Кае де Клиари
Колдовской замок. Часть V. Интермеццо, интермеццо
В две секунды я произвёл осмотр нашего воинства. Что ж, могло быть хуже! Не обошлось без потерь, но они были незначительными – Моника зализывала глубокий порез на руке, Пчёлка разглядывала трофей – странную цепочку с несколькими шипастыми стальными шариками, неравномерно разбросанными по всей длине, Анхе пыталась починить разодранную одежду, у Клюквы расцветал новый синяк под вторым глазом. Хуже всего пришлось Кисточке – несмотря на то, что новых повреждений у неё не наблюдалось, девушку била мелкая дрожь, а лицо приобрело зеленоватый оттенок. Это, конечно, происходило из-за боли в сломанной руке, но я не в силах был ей ничем помочь. На этом фронте не было тыла!
Странно, но монахи-воины, расположившиеся вокруг нас, в битву не вступали. Неупокоенные мертвецы тоже замерли в двух-трёх шагах, толи выжидая, толи замерев навсегда. Я перезарядил пушку, на этот раз ядром. Пусть попробуют отклонить чугунный шар, способный пробить корабль от носа до кормы!
Мы стояли, тяжело дыша перед лицом противника, которого при желании можно было потрогать, если вытянуть руку чуть подальше!
Тонкий визгливый звук прорезал гудящую тишину пещеры! Визжал один из двуцветных, запрокинув голову к потолку и закатив глаза. Не меняя позы, он запустил обе руки себе за спину и вдруг швырнул в нашу сторону нечто рассыпавшееся мелким чёрным порошком.
Я сгрёб в охапку Анхе, прижал её лицом к своей груди, а сам, как мог, закрыл себе рот и нос рукавом, крепко зажмурив глаза. Девушка, зажатая между моей пропотевшей рубашкой и пушечным стволом, слабо трепыхалась, но я держал крепко! Это не могло долго продолжаться, и в любой момент я ожидал удара…
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я осмелился открыть один глаз. Открыл, чтобы увидеть жуткую картину – Пчёлка, Клюква и Моника стояли неподвижно, глядя прямо перед собой стеклянными глазами, а шестеро двуцветных набрасывали на них сеть! Кисточка лежала на полу, закрыв голову единственной целой рукой, и было непонятно, жива она или нет?!
Я выпустил из объятий помятую Анхе, и, не целясь, шарахнул в упор из пушки! Ближайшему синемордому ядро попало в пояс. От удара его разорвало – руки, ноги и голова разлетелись в разные стороны! Стоявшему за ним чугунный шар выгрыз яму в боку, от чего тот сложился, как надломленный камыш.
Увы, это были достижения, на которые никто не обратил внимания – оставшиеся на ногах цветные, продолжали деловито связывать наших девочек. Но самое скверное было то, что я почувствовал оцепенение во всём теле. Чёрный порошок наверно был каким-нибудь наркотиком или токсином парализующим движения, и я, как ни старался, всё же вдохнул какое-то количество этой дряни!
Вдруг Кисточка, лежавшая до сих пор неподвижно, вскочила словно пружина, получившая свободу! Её глаза горели, в левой руке сверкал пиратский нож, а губы были плотно сжаты – вероятно, она изо всех сил старалась не дышать! Взмах! Первый двуцветный выпустил из рук сеть и схватился за распоротое горло! Взмах-укол! И второй противник вскинул вверх руку без кисти, а затем схватился за пробитую грудь и рухнул на каменный пол!
В этот момент отец-настоятель, сохранявший неподвижность статуи, выбросил вперёд, как тогда в келье, свои чудовищные руки, и десять чёрных пальцев сомкнулись на талии храброй пираньи! От напряжения кожа на этих пальцах потрескалась, и по обожжённым рукам святого отца потекли струйки крови!
Кисточка, как могла, извивалась в этих тисках, наносила удары по запястьям, державших её рук, но всё было тщетно! Глава святого воинства перехватил девушку за ноги, взмахнул её телом в воздухе, словно она ничего не весила, и… разбил ей голову о каменную поверхность алтаря!..
Мозг бедной Кисточки забрызгал истуканов капища и стоящий среди них крест. Несколько капель крови брызнуло в нашу сторону, и одна попала мне на губы. Я ощутил солёный вкус, и…
То, что произошло дальше, я вспоминаю с трудом. Багровая пелена заслонила от меня весь мир. Реальность перестала существовать в том виде, к которому мы привыкли. Моё Я ощутило себя отдельно от тела, и заставило его двигаться вопреки парализованным мускулам! Отшвырнув пушку, я вновь схватил саблю и первым же взмахом отделил голову одного из цветных от туловища! Второй удар развалил следующего противника на две половинки, распавшиеся вдоль, но тут Госпожа Удача снова решила вильнуть задом, и мой клинок намертво застрял в теле врага, где-то в районе копчика. Оставшуюся двуцветную нечисть я добил голыми руками, не глядя на все их бойцовские изыски.
И вот я оказался лицом к лицу с их предводителем, по-прежнему спокойным и бестрепетным, словно египетская статуя. Удар моего кулака он поймал в ладонь, и моя кисть тут же была расплющена каменными пальцами.
Но это было всё равно, ведь Я был отдельно от тела, и боли не чувствовал. Удар моего каблука в лишённую бороды челюсть вызвал на физиономии противника первое чувство, которое я у него увидел за всё это время – лёгкое удивление. Вдруг он выпустил меня из своих тисков, повернулся в сторону, и казалось, совсем потерял ко мне интерес.
Я тоже оглянулся и тоже замер от удивления – капище пылало! Языки бушующего пламени взлетали к потолку пещеры, дерево трещало, камни лопались, алтарь развалился надвое, а в воздухе разливался чудовищный жар!
Отец настоятель вытянул руки вперёд и двинулся в сторону этого огненного фонтана, не обращая внимание, на то, что одежда на нём начала тлеть! Багровая пелена вдруг спала с моих глаз, я вернулся в собственное тело, которое тут же ощутило боль от всех ран и ушибов, полученных в схватке! Я оглянулся вокруг.
Оставшиеся в живых девочки трясли головами и тёрли глаза, но, похоже, потихоньку приходили в себя. Анхе сидела на полу и держала на коленях голову Кисточки, залитую кровью. Глаза предводительницы пиратов были бессмысленны, губы плотно сжаты, казалось, она всё ещё находится под действием чёрного порошка, но как бы там ни было, мне всё это совершенно не нравилось!
Как мне хотелось тогда послать ещё одно ядро в спину настоятелю, который сейчас стоял на коленях на краю пылающего капища! Но я понимал, что пора уходить, и другого такого шанса больше не будет!
Грубо встряхнув девушек, в том числе и Анхе, я взвалил на плечо погибшую пиранью, подхватил свою пушку и погнал отряд к выходу. Никто не посмел преградить нам дорогу. Вооружённые монахи, либо молились, либо как зачарованные смотрели на свою горящую святыню.
По знакомым коридорам мы пробежали к выходу из подземелья и тут чуть не задохнулись от дыма! Монастырь пылал! Он горел весь, словно подожжённый в нескольких местах, и кое-где уже слышался грохот обрушивающихся перекрытий! Не теряя времени, мы ринулись во двор, и тут мне на свободное плечо рухнул Огнеплюй!
– Скорее! Скорее! Я открыл ворота, но монахи скоро опомнятся! – проорал он мне на ухо.
Ворота и впрямь были открыты, точнее, приоткрыты, ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель можно было протиснуться. Возле створок, до которых уже начал добираться огонь, валялись почерневшие трупы двух монахов-стражников, и я понял, что это тоже работа моего брата!
Под рёв пожара мы выскочили в темноту, и полуслепые, одуревшие от дыма и гари, что было сил, припустили в сторону холма, за которым нас ждал плот, вытащенный на берег.
Интермеццо девятнадцатое – от беды к надежде
Горящий, как факел монастырь остался далеко позади. Река стремительно несла наш плот в сторону моря, и мне оставалось лишь следить, чтобы он плыл посередине потока, и не ударился о берег. Шестом работал я один – девушки стояли на коленях вокруг неподвижной Кисточки, а их руки лежали на теле подруги.
От этой картины окрашенной светом занимающейся зари, у меня сердце обливалось кровью. Я держался из последних сил, чтобы не разрыдаться самому. Впрочем, пираньи не плакали. Они были безмолвны и неподвижны. Мне показалось, что они, молча, разговаривают со своей погибшей сестрой, и от этой мысли мне почему-то стало холодно.
– Как тебе удалось поджечь капище, там же почти всё было из камня? – спросил я нахохлившегося Огнеплюя, скорее для того, чтобы хоть как-то разогнать берущую за горло тоску.
– Я не поджигал его! – был ответ. – Оно как-то само загорелось! Понимаешь, когда я спалил этих зомби, сил у меня не осталось даже, чтобы зажечь свечку. Потом вы чуть не затоптали меня, пока дрались с местными уродами, а когда капище загорелось, и пора было сматываться, я полетел вперёд и обнаружил, что огонь из-под земли вырывается наружу прямо сквозь пол! Если я и не мог зажечь своё пламя, то уж поддержать имеющееся, и помочь ему разойтись по всему зданию, было делом техники!
– А как же стражники у ворот?
– Проще простого! Я соврал огню, что там есть удобный выход, и на пару секунд он мне поверил. Правда, потом вернулся к прежнему направлению, но оба монаха, стоявшие на страже, за это время успели изжариться!
Больше я ничего не спрашивал. Искусство брата в обращении с огнём уступало только мощи нашего отца, но, похоже, было более интеллектуальным и тонким. Мне и не снилось, чтобы с огнём можно было разговаривать, а потому не было смысла дальше развивать эту тему. От чего вдруг загорелось капище я не знал, но не без тайного злорадства подумал, что это, наверное, сделали силы возмущённые поступком своего служителя.
Похороны состоялись в то же утро. Анхе не захотела оставлять тело названной сестры и подруги в чужой негостеприимной земле. Поэтому Кисточку, зашитую в парусину, с привязанным к ногам пушечным ядром, опустили в океанские воды, как только отошли на приличное расстояние. Это была уже пятая девушка, погибшая на моих глазах за наше короткое путешествие.
Правда первые четыре, сражённые стрелами во время схватки с кораблём Лимо, были преданы глубинам с воинскими почестями, торжественно и немногословно. А сейчас команду охватила такая скорбь, что я побаивался, как бы это не закончилось плохо! Пираньи не плакали и не молились, они почти не разговаривали друг с другом, и даже избегали встречаться взглядами. Анхе сначала ушла в свою каюту, но почти сразу вернулась, и встала на корме, глядя в сторону, недавно покинутого, берега.
Я с тревогой заметил, что её грозный арсенал, который в дни обычного плавания мирно лежал в сундуке, так и не покинул пояса хозяйки, даже наоборот, был тщательно вычищен и, по-видимому, перезаряжен. Бог знает, что творилось у неё в голове! Вдруг нашей пиратке захочется вернуться, и на самом деле стрельнуть по монастырю из "Мамки"? Надо было как-то направить её мысли в другую сторону.
– Они все сгорели, – сказал я самым уверенным голосом, хоть в душе у меня и не было такой уверенности.
– Жаль! – ответила Анхе будто издалека. – Интересно, а здесь есть ещё такие, как их там? Монастыри!
Этого только не хватало! Дочка Ванхагена, похоже, собиралась объявить войну всем встречным монахам! Я вполне понимал её, мне самому хотелось вернуться и устроить оставшейся братии кровавую баню! Но так было делать нельзя! Во-первых, тогда бы нас точно перебили, (пусть святое воинство и понесло потери, но сейчас они были озлоблены, и наверняка захотели бы взять реванш.) Во-вторых, эта драка обязательно закончилась бы новыми жертвами, а с меня и той, что уже случилась, вполне хватало! Ну, и, в-третьих – не они пришли к нам, а мы явились к ним в гости, свалившись, как снег на голову, и смутив покой благочестивой братии. Правда, они могли бы вести себя чуть более разумно при встрече с нами. По крайней мере, можно было попытаться решить дело миром, но нет! С нами не пожелали даже разговаривать – напали сразу, не дав ни малейшего шанса.
Я поймал себя на мысли, что ещё немного и сам начну уговаривать Анхе, повернуть корабль обратно к берегу! Нет, хватит!
– Интересно, долго ли нам плыть до Испании? – спросил я, неожиданно для самого себя.
Анхе, как-то странно посмотрела в мою сторону, и ничего не ответила, но мне показалось, что в уголках её губ мелькнула улыбка. В который раз мне померещилось, что эта девушка читает мои мысли!
Расстояние до Испании мы высчитали на следующий день, изучив морские карты эпохи, которая ещё не наступила. В который раз я упрекнул Огнеплюя в том, что он не пожелал воспользоваться преимуществами двадцатого века! Ну, хотя бы девятнадцатого. Карты, которыми мы располагали, изобиловали картинками, изображающими гигантских рыб и морских змеев, но я бы не поручился за их точность.
Кроме того, наши познания в морском деле были далеки от совершенства. У Анхе было больше практики, чем у меня, но я был более начитан, что впрочем, не давало никаких преимуществ. Курс мы проложили с горем пополам, и оставалось только надеяться, что нам удастся не промазать мимо Испании.
А ещё, я думал, что жестокий урок, полученный нами во время последнего приключения, не прошёл даром, и теперь пираньи будут осмотрительнее и перестанут безрассудно бросаться в новые приключения, очертя голову. Напрасно же я надеялся! Впрочем, сначала был сюрприз.
Продрав, как-то утром глаза, я увидел Монику, перегнувшуюся через фальшборт. Сначала я подумал было, что она рассматривает что-то в волнах, но звуки, раздававшиеся с её стороны, показали, что я ошибся – девушку рвало! Это было странно, ведь пираньи совершенно не были подвержены морской болезни, что же случилось?
Первой моей мыслью было то, что Моника получила, какое-нибудь повреждение во время нашей схватки в монастыре и скрыла это. Но никаких повреждений на ней не было видно. (По причине жаркой погоды на девушке были короткие панталоны и безрукавка нараспашку, одежда, которая практически ничего не скрывала.) Отравление тоже пришлось отбросить, так-как мы питались все из одного котла, а продукты добытые на берегу и в бухте, (битая птица и рыба), были засолены по всем правилам, и сомнения не вызывали. В конце концов, отравиться мы могли только все вместе!
После того, как совершенно зелёную Монику, вывернуло в десятый раз, мы собрали консилиум, который состоял из Анхе, меня, Огнеплюя, Щетинки, Занозы и Пчёлки. Мне пришлось вмешаться, чтобы оградить Монику от желания её подруг пощупать и помять ей живот. После долгих интимных расспросов и сопоставлений, был сделан один возможный вывод – Моника беременна!
Это могло произойти только на корабле Лимо, когда мы на несколько часов оставили команду без присмотра. И как они только ухитрились? Не имея не только опыта, но даже представления о том, что к чему в таких делах! Поистине природу не обманешь. Когда мы собрали команду и напрямую спросили, кто ещё делал то, что сделала Моника, две пираньи сознались в этом без всякого стеснения.
Девушки не чувствовали опасности для себя в таких делах, и не испытывали никакого смущения, как это и подобает истинным детям природы не запуганным человеческими предрассудками. Они только изумлённо поглядывали на заболевшую Монику и пожимали плечами.
Надо было видеть Огнеплюя! Он нервно расхаживал по палубе, уперев крылья в бока, отпускал словечки покрепче, чем "каррамба" и сплёвывал искрами, рискуя поджечь корабль.
Вот, когда я от души пожалел, что рядом нет моей высокоучёной сестрёнки Мегги! Из нас с братом повитухи могли оказаться неважные, на помощь остальных тоже было мало надежды. Конечно, рано ещё паниковать, но где-то через полгода мы должны были решить эту проблему.
Допрос двух других "согрешивших" пираний выявил, что пополнение следует ждать ещё от одной, просто у неё беременность проходила без такого сильного токсикоза, какой свалил бедную Монику. Третья девица выскочила из этого приключения без потерь и приобретений, но нам хватило головной боли по поводу первых двух.
– Каррамба! …! … …! Вот поэтому я и не взял к себе на остров мальчишек! – досадовал Огнеплюй, который никак не мог успокоиться. – Знал, что это произойдёт рано или поздно, но не думал, что так быстро, и во время плавания! И куда глядели мои глаза? Интересно, а все ли признались? Может ещё кто-нибудь из них того…, а?
В ответ на такие разговоры я только пожимал плечами. Даже если кто-то из пираний и в самом деле "того", но при этом молчит, то последствия от этого "того", либо есть и мы о них скоро узнаем, либо их нет, а тогда какая нам разница? Заботиться о моральной устойчивости этих юных пираток, было равносильно попытке читать нотации птицам небесным! Да и так ли уж аморально то, что они сделали? С точки зрения природы, в этом не было ничего аморального, а с точки зрения людей… Людьми здесь были только они сами, мы с братом всё же были драконами!
Когда я говорил, что мы основательно запаслись продуктами на берегу, то несколько погрешил против истины. Наш рацион не отличался разнообразием, а запасы оказались вовсе невелики. Надо было предпринять новую экспедицию на берег, хоть при воспоминании о том, что произошло во время последней, у меня пропадало всякое желание это делать. Однако быстро пустеющие бочонки не оставляли нам выбора.
Такой удобной бухты, как в прошлый раз, увы, не нашлось, и нам пришлось встать на якорь недалеко от берега. В качестве шлюпки был использован плот, который мы всё это время вели на буксире. Я давно подумывал, что при случае нам необходимо обзавестись лодкой, но пока такой случай не предоставлялся.
Прежде чем мы сошли на берег, Огнеплюй предпринял глубокую воздушную разведку, и сообщил, что крупных поселений в округе не наблюдается, но чуть подальше есть небольшая рыбацкая деревня. Соваться туда я не собирался, выменивать еду всё равно было не на что, а грабить бедных рыбаков я бы пираньям не позволил.
Впрочем, девушки ловили рыбу и охотились с поразительной ловкостью, а потому наши закрома быстро наполнялись, и вскоре должен был наступить тот день, когда мы будем готовы отправиться дальше.
Я жалел только, что нынче был не сезон для яблок, ведь яблонь на берегу росло великое множество, но они стояли все в цвету, словно стадо белоснежных овечек. Чтобы, хоть как-то разнообразить наш стол, Анхе набрала несколько мешков, каких-то трав и кореньев среди которых я узнал дикий чеснок, остальные были мне не известны. В общем, всё пока шло удачно.
Беда пришла, на сей раз, со стороны океана. Как-то утром я выбрался из шалаша, служившего мне временным жилищем, и, взглянув на горизонт, заметил крохотную точку, как раз на линии, разделяющей небо и воду. Почти сразу рядом с первой появились ещё две, а чуть погодя ещё одна, несколько поодаль от остальных. Я сразу понял, что это корабли, которые идут в нашу сторону, и нехорошее предчувствие шевельнулось где-то в глубине души.
Надо было решить, что делать – не двигаться с места в надежде, что нас не заметят или сняться с якоря, и, как можно быстрее, убраться отсюда. Я разбудил Анхе, ещё спавшую в соседней палатке, и показал ей корабли, которые становились всё больше. Она довольно долго разглядывала их в подзорную трубу, пока я высказывал свои соображения.
– Ну, вот, наконец, и добыча! – изрекла эта пиратка, которая пропустила все мои слова мимо ушей.
Каррамба! Мало нам несчастий! Вместо того чтобы избежать лишних неприятностей, мы теперь пойдём им навстречу, и засунем голову в пасть тигру! Конечно, я попытался отговорить безрассудную девицу от этого безумства, и конечно потерпел в этом полный провал! Заработал только пару нелестных фраз в свой адрес. Было понятно, что Анхе желает выпустить пар, и сделать это собирается не иначе, как по-пиратски.
Не прошло и получаса, как наша галера летела навстречу неизвестным кораблям, которые буквально росли на глазах, становясь всё ближе и ближе. Мы с Анхе стояли на носу, и по очереди глядели в подзорную трубу с мутноватыми стёклами.
На первый взгляд к нам приближались обычные ганзейские суда, похожие на корабль Лимо, как родные братья. Но, что-то мне в них не нравилось! Что-то заставляло меня вновь и вновь разглядывать эти корабли, словно я собирался запомнить их в мельчайших подробностях. Я уже упомянул, что кораблей было сначала три, а потом появился четвёртый. Так вот, этот четвёртый вдруг куда-то исчез! Я не мог понять, куда он делся, не мог же он нырнуть?
Решив не отвлекаться на это обстоятельство, я сосредоточил внимание на первых трёх. Что же в них такого, от чего так беспокойно у меня на сердце?
Так, посмотрим! Пузатые бока, придающие судну хорошую устойчивость, но мешающие развить приличную скорость. Кормовые и носовые башенки для лучников. Это тоже не новость, ганзейские суда знакомы с пиратами не понаслышке, и путешествуют всегда с вооружённой охраной. Дальше – паруса, примитивной ещё, формы. До расцвета парусного искусства несколько веков, а пока это просто прямоугольники ткани на невысоких мачтах.
Вот только почему они чёрные? Это что, пираты? Чепуха, чёрные пиратские паруса бывают только в детских книжках! А ещё, на них, что-то нарисовано красным, но пока я не мог разобрать, что именно.
Моё внимание привлекло обилие палубных надстроек, которого я на подобных судах никогда не видел. Это были какие-то сооружения, возле каждого из которых копошились по нескольку человек. Долгое время я не мог понять, что это, но вдруг в солнечных лучах блеснул широкий наконечник дротика.
Катапульты! Эти корабли были сплошь уставлены катапультами и представляли собой плавучие стрелковые батареи! Я вновь навёл трубу на паруса. Конечно! На каждом был изображён поверженный красный дракон, насквозь проткнутый дротиком! Ко всему прочему на флагах, полощущихся на ветру, белым по чёрному, красовалось изображение отрезанной женской головы с распущенными волосами, пустыми глазницами и ощеренным ртом.
Теперь намерения приближающейся к нам флотилии были яснее ясного – пристрелим дракона и оттяпаем голову "Белой Ярости"! Нас преследовала карательная экспедиция, а мы спешили прямо к ней в лапы!
Когда я сообщил свои соображения Анхе, она стала похожа на тот рисунок, что я только что видел на флагах. Повернуть? Никогда! Полный вперёд! И мы налегли на вёсла, что было сил! Я говорю "мы" в прямом смысле этого слова, ибо Моника и та другая пиранья, имени которой я не помню, были поставлены к рулевому веслу, а их места заняли я и Анхе. Помню, в голове у меня мелькнула гротескная мысль – нами правят беременные женщины, куда это нас заведёт?
Но вот мы сблизились с кораблями настолько, что стало возможно различить выражение лиц моряков столпившихся у фальшбортов. Эти рожи не сулили нам ничего хорошего. Скажу по другому – простые, грубые лица викингов, казались воплощением человеческой доброты и кротости по сравнению с физиономиями глядящих на нас ганзейцев.
Анхе скомандовала поворот, и судно резко накренилось влево. Это было сделано, не для того, чтобы уйти от столкновения, а чтобы развернуться к неприятелю правым бортом и дать залп! Ганзейцы тоже стали поворачивать, и благодаря их невысокой скорости это удалось им сделать быстрее!
Я вдруг понял, в каком мы очутились положении, и что сейчас произойдёт! Нас опережали на считанные секунды, ведь пока поворот не закончен из пушек, намертво закреплённых на палубе, стрелять было бесполезно, весь залп ушёл бы в сторону! Анхе крикнула нашим рулевым, и они ещё сильнее налегли на своё весло, так что галера чуть не зачерпнула левым бортом! Это нас и спасло! Ганзейцы поторопились, они дали залп из катапульт, как раз в тот момент, когда нос и правый борт нашей галеры были задраны к небесам, так что тучу дротиков мы приняли правой стороной корпуса!
Наше судно вздрогнуло, словно от удара хлыстом! Я уже рассказывал, как во время абордажа корабля Лимо, дротик, выпущенный из катапульты, отбросил одну из пираний поперёк через галеру и пришпилил её к противоположному борту. Так вот, та катапульта была далеко не такой мощной, как те, которые прихватили с собой ганзейцы для охоты за "Белой Яростью"! Дротики, каждый толщиной с руку, войдя в правый борт нашей галеры, высунули свои широкие лопатообразные жала из палубы! Некоторые из них вообще пролетели насквозь и скрылись в волнах океана, но большинство так и осталась торчать в нашем корпусе, и теперь мы вспахивали волны их оперением. Это заметно снизило наш ход, кроме того в трюме образовалась течь, но поворот был закончен!
Анхе и ещё несколько пираний побросали вёсла и ринулись к пушкам, где их уже ждал Огнеплюй с тлеющими фитилями. Я тоже достал свою пушку, но пустить её в ход так и не успел. Залп грянул нестройно, но прежде чем всё заволокло дымом, я увидел, как ганзейский флагман вздрогнул, будто от удара снизу, и на нём упала мачта! Но выяснять, что там происходит, было некогда, мы снова налегли на вёсла, и под прикрытием дыма развернули галеру другим бортом к неприятелю.
На это ушло немного времени, но ганзейцы успели перезарядить свои метательные орудия, и снова дали залп первыми! Нас опять спасла их поспешность! Наверно пороховой дым сбил с толку этих стрелков, и рой дротиков пронёсся над нашими головами, срезав почти все наши снасти и разорвав парус в клочья!
Наш ответный залп был не лучше – из-за того, что галера накренилась, навести пушки оказалось весьма непросто, и большинство ядер перелетели вражеские корабли, не нанеся им никакого вреда. Только два-три выстрела продырявили парус одного из них, а одно ядро разнесло боевую башенку на другом. Насколько я мог видеть, стрелков в это время на башенке не было.
Галера всё больше и больше кренилась на правый борт, а это значило, что течь в трюме усиливается. Помпа на борту имелась, и две пираньи уже вовсю работали её рычагом, но так долго не могло продолжаться.
– Надо уходить! – сказал я Анхе, которая с угрюмым видом перезаряжала "Мамку".
Девушка зло посмотрела на меня, но, взглянув в сторону ганзейцев, всё же согласно кивнула. От вражеского флагмана над волнами торчала одна корма, но два других корабля, почти не пострадавшие от наших выстрелов, делали разворот для удобного прицеливания, и следующий их залп мог стать для нас роковым. Нам же было крайне сложно отбиваться, поэтому мы напоследок ещё раз шарахнули в сторону ганзейцев и, не выясняя результаты этого залпа, бросились наутёк, пока дым не рассеялся.
Грести, когда судно завалилось на один борт, было крайне неудобно. Управлять им, наверное, было ещё труднее, поэтому мы виляли из стороны в сторону, но, несмотря на эту инвалидную походку, расстояние между нами и ганзейцами всё больше увеличивалось. Они стреляли в нас ещё и ещё, но попасть в судно, которое идёт зигзагами, оказалось непростой задачей. Правда, нашу корму украшали несколько засевших там дротиков, напоминавших общипанный хвост, но это никому не вредило.
Я подумал было, что опасность миновала, но вдруг заметил ещё один корабль идущий нам наперерез! Это был тот – исчезнувший. Откуда он взялся? Где прятался?
Обдумывая эти вопросы позже, я пришёл к выводу, что он шёл в кильватере ганзейской флотилии, и потому не был виден сначала, а потом в пылу битвы мы о нём просто забыли. И вот теперь настала пора вспомнить об этом новом преследователе. Вспомнить и ужаснуться!
Прежде всего, это было не ганзейское судно. Оно напоминало скорее драккар, но явно не было изделием викингов. Шёл этот корабль, как и мы на вёслах, которые мерно взмахивали и опускались, выдавая отличную выучку мореходов. Как и у ганзейцев, парус этого судна был чёрным, но на нём был изображён не дракон проткнутый дротиком, а христианский крест, объятый языками пламени!
Если при приближении ганзейцев меня тревожило ощущение опасности, то теперь сомнений не было никаких – на нас надвигалась сама смерть! Анхе тоже поняла это, а когда на носу корабля-преследователя появилась фигура в чёрных доспехах, девушка вскрикнула, и в её голосе я услышал одновременно гнев и ужас! Человек, стоявший на носу приближающегося судна, был одет в воронёную кольчугу закрывающую всё тело, чёрный плащ с изображением того же пламенеющего креста и шлем похожий на ведро, который, как мне известно назывался "топфхельм", и был очень популярен у рыцарей раннего средневековья.
Несмотря на то, что лицо этого чудовища скрывалось за стальным забралом, мы сразу узнали его – это был наш старый знакомый, настоятель монастыря воинствующей церкви, который не только выжил, но и сменил вид деятельности. Теперь, похоже, его целью стала поимка "Белой Ярости". Он тоже узнал нас, и даже сделал в нашу сторону движение рукой одетой в чёрную перчатку, расшитую серебряными звёздами…
Анджелика, пожалуйста, дослушай всё до конца! Я знаю, о чём ты сейчас подумала, но всё же прошу тебя, сядь и дай мне рассказать всё, как было!
Итак, рыцарь в чёрных доспехах сделал в нашу сторону некий жест, который можно было принять за приветствие, но скорее это было выраженное в движении желание схватить! И он мог это сделать!
Его судно заметно превосходило нашу покалеченную галеру в скорости, и сейчас оно стремительно приближалось. Анхе попыталась достать преследователя пушечными выстрелами, но целиться через корму было невозможно, а развернуться для стрельбы, означало подставить борт под таранный удар.
– Надо выбросить их! – вдруг сказал Огнеплюй, указывая на пушки. – Необходимо облегчить судно!
Анхе взглянула на него с тем же выражением, что и на меня, когда я предложил отступить, но, как и тогда, тут же согласилась.
– Слушай братец, – спросил я Огнеплюя, – а тебе не кажется, что сейчас неплохо было бы оказаться на твоём острове, а?
– Кажется! Но я не могу открыть здесь проход между мирами. Таких мест вообще немного, и мы сейчас далеко от ближайшего. Думаешь, мне не приходило это в голову раньше? Если б мог, то открыл бы портал ещё тогда в монастыре!
Пушки и ядра полетели за борт. У Анхе стояли слёзы в глазах. У меня тоже почему-то от всего этого сжималось сердце, и, вынужден признаться, свою "вертлюгу" я всё-таки припрятал под скамьей, на которой сидел. После облегчения галера основательно прибавила ход, и расстояние между нами и преследователями несколько увеличилось. Но вскоре мы поняли, что этого мало! Пираньи дрожали от усталости, я и сам начал выбиваться из сил, а у противника, похоже, было вдвое больше гребцов.
Кроме того, на палубе вражеского корабля начала выстраиваться абордажная команда, в которой я узнал наших старых знакомых, воинственных монахов! Среди них даже, (вот сюрприз!), были двое раскрашенных в сине-белый цвет! А я-то думал, что всех их перебил тогда на подземном кладбище! Но ничего! Прежде чем нас порубят, в чём уже не было сомнения, я возьму их жизни, а если повезёт, то прихвачу с собой и отца-настоятеля!
Я берёг дыхание для битвы. Понимал, что всего моего пламени не хватит, чтобы выиграть схватку с таким количеством противников, но для себя решил – они не одержат над нами лёгкую победу! Они получат такой фонтан огня, который запомнят надолго, даже если при этом сгорят мои лёгкие! Ах, если бы у нас был хотя бы такой огонь, каким я обладал до превращения!
