если сложить число сотрудников всех компаний, входящих в "СБМ-групп", было почти двенадцать тысяч.
Дал возможность заработать на хлеб.
Благодетель.
Почти что меценат.
Стоянов был умным мужиком, но от его сознания каким-то образом ускользал тот факт, что условия труда на его предприятиях были адскими: вредное производство, ненормированные графики, постоянные переработки. Мало кто из проработавших там хотя бы несколько лет мог похвалиться крепким здоровьем. Но деньги платились действительно неплохие, и очень многих такой расклад – годы жизни в обмен на приличную зарплату – вполне устраивал.
Марк вздохнул и покачал головой:
– Всем доволен. Был. Но обстоятельства изменились.
– С отработкой или без? – хмуро уточнил Стоянов.
– Без, – ответил Марк, паркуясь перед входом в офис.
– Принял.
Шеф выбрался из машины и плотно запахнул пальто. Марк тоже вышел, закрыл автомобиль и вопросительно посмотрел на Стоянова. Тот протянул раскрытую ладонь. Марк озадаченно на неё покосился – за все пять лет работы шеф ни разу не удостаивал его рукопожатием – но всё-таки поднял свою руку.
Стоянов заметил его движение и поморщился:
– Ключ давай, – презрительно сказал он, – и можешь идти. Приказ оформят сегодня, деньги на карту. Премии не будет. Вроде всё. Свободен.
Свободен.
Это звучало почти как музыка.
Свободен!
Марк дождался, пока шеф скроется за дверями офиса, закурил и пошёл по узенькому тротуару в сторону автобусной остановки. Надо было добраться до собственной машины, а затем…
Додумать мысль ему не удалось. Он поднял взгляд и увидел, что навстречу идёт Лили. А ещё он обнаружил, что улица, примыкавшая к самой оживлённой городской магистрали, обычно всегда заполненная людьми и автомобилями, внезапно опустела. И снова хлынул дождь.
Марк остановился. Сделал шаг назад. Ещё и ещё, потом просто развернулся и побежал. Но Лили мгновенно его настигла и схватила за воротник куртки.
– Куда же ты, Маркуша? – прошептала она. – Разве ты не рад меня видеть?
– Я уволился, – с отчаянием сказал ей Марк. – Уволился!
Губы Лили почти коснулись его шеи:
– Мы договаривались не об этом. Ты должен был покаяться.
– Я… Хорошо, хорошо, я всё сделаю, сегодня же четверг, я обязательно…
