Алексей Райман
Включаемый пороками
Любовь с первого взгляда № 1.
В номере стало светло – включены все осветительные приборы. Тени негде упасть, темно только под большой двухспальной кроватью размера «Кинг Сайз», как и заявлено в описании этого пятизвездочного отеля в самом центре столицы на Букинге. Два кресла с деревянными ножками, обитые дорогой бежевой кожей, и небольшая софа видны как на ладони со всеми потертостями от одежды эксплуатирующих их постояльцев. Дубовый массивный стол с тумбой, дверцы которой элегантно скрывают мини-холодильник с бутылочками алкоголя и напитками. Включен даже я.
Я – торшер, стоящий в углу этого полулюкса, около окна с почти всегда занавешенными плотными шторами в золотой отлив, не пропускающими уличного света. Я включаюсь при нажатии клавиши слева от входной двери напротив ванной комнаты, но отключаюсь отдельным подергиванием бичевой веревочки, на конце с деревянным шариком, свисающей из моего абажура. Интересно, когда проектировали иллюминацию отеля и последовательность включения и выключения, тот, кто это делал, знал о том, что люди охотнее идут на сделку с дьяволом и своей совестью при полумраке, нежели при полном свете? Ведь когда идут на перелом страха, морали и принципов, на поводу похоти, вожделения, одержимости запретным плодом, зависимости и всего того, что совершается с холодными мурашками – гримасы человека далеко не для фото в профиле соцсети.
В коридор запархивает девочка лет восемнадцати в шелковом и коротком платье. На руке у неё браслет из модного ночного клуба «Флава», в ней она держит клатч марки «Луи Витон» из несуществующей коллекции. Сразу при входе она начинает снимать босоножки, немного скрючившись и выдав себя, что она первый раз в дорогом отеле. В декольте виднеется еще не до конца сформировавшаяся грудь, но уже обласканная мужскими руками, скорее всего по любви в родной Костроме перед переездом в Москву для поступления в ВУЗ.
– Ну давай, малышечка, давай, давай! Не стесняйся! – уверенно и звонко, хватая её за маленькую и упругую попу одной рукой и толкая стоящего сзади в дверях, произносит «московский темщик». В футболке «Пэлм Анджелес» и спортивных штанах «Гучи», не собирающийся разуваться и оставлять на ковролине свои «изики» без присмотра.
– Егооор, хватит, ты же обещал! – с обидой и кокетством возмущается Настенька.
– Изи, изи, детка, ок! – подняв обе руки к груди, как будто сдаётся, с оскалом глядя на неё, параллельно любуясь на ключи от арендованного Гелика, свисающих на среднем пальце, вылетает из Егора.
Егору лет двадцать шесть-двадцать восемь. Он уже бывал в таких местах и не раз, судя по нахрапистости и выражению не обезображенного интеллектом лица. У него есть четкий план на остаток ночи, об этом знает он и я, но я знаю о том, что он есть, а какова грань грязи – знает только Егор. Только наивная Настенька, всё ещё верящая в мужское благородство из школьных романов, даже представить не может, что люди вообще могут быть лицемерны, не то чтобы относительно неё.
– Алло, мадам, шампанского, виски триста грамм и фруктов каких-нибудь! – Ещё надо что, белочка? – повернувшись к Настеньке, которая скромно расположилась на софе, прижав сумочку к собранным вместе коленкам.
– Нет, спасибо большое. Егор! – промурлыкала она, запомнив его имя, несмотря на то, что он обратился к ней Настя всего один раз два часа назад при знакомстве в клубе, и зачарованно наблюдая, как он уверенно разговаривает по телефону, стоя за дубовым столом, и выпускает дым мятной сигареты на кричащую надпись «курение запрещено».
– Ок, белочка! Мадам, это всё, не затягивайте, жду! – небрежно буркнул и так же опустил трубку.
Портье принес заказ. Егор налил себе виски, Насте шампанского.
– За тебя, моя сладкая – топорно чокнувшись своим бокалом о ее фужер, где еще не опустилась пена. Выпил залпом, поморщился и полез в карман джинсов, другой рукой не успев поставить опустевший бокал.
– Спасибки! – щурившись и мило улыбаясь от того, что пузырьки игристого щекочут аккуратный носик в веснушках, – нежно произнесла Настенька
– Ой а что это ? – Увидев, как у него в руках появился пакетик с белым порошком.
– Это московский модный прикол. Сейчас все его употребляют, – произнес заготовку Егор, одновременно подойдя к основному выключателю. Осталось только мое освещение, и я видел, как блестят его маленькие глазки на щетинистым лице, где эта щетина была, как под линейку, нарисована с геометрической точностью барбером.
– Ммм. – Но ничто ее не насторожило, а если и настораживало, то страх быть осмеянной и отверженной таким перспективным молодым человеком. Тот же страх толкал не сомневаться ни в чем, что он предложит. Егор это понимал лучше нее. Очень опытными движениями орудуя картой, Егор сделал две дорожки, и сразу же снюхал одну. Начал морщиться и чесать нос левой рукой, правую с купюрой протянул Насте.
– Точно это все сейчас употребляют? Просто так пахнет, с изумлением спросила Настенька. Даже я, стоявший в метре, ощутил этот ни с чем несравнимый запах жженой химии мефедрона.
– Делай давай! – глотая колу и скривившись от того, что вся это пластмасса проваливалась уже в горле, прохрипел «темщик». И Настенька понюхала.
Он сразу подсел к ней на софу и убрал с колен клатч, начал целовать шею за ухом, к груди, опуская руку под платье между тоненьких ножек.
Настя, вроде попыталась сопротивляться, отталкивать его, но щипало нос, тело начало терять контроль. Глаза закатились на опрокинутом назад лице, руки не слушались, соскальзывали с его напористых лап в тщетных попытках не дать его пальцам проникнуть в нее. Но в то же время ей было приятно, так как она начала слегка постанывать, ощущая его конечности в себе. Она позволила снять платье, положить себя на кровать, веки были прикрыты, и глазниц уже не было видно. Он перевернул ее на живот и овладел ей окончательно. Она безвольно лежала раскинув руки в стороны, повернувшись лицом ко мне, но большая часть ее сознания здесь не присутствовала, в еле открытых глазах не было ни намека на осознанность.
Вдруг я увидел, как в номер входит парень, дверь была закрыта не до конца специально Егором. Его дружок Марсель, кудрявый мелированные модник, они вместе были во «Флаве». Крадясь по коридору прикрывал свою винировую улыбку рукой, чтобы не рассмеяться, когда встретился с глазами со ждавшим его голым подельником. Для него это была забава и он не хотел усложнить себе задачу, будучи замеченным Настей раньше времени.
Прямо в коридоре он полностью разделся и наблюдал, возбуждая себя руками, пока его друг закончил трахать стонущую и беспомощную Настеньку.
Егор кончил, не выходя из нее, подал жест кивком головы Марселю и они поменялись. Настя не поворачивалась, продолжила стонать, но уже под другим. Когда и Марсель кончил, сразу вышел из нее, встал во весь рост голым.
– Дай пять. Братан! Протянул ладонь и во все голос победоносно промычал кудрявый.
– Лови! – угорая хлопнул его по ладони, тоже голый дружок, сидящий с раскинутыми ногами в кресле.
Настенька повернулась и уже к этому моменту ее начало отпускать. Поняв, что в номере еще и Марсель, она осознала произошедшее. Я увидел как на ее лице читался ужас с пронзающим стыдом. Она начала прикрывать себя руками. Осознание произошедшего настигало ее все больше с каждой секундой, и она побледнела и даже заплакать не могла. Она не знала куда смотреть, ее глаза то бегали, то останавливались на мне, то еще на каких-то предметах.
Эти двое быстро и шутя друг с другом оделись и уходя оставили на столе 2 купюры с Волгоградом.
Настенька услышала, что дверь захлопнулось. Не контролируя себя, прикрывая промежность и грудь, подошла ко мне и дернула за бечевку – стало темно и тихо, я только слышал как она начала плакать в темноте и глотая слюни звать маму.
