Карина Илларионова
Хорошая девочка
Пролог
– Мне очень нравится твоя работа, – серьёзно, без тени улыбки произнесла высокая брюнетка, не отрывая взгляда от прислонённой к стене картины в лаконичной раме.
Лучи заходящего солнца с трудом пробивались сквозь пыльные окна, за которыми шумел уставший от долгого дня мегаполис. Полумрак, царивший в просторном кабинете хозяйки галереи, сгущался вокруг её худой фигуры, затянутой в чёрное платье-футляр. Тёмные волосы без малейшего намёка на седину были собраны в тугой пучок, лица почти не было видно, и если бы прямо сейчас Саша попробовала угадать возраст своей собеседницы, то не смогла бы этого сделать.
Но никакой необходимости что-то угадывать не было. Саша знала не только возраст, она знала и помнила об Эльвире очень многое. И, несмотря на это, не могла справиться со странным, почти болезненным любопытством и притяжением к этой женщине.
Эльвира её завораживала.
– А знаешь, почему? – спросила та, отходя от картины и усаживаясь за небольшой кофейный столик.
– Почему? – вежливо откликнулась Саша и села напротив.
– Мне нравится точка опоры, – сказала Эльвира.
Она протянула руку – браслеты на тонком запястье зазвенели – и подняла серебряный кофейник. Аккуратно разлила по крошечным чашкам кофе и покровительственно улыбнулась.
Саша повернулась к картине и, словно могла увидеть что-то новое, внимательно её осмотрела.
Ночь. Звёзды. Снег. Крыша.
Совсем ещё юная девушка – светлые волосы, упрямо сведённые к переносице брови, развевающееся на ветру длинное алое платье – стоит на краю и стягивает с лица улыбающуюся маску, чем-то похожую на карнавальную, но гораздо более жуткую.
На работу ушло неприлично много времени, оторванного от семьи, но результат того стоил. Безупречная, совершенная картина, идеальная во всём: начиная от вложенной в неё идеи и заканчивая самым неприметным штрихом. Но о чём именно говорила Эльвира?
– Точка опоры? – переспросила Саша. – Не понимаю.
– Разумеется, моя девочка. Ты не понимаешь. Чтобы понять, тебе пришлось бы выслушать одну длинную историю о старых временах. Об очень старых…
Саша прищурилась.
– Но если тебе интересно, я расскажу, – добавила Эльвира.
Как будто у меня есть выбор, – со смесью раздражения и восхищения подумала Саша.
– Мне очень интересно, – сказала она вслух и взялась за чашку.
Эльвира усмехнулась:
– Начну с того, что двадцать пять лет назад я больше всего ненавидела фабрику твоего отца и твою мать.
Она остановилась, видимо, ожидая какой-то реакции.
Саша вздёрнула бровь.
Да как вы смеете?! Почему вы так говорите о моей семье?!
Эльвира ждала этого? Но Саша не собиралась ей подыгрывать и спокойно заметила:
– Двадцать пять лет назад фабрики ещё не существовало.
– Ты всё испортила, – так же спокойно отреагировала Эльвира и поднялась со своего места. Сделала несколько шагов по кабинету, снова подошла к картине и застыла, обхватив себя за плечи руками.
– Испортила?
– Да, – в голосе Эльвиры вдруг зазвучал смех. – Я уже приготовила следующую фразу: «Девочка моя, мы с твоим отцом старые друзья. Я помню тебя совсем крошечной…», но ты всё испортила. Неужели сложно было сделать вид, что ты удивилась?
Саша фыркнула.
– Но насчёт фабрики ты не права, – уже серьёзнее продолжила Эльвира. – Двадцать пять лет назад она не просто существовала, она была в несколько раз больше. Только называлась она Коломенским мебельно-сборочным комбинатом имени Ленина. Я пришла туда сразу после института, работала в плановом отделе. Там я познакомилась со своим первым мужем, а потом и со вторым, но семейная жизнь у меня не задалась. А твой отец работал в отделе технической подготовки кадров. За год до того, как уволиться, он стал начальником отдела и очень собой гордился.
– Как интересно, – сказала Саша и поняла, что сейчас говорит уже искренне. – Я не знала об этом.
– А что ты вообще знаешь о жизни своего отца? – Эльвира вернулась к столику, но не стала садиться, а только оперлась рукой на спинку стула.
– Наверное, не так много, как следует знать хорошей дочери. Но о некоторых вещах, увы, – Саша прервалась и сделала глоток, – я помню больше, чем хотела бы.
Кофе горчил, и она отставила чашку в сторону.
– О, память! – Эльвира хрипло рассмеялась. – Она наше благословение и проклятье…
– Почему вы ненавидели фабрику? – спросила Саша.
– Потому что любила твоего отца.
В кабинете повисла звенящая тишина.
– Я любила его, – после паузы повторила Эльвира. – А он любил твою мать и эту чёртову фабрику. Считал себя незаменимым. Он был из тех, кто на самом деле верил в весь тот бред, который несли на партсобраниях. Искренний убеждённый комммунист, представляешь? Честен всегда и во всём… У меня не было шансов. Но, к счастью, – она опять засмеялась, – после твоего рождения его семейная жизнь дала трещину. После развода твоих родителей я смогла уговорить его уволиться и переехать в Москву.
– Ясно, – пробормотала Саша.
– А потом Союз развалился. Спустя ещё четыре года фабрика стала банкротом. И твой отец решил, что должен вернуться в Коломну и попытаться что-то спасти, хотя что он мог спасти в одиночку?
Саша выжидающе молчала.
– Я не спорила, – с горечью произнесла Эльвира. – Я почти не ревновала, потому что знала, что твоя мать снова замужем и даже успела родить третьего. Мне казалось, что такого Игорь точно не простит.
– При чём тут прощение? – тихо спросила Саша.
– Возможно, ни при чём… – Эльвира вздохнула. – Как бы то ни было, я ошиблась. Твой отец продал свою квартиру и выкупил часть территории фабрики. Полгода он снимал какую-то комнатушку, но потом ему указали на дверь. Новое жильё он найти не смог и с чего-то взял, что можно пару раз переночевать у своей бывшей жены, которая к тому времени успела развестись и со вторым мужем. Кажется, истерить и бросать мужиков после родов было у неё чем-то вроде хобби.
Саша вспыхнула.
– Имейте уважение, – сказала она и встала со стула. – Вы говорите о моей матери. Не понимаю, зачем я вообще вас слушаю!
Эльвира закатила глаза:
– О боже! Девочка, да ты просто её копия! Эмоций больше, чем здравого смысла. Всегда и во всём. Кстати, ты точно хочешь продавать свои картины?
Саша задохнулась от возмущения.
– Дай мне закончить, – попросила Эльвира. – Так вот, когда я поняла, что Игорь окончательно помирился с твоей матерью и ко мне уже не вернется, я приехала в Коломну. Пришла на территорию фабрики, поднялась на крышу одного из зданий и очень долго там стояла. Тогда не работал ни один из цехов, твой отец ещё несколько лет лет копил деньги, чтобы начать хоть что-то делать, и это казалось мне самым обидным. Если бы я была склонна к истерикам, возможно, я решилась бы спрыгнуть, так сильно я тогда ненавидела и свою жизнь, и твоего отца, и остатки фабрики… Но я просто спустилась и поехала домой, в Москву. Потому что ни на одном мужике, даже самом лучшем в мире, жизнь не заканчивается. Даже если он променял тебя на груду деревяшек и развалившийся ангар. Тогда, стоя на крыше, я поклялась, что стану счастливой. И стала. Но его фабрику ненавижу до сих пор.
Эльвира повернулась лицом к картине и улыбнулась:
– Поэтому мне нравится точка опоры.
Саша почувствовала, что все волоски на коже встали дыбом. Она поняла, что именно её выдало.
– Вот здесь, – голос Эльвиры звучал приглушённо, как будто пробивался к Саше сквозь слой ваты, – под ногами девушки, которая по случайному совпадению так сильно на тебя похожа… Вот этот рисунок на бортике крыши… Я хорошо его запомнила. Его нельзя увидеть с земли. Значит, однажды ты тоже была там. И я уверена, что твои мысли и намерения были схожи с моими, а может, всё ещё серьёзнее? В конце концов, я потеряла из-за фабрики просто мужчину, а у тебя она на долгие годы забрала отца… Не буду врать: то, что ты ненавидишь дело всей его жизни, а может, и его самого, мне очень нравится. Это… утешает.
Саша зажмурилась. Глубоко вздохнула. Затем открыла глаза и улыбнулась:
– Нет, Эльвира. Ничего подобного. Я люблю папу. И фабрику. Её я тоже очень люблю.
Глава 1
30 декабря 2004 г.
Снег приятно хрустел под ногами, когда Саша уверенно шла по территории фабрики. Выше голову, спокойнее шаг – и никто не обратит на неё внимания. Она ходила здесь много раз, даже если её увидит кто-то из рабочих, никто не удивится, всё будет хорошо…
Но сердце перестало колотиться с удвоенной скоростью только после того, как Саша миновала металлический ангар, который перекрыл прямой обзор на неказистое одноэтажное строение.
Все сотрудники фабрики называли это здание конторой, и только отец упорно говорил о нём как об офисе. Это всегда казалось Саше немного смешным. Офис, ну да, конечно, ведь офисы выгядят именно так – серый кирпич, узкие окна, низкие потолки, нулевая эстетика. Но у отца всегда было плохо с чувством прекрасного. Или же он не считал внешний вид чего бы то ни было важным? Скорее всего, его вообще мало что волновало, кроме изменения сумм на банковском счету.
Деньги, деньги, деньги.
Деньги от фабрики. Деньги на фабрику.
Уменьшить расходы на спецодежду или урезать самому себе заработную плату?
Вывести часть чистой прибыли из бизнеса и закончить отделку дома, или приобрести ещё один станок?
Купить, наконец, старшему сыну новую машину или увеличить новогоднюю премию рабочим?
Отец всегда выбирал второе. Всегда.
Интересно, он правда верил, что кто-то благодарен ему за отношение к делу и подчинённым? Им же плевать. Всем на всех наплевать. Если появится возможность урвать кусок пожирнее, они не задумываясь вцепятся в глотки друг другу. Люди хуже собак…
Словно в ответ на Сашины мысли за оградой фабрики раздался протяжный вой. Она вздрогнула, затянула потуже шарф – не хватало ещё простыть, свалиться с температурой и оказаться запертой в четырёх стенах прямо под Новый год – и воровато оглянулась. Никого.
Одним быстрым движением она протиснулась сквозь узкую щель в заборе и выдохнула. Всё. Дело сделано. Теперь её точно не увидят.
Уже никуда не торопясь, она пошла в сторону огромного недостроенного здания. Оно было таким столько, сколько Саша его помнила.
Стены из того же мрачного серого кирпича, поднимавшиеся вверх на полтора десятка метров. Тёмные провалы окон без стёкол и рам. Гигантские, начинающие покрываться ржавчиной ворота, через которые, казалось, спокойно мог проехать любой большегруз. Интересно, что здесь могли бы делать, если бы стройку всё-таки завершили? Саша много раз хотела спросить об этом у отца – возможно, он что-то об этом слышал – но почему-то так и не спросила.
Теперь уже и не спросит. Увы. Или ура?
Саша усмехнулась своим мыслям и начала продираться сквозь сугробы к ближайшему окну. Снег мгновенно набился под джинсы и в сапоги, ноги покрылись мурашками, и она снова с ужасом подумала о том, что может заболеть. Саша добралась до стены, упёрлась ладонями в подоконник, рывком поднялась над ним. Ещё одно усилие, и она оказалась внутри.
Её окутала почти идеальная тишина. Тишина и темнота – тусклого света пасмурного зимнего дня хватало только на четверть исполинского помещения. Центральная часть, спрятанная за рядом бетонных колонн и наметёнными изнутри сугробами, утопала в тени, но идти туда Саша и не собиралась. Она повернула направо и медленно пошла в сторону бетонной лестницы, отличавшейся от обычной подъездной только отсутствием перил. Сначала надо было подняться по ней на несколько пролётов, пройти больше ста метров по второму уровню, а дальше – использовать другую лестницу, металлическую, неудобную и узкую, которая вела уже крышу.
Полтора года назад, когда Саша впервые обнаружила этот путь, всё казалось чуть проще. Не мешал намёрзший на ступенях лёд, не коченели пальцы рук, не было так страшно. К моменту, когда она оказалась на крыше, сердце снова билось как сумасшедшее.
Саша осторожно подошла к краю. Посмотрела вниз. Пнула кончиком сапога снег, и тот начал медленное и размеренное падение.
Снег никуда не торопился.
Она же будет падать гораздо быстрее.
Саша подняла глаза к начинавшему темнеть небу, сморгнула набежавшие слёзы и сжала зубы.
Кого бы вы хотели поблагодарить за то, что оказались практически на вершине мира? – издевательски спросил у неё внутренний голос.
– О, я рада, что вы задали этот вопрос, – сказала Саша вслух. – Во-первых, я хочу поблагодарить своего младшего брата, Артёма Игоревича Фролова.
19 июля 2004 г.
– Почему, почему ты не можешь нас отвезти? – Тёма встал перед входной дверью и упёр руки в бока.
В тот момент он казался гораздо младше своих лет – капризничающий, готовый заплакать ребёнок, а не почти что подросток. А ведь всего пять минут назад, сидя на кухне и доедая очередное мороженое, он доказывал Саше, что уже взрослый.
– Мне нужно вернуться на работу, – глухо ответил отец, пытясь его обойти.
– Уже вечер! Никто уже не работает!
– Тёма, успокойся, поедем на великах, – попросила Саша, но, разумеется, ни младший брат, ни отец не обратили на неё ни малейшего внимания.
– Мама бы нас отвезла! – со злостью сказал Тёма.
От лица отца – ещё секунду назад красного от злости и жары – мгновенно отхлынула кровь. Саша застыла.
– Да, – тихо согласился отец. – Она бы отвезла.
Тёма стиснул челюсти, кажется, пытаясь не заплакать, но у него ничего не вышло. По загорелой, чуть пыльной щеке скатилась первая слезинка.
– Папа, не волнуйся, мы доедем на велосипедах, – выдавила из себя Саша и быстро подошла к брату. – Тёма, малыш…
Она несмело коснулась его взлохмаченных волос. Очень светлые, густые, чуть волнистые – почти такие же были у мамы. Почти.
– Прости, – всхлипнул Тёма, вывернулся из-под её руки и сорвался с места. Он взлетел по лестнице на второй этаж, а ещё через секунду хлопнула дверь его комнаты.
Саша беспомощно посмотрела на отца.
– Я вас отвезу, – решил он. – Собирайтесь. Я пока доеду до магазина, возьму воды и… Что вы там ещё берёте на пляж? Что купить?
– Чипсы. Газировку. И что ты сам хочешь.
– Что я хочу?
Отец улыбнулся страшной, пустой улыбкой, и Саша поняла, что опять сказала что-то не то. Это происходило снова и снова, несколько раз на дню – любая самая обычная фраза могла сработать как триггер.
– Я…
Я не хочу ничего. Даже жить.
Да. Наверное, отец хотел сказать именно это.
Но, впервые за многие недели, он сделал над собой усилие и замолчал.
– Хорошо, – после паузы произнёс он. – Выберу сам. Что захочу.
Саша кивнула. Осторожно закрыла за отцом дверь и пошла в свою комнату. Надела купальник, сарафан, собрала волосы в хвост. Снова спустилась на первый этаж, прошла через цепочку комнат в прачечную, сняла с сушилки три полотенца, плавки Тёмы и вдруг почувствовала, как сильно устала.
– Артём! Иди сюда! – крикнула она в потолок, оседая на пол. Пыльный, не мытый уже неделю, но кому какое дело?
Пару мгновений Саше казалось, что брат сделает вид, будто не услышал, и придётся подниматься самой. Но тут же раздался приглушённый перекрытиями звук шагов, потом топот по лестнице, и она облегчённо выдохнула.
– Пришёл, – заявил появившийся на пороге прачечной Тёма.
– Одевайся, – скомандовала Саша. – Сейчас папа вернётся и отвезёт нас на машине.
– Ура!
Он выдернул из её рук плавки и снова убежал.
Саша от всей души позавидовала тому, сколько у брата сил. Она посидела ещё несколько минут на полу, затем поднялась и, захватив полотенца, побрела в сторону выхода из дома.
Дом был слишком большим для их семьи.
Он казался большим даже тогда, когда их было пятеро. Два этажа по полторы сотни квадратов каждый, мансарда, высокие потолки, бесконечные лестницы. Сейчас, для четверых, размеры дома стали невыносимыми.
Если бы Саша могла решать, она бы с радостью вернулась в старую мамину квартиру. Но квартиры уже не было, родители продали её сразу, как только закончили отделку первого этажа.
Переезд отрезал Сашу от старых подружек – Коломна была маленьким городом, но и здесь смена места жительства гарантированно рушила привычный круг общения. Да, школа осталась прежней, но с одноклассницами Саша никогда близко не сходилась. Она проплакала несколько недель, прежде чем смирилась, и вот сейчас снова почти до слёз пожалела и свой прежний район, и квартиру, и маленькую детскую, которую делила с вредным младшим братом, и всю свою старую жизнь.
– Я всё! – крикнул Тёма откуда-то сверху. Саша повернулась на звук и с ужасом увидела, как брат спотыкается на последних ступенях лестницы. Она быстро шагнула вперёд и подхватила его.
– Артём! Можно осторожнее? – возмущенно сказала она, сжимая его руку.
– Свело ногу. Прости, – виновато пробормотал Тёма и посмотрел на неё своими огромными светло-зелёными глазищами.
С улицы раздался сигнал отцовского автомобиля.
– Пойдём, – недовольно буркнула Саша.
Они разместились на заднем сиденье. Тёма снова начал из-за чего-то возмущаться, отец ему отвечал и одновременно с этим трогался с места.
– … заедем за Лёшей, он попросил… – краем уха услышала Саша, проваливаясь в какое-то странное состояние, полусон-полузабытье. Никаких чувств, никаких эмоций. Одна только бесконечная усталость и желание полностью отключиться от реальности.
Когда отец повернул к фабрике, Саша сообразила, что ему и правда нужно что-то сделать на работе, а Лёша стал простой отговоркой. Вряд ли отец действительно решил захватить с собой старшего сына, с которым в последнее время постоянно конфликтовал.
Да и Лёша вряд ли будет рад. Ему двадцать четыре, скоро двадцать пять. Красивый, уверенный в себе молодой мужчина – высокий рост, отличное телосложение, удачная стрижка на тёмно-русых волосах, дорогая одежда. Он всегда оказывался в центре женского внимания, да и приятелей у него было полно. Что ему делать с Сашей, которая младше на целых восемь лет, и двенадцатилетним Тёмой? К тому же лето, конец рабочего дня… Наверняка у Лёши были свои, гораздо более интересные планы.
Получалось, что отец в очередной раз соврал.
Он припарковался на территории фабрики, дождался старшего сына и на целых полчаса пропал в глубине огромного тёмно-красного металлического ангара, казавшегося на фоне ярко-голубого неба ещё темнее и мрачнее, чем всегда. Все эти полчаса Тёма ныл, а Лёша, явно не горевший желанием тащиться на пляж с младшими братом и сестрой, упорно молчал. Саша тоже молчала, листая найденную в машине толстую книгу с ироничным названием «Счастливая семья. Двадцать простых шагов».
Отец вернулся за руль, бросил на Сашу и Артёма странный взгляд – неужели ему всё-таки стало стыдно? – и завёл двигатель.
– Ну, поехали, – чуть смущённо сказал он. – Тут рядом есть одно место… Пара минут…
Одно место? Рядом? Он что, везёт их на пляж в промзоне?
Горжусь тобой, папа. Ты у нас просто отец года! – подумала Саша, но ни желания, ни сил спорить у неё уже не было.
До «одного места» они добрались действительно быстро.
Саша вышла из машины первой и огляделась.
Пустой необорудованный пляж. Узкая полоска песка между остатками старой дороги и Окой, покосившийся причал, густые заросли деревьев справа и слева.
Сзади раздавались голоса.
– … где сок…
– … я больше не поеду в магазин…
– … зачем вы меня вообще сюда…
Бо. Же. Мой.
Саша взяла своё полотенце, книгу, телефон и побрела в сторону деревьев на границе пляжа. Мотор отцовской машины взревел за её спиной, но она не стала оборачиваться.
Пройдя несколько шагов, Саша поняла, что на пляже они не одни, а в тени уже кто-то лежит. Она вздохнула, бросила полотенце на песок прямо там, где остановилась – ну что ж, загорать так загорать! – сняла сарафан, легла и снова открыла «Счастливую семью».
Краем глаза она наблюдала за тем, как Лёша ожидаемо бросает младшего брата одного и уходит курить на самый конец длинного причала.
Как они оба поочерёдно купаются.
Как Лёша снова курит.
Как Тёма скучающе идёт к старшему брату по причалу, и как старые рассохшиеся доски вибрируют под его ногами.
Как Лёша зачем-то протягивает руку и сталкивает Тёму в воду.
И внезапно Саша ощутила ужасную, тошнотворную уверенность, что Тёма не выплывет.
… Свело ногу. Прости…
Спустя время, вернувшись в мыслях к тому дню, Саша поняла: именно мгновения, когда Тёма медленно – словно на замедленных кадрах из фильма ужасов – падал в воду, окончательно определили её будущее.
Тёма, подняв целый фонтан брызг, скрылся под водой.
И, конечно же, не выплыл. Ни сразу, ни спустя несколько секунд.
Лёша нырнул следом, но Саша ясно осознала: у него не получится. Он не вытащит Тёму. И этот глупый, капризный, надоедливый мальчишка умрёт.
Умрёт. Тёма умрёт. Он умрёт. А я снова останусь, – подумала Саша и ужаснулась этому.
Очередной громкий всплеск вывел её из оцепенения.
Незнакомый парень, появившийся неизвестно откуда, тоже полез в воду – не около мостков, а ниже по течению, и Саша вдруг начала надеяться. Ведь двое лучше, чем один. Возможно, вдвоём они смогут… Возможно…
Спустя полминуты, показавшейся вечностью, парень вытащил неподвижное тело Тёмы на песок. Почти сразу рядом с ними оказался Лёша и попытался заставить брата дышать – массаж сердца, искусственное дыхание, снова массаж сердца.
Не прекращать реанимационные мероприятия до прибытия скорой, – пронеслась в голове у Саши фраза, услышанная в школе на уроке биологии.
Скорая. Надо вызвать скорую.
Саша уцепилась за эту мысль, дрожащими руками полезла в карман своего сарафана за мобильным, и в этот момент раздался отвратительный, мерзкий, хлюпающий звук.
Тёма кашлял.
Кашлял и дышал.
А Саша задохнулась.
Облегчение, ужас, снова облегчение. И снова ужас.
Она, двигаясь как зомби, пошла к братьям. По дороге споткнулась о парня, вытащившего Тёму – он каким-то непонятным образом оказался за границей сузившегося до минимума поля её зрения – и опустилась на песок рядом с братом.
– Тёма, Тёма, Тёма! – с ужасом прошептала Саша и обхватила его за плечи. – Дыши, малыш, пожалуйста, дыши!
Он не ответил и вновь согнулся в жутком приступе кашля.
– Спасибо, – сказал за её спиной Лёша.
– Ты псих, чуть не утопил пацана! – ответил раздражённый, чуть хрипловатый незнакомый голос.
Саша обернулась и увидела, как Лёша одним резким толчком сбивает парня, спасшего Тёму, с ног. Она поднялась с песка, непонимающе глядя на старшего брата. Он был заметно крупнее – выше, шире в плечах – и его удар казался особенно несправедливым.
– Слушай, ты, – мрачно заговорил Лёша, но его прервал приближающийся звук двигателя.
Папа, – со страхом подумала Саша.
Лёша заметно побледнел, и это заставило её злорадно усмехнуться.
Отец припарковался у самой кромки воды, быстро вышел из машины и сел рядом с Тёмой. Оглядел его, тяжело вздохнул и внимательно посмотрел на старшего сына:
– Лёша, что случилось?
Тот поморщился и отвёл глаза.
– Алексей? – уже громче спросил отец.
Алексей.
Полная форма имени не предвещала ничего хорошего. Впрочем, вся ситуация была откровенно плохой.
Совсем недавно Лёша вернулся из Москвы. Меньше чем за месяц он сумел безнадёжно испортить отношения со своим работодателем – старым другом отца, успел поучаствовать в нескольких драках, а в довершение всего сел пьяным за руль и разбил машину, полученную в подарок всего полгода назад.
Да, конечно, он просто хотел забыться. Ему было тяжело. Но тяжело было всем, а он своими выходками делал только хуже.
И вот сейчас, спустя две недели после того, как Лёша с позором перебрался под отцовское крыло, он не просто не уследил за Тёмой. Тот парень был прав. Лёша чуть не утопил младшего брата.
И Саша слишком хорошо представляла, как отреагирует отец, когда об этом узнает.
– Папа, это я виновата, – неожиданно для самой себя выпалила она. – Мы играли с Тёмой, я нечаянно столкнула его с причала, он не смог выплыть и наглотался воды, Лёша его откачивал.
Трое мужчин одновременно скрестили на ней свои взгляды. Отец смотрел с недоверием, Лёша непонимающе, а парень, так и не поднявшийся с песка, с откровенным любопытством.
Тёма отвернулся и снова начал кашлять, и Саша безнадёжно подумала о том, что любой другой нормальный отец уже повёз бы ребёнка в больницу, а не устраивал допрос.
Но другого у них не было.
– Играли? – переспросил отец. – Саша, ты опять всех выгораживаешь? Почему ты его столкнула? Тёма снова что‑то вытворял?
– Нет, нет, я говорю правду! Тёма ничего плохого не делал… Вот и молодой человек подтвердит, правда же? – она с отчаянием посмотрела на парня, надеясь, что тот поддержит её ложь. – Это он вытащил Тёму, он всё видел.
Парень неторопливо поднялся на ноги, и на долю секунды Саша им залюбовалась. Чёрные волосы, приятные черты лица, прямой нос, чётко очерченные скулы, непривычный разрез серых глаз, вызывающая улыбка на красивых губах. Не очень высокий. Скорее стройный, чем крепкий. Выцветшие шорты и футболка, мокрые после реки, липли к его телу.
