Алексей Райман
Адвокат своих демонов
Ну реально, мошенников я видел, сталкивался и бывал обманут, но, сука, красиво и со вкусом. И проигрыш принимал, а когда тебя принимают за дегенерата – это как перчаткой по лицу. Ответ же «бизнес-тренерши» был таков, что она сделала скрин экрана и репост с нашей перепиской с критикующим постом «SOS SOS, На острове хамло!».
С противоположным полом было туго, несмотря на огромное их количество в купальниках, рассекающих на байках, танцующих на крутых тусовках на берегу океана. Конкуренция самцов огромная, а австралийские самцы, приезжающие туда серфить, как «Марвел» нарисованные: Тор-бог грома с молотом из фильма – это среднестатистический австралиец. Все забиты татуировками, с длинными волосами. Ну короче, хочешь не хочешь – закомплексуешь. В довесок ярко выраженный интерес русскоговорящих девчонок к ним.
Спустя пару месяцев истекала виза, и надо было сделать вылет в Малайзию на пару часов, чтобы обнулиться и опять прибыть в Индонезии еще на 60 дней. Но я не был спокоен. Внутри постоянная буря нарастала: тоска по дому, друзьям, работе, поездкам на машине с решением вопросиков. В аэропорту знакомлюсь с евреечкой, говорящей на ломаном русском, но так мило она произносила русскую речь, что я был ею очарован. Она летела в Таиланд с пересадкой в Малайзии, я же ждал вылета обратно. Не спал сутки, вымотан зонами контроля и самолётом, и растерялся, не взял номер, объясняя тем, что вряд ли мы встретимся. О чём сожалею и по сей день, как будто любовь с первого взгляда, а я не могу её описать.
И вот я обнулился (визаран) и иду по парковке в аэропорту за своей 150-кубовой Ямахой. Не спал, толком не питался все 30 часов, проебланил женщину всей жизни, всё меня бесит: жара, нет близких друзей , эти еще добрые, но навязчивые и тупенькие индонезы таксисты, шум от самолетов и вишенкой на торте, начинается дождь…
– «Ред вайн», – малознакомая мне украинка в тот же вечер напротив в суши-баре заказывает себе и молвит страшное:
– А ты что будешь?
– Ммм… Нууу.... Как бы.... – мямлю я, бой с демонами затягивается на секунды.
Трудно описать, какие чувства меня наполняли в тот момент. Как будто это мог быть мой последний бокал – это меня пугало и в то же время манило, как будто всё сейчас могло прекратиться: постоянные гонки за будущее, тревога с бессонницей, тоска по больному отцу, ненависть к мировой ситуации и мобилизации, к копателям металлолома, которых я винил регулярно. Засыпая на вилле среди малознакомых мне людей, каждый день убеждал себя в иллюзиях светлого будущего, периодически даже в них верил, а потом слёзы накатывались, когда понимал, что, блин, ничего не будет как раньше.
– Мне ту, дабл, плиз, – как только я просто это произнёс, сразу стало пофиг на себя, на свою жизнь, на будущее, даже на то, как я доберусь из этого бара на байке не трезвый, как будто вышел из горячей бани, где уже задыхался, на улицу и вздохнул. Одно меня грызло – это ощущение отцовской любви ко мне, единственного человека в моей жизни, кто каждый день писал мне, сообщая – он жив и переживает за меня, но я знал: после бутылки и это рассеется в небытие.
– Ноу, ноу, сэр, ноу!!! – кричит мне индонезийский парковщик байков у ресторана, когда видит, как я еле живой в говно пьяный пытаюсь оседлать свой скутер, ещё и шлем скинул на землю, дабы прическу не испортить.
– Фак офф, бро, ай эм ол райт! – как всегда с улыбкой в этом состоянии кричу ему и завожу Ямаху. У меня уже был план: пить, пока могу, и найти наркотики. Слухи ходили, что с моим любимым препаратом здесь тяжко, даже нереально. Я помчался в аптеку, т.к. слышал о барбитурате (Реталине и Лирике), легализованной в этой стране, которую отпускали в аптеках без рецепта и эффект которой схож с кокаином. Слышал я это от русскоязычных спортсменов-качков, давно живущих на острове. Инстинкт самосохранения пропал, я мчал уже по темным узким улочкам, забитыми двухколесным транспортом, еле держа равновесие.
На Бали ПДД как таковые вообще отсутствовали. Даже регулировщики на оживленных перекрестках их не знали. Не говоря уже о самих участниках движения – им мог быть пацан лет 10, женщина с малолетним ребёнком, прицепившимся сзади к ней как рюкзак, какой-нибудь сёрфер с собаками и т.д. Короче, кто во что горазд, и выбор, кому уступать дорогу, а кому нет, был интуитивным.
Последнее, что помню: передо мной появляется старенькая Хонда с двумя девушками с какими-то корзинами и пакетами, перпендикулярно моему движению. Они выехали с уверенностью, что им все уступят, и все это сделали, кроме меня. Я даже среагировать не успел и со всего маху въезжаю в бок их байка. Они на земле и я тоже. Встаю как могу пьяной головой, диагностирую себя – вроде не сломан. Девушки тоже неспешно поднимаются, одной лет 25, другая раза в полтора старше и мудрее: видит, что я «иностранец», – начинает демонстративно стонать. Но я не придаю этому значения, т.к. они уже поднялись на ноги и, видимо, не поломаны. «Фух, слава Богу!» – начинаю трезветь и принимать реальность, и вдруг чувствую удар по голове чем-то твердым. Не успеваю обернуться, как прилетает по спине, снова по голове, уже с другой стороны. Начинаю крутиться и понимаю, что еще очень пьян. Падаю, пытаюсь встать, удары ногами, камни какие-то летят, палки, по рукам, голове. Разъяренная толпа из 20-30 индонезийцев, откуда они взялись – непонятно, налетела, как на корм мальки. Что-то орут, каждый считает нужным внести свой вклад в эту ситуацию – приложиться по моему телу посильнее.
– Сооррии, сооррии, блядь, больно, ааа, сооррии! – кое-как встаю на ноги, получая удары, прикрывая голову и лицо.
– Ван момент, достаю доллары из кармана, – удары моментально прекращаются. Крики стихают. Всё, что я делал дальше, можно делать на любом языке, особенно в стране, пропитанной коррупцией. И даже будучи сильно пьяным, я ощутил, как демоны внутри могут конкурировать между собой, даже в такой ситуации выбирая, чем же убить носителя.
Когда я орал от побоев и боли, готовность отдать всё содержимое карманов была стопроцентная, но как только побои прекратились, отдавать всё желание пропало, ведь надо же оставить деньги на препараты – такой способ самоуничтожения мне льстил больше.
Я начал торговаться. Суть торга была проста: я сунул 20 долларов в руку молодой пострадавшей, и она заулыбалась, но вторая, постарше, застонала. Не успел я даже ей какую-то купюру протянуть, как получил палкой по голове сзади. Не оборачиваясь, понял, что нужно как минимум удвоить или утроить сумму, и я удвоил, думая не о возможном ещё одном ударе, а о Риталине и т.д. Без средств на покупку сего я остаться не планировал.
Отделался 65 долларами и пакетом с мороженым – жест благодарности толпе за синяки и ссадины, а не бездыханное тело в канаве, за которым они гнались, пока эта стая удерживала мою Ямаху в заложниках.
И вот я уже паркуюсь у нужной аптеки и чувствую мощный прилив опьянения от адреналина. Я вообще давно ощутил: когда пофиг на свою жизнь, этого можно не осознавать, всё подтверждается действиями по самоуничтожению. И проявляется во всём. Сегодня я был на волосок от смерти, но продолжал себя там удерживать торгом за деньги.
С алкоголем и наркотиками та же история: если я что-то употреблял, кредо было одно – «должно быть так хорошо, что немножечко плохо». У меня всегда была своя религия на этот счёт. Во-первых: угашивай себя, пока не упадёшь, 2-5 суток неважно – батарея должна сесть. И страх смерти у меня всегда отсутствовал, особенно в такие моменты. Мол, если отойду, то как рок-звезда, шутил я. Во-вторых: впихивай в себя столько, чтобы на грани – мол, ещё чуточку и кувырк, и нет Алексея, иначе всё зря. В-третьих: любой кайф должен переть, потому что только так испаряется одиночество и неприятие мира.
Но, несмотря на две клинические смерти и как минимум шесть передозов, что-то или кто-то охранял меня, и я даже негодовал: «Я ж бесполезный, вроде, зачем удерживаешь?» – обращался мысленно куда-то. И всегда был экологичным – страдали только любящие меня люди из-за переживаний. Но и то позже. Они были готовы, что получат звонок из морга или полиции с ожидаемой новостью. А в тот вечер у меня вообще резьбу сорвало – могли пострадать и другие от моего стремления самоубиться привычным способом. И это чувство вины мне не терпелось быстрей чем-нибудь истребить в себе.
– Гив ми плиз ту Риталин энд ту Лирика, – еле стоя на ногах и засунув побитое лицо в окошко, бурчу испуганному индонезу.
– Йес, сэр, – услужливо отвечает смуглый юноша.
Я раскрошил в порошок Риталин прямо на седле байка и, кое-как засунув себе в нос порошок с измельченными камнями, проглотил 3 капсулы Лирики. В глазах зарябило, тело повело в сторону, ноги становились ватными, сердце забилось. «Стоять, бля, опа, опа, Алёша, стоим, стоим», – бормотал себе под нос, опираясь на руль двухколесного транспорта. «Наебали, пи*орасы», – злился я на распространителей слухов о схожести с кокаином этих веществ. Но закинул ещё по одной таблетке всего, что было, и сел на байк.
Пока ехал на виллу, чуток стало лучше – физическая боль от побоев стихала. Но пробудилась дикая жажда употребить что-то сильное. Я же дал себе разрешение, а тщетная попытка с барбитуратами только раззадорила её. Как акула почуяла кровь – меня уже ничего не могло остановить от агонии поиска, только если у организма отключить функционал передвигаться.
Оказавшись на вилле, где мы жили, соседи привели девушек. Одной я приглянулся, она начала отпаивать меня кофе и промывать ссадины на лице. В теле были странные ощущения: ломота, потливость рук, сильно билось сердце, а жажда своего кайфа выкручивала кости.
– Лен, ты была на Гили? – спросил я у 20-летней девы, приподняв голову с ее колен и чуть поморщившись от боли.
– Неа! – лукаво промяукала Лена, понимая, к чему ведёт мой вопрос.
Я сразу оценил обстановку. Несмотря на физическое состояние, я очень быстро сориентировался, когда режим «поручик Ржевский» включался. А тут были все слагаемые для этого персонажа.
Первое – Лена: стандарт моих симпатий: юна, наивна, хитрые раскосые глаза, приоритет отдавался мужчинам постарше, занималась недвижимостью в Мск и Дубае, ну с её слов, а это означало, что она была эскортницей, которых я чувствовал. Причём к этому возрасту при таком количестве тусовок научиться определять данный вид было легко и забавно – все примерно одинаковы.
Я фотограф и немного эскортница! Я модель и немного эскортница! Я пеку булочки и немного эскортница! Я мастер маникюра и эскортница! Мастер по загару и эскортница и т.д. и т.п. Все они как бы работали, но основной доход получали от состоятельных мужчин, кто-то встречался с папиками через агентство, а кто-то при симпатии знакомился, и цифра лично оговаривалась.
Второе: я был уже нетрезв и с неумолимой тягой попасть глубже в зазеркалье, попасть туда с фейерверком ценой как минимум здоровья.
Третье: наличие денег.
– Прекрасно, ангел мой небесный! – вскочил я как на парад и скомандовал: – Смотри, во сколько ближайший катер, а я отель забронирую! – и стер кровь рукавом рваной рубашки со лба и лица от ссадин, которые она еще не успела обработать.
– До Гили? – неуклюже изображая неожиданность, но зная ответ, уточнила Леночка.
– Угу! – промычал я, затягиваясь Мальборо и параллельно пялясь в Booking (сервис по бронированию отелей).
Остров Гили – это один из многих островов Индонезии. От Бали находился в 3 часах на скоростном катере, которые ходили от балийского порта 2 раза в сутки. Гили очень маленький остров, настолько маленький, что пешком его можно обойти за 1,5 часа. Окружён видовыми вулканами с 2 сторон, безумно красивыми закатами и восходами, с белым песком на пляже, утыкан мини-отелями разного комфорта.
Облюбован европейскими туристами, но истинная причина притяжения на него большого потока молодых путешественников кроется не только в девственной красоте природы. Из-за размеров острова правительство страны не сочло нужным содержать здесь полицию, закрывая глаза на происходящие здесь вакханалии. Это место стало своего рода «клапаном» для приезжающих со всего мира в Индонезию австралийцев, французов, англичан, итальянцев и других, жаждущих отрыва и запрещенных на родине удовольствий.
Наркотиками здесь торговали все местные жители (а их было не больше сотни), работавшие в сфере обслуживания баров и отелей типа «гестхаус» или бунгало разной величины (даже двухэтажные здания здесь были запрещены). Грибы и травку курили повсеместно, купить их можно было у любого работника заведения, а у «подозрительных» людей на обочине – что-то посерьезнее.
Что интересно, из-за трепетного отношения к природе на острове запрещены любые транспортные средства с двигателем внутреннего сгорания. Передвигаться можно было либо на велосипедах, либо на тележках с возницей-индонезийцем, запряженных лошадьми с колокольчиками. Поездка на таких экипажах сопровождалась звоном бубенчиков и цоканьем копыт по кирпичной тропинке, что напоминало сказку.
Пять утра. Мы на пирсе, толпы туристов – слышен английский с разными акцентами, шведский, австралийский, немецкий; гул океана, солнце начинает нагревать. Много очередей из молодежи с рюкзаками, прикрепленными к ним туристическими термосами. Двухпалубные катера один за другим подходят к пирсу, под крики на непонятном языке забиваются под завязку жаждущими отправиться искателями приключений.
Мы с Леночкой точно выделялись из этой массы. Я в рваной льняной белой рубашке, с ваткой в одной ноздре, так как кровь периодически шла из носа; с ссадиной на лбу, разбитой губой, синяком под глазом, в чёрных шортах не для плавания и прогулочных шлепанцах. В одной руке открытая бутылка шампанского, в другой полиэтиленовый пакет, звенящий бутылками крепкого алкоголя. Сижу на бордюре в тени навеса.
Леночка в легком коротком коктейльном шелковом платье, едва прикрывающем красивую филейную часть с глубоким декольте, делающим небольшую грудь желанной; в открытых кожаных босоножках на ремешках почти до колен. Волосы шикарные, распущенные, глаза подведены стрелками, которые она накрасила, пока мы мчались в такси с виллы.
