Кае де Клиари
Колдовской замок. Часть V. Интермеццо, интермеццо
Интермеццо шестое – тропа Одина.
А наутро была тризна. На берегу пылали огромные костры, над которыми возвышались лодки, нагруженные всяким добром. В лодках лежали павшие викинги. Лежали в полном вооружении, осыпанные золотом, укрытые дорогими тканями. Вместе с некоторыми на костры взошли их жёны, предварительно заколотые и тоже одетые, как на праздник.
Честно говоря, я не выдержал этого зрелища, потихоньку собрал свои вещи, прихватил из ларя целый каравай, копчёный окорок, мешочек с солью, а из кладовки слямзил небольшой бочонок пива и отправился в сторону рощи. Все были так заняты, что ускользнуть незамеченным не составило труда.
Я шёл и всё повторял про себя последние слова Анхеллинды: "Найди раздвоенную берёзу на краю рощи, там, где начинаются скалы… встань с южной стороны… опустись на одно колено и посмотри через развилку… увидишь проход… принеси жертву Одину на белом камне…"
В роще я бывал и раньше, поэтому найти туда дорогу было совсем не трудно. А вот отыскать нужную мне берёзу, оказалось задачей не из лёгких. Как назло раздвоенных берёз там было полно, однако на северной опушке у границы скал, почему то ни одной не было! Неужели Анхеллинда ошиблась? Или эту берёзу давно пустили на дрова? Нет, роща считается священной и деревья здесь не рубят. Тогда, она могла упасть сама от старости или под напором ветра. Но на земле тоже не нашлось нужной мне берёзы. А может, я и без берёзы увижу проход в скалах?
С этой мыслью я прошёл туда-сюда несколько раз, (роща была небольшая), но никакого прохода в помине не было. Скалы стояли, плотно прижавшись, друг к другу, словно воины в строю, образуя неприступную отвесную стену, усеянную острыми выступами. Наконец, я устал и, ругнувшись с досады, присел на здоровенный валун, чтобы обдумать своё положение.
Мысль о том, что Анхеллинда меня обманула, я отбросил сразу. Не могла она лгать со стрелой под сердцем, даже если бы захотела! Тогда, что? Ошиблась? Не может быть. Недоговорила приметы до конца? А вот это возможно, ведь времени у неё тогда было мало. А может это я, что-то не дослушал или недопонял? Размышляя подобным образом, я просидел там порядочно времени, пока не захотел есть. Уже развязав свой мешок, я вдруг вспомнил одну фразу из последних слов Анхеллинды, которой не придавал раньше значения: " …принеси жертву Одину на белом камне…"
Скажем так – я дракон цивилизованный, и во всякие там жертвоприношения не верю. К тому же, став человеком, я принял крещение, а значит, не должен поклоняться никаким другим богам, кроме единого Бога-создателя и Спасителя – его сына. Однако поразмыслив так и этак, я подумал, что Один в этих местах хозяин, и до сих пор я с ним не ссорился, даже наоборот, весьма успешно дрался плечом к плечу с его детьми, отстаивая их дома и семьи. Поэтому не будет большим грехом угостить его чем-нибудь вкусненьким, вроде того, что собрался съесть я сам.
Правда я слышал, что он любит кровавые жертвы, в том числе и человеческие, но это было не по мне, да и не имел я на тот момент подходящей добычи. Вот только где взять этот самый белый камень? Вокруг были только серые скалы, к тому же их обломки с острыми краями, валяющиеся тут и там, никак не подходили для алтаря.
Вдруг я понял, где его нужно искать – ведь я на нём сижу! Я тут же вскочил и рассмотрел его. Камень действительно был белым, с плоским верхом и мог сойти за небольшой стол. Что ж, по крайней мере, хоть что-то из примет указанных Анхеллиндой нашлось. Недолго думая, я отломил порядочный ломоть хлеба, посолил его и положил на белый камень сверху. Туда же поместил приличный кусок мяса, который отхватил трофейным мечом. (Меч я ещё дома помыл в уксусе, пиве и воде, а потом тщательно вытер ветошью, так что яда на нём не должно было остаться.) Тут возникла проблема – куда налить пиво, ведь собираясь, я не догадался прихватить с собой ни кружку, ни турий рог из которого обычно пили викинги. Тогда я просто обильно полил камень пивом, полагая, что это ведь жертва, а не сервировка стола для трапезы.
Когда я вставлял затычку обратно в бочонок, позади меня вдруг что-то скрипнуло. Я оглянулся, ожидая увидеть проходящего мимо человека, но в роще никого не было. Зато я увидел… раздвоенную берёзу! Она росла в двух шагах от меня, на её ветвях и в развилке лежали снеговые шапки, как это и положено зимой, и вид у неё был самый обыкновенный. Но ведь её же не было только что! Ведь я осматривал тут всё и проверял все берёзы, даже руками ощупывал! Помянув крепким словом колдовские штучки премудрых Асов во главе с Одином, я решил не откладывать дело в долгий ящик, а просто зашёл за берёзу со стороны рощи, встал на одно колено и взглянул на скалы через развилку, словно прицеливался.
И тут рот мой открылся сам собой от удивления! Проход в скалах был виден, как на ладони, тропа оказалась достаточно широка, чтобы по ней можно было спокойно идти, не задевая плечами каменные стены. Но не это заставило меня замереть, в то время как правая рука сама собой потянулась к рукоятке боевого топора.
Поперёк тропы, удобно устроившись на небольшой скамеечке, спокойно восседал владетельный ярл Ванхаген, собственной персоной! Знакомая по недавней битве, здоровенная секира, лежала у него на коленях, и он поглаживал её, как любимую кошку. При этом ярл внимательно и даже задумчиво посматривал на меня.
– Оставь в покое топор, я пришёл сюда не для того, чтобы ссориться! – изрёк он, и ещё прибавил, видя, что я не тороплюсь выполнять его указание:
– В священной роще запрещено пролитие крови! Хорошо, что ты догадался принести бескровную жертву, а то у нас были бы неприятности.
Я подошёл к нему поближе, а он встал со своей скамеечки. Мы помолчали, глядя друг на друга.
– Так ты уже не хочешь в Вик? – спросил Ванхаген, сверля меня взглядом.
– Я не знаю… – ответил я искренне.
– Вижу, что не знаешь. Не знаешь, потому что не ведаешь, от чего отказываешься! Я расскажу тебе, если хочешь.
– Расскажи про Вик, в котором Анхеллинда потеряла жениха!
Ярл проткнул меня взглядом, как копьём, но я не отвёл глаза, и просверлил его взглядом в ответ. Эта маленькая битва закончилась моей победой. Ванхаген нахмурил брови и отвернулся. Потом искоса сверкнул глазами зло и коротко, и, вздохнув, снова отвернулся.
– Ты знаешь больше, чем я думал, – сказал он, и я понял, что это не лесть. – Анхеллинда рассказала? Она, больше некому! Я полагал, что вы с ней на ножах, по крайней мере, с твоей стороны. Она-то к тебе всегда неплохо относилась, только не подавала вида, а уж после того, как ты угрохал бандюков на неё напавших…
– Которых ты послал!
– Я! Не скрою, это сделал я. Но они не сотворили бы с ней ничего плохого, как она думала… А я знаю, что она так думала. Мои планы были иными. Да, нам было тесно вдвоём во фьорде, а я не могу всё время быть в Вике!
Ярл снова помолчал, пожевал нижнюю губу, и, вновь взглянув на меня горящими глазами, оскалил зубы и поведал мне следующее:
– Так значит, ты хочешь узнать про то, как погиб Олаф? Или Анхеллинда не сказала тебе его имя? Неважно! Так вот, в его смерти отчасти есть и моя вина, но я не убивал его! Он погиб, как герой, сражаясь со мной плечом к плечу, а в последней битве спина к спине! Можно сказать, что ему я обязан своим спасением. Олаф был викинг не из последних. Он был молод, силён, красив, бесстрашен и похож… на тебя! Да-да, похож, как если бы вы были родными братьями, (не близнецами конечно). Но каким бы он ни был, я был сильнее и выносливее. А ещё, я больше чем он любил Анхеллинду…
После этого признания мой рот ещё разок открылся на всю ширину! Он любил её! Любил тогда много лет назад, а в последнее время ненавидел! Всё это не просто было переварить, а вопросы, рвавшиеся у меня с языка, могли только запутать дело, и я решил промолчать.
– Ты уже знаешь, что Анхеллинда мне не родная сестра, что она найдёныш, которого удочерили мои родители, а это полностью уравнивало её в правах с их родными детьми, а заодно накладывало все ограничения… Короче, я не имел право её любить! Но разве любовь спрашивает о правах и правилах? Разве можно так просто взять и приказать – не люби! Ко всему прочему, Анхеллинда отвечала мне взаимностью и, конечно же, это дело кончилось тем, что у нас родилась дочь…
Моя челюсть ещё раз упала, но теперь она свесилась ниже, чем в прошлый раз, и на место её пришлось вернуть рукой. Между тем, ярл продолжал, не замечая моей реакции:
– Здесь во фьорде женщины и девушки иногда приносят детей, не будучи замужем, или когда муж пару лет пребывает в Вике. С этим мы давно научились справляться без лишней крови и жестокости. Просто объясняем, что это, дескать, дети Тора или сына его Бальдра, а то и самого Одина! Если случай совсем уж из ряда вон, и прикрыть позор трудновато, то объявляем ребёнка сыном Локи, а плутни этого бога не поддаются человеческому разумению, и больше никто не смеет задавать вопросов по этому поводу, дабы не прослыть полным дураком. Всё это так, но в нашем случае всё было по-другому!
Связь между братом и сестрой, это святотатство, и никому дела не было до того, что Анхеллинда мне не родная по крови. В общем, ребёнка скрыть не удалось, но мой отец решил проблему по-своему. Меня он услал в малый Вик, откуда я вернулся победителем, но когда вернулся, узнал, что Анхеллинда тяжело больна, к ней никого не допускают, а про ребёнка вообще ничего узнать не удалось.
Прошла целая зима, прежде чем я услышал правду, которая прибила меня к земле не хуже, чем дротик из баллисты. Пока я был в Вике, нашу дочь вырвали из рук Анхеллинды и куда-то увезли, а всех её служанок-рабынь отправили на дно фьорда, предварительно сняв им головы!
К тому времени мой отец уже отправился на своём лучшем боевом корабле к Одину, а мать пожелала сопровождать его в этом пути… В общем, я тогда стал ярлом. В своём фьорде я мог делать всё, что хотел, в том числе и пренебречь любыми законами и условностями.
Конечно, я попытался разыскать пропавшую дочь, а Анхеллинду захотел взять в жёны. Но ни то, ни другое мне сделать не удалось. Отец надёжно спрятал концы в воду, лишь один из отроков, прислуживавших старому ярлу, сказал, что тот в последнее время часто принимал у себя каких то купцов с далёкого юга, которые всё предлагали ему мечи такой стали, что резала любые доспехи, как траву, но мечей этих никто не видел, а купцы давно уплыли на своих галерах, и больше во фьорде не появлялись. Наверное, они то и увезли с собой нашего ребёнка, которому мы так и не придумали собственного имени, а пока называли именем матери, только короче – Анхели или ласково – Анхелика. Ей на шею даже надели золотую цепь с пластиной, на которой это имя было вырезано рунами.
Этот ребёнок был для нас потерян навсегда, и найти его не представлялось возможности. А вот с матерью произошла другая история. Когда я узнал, что она поправилась, и её жизни больше ничего не угрожает, то, конечно же, сразу явился к своей Анхеллинде, но… Она больше не любила меня… Она приветствовала меня, как брата и отдавала почести, как владетельному ярлу, а в остальном мою Анхеллинду словно подменили.
Это убило меня ещё больше, чем потеря ребёнка, но я решил, что не буду мучить свою любимую, не заставлю её сделать то, чего она не хочет, а подожду, когда любовь вернётся сама собой. И я стал ждать. Ждал два года, но любовь не вернулась…
Анхеллинда совершенно поправилась, но как будто забыла свою предыдущую жизнь. Забыла она и всё, что было между нами. Вот тогда то и появился в наших краях Олаф. Он был не местный, но по обычаю я принял его, как брата, и поначалу не пожалел об этом. Потом пожалел! Я уже говорил, что Олаф обладал всеми достоинствами, какими Один может наделить человека. И в том, что он смотрел во все глаза на красавицу Анхеллинду, не было ничего неестественного, (а она была в то время красавица, двадцати лет от роду, стройная, высокая, сероглазая с немного отрешённым, задумчивым лицом; роды не испортили её фигуру, а только прибавили ей женственность и статность). Ничего необыкновенного не было и в том, что через некоторое время она стала всё чаще останавливать на белокуром красавчике Олафе свой взгляд. Вот только мне это всё было, как острый нож в сердце!
Но я уже ничего не мог поделать. То есть, я мог снять с него голову, а её заставить делать то, что я захочу, но это не принесло бы счастья ни мне, ни ей, а в то время я не хотел для неё несчастья, совсем не хотел! Я смотрел на них и скрипел зубами, а весной он перед всеми попросил у меня её руки, и я дал своё согласие!..
Правда, при этом я поставил условие, что Олаф перед свадьбой будет сопровождать меня в Вике. Предложение было почётным, от такого никакой викинг не откажется. Не отказался и он, наоборот, обрадовался и стал со знанием дела собираться в поход. А вот глаза Анхеллинды сказали мне другое. В первый раз тогда я прочёл в них ненависть! Впрочем, меня это уже не очень волновало. В конце концов, я не собирался бить её возлюбленного обухом по затылку или вонзать ему кинжал под лопатку! Я просто брал его в Вик, из которого всегда кто-нибудь не возвращается, где я сам мог сложить голову, как и любой из моих воинов.
Тогда мы решили пойти пощипать франков. Я был не один в этом походе – собралось войско из двадцати или даже больше фьордов, а вёл нас Фигольд-конунг, которого я правда лично не знал, но много о нём слышал. Он был молод, невысок ростом, но крепок и уже успел показать себя умелым и удачливым полководцем…
...........................................................................
Драгис прервал свой рассказ и посмотрел на Фига с хитрым прищуром. Вся компания тоже воззрилась на коротышку, который покраснел, как варёный рак, и даже слегка съёжился.
– Ну, я это был, я! – наконец сказал он, сообразив, что все ждут от него какого-то объяснения. – Только это было давно, ещё до того, как я с Быком познакомился! Старая история, и когда-нибудь я вам её расскажу, а сейчас, Драся, будь так любезен, не томи, продолжай!
Драгис кивнул в знак согласия и продолжил.
.............................................................................
– Не скажу, что во время разговора с ярлом я полюбил его, как родного, но всё же проникся к нему какой-то симпатией, а он поведал мне следующее:
– Франки! Превосходные воины! Здоровенные мужики в шлемах с петушиными гребнями! Мастера поставить стену из щитов и копий! Как они думали – непробиваемую стену… Фигушки! И "Фигольд-Великий!"– с нами!!!
День склонялся к закату. Велением Одина, удача отвернулась от передовых отрядов, и враги воздели головы наших разведчиков на пики! Нам не благоприятствовало ничто! Ни погода, ни направление атаки, (франки занимали позиции на холмах, при поддержке лучников, а в резерве, как потом, оказалось, имели конницу!), ни предсказания сивилл, обещавших нам поражение в чтении извилин куриных сердец и мозгов! Но мы пошли!
Пошли!!! И пусть все девы Вальхаллы назовут нас… козлами Тора! Мы пошли!!! Пошли, всё дальше отходя от кораблей! Пошли, навстречу франкской стали!
А византийские баллисты с франкских стен, между тем, выкашивали из наших рядов, по пять – по десять воинов за один выстрел! А мы, шли!!! Мы перешагивали через трупы тех, с кем вчера делились коркой хлеба и куском вяленой рыбы! Мы шли, понимая, что наши щиты – самая надёжная защита в мире, – не выдержат удара гранёных дротиков, оперённых деревом – главного козыря франков! Мы шли…
А потом всё изменилось!
Всё изменилось, потому что мы… пришли!!!
Да! Мы пришли! Мы взбежали на стены, несмотря на ливень стрел и град камней, которыми нас осыпали сверху! Мы срубили своими топорами, всех кто встал на нашем пути, очистили стены и открыли городские ворота!
Мы пришли!!!
Собственно, сопротивления больше не было. Жители, которые до этого выставили по одному воину от семьи на стены, струсили настолько, что их просто скучно стало рубить! Лучшие из лучших пытались отстоять, то один дом, то другой. Иногда им это удавалось! Воины, побывавшие в Вике под стенами Царьграда и самой Александрии, легли на ступенях резных крылец в красивых и богатых теремах! Слава могучему и бесстрашному противнику! Слава героям, павшим на поле брани! Победа достаётся дерзновенным! А победа была за нами!
Говоря это, ярл распалился, как перегруженная дровами печка, и так размахивал своей секирой, что мне пришлось отступить на пару шагов, чтобы сохранить конечности и голову целыми и невредимыми. Увидев это, он смутился, опустил секиру и пригладил бороду, но после короткого молчания продолжил:
– Всё это время я бился впереди войска! Так надо или из меня получился бы никудышный ярл. Олаф был рядом со мной, старался не отстать и доказать, что он достоин руки Анхеллинды. Но мне не надо было ничего доказывать, я и так видел, что он её достоин! Именно поэтому я всей душой желал его смерти, и наверное Один услышал мои безмолвные молитвы. Но это случилось несколько позже.
Франков мы тогда разбили полностью и захватили их город, в котором провели следующую осень и зиму. Славное было времечко! Полгода сплошного пира! Дома себе такого не позволишь, но к весне приелось и местное вино и бабы, худые и грустные. Хотелось свежего пенистого пива и общества грудастых белокурых подруг с толстыми косами и румяными лицами. Я страшно скучал по Анхеллинде, и был в этом не одинок.
Олаф доблестно хранил верность своей невесте, чем вызывал у всех насмешливое недоумение. У нас не считается изменой заводить в походе шашни с жёнами побеждённых, другое дело, если такую подругу привезёшь домой. Вот тут-то тебе покажут прямую дорогу в Утгард, а в спутницы дадут ту самую бабёнку! Но речь не о том.
Пришла весна и мы, нагрузив корабли богатой добычей, отвалили от франкского берега. Кстати, Фигольд, наш полководец, ещё осенью заявил, что пойдёт с малой дружиной, куда-то на юг, но никого с собой не зовёт, так-как это будет-де разведывательный поход, в котором всему войску делать нечего. А ещё, он сказал, чтобы мы его не ждали, и если он до весны не появится, отправлялись по домам, пока франкский король не явился сюда со свежим войском. Так мы и сделали, и в этом была наша ошибка! Без единого вождя войско уже не было целым, а когда по дороге мы стали разделяться, вот тут-то и началось подлинное беззаконие. Короче, до родного берега оставалось, где то двое суток пути, когда на нас напали корабли Хрёдрика-ярла!"
При этом Ванхаген поглядел на меня так, как будто я и был этим самым Хрёдриком-ярлом, на родство с которым я так необдуманно претендовал недавно. Впрочем, он тут же сам поспешил смягчить ситуацию:
– Не знаю тот ли это Хрёдрик-ярл, который приходится тебе дедом или не тот, это теперь не важно, но вспоминать его нападение мне не доставляет удовольствия. Я знал его раньше, он вместе со всеми участвовал в походе, и не проявлял ко мне никакой враждебности. Знаешь, у нас если один внезапно нападает на другого и проигрывает, то его называют разбойником, а если выигрывает, то героем. Хрёдрик тогда выиграл!
Его корабли вышли из тумана внезапно, как тени. Мы едва успели похватать оружие, как наши борта уже притянули крючьями к вражеским драккарам, и воины Хрёдрика стали прыгать к нам на палубу. Мои люди никогда не уступали никому ни в силе, ни в храбрости, но на стороне нападавших была внезапность и численный перевес, (у меня в то время было три драккара, у Хрёдрика – пять). Битва быстро перешла в резню и два моих корабля вскоре оказались захвачены, а люди на них перебиты. Не сдавался только тот корабль, где был я сам, хоть в короткое время там не осталось не раненных воинов, ведь люди были без доспехов.
И вот они накинулись на нас все вместе и стали теснить к корме. Это был конец, и нам оставалось только встретить смерть в бою, как подобает воинам. И тут произошло то, чего никто не ожидал! Олаф, который в этом бою прикрывал мне спину и отражал удары вдруг взвыл дурным голосом и пошёл вперёд! Этот вой мне уже приходилось слышать во время битвы. Такое бывает, но не часто, хотя все кто ходил в большие походы, когда-либо слышали его. Вот только для нас было настоящим сюрпризом, что наш скромный, благородный и порядочный Олаф – берсеркер! Ведь мы провоевали с ним не так уж мало, и ничего подобного за этим парнем не водилось. Может он и сам не подозревал в себе такое, кто знает?
Когда он взвыл, (не то чтобы громко и грозно, но как-то даже пискляво), я обернулся и всё понял. Глаза Олафа бессмысленно блуждали, лицо было бледным, как мел, рот открыт и из него текла пена. Он не прыгнул, не набросился, не ринулся на врагов, а именно пошёл вперёд, сжимая в руках вот эту секиру! Люди Хрёдрика попятились от такого зрелища, но грозный окрик их вождя заставил их снова вступить в бой.
Это стоило жизни многим! Первым взмахом Олаф располовинил сразу двоих, несмотря на то, что они были в тяжёлых доспехах. Затем он начал работать секирой, как машина, отрубая руки, ноги, головы, разбивая щиты и шлемы! Его оружие мелькало со стремительностью ласточкиных крыльев и поражало, как удар молнии. В короткое время корабль был очищен от кормы до носа, мы смогли перерубить канаты и оттолкнуться от вражеского судна.
Нас не преследовали, только несколько стрел прилетело вдогонку, но они никому не причинили вреда. Собрав последние силы, мы налегли на вёсла, и вскоре туман скрыл от нас флотилию Хрёдрика-ярла.
Олаф стоял на носу, опираясь на свою секиру. Я подошёл к нему, чтобы заговорить, но он мне не ответил и тогда я тронул его за плечо. Это опасно, беспокоить не остывшего берсеркера, вроде того, как взять на руки только что дравшегося кота – можно получить неожиданный удар, который наделает беды. Но я всё же решил попробовать, держа щит наготове. Олаф не ударил, он вообще не пошевелился, а только покачнулся, словно подрубленное дерево и упал навзничь.
С первого взгляда было ясно, что он мёртв. Раны на груди и животе не оставляли никаких сомнений – каждая из них была смертельна. Ко всему прочему из него торчало около десятка стрел. Значит, он сражался уже будучи убитым, не чувствуя боли и не защищаясь от ударов, как это и бывает с берсеркерами. Настоящий сын Одина! Души таких направляются в Валгаллу сразу, раньше, чем зажгутся их погребальные костры.
У меня не было более отвратительного возвращения во фьорд, чем тогда! Жёны викингов не рыдают над павшими, но смотреть им в глаза было хуже, чем слышать душераздирающий плачь. Меньше всего мне тогда хотелось встретиться с глазами Анхеллинды, но пришлось-таки. Представляешь, она мне ничего не сказала! Ни слова упрёка, ни пожелания сдохнуть, ничего! Но я понял – с этих пор, мы враги на всю оставшуюся жизнь!
При этих словах Ванхаген даже слегка задохнулся, и так потемнел лицом, что я подумал, не случился ли у него удар? Но он перевёл дух, как после длительного бега и заговорил снова:
– Вот тебе, Драгнар, вся моя история без недомолвок. Это было двадцать лет тому назад. За это время Анхеллинда изменилась до неузнаваемости. Она занялась хозяйством в моё отсутствие, и вскоре так потеснила меня, что мне осталось лишь командовать воинами в Вике. Дома я не был уже хозяином. И это делалось со всей почтительностью, какая предписывается древними обычаями! Наша молчаливая война никогда не перерастала в открытую вражду, но и примирение было невозможно. Двадцать лет! Согласись, это не каждый выдержит! Но я тоже изменился. Да, это я нанял тех разбойников, но они не должны были её убивать, я не такой зверь, как она обо мне думала! Даже из фьорда её должны были удалить лишь на время… Я кое-что задумал сделать в её отсутствие, но теперь это не важно. Потом я бы её "выкупил" и с почестями вернул на место, да вот ты помешал… Но это тоже не важно! Сейчас важно то – в какую сторону ты пойдёшь. Если хочешь, можешь отправляться туда!
Ярл указал в узкий проход между скалами, который просматривался не более чем на пять шагов, а потом делал резкий поворот.
– Знаешь, что там дальше? Нет? Она и это не сказала тебе, а должна была! Так вот, за цепью скал через которые тебе придётся пробираться целый день, (ведь тропа не везде такая удобная, как в начале), будет лес, да не простой лес вроде этой рощи! Деревья там царапают верхушками небо, а растут так густо, что редко где можно протиснуться между стволами. Ходить там можно лишь звериными тропами, но храни тебя Один от того, чтобы встретиться с теми кто эти тропы протоптал! Ты силён, но тамошние медведи будут на три головы тебя повыше, и готов поспорить на секиру Олафа, которая у нас считается заговорённым оружием, что твой позвоночник сразу треснет от объятий такого чудовища. Но это не всё!
Гораздо опасней медведей, белые и жёлтые коты. У жёлтых короткие хвосты и зубы, длинные и острые, как кинжалы, торчащие вниз из пасти. Размером такой кот с добрую свинью и весит столько же. У белого кота нет кинжальных зубов, но он размером с лошадь и вдвое мощнее жёлтого!
– А там нет драконов? – спросил я неожиданно для самого себя.
Ванхаген подозрительно на меня уставился, но я изобразил на своём лице безмятежность, и он только буркнул что-то про себя.
– Драконов там я не видел, – ответил он. – Впрочем, я заходил туда всего на два дня пути. Кстати, здесь такое расстояние можно пройти с утра до полудня и не устать при этом, а там мы не только вымотались, как после тяжёлого Вика, но я ещё и потерял двух викингов…
– Кто же их убил? Коты или медведи? – спросил я, играя в наивность.
– Элефанты! – был ответ. – И знаешь, что я тебе скажу? Мы ещё счастливо отделались! Пожалуй, нас спасло лишь то, что элефант не ест мяса, и по своей природе не кровожаден, но зато это самый сильный зверь на суше!
Я промолчал о том, что встречал кое-кого посильнее, а вслух спросил:
– А какой он, этот элефант?
– Элефант огромный, как дом, весь покрыт длинной шерстью, ходит на четырёх ногах, подобных стволам могучих деревьев, уши имеет почти человеческой формы, но большие, как лопухи. Хвост у элефанта вроде поросячего, только мохнатый, и глазки тоже похожи на свиные. И немного на человеческие. Из пасти у него торчат такие громадные бивни, какие не снились самому старому моржу. Только смотрят эти бивни не вниз, а вверх и напоминают кабаньи. Но прежде всего, бросается в глаза его нос! Он длинный и гибкий, как змея, а ещё мягкий и упругий. Элефант пользуется этим носом, как рукой, только он гораздо сильнее человеческой руки, да и всего человеческого тела, пожалуй!
Я задумался. Точнее описать мамонта, чем это сделал Ванхаген, было нельзя, но я не мог понять, чего это он так старается?
– Сильный зверь! – сказал я. – Однако поведай мне, о владетельный ярл, отчего ты так стараешься отговорить меня от похода в лес? Зачем пугаешь медведями, котами и элефантами? Неужели в память об Анхеллинде?
В глазах ярла промелькнула искра гнева, но он тут же погасил её.
– Весной я отправляюсь в Вик, – проговорил он со вздохом. – Нападение вагров унесло жизни многих умелых воинов, но у меня осталось ещё достаточно, чтобы рассчитывать на успех. Дело не в этом, а в том, что сейчас весь фьорд говорит, что мы одержали победу только благодаря тебе.
– Благодаря мне?
Я был польщён, но и удивлён. Я честно дрался, но так высоко не ценил свои действия на поле брани.
– Люди так считают. Вагров победить очень сложно, и это мало кому удавалось. Они редко нападают на нас, но чаще всего оставляют после себя опустошённые фьорды. Так что, нынешняя победа войдёт в саги, а её уже связывают с твоим именем. Некоторые думают, что ты берсеркер, но я вижу, что это не так. Ты неплохо обращаешься с оружием. Неплохо для начинающего. Тебя учили, это видно, но ты бьёшься, как подросток – горячо и бездумно! И всё равно все думают, что вагров удалось прогнать потому, что в наших рядах бился потомок богов!
– Но ведь ты сказал, что "потомков богов" среди вас не так уж мало?
– Это всё бастарды! Все прекрасно знают об их истинном происхождении, но тешат себя сказками, и сознательно закрывают глаза на то, что происходит на самом деле. Ты – другое дело, ты законный! Так считают многие, почти все. Если ты уйдёшь, то весной в поход отправятся очень унылые викинги, а это равносильно поражению!
Я почесал затылок. Мне хотелось уйти, но если за скалами меня ждало то, о чём говорил ярл, то в этом уходе было мало смысла. В таком месте, как тот лес я могу жить долго, может быть всю жизнь, но пройти его в одиночку мне врядли удастся, да и зачем? Куда я выйду, что найду там за лесом? Пришёл я со стороны моря, там, по-видимому, следует искать и дорогу обратно. С другой стороны, какое мне дело до того, какие викинги пойдут отсюда в свой поход, унылые или весёлые?
– А что ты сам об этом всём думаешь, ярл? – спросил я, чтобы потянуть время.
– Я думаю, что ты не тот за кого себя выдаёшь, – сказал Ванхаген, ухмыльнувшись в бороду. – Сивиллы говорят то же самое, но прибавляют, что ты из другого мира. Я не знаю, что всё это значит, но не хочу донимать тебя расспросами. Сам расскажешь, когда посчитаешь нужным, а нет, так промолчишь. Скальды потом, что-нибудь придумают насчёт тебя, и все решат, что так оно и есть. Мне нужно, чтобы ты пошёл со мной, и я ничего не имею против того, что бы ты вернулся обратно и жил здесь рядом с нами! Что скажешь?
Я уже решил про себя, но внешне изображал раздумье. В конце концов, что я теряю?
– А куда ты пойдёшь весной со своими людьми? – спросил я, и не очень удивился, услышав в ответ.
– На юг! Хочу посмотреть, что там лежит за землями франков.
– Не оттуда ли прибыли те купцы, которые увезли твою дочь? – спросил я, вдруг догадавшись, в чём дело.
Ответом мне был неопределённый кивок. Ярл понимал, что найти ребёнка, украденного двадцать лет назад очень мало шансов, но всё же хотел попробовать. Моя миссия приобрела благородную окраску.
– Хорошо! – заявил я торжественно. – Я помогу тебе, но при одном условии!
– Что же ты хочешь? – спросил ярл, который, наверное, представил себе, что я сейчас потребую у него драккар нагруженный золотом.
– Научи меня владеть земным оружием! Ты прав, я только недавно познакомился с ним, и далёк в этом от совершенства.
Удивление Ванхагена было до того забавным, что я чуть не прыснул со смеху.
– Договорились, – протянул он, как-то странно растягивая слова, – только потом не говори, что я тянул тебя за язык!
Я тогда не придал значение этой фразе, но впоследствии припомнил её, когда было уже поздно.
