Кае де Клиари
Колдовской замок. Часть V. Интермеццо, интермеццо
Первое, что бросилось в глаза, это был совершенно невероятных размеров красный попугай, который летел над самой поверхностью воды. Он часто хлопал крыльями, но двигался медленно, и было видно, что он очень устал. Причина такого поведения обнаружилась сразу же – лапы попугая судорожно сжимали ворот кирасы надетой на человека, который безжизненно лежал на воде, раскинув руки и ноги. Впрочем, "лежал", это сильно сказано! Скорее он всё время норовил утонуть, так-как был в доспехах, и этой птице, какой бы крупной и сильной она не была, стоило огромных усилий удерживать его голову над поверхностью воды.
– Анхе, Анхе! – приговаривал между тем попугай, (кстати, меня почему то совсем не удивило, что он использует связную и осмысленную речь). – Что будет если я не смогу спасти твоего пра-пра-пра-правнука? Какими глазами мне тогда смотреть на твой портрет? А что скажу твоей тени, когда мы встретимся?.. Пять столетий насмарку!.. Но, вот кажется!..
При этих словах попугай остановился, не переставая работать крыльями, и во что-то всматриваясь. Я, по-прежнему, мало что понимал из увиденного и услышанного, но моё сознание успело ожить, и теперь лихорадочно искало путь к спасению.
Но вот попугай, похоже, разглядел то, что искал. В его глазах засветилась радость, он чаще заработал крыльями и отцепил когти правой лапы от ворота кирасы. Казалось, он почернел от напряжения, но, прилагая невероятные усилия, поднял свободную лапу и взмахнул ей так, как будто собирался царапнуть, что-то перед собой! В тот же миг в воздухе появилась некая вертикальная щель, которая тут же стала расширяться.
Я конечно не в первый раз видел межпространственный разрез, но чтобы его сделал попугай?.. Однако в тот момент мне было не до удивлений. От сознания, что может быть это и есть путь к спасению, меня бросило в жар! Я вдруг почувствовал, что могу двигаться! Но когда я попытался это сделать, меня вновь скрутила такая боль, что потемнело в глазах! Тогда, собрав последние силы, я протянул руку и уцепился за пустые ножны от меча, которые были пристёгнуты к поясу воина опекаемого попугаем.
Едва мои пальцы сомкнулись на этой спасительной соломинке, как сильный рывок едва не вырвал её из моей руки. В следующее мгновение я почувствовал, что лечу куда-то с невероятной скоростью, потом всё закружилось и потемнело перед глазами, затем последовал удар, и моё сознание погасло, как свечка, которую накрыли колпачком!
Очнулся я от чувства блаженного тепла и яркого солнечного света, бьющего прямо в глаза. Сообразив, что могу двигаться, я тут же сел и огляделся вокруг. Берег, точнее песчаный пляж на котором я находился, был мне совершенно незнаком. Можно было сказать лишь то, что сейчас я был весьма далеко от холодных Нидерландов.
Повернув голову, я обнаружил неподалёку растущие пальмы, под одной из которых лежал человек. Я тут же узнал в нём испанского воина, которого так отчаянно пытался спасти попугай, только сейчас его лицо было, не синим, как тогда, а просто бледным, глаза были закрыты, но грудь, освобождённая от доспехов, валявшихся рядом, едва заметно вздымалась. Это говорило о том, что парень жив, но, по-видимому, без сознания.
На вид ему было лет семнадцать-восемнадцать. Белокурые волосы, несвойственные испанской крови, падали на лоб, но изящные черты лица выдавали старо-кастильское происхождение жителя северного испанского побережья. Я поднялся, и ещё толком не соображая, что делаю, двинулся к этому юноше, но в тот же миг между нами появился давешний попугай, обрушившийся откуда-то сверху. Попугай имел потрёпанный и весьма усталый вид, но глядел так грозно и решительно, как будто был не птицей, а сторожевым псом.
– Каррамба! – выкрикнул этот пернатый сторож, и расправил крылья.
Я хотел было отпихнуть его ногой в сторону, но тут этот странный представитель птичьего племени вытянул шею, раскрыл клюв и выпустил в меня фонтан огня, который едва не спалил мне бороду! (Я тогда носил бороду, но брил усы на голландский манер.) От неожиданности я сел там, где стоял, а попугай сложил крылья, принял подчёркнуто небрежный вид, и спросил самым невозмутимым тоном:
– Переговоры?
Что-то в этой птице было такое… Даже, если не принимать во внимание способность связно говорить и дышать пламенем, что-то необъяснимое внушало уважение, и заставляло с ним считаться. По этой причине я утвердительно кивнул, стараясь при этом сохранить собственное достоинство.
Попугай несколько расслабился. (Несмотря на всю свою решительность, он всё же боялся меня, и я это чувствовал). Он вскочил на валяющуюся тут же корягу, уселся на ней поудобнее, (разве что ногу на ногу не закинул), извлёк откуда-то курительную трубку, плюнул в неё и задымил, как какой-нибудь морской волк из тех, что вечно торчат на пристани и глядят на весь мир свысока, словно бочка на которой помещается их зад ничуть не ниже королевского трона!
– Ты вторгся на мою территорию, – сказал попугай, выпустив облако дыма, размером с нестриженого барана тонкорунной породы.
– У меня не было выбора, – ответил я и вдруг сообразил, что оправдываюсь! Тогда я немедленно сам принял грозный вид и спросил:
– Что ты называешь своей территорией, и с какой стати я должен тебе верить?
– Своей территорией я называю этот мир, в котором ты сейчас пребываешь, – заявил попугай, обведя в воздухе вокруг себя мундштуком трубки. – Я этот мир открыл, и я его освоил. Вход сюда разрешён только с моего позволения и только тем, кого я называю друзьями. Все остальные либо становятся моей добычей, либо убираются вон.
При слове "добыча" у меня мурашки побежали по спине.
– А вот он, – я указал на юношу, лежащего под пальмой, – он тебе друг или добыча?
– Он мне, что-то вроде внука, – был ответ. – Точнее пра-пра-пра-правнука. Я за этим юнцом присматриваю, чтобы был жив и здоров, а для удобства мы на людях изображаем попугая и его хозяина.
– То-то я смотрю, что он еле жив, и не слишком здоров после вчерашней драки! – усмехнулся я, и тут же пожалел об этом, так-как из клюва попугая снова полыхнуло огнём.
– Давай-ка лучше решать то, что касается нас двоих! – сказал он нахмурившись. – Точнее, вопрос сводится к тому, насколько быстро ты намерен убраться с моей территории, прежде чем я стану рассматривать тебя в качестве добычи?
– Полегче! – набычился я в ответ, нашаривая на поясе матросский нож фламандской ковки, единственное оружие, которое у меня осталось.
Это возымело действие. Как бы ни был грозен пернатый хозяин этих мест, драки он явно не желал, и постарался смягчить ситуацию.
– Ладно, ладно! – сказал попугай примирительно. – Не будем тратить пламя даром, пока не поссорились! Давай лучше решать, как всё сделать по-тихому, и при соблюдении взаимных интересов!
– Это другое дело! – ответил я, и вдруг, неожиданно для себя, добавил:
– Сдаётся мне, что ты не совсем попугай?
– Сдаётся, что ты не совсем человек! – парировал пернатый, и снова выпустил облако дыма.
Таким образом, отношения были налажены, (я имею в виду, что на самом деле, ни фи… ничего не было ясно, но мы без лишних слов признали силу и авторитет друг друга), а значит, можно было переходить к решению насущных вопросов.
– У меня здесь нет никаких дел, разве что немного очухаться после холодного купания! – сказал я. – Поэтому я охотно вернусь восвояси. Вопрос в том, как это сделать? Попал я сюда в полудохлом состоянии, прицепившись к вам наподобие рыбы прилипалы. Выйти хотелось бы более достойным способом, но я пока не представляю, как это осуществить. Может, подскажешь?
Попугай ответил после длительной паузы.
– Я могу вернуть тебя назад, но врядли тебе это понравится.
– Почему?
– Прикинь, ты окажешься посреди весьма прохладного моря на расстоянии нескольких часов свободного плавания от берега. Кроме того, есть вероятность, что ты столкнёшься с отступающей испанской эскадрой, и даже мне страшно подумать, что сделают соотечественники дона Мигеля, когда узнают в тебе бравого гёза!
– Мне послышалось или в ком-то заговорило благородство?
– Тебе не послышалось. Поживёшь с этими благородными пару-другую сотен лет, и так облагородишься, что родная мама не признает!
Эта тема, по-видимому, сильно задела моего собеседника за живое. Он досадливо сплюнул на мокрый песок, который зашипел, как будто на него упала капля раскалённого метала, после чего затянулся из трубки так, что раздулся точно шар и встопорщил перья. Я даже подумал, что он сейчас лопнет, но он благополучно выдохнул очередное гигантское облако дыма, и изрёк усталым голосом:
– Есть и другой вариант!..
Что это за вариант мне тогда узнать так и не удалось. Зато я услышал:
– Умри, проклятый еретик! – после чего перед моим носом сверкнули три фута великолепной стали, но в следующее мгновение их владелец потерял равновесие и рухнул в мои объятия, выронив шпагу, сверкнувшую на солнце бриллиантовой россыпью.
Я уже упоминал, что испанцы, особенно родовитая знать, превосходные фехтовальщики. Так вот, наиболее умелые из них, частенько носили не один, а два или три клинка сразу! Один из таких мечей был потяжелее и побольше, а другие потоньше и полегче.
Теперь я вдруг вспомнил, где видел этого юнца! Это его тогда смахнуло залпом с борта галеры у меня на глазах. Меч, который он держал в руках, собираясь идти в атаку, теперь, наверное, покоился на дне у фламандского берега. Именно за его опустевшие ножны я ухватился впоследствии, когда встретился с этой странной парочкой в открытом море. А теперь, едва пришедший в себя идальго, напал на меня с запасной шпагой. Мило, ничего не скажешь!
Зато сейчас он был полностью в моих руках. Если бы я захотел, то свернул бы ему шею голыми руками, но мне это было ни к чему. Я оглянулся на попугая, усмехнулся и попросту отнёс слабо сопротивляющегося глупыша обратно под пальму. Там парень снова вырубился, и было от чего! Его левая рука оказалась простреленной насквозь, кость перебита, мышцы разорваны. Рука фактически была оторвана и болталась на обрывках плоти. Проще всего её было совсем отрезать, но и тогда было бы чудом, если б мальчишка остался в живых. Я уже потянулся за ножом, когда услышал над ухом леденящий кровь голос:
– Не вздумай!
Да, это говорил попугай, но сейчас на него было страшно смотреть! Он казался вдруг постаревшим, даже перья, как будто, изменили цвет, но в его взгляде читалась такая угроза, что я понял – одно неверное движение и мне конец! Что ж, если хочет рискнуть жизнью своего подопечного, пожалуйста! Без необходимых лекарств парень, скорее всего, получит гангрену, и вскоре испустит дух в страшных мучениях. Я пожал плечами, как мог осторожнее положил раненого на примитивное ложе из листьев, а затем смастерил лубок и поместил в него то, что осталось от руки молодого идальго.
Пока я жил среди морских гёзов, такие операции приходилось делать часто, и надо сказать, что я в них немало понаторел. Тем не менее, рана была слишком серьёзная, а кроме того у парня оказались сломаны два ребра, и на лбу красовалась основательная шишка. Всё это были последствия попадания протестантских пуль, и от мгновенной смерти его спасли только превосходные доспехи, превратившиеся сейчас в груду железного лома.
Несколько дней юный дон Мигель провёл в бреду. Уже к вечеру первого дня у него случился страшный жар, и я подумал было, что всё закончится весьма скоро, но к моему удивлению раненый продолжал жить. Делать мне было всё равно больше нечего, и я взялся за ним ухаживать. Просто так, чтобы посмотреть, что из всего этого получится.
Попугай, похоже, вообще не спал. Он то и дело мотался в лес и приносил оттуда какие-то ягоды, листья и коренья из которых я под его руководством понаделал разных примочек и отваров. По-видимому, пернатый знал в этом толк, так-как жар у нашего пациента удалось сбить уже на следующий день, но до поправки было ещё далеко. Прошла, как минимум неделя, когда я с удивлением понял – парень выкарабкался! Более того! Его рука хоть и распухла, но никаких признаков гангрены не было видно. Правда, пальцы этой руки не шевелились даже тогда, когда он пришёл в себя, но тут уж ничего не могли поделать ни я, ни попугай. Нда. Если б я знал тогда чьего предка помог вытащить практически с того света!..
Итак, прошло недели три с нашего появления на том острове. Молодой дворянин был ещё слаб, но уже стало ясно, что он идёт на поправку. Поначалу он смотрел на меня волком, но вскоре смирился с тем, что находится в обществе еретика и мятежника, а через некоторое время с увлечением слушал мои рассказы о жизни пиратов. В этом деле мы даже устраивали соревнования с попугаем, который знал о пиратах поболее моего! Конечно, в ряде случаев это сводилось к состязанию, вроде – "кто кого переврёт", но безусый юнец принимал всё за чистую монету. Было забавно видеть, как он слушает, распахнув свои серые, совершенно детские глаза и верит каждому нашему слову.
Как-то раз, вечером, когда солнце уже склонилось над горизонтом и собиралось нырнуть в океан, мы с попугаем сидели на берегу и курили. Дикий табак рос повсюду на этом острове, а трубку я вырезал себе сам, и теперь мог пускать дым не хуже своего нового знакомого.
Дон Мигель, к тому времени, уже был в состоянии прогуливаться самостоятельно, и сейчас развлекался тем, что бродил по кромке прибоя и швырял в воду мелкие камешки. Из одежды на этом молодом человеке были только дырявые панталоны. Его пропитанная кровью рубашка давно пошла на тряпки, а сапоги, разбухшие от морской воды, после сушки скукожились так, что были впору разве только попугаю. Тем не менее, этот бравый вояка с левой рукой на перевязи, привесил к поясу шпагу, а сзади пристроил, какой-то странный, толи кинжал, толи короткий меч с клинком необычной формы, клиновидным, широким у основания и острым на кончике, как игла.
Пока хозяин этого оружия был в беспамятстве, я хорошо рассмотрел и клинок, и ножны, но так и не смог определить происхождение странного меча. Попугай на мой вопрос о том, что это такое, только недовольно буркнул, что это-де семейная реликвия и трогать её лишний раз не надо. Ясно было одно, вещь эта весьма старая и потрёпанная. Это было видно по множеству потёртостей и царапин на ножнах и рукояти. Но при этом, клинок выглядел так, будто только вчера вышел из кузницы…
Мои полусонные размышления прервал свист летящего предмета, сопровождаемый неяркой вспышкой! Это заняло, какую-то долю секунды, но я с удивлением сообразил, что мимо меня только что пролетел тот самый непонятный меч или кинжал, и был он брошен рукой дона Мигеля. Из кустов позади нас раздался короткий вскрик, и там упало, что-то тяжёлое. Попугай, сидевший рядом, вскочил, но тут же замер в напряжённом внимании, и даже не вынул трубку из клюва.
Они появились из ниоткуда и сразу заполнили весь берег, хоть, как потом выяснилось, их было не больше дюжины. Это были странные смуглые люди, невысокого роста, одетые в просторные одежды, какого-то восточного покроя. Глядя на их белозубые улыбки, чёрные волосы и золотые серьги в ушах, я подумал было, что это турки, но сразу отмёл эту мысль, так-как на груди у каждого из них висел крест, а ещё среди нападавших были женщины. И женщины эти были одеты, мягко говоря, легковато, а точнее, вообще едва одеты, что восточным людям совершенно не свойственно. Они, похоже, не заметили нашего с попугаем присутствия, но яростно набросились на молодого идальго!
Дон Мигель, к моему удивлению, совершенно не испугался, а выхватил свою шпагу, ловко принял на неё дюжину ударов длинных ножей, и немедленно сам перешёл в наступление. А ещё, меня поразило то, что он смеялся! Не просто смеялся, а от души хохотал заливистым мальчишечьим хохотом словно ребёнок, получивший давно желанную игрушку!
Его шпага мелькала с такой скоростью, что глаз уже не улавливал её движения. Парень явно был не новичок в фехтовании, и вскоре один из его противников вскрикнул и отскочил, схватившись за лицо. За ним немедленно последовал и второй с пробитым плечом. Следующий после ловкого выпада гибкого клинка лишился ножа и бросился за ним вдогонку.
Но тут в драку вступила одна из полуголых бестий. Увернувшись от секущего удара шпаги, она выхватила сразу два кинжала и ловко взяла клинок молодого идальго в "замок"! Я уже решил бежать своему пациенту на помощь, но тут произошло что-то странное – вся компания замерла в немом оцепенении, как бы ожидая чего-то, но ничего не происходило.
Дон Мигель, виновато улыбаясь, пожимал плечами, а окружающие с неподдельным удивлением смотрели на его руку, безжизненно висящую на перевязи. Женщина, которая только что яростно билась с нашим подопечным, бросила свои кинжалы и принялась ощупывать эту руку с выражением материнской заботы на лице. Все вдруг разом загалдели, мешая испанскую речь с какой-то ещё, и, по словам и жестам этих странных людей я понял, что они весьма опечалены и раздосадованы увиденным.
Некоторые даже принялись что-то выкрикивать, вскидывать руки с зажатым в них оружием вверх и грозить кулаками в сторону моря. Между тем, произошло ещё одно явление – из кустов вылез, какой-то здоровяк в кожаных доспехах, показал на своё пузо, из которого торчал кинжал дона Мигеля и заявил с гордостью:
– Не пробил-таки!
Эти слова были обращены к попугаю, но тут новоприбывший увидел то, что происходило на берегу, нахмурился и поспешил туда же. Всё повторилось по новой – удивлённые возгласы, горестные вскрики, гневные вопли и проклятия в сторону моря. Вскоре здоровяк снова предстал перед нами. Его физиономия была перекошена, кулаки судорожно сжаты, и он буквально трясся от негодования.
– Т-ты! Т-ты-ы! – выдавил он сквозь зубы, обращаясь к попугаю.
– Кто это? – спросил я, стараясь сохранить невозмутимый вид.
– Свирры! – был ответ. – Восьмое или девятое поколение, я точно не помню. Слуги, телохранители и особая гвардия семьи Самбульо. Я их вывел, скрестив арендаторов земель принадлежащих этой фамилии с девушками – пиратками, но это давняя история.
– И этот? – я кивнул на пыхтящего здоровяка, рожа которого грозила превратиться из багрово-красной в чёрную.
– Да, он тоже им сродни. Только предками тех были беженцы-италики, удравшие в Испанию в десятом веке, а этот – потомок тех же пираток, погулявших с ганзейскими матросами.
– Ещё одна пиратская история?
– Только правдивая, а потому непригодная для нежных ушек моего сеньора. Тебе рассказал бы, но не сейчас!
– От чего же?
– Некогда! Похоже, сейчас нас будут бить!
С этими словами попугай взмыл вверх и вовремя, так-как в следующую секунду по бревну, где он сидел, грохнул кулачище размером с детскую голову! Близнец этого кулака тотчас нацелился мне в челюсть, но я не стал ждать, когда он завершит своё движение, а кувыркнулся назад и дал тягу! Некоторое время земля стонала за моей спиной от тяжких шагов, но вскоре они стихли, и я смог перевести дух.
– Ничего, они скоро остынут, и можно будет вернуться! – прозвучал знакомый голос над самым моим ухом.
Оглянувшись, я увидел попугая, преспокойно сидящего на ветке всё с той же трубкой в клюве. Мне очень хотелось проделать с ним то-же самое, что попытался тот здоровяк, но я сдержался. На берег мы вернулись, когда совсем стемнело. Там уже горело несколько костров, а возле самого большого из них дон Мигель увлечённо рассказывал, что-то вышеупомянутым "свиррам". Его слушали внимательно, лишь время от времени раздавались негромкие восклицания. Подойдя поближе, я разглядел, что женщины в этой компании на сей раз, одеты, как положено и даже головы у них повязаны платками.
– Они скидывают одежду только когда купаются, занимаются любовью или дерутся, не то, что их пра-пра-пра-прабабки! – насмешливо сказал попугай, который, похоже, прочёл мои мысли.
Ответить я не смог, так-как на моё плечо вдруг опустилась громадная лапища принадлежавшая тому бугаю, от которого пришлось удирать намедни.
– Не бойся, Гёз! – прогудел он миролюбиво. – Я не трону тебя, Гёз! Прости, я тогда не знал, что ты лечил нашего господина! А ведь это странно, вы ведь враги! Я правильно понимаю, Гёз? Тогда почему же ты его лечил? Может быть, это Огонёк тебя заставил? Он может! Он кого хочешь, заставит, он такой! Ха-ха! Кстати, я – Ганс! Ганс – Древолом! Так меня прозвали потому, что я деревья кулаками ломаю! Я тут самый сильный и всё умею! Не умею только подойти к господину так, чтобы он не услышал! Он всегда слышит и кидает в меня свой акинак, поэтому я ношу эти доспехи не снимая, а он каждый раз в меня попадает и смеётся! Представляешь, Гёз? Вот потеха! Ты Гёз, а я Ганс! Ха-ха!
Пока бугаище нёс всю эту ахинею, он так тряс моё плечо, что я думал, мои кости скоро вылетят наружу! Но тут мы подошли к костру, где на меня поглядели с любопытством, но без враждебности.
– Вот, привёл! – самодовольно сказал Ганс, но тут же отпустил моё плечо, захлопнул пасть и юркнул в тень, под пристальным взглядом той самой тётки, которая так ловко поймала кинжалами шпагу дона Мигеля.
Это была женщина лет тридцати, красивая, властная, гибкая и сильная. Похоже, здесь все её слушались, а кое-кто даже побаивался. Она встала мне навстречу и поклонилась с почтением, но без раболепства.
– Мы все выражаем вам благодарность, дон Дульери, за то участие, которое вы приняли в судьбе нашего господина! – сказала она, глядя на меня пристальным изучающим взглядом. – Прошу вас быть гостем у нашего костра и разделить с нами вечернюю трапезу.
Жизнь среди гёзов отучила меня от изысканных манер, поэтому я промямлил, что-то в ответ, но от трапезы не отказался, тем более что от соседних костров тянуло божественным запахом жареного мяса, а в руках у некоторых свирров появились бурдюки, в которых обычно держали вино! В течение последнего месяца мой рацион составляли моллюски и орехи, на которые я уже смотреть не мог без содрогания.
Мои ожидания оправдались, и этот ужин на лоне природы показался мне королевским пиром! К тому же в душу запало обращение – "дон Дульери"! Собственно так меня начал называть мальчишка Мигель, когда очнулся от беспамятства, но теперь эти слова прозвучали, как-то по-другому! Короче, новая компания нравилась мне всё больше и больше. Пока я уплетал баранью ногу, они продолжили, прерванный моим появлением, разговор.
– Ваша матушка была чрезвычайно удручена тем, что вы сбежали из дома, дон Мигель! – говорила предводительница всей компании. – Она немедленно отправила нас вдогонку, но всё, что мы увидели это несколько потрёпанных судов, преследуемых эскадрой гёзов. Среди выживших вас не было, и мы готовы были предположить самое худшее…
– Ага! Уже подумали было, что вы потонули или попали в плен, но тут Магдалена вспомнила, что с вами был Огонёк… Ой!
Последний монолог произнёс Ганс, просунувший свою красную физиономию в круг света. Та, которую он назвал Магдаленой, что было силы, шлёпнула его по глуповатой роже, и он снова скрылся в темноте.
– Когда вы появились, я думал, что мама тоже здесь! – сказал дон Мигель.
– Она не смогла отправиться с нами, так-как должна была сопровождать вашего отца и братьев, которых пригласил маркиз Санта-Круз.
– Дон Альваро? Знаменитый адмирал? А зачем он пригласил их?
– Маркиз смог убедить нашего мудрого короля в необходимости построить громадный флот для нападения на Англию. Эту огромную эскадру уже прозвали "Непобедимой армадой", и говорят, что её величина превосходит любой флот, какой только был в истории! Этот флот должен перевезти на британские острова армию герцога Пармского, которая сразу же пойдёт на Лондон. Англия обречена!
– Каррамба! Ну, почему я не с ними?! Когда вернёмся, сразу отправлюсь вдогонку…
– С незалеченной рукой? Так вы только усугубите гнев своих родителей и будете с позором отправлены обратно. Разумнее будет подождать, ведь армада выходит в поход не завтра!
– Но если я не успею, то им достанется всё самое интересное!..
– А если ваша рука вообще больше не станет двигаться?
– Я могу сражаться одной рукой!
– Можете, но, чтобы стать мастером боя при одной руке, нужны годы тренировок. Сегодня я могла вас одолеть именно потому, что вы сейчас однорукий. Скажем проще, мне поручено ваше обучение, и я не выпущу вас на поле боя, пока не буду убеждена, что вы готовы к настоящему сражению!
Дон Мигель грустно повесил голову и принялся теребить пальцы своей левой руки, которые упорно не подавали признаков жизни.
– А клан свирров участвует в походе? – спросил он, после некоторого размышления.
– Только мужчины. Женщин на корабли не допускают.
– Тогда я соберу свою команду из пираний, и мы нападём на англичан с другой стороны!
На мгновение глаза Магдалены сверкнули неким внутренним восторгом, но она тут же погасила этот взгляд и ответила тоном, не допускающим возражений:
– Вы же знаете, что это запрещено! Девушки обученные, как пираньи имеют право принять участие в войне только в исключительных случаях! Они-то с вами пойдут куда угодно, ясное дело – кровь горячая, но их не пустят старшие, которые ещё не забыли правила. К тому же, ваш отец забрал все корабли семьи Самбульо, осталась только "Анхелика", но она такая старая, что не выдержит сколь-нибудь длительного плавания!
Мне надоело слушать их препирательства, и я пошёл на боковую. Не знаю, что на меня так подействовало, события ли прошедшего дня или выпитое вино, но лишь только я коснулся головой вороха листьев, служившего мне спальным ложем, как тотчас провалился в глубокий сон без сновидений.
Проснулся я от сильной головной боли, и поначалу решил, что ночь ещё не кончилась, но поморгав глазами, понял – на них повязка от которой ничего не видно вокруг. Кроме того, во рту у меня торчало, что-то несъедобное, имеющее премерзкий вкус старой тряпки. Это явно был кляп, а попытка вытащить его привела к третьему открытию – я оказался накрепко связан по рукам и ногам!
Однако это было ещё не всё. Вечером я улёгся на мягкие листья, а теперь лежал на чём-то твёрдом, впивающимся мне в бока выступами и неровностями, и эта поверхность всё время покачивалась. Плеск волн, раздававшийся вокруг, сказал мне, что лежу я на дне лодки, которая плывёт в открытом море.
– Огонёк! – раздался где-то рядом знакомый гудящий голос. – Он, кажись, очнулся!
В следующий миг повязка с моих глаз была сорвана, и яркая вспышка взорвала мой мозг адской болью. Значит, солнце светило вовсю и находилось в зените.
– Извини, компаньон! – прозвучал голос, который я узнал бы из тысячи: голос нахального красного попугая. – Мне пришлось это сделать, чтобы ты нечаянно не поднял шум. Поверь, нам с Гансом очень неприятно так поступать с тобой, но, к сожалению, ты слишком много знаешь! Именно поэтому я не могу вернуть тебя назад, как обещал. План маркиза Санта-Круз мне известен давно, но это такая строгая тайна, что о ней знают только особо приближённые ко двору и их доверенные люди. Магдалена очень удивила меня, когда стала болтать об этом в твоём присутствии. Она забыла об осторожности, но я-то не забыл! Так, что я не могу теперь просто взять и отпустить тебя на все четыре стороны. Конечно, можно было бы тебя оставить с нами и никуда не отпускать, но такому, как ты не место в окружении молодого сеньора Самбульо. Ты либо испортишь мальчишку, либо предашь, а ещё, ты ведь хитрый, сбежать можешь! В общем, ещё раз извини и прощай! Приступай, Ганс!
Я похолодел. Я понял, что сейчас должно произойти и задрожал, как осиновый лист! Конечно, меня отвезли подальше от берега, чтобы утопить, и вся эта речь, не более чем бравада мерзопакостного существа с птичьей наружностью и драконьим нутром! Зрение уже успело вернуться ко мне, и сейчас я увидел наклонившуюся надомной красную рожу того битюга с которым я имел несчастье познакомиться на острове.
– Ты не сердись на меня, дружище Гёз! – прогудел он с неподдельным огорчением. – Мне очень жаль, Гёз, но я вынужден это сделать… В общем… Прости, пожалуйста! Э-эх!..
С этими словами он поднял меня одной рукой, словно тряпичную куклу, ещё раз всхлипнул, размахнулся и швырнул куда-то далеко вперёд! Я зажмурился, ожидая, что вот-вот рухну в морскую пучину, где мне и придёт конец, но этого не случилось.
Прошло немало времени, прежде чем я осмелился открыть глаза, и тут же закрыл их. Пространство вокруг меня вертелось и ходило ходуном. На какую-то долю секунды я подумал, что уже умер, но почему-то не помнил, как это произошло. Однако, вскоре я догадался, что еще пребываю среди живых, что меня не утопили, а просто выбросили из того мира, который пернатое чудовище объявило своим! Думаете, я испытал при этом чувство благодарности к огнедышащему попугаю? Как бы ни так! Долгие годы я мечтал отведать жаркое из некоего однорогого козла, а теперь мечтаю ещё и о попугае, зажаренном на вертеле!
Мечты мечтами, но в то время меня больше всего занимал вопрос, куда это я лечу с такой бешеной скоростью, и каким будет приземление? Впрочем, по поводу приземления я вскоре беспокоиться перестал, так-как оно немедленно состоялось, и было достаточно мягким, хоть и не слишком почётным – меня приняла в свои объятия большая куча гниющих отбросов, из которой выскочило два или три десятка откормленных крыс. Когда мне удалось сбросить путы, выбраться оттуда и немного протереть глаза, я понял, что нахожусь на свалке, на окраине огромного города освещающего своими огнями хмурое ночное небо.
Что было со мной дальше? К чему излишние подробности? Они уже не имеют прямого отношения к делу. Скажу только, что после ряда взлётов и падений, после многих удач и разочарований я, наконец, встал во главе той организации, которую вы привыкли называть "Мафией", а мы зовём "Обществом чести". Я преуспел на этом поприще, и процветал бы там до сих пор, не вмешайся в мои дела сначала эта безбашенная троица, а затем и ведьма в драконьем обличие, которая уже однажды сыграла роковую роль в моей судьбе! Вот вам моя история. У кого-нибудь есть вопросы?
...................................................................................................
Даже если вопросы были, то их всё равно никто не торопился задавать. Все присутствующие размышляли, и тишину нарушал только плеск волн и хруст, с которым Бык пережёвывал траву.
– Ну, вроде бы как выяснили, что там и с кем, было! – нарушил общее молчание всё тот же Бык. – Делать-то, что будем?
Этот вопрос произвёл на всех удручающее впечатление, и общее глубокое молчание стало ещё более глубоким. Впрочем, это длилось недолго, так-как несколько тяжких вздохов разорвали тишину над пляжем не хуже пушечных выстрелов.
– Может, для начала поспим? – устало спросил Мик, и неуклюже встал со своей импровизированной подстилки.
