Murav K.A
Вестники Весны

Дэйкири. Деревня Меркитасиха.

Мать Эленхета совсем помешалась перед появлением ребёнка. Дура-соседка сказала ей, что малыш может заболеть, если в доме будет недостаточно чисто, поэтому целое утро сёстры потратили на мытьё стен и потолков во всей норе. Самый бесполезный раб и Соплежуйка не участвовали в этом бездарном занятии и расчищали снег на улице. Это, на взгляд Дэйкири, тоже бестолковое дело, но хотя бы приятное.

Дэйкири отрешённо намывала одно и то же место. Мысли её витали далеко: мир грёз снова послал ей кровавый сон, и он всё ещё стоял у неё перед глазами.

В свете едва пробудившегося утра багряная, что давленая клюква, лужа расползалась по снегу. Дэйкири опустила взгляд на руки: они были заляпаны алым. Девочка в омерзении обтёрла ладони о чистый снег, и от её прикосновений, он тут же потемнел, налился краснотой, словно яблоко по осени.

Дэйкири принялась яростно оттирать руки, но они не становились чище. В панике она огляделась и тут же наткнулась на тело с колотой раной в шее. Дэйкири потянулась к трупу, но… тут воспоминание обрывалось. Кто это был, она не помнила.

Что показывает ей мир грёз? Это она кого-то убила? Или убьёт? Или это всего лишь дурной сон? А может, предупреждение, и опасность грозит кому-то из её родни? Но кому же? Как вспомнить лицо убитого?

– После твоей уборки только больше грязи становится! Ты хотя бы раз воду меняла? – привязалась к Дэйкири мать Эленхета.

Дэйкири раздражённо оторвалась от раздумий. По мнению девочки, менять воду, которая через три отжатия тряпки снова запачкается, – лишняя трата времени.

– Можно я лучше на охоту пойду с отцом?

– Дэйкири, скажи, пожалуйста, зачем мужчине такая жена, которая умеет охотиться, но не умеет убираться?

– Кому в здравом рассудке приспичит мыть стены?!

– Спасибо, дорогая! А кому в здравом рассудке понадобишься ты? Охотиться и без тебя смогут, а готовить и убирать дом кто в вашей семье будет? Я?

Дэйкири не ответила и шмякнула тряпку в ведро так, что вода хлынула во все стороны, сжала челюсти и исподлобья уставилась на мать Эленхету.

– Девочка должна быть хорошей хозяйкой! Опрятной и ухоженной. – Мать схватилась за живот и опёрлась о стену.

– Девке тринадцать лет! – она уже обращалась к потолку. – А ведёт себя, как мальчишка! И за что мне досталась такая обуза? Разве я многого прошу?! И так за тебя всё сёстры делают. Посмотри на Хеллу! Вот у кого проблем с женихами не будет! Загляденье, а не невеста! А ты?! Такой дурной пример для Инги!

Дэйкири развернулась на пятках, слёзы обиды затопили глаза. Она бросилась прочь по лазу, даже не одевшись, выскочила на улицу, налетела на Лилёк, споткнулась. Алекс, дремавший с лопатой в руках, отшатнулся от Дэйкири, и та, не останавливаясь, ни на кого не глядя, побежала в сторону реки.

Меркитасиха всё ещё не вскрылась от ледяного забвения. Тишина. Дэйкири, разогретая гневом, сидела на мосточке для стирки и таращилась в никуда.

– Как меня угораздило родиться женщиной?

Величественные ели на том берегу молчали, как древние идолы, устремлённые к небу, которым  не было дела до глупых переживаний маленькой девочки. Дэйкири отломила льдину, нависавшую на краю моста, размахнулась и с силой бросила её в середину реки, та едва слышно провалилась в снежную шубу, укрывавшую спящую воду.

Заскрипел снег. Кто-то спускался по нетоптаной тропе к мосточку, Дэйкири не обернулась – она узнала отяжелевшую походку. Мать прошла по мосту и накинула на девочку доху, встала рядом. Дэйкири обернулась и поглядела ей в лицо.

Они молчали. Ни та ни другая не признавали себя виновными в ссоре, не спешили оправдываться и, обнимаясь, плакать друг у друга на плече – в племени ийра́т было не принято делиться чувствами и обсуждать переживания.

Мать Эленхета постояла на мостике, так и не обронив ни слова, развернулась и направилась вверх в деревню, Дэйкири пропихнула руки в рукава и накинула капюшон. Тут же стало теплее. Посидела, обдумывая произошедшее, и снова обратилась к деревьям:

– Что ж, вернусь, домою стену.

Природа молчала, синие ели не собирались влиять на её решение.

– Ла-а-адно, так и быть, воду тоже поменяю.

Алекс. Деревня Меркитасиха.

Нас с Девочкой отправили стричь овец в одну из дальних комнат норы. Соплежуйка Лилёк пускала пузыри из слюней и, счастливая, намазывала бараний помёт на стенку деревянного загончика. Я вздохнул: не имело смысла что-то говорить этой дурочке, в её дырявой голове информация не зацеплялась ни на миг.

– Теперь оближи пальцы, Лилёк, – злобно сказала Девочка.

Я посмотрел на неё, приподняв брови, дикарка коварно улыбнулась и продолжила методично стричь барана.

Вечерело. В норе становилось сумрачно, и я вспомнил, что давно не посылал сигнал бедствия. Да зачем? Всё равно его никто не услышит.

– Что ты возишься с этой сопливой? К третьей весне её убьют и принесут в жертву богам.

Рука непроизвольно дёрнулась, и я выпустил шерсть.

– Это шутка?

– Конечно, нет.

– Что? Она же ничего вам не сделала!

– Ну, на праздник нам нужна чья-то кровь, так что… Может, хочешь сам стать жертвой вместо неё? – хмыкнула Девочка.

Я заткнулся и уставился в пол: дикари превзошли сами себя в культурном уровне. Принести разумное существо в жертву несуществующим богам! Впрочем, какая мне разница? Пусть делают, что хотят, лишь бы меня не трогали.

Я вернулся к мучению овечки: одной рукой ухватился за шерсть, второй попытался ровно срезать кудрявую шубу. Прерывать срезаемое полотно было нельзя, но, рука тряслась – пальцы затекли и стёрлись от тяжёлых ножниц. Овечка грустно поглядела мне в глаза. Я подумал о Лилёк: когда её будут убивать дикари, она даже не поймёт, что происходит. И? Это нормально?

– Слабому птенцу не хватит еды, среди более сильных сородичей; увечный, волк не выживет, если не сможет охотиться. Природа жестока и мы её суть. Жива убивает слабых, хочет, чтобы её дети становились сильнее, и моё племя лишь живёт по её законам.

  Я поглядел в глаза Девочки, почти звериные. Мы были с ней, словно две крайности противоположного, и жутко становилось от этого, как будто не найтись меж нами компромиссу.

– Не хочу быть сутью такой природы.

– Ну, поплачь сюда, неженка, – Девочка похлопала по своему «дружескому» плечу.

Я врубил музыку в ухе и, не глядя на дикарку, сосредоточился на шерсти.

***

Утром мы с Девочкой шли к бабуле. По дороге дикарка остановилась, повела носом и резко развернулась – оказалось, за нами увязалась Лилёк.

– Что ей надо? – спросила у меня Девочка, как будто я мог прочесть мысли мелкой.

– Лилёк, ты чего?!

Дурёха шла босая по снегу в одном платьице, её дремлющий взгляд порхал по растянувшим белёсые крылья облакам, а в руках была неизменная соломенная кукла.

Пришлось вернуть Соплежуйку в нору, но замков на дверях дикарских домов не водилось, и через несколько минут Лилёк снова ползла за нами по снегу на всех четырёх.

– Нужно одеть её, – я обратился к Девочке.

– Зачем? Хочет ползти полуголая – пусть ползёт. – Девочка сплюнула.

– Она заболеет.

– И?

Я разозлился, будто мне небезразлично, будет Лилёк здорова или нет.

– Дай шубу. У вас с сёстрами поди есть те, из которых вы выросли.

Девочка закатила глаза, но всё-таки вернулась в нору, нашла в отдалённых комнатах старую доху, и я напялил её на Лилёк. Шуба оказалась длинной и волочилась по земле, так что малявка напоминала забавную обезьянку, но хотя бы не мёрзла.

Так, втроём, мы и отправились к бабуле.

Дурочка-Лилёк отстала на полдороги, и когда я обернулся, то обнаружил, что она за нами больше не идёт.

– Хватит! Ничего не случится с твоей дебилкой. Найдём на обратном пути. – Девочка схватила меня за рукав и потащила вперёд.

Сегодня бабуля что-то вышивала, а увидев нас, подняла голову и улыбнулась.

Без особого интереса я спросил:

– Как у вас дела? Что шьёте?

– Вот, вышиваю платье свадебное для старшей внученьки. Чтобы вспоминала бабушку после того, как покину этот мир.

Я бездумно кивал в ответ.

– Кто твоя семья, Алекс? – обратилась ко мне бабуля. – Почему не ищут тебя?

Последний вопрос беспокоил меня уже несколько недель, поэтому ответ вырвался сам собой:

– Они не знают, что я жив. Наверное, думают, что погиб, иначе давно бы прилетели.

Сказав это, я прикусил губу, а ведь, скорее всего, так и было. Раздумывая над этой мыслью, я замкнулся в себе и больше не отвечал ни на какие вопросы.

Через час мы вышли из преднорового домика, после общения со старушкой Девочка стала ещё более хмурой.

– Сам ищи свою дурёху. Я скажу матери, что ты опоздаешь, – невразумительно пробурчала она и, не оглядываясь, ушла в сторону дома.

Дождевыми червями извивались расчищенные от снега тропинки, деревня дремала – тихая и пустая. Из-под снега торчали серые скелеты деревьев и надгробия треугольных нор, многие предноровые домики покосились, а то и развалились, погрызенные старостью.

Я настроил фокусировку и, забравшись на холм, проглядел окрестности. Приближал и отдалял изображение, но Лилёк не появлялась в поле зрения. В низине простиралась укрытая льдом река, в центре деревни я заметил что-то странное, приблизил детали, но так и не понял, что это – какие-то деревянные столбы.

Не представляя, где искать Соплежуйку, пошёл к странным обелискам. По дороге не встретил ни души: ни зверей, ни аборигенов. Не знаю, какие звери должны гулять по деревне зимой, но, может, хотя бы собаки? Центральная улица образовывала круг, в середине которого зубьями торчали деревянные статуи.

– Аус-с-се… тс-с-с… рок-к-к, – зашелестело в голове.

Я забеспокоился, и голоса, мигом почувствовав нестабильность, подняли незримые макушки и зашептали потусторонние песни. Этот дурацкий дефект всегда мешал мне нормально жить, а особенно здесь, на Живе, без антипсихотических средств, голоса расшалились и проявлялись всё чаще.

Двенадцать идолов смотрели на меня пустыми выдолбленными глазами, двое из них, возвышаясь над остальными, держа в руках гигантскую чашу. Что это под чашей? Я шагнул в круг чёрных истуканов. Звуки снаружи затихли, лишь стучало сердце в горле. Одна из статуй держала в ладони под чашей алый светящийся камень.

Этого не может быть: амультара таких размеров – неслыханное богатство, великий источник энергии. И это сокровище находится в грязном поселении дикарей?! Да эти глупцы даже не догадываться, чем владеют! Вот так, посреди улицы, никем не охраняемая, просто невероятно!

Мои собственные амультары, встроенные в виски, вены на руке и солнечное сплетение, были крошечными, но всё равно дорогими. Они, соединённые с сосудами, давали бесконечный ресурс для обогрева тетракостюма, расширенного зрения, выхода в сеть и других дополнений, но эта амультара была в десятки раз больше моих. И она светилась, а значит, её к чему-то подключили и что-то с её помощью производили. Что же?

– Чем ты тут занимаешься? – Я прищурился и обошёл статуи.

Очевидно одно – амультара подсоединена к чаше и идолам, возможно, в их руках скрывался механизм, приводящий её в действие. Осмотрел статуи: женщина и мужчина – местные языческие божки. Начал копаться в памяти и файлах, разыскивая хоть какие-то сведения об амультарах и богах на Живе. Конечно же, я не удосужился скачать никакой книги по истории или культуре планеты. Обнаружилась только маленькая, случайно сохранённая статья о Наукограде.

Я пролистал её и нашёл лишь пару строк о местных жителях: «С переходом в так называемый мир грёз у населения связано множество ритуалов…»

Бла-бла, листаем дальше: «Ещё одна особенность культуры – узаконенная у всех народов религия – Двуединство. Все расы почитают богами одиннадцать братьев и…» Бла-бла, перечисление имён… «Во главе богов стоят близнецы: брат и сестра, а верховным божеством, прародительницей близнецов и жизни, аборигены почитают саму Живу».

Ничего нового! Это я и без «гениальнейшей» статьи знал.

Украдкой обернувшись, убедился, что не появилось непрошеных свидетелей. Никого. Осторожно сдвинул тяжёлую крышку с чаши над амультарой. Наполнявшая её кровь подсвечивалась снизу сиянием кристалла – ничего не понятно. Я посмотрел в глаза одного из близнецов:

– Кровь – ваш источник энергии, очевидно? Но для чего же здесь, в глуши, установлен такой артефакт? Дикари приносят вам жертвы и так наполняют магию амультары свежей силой? Интересно, а они знают, зачем это делают?

Божественный брат молчал и улыбался мне почерневшими от крови губами.

Я отвернулся от чаши и вздрогнул – за спиной стояла Лилёк и неторопливо жевала стекающие в рот сопли.

– Поглоти тебя Бездна, Лилёк! Что пугаешь?

Я присел и попытался вытереть её лицо краем шубы, но девчонка вывернулась, заверещала и, размахивая болтающимися рукавами, припустила прочь.

Дэйкири. Деревня Меркитасиха.

Дэйкири прокралась в спальню, схватила копьё и, надеясь, что её не успеют нагрузить делами, поспешила удрать из дому. Однако когда юная охотница уже поднялась на первые ступени лаза, её окликнули:

– Дэйкири, ты куда?

Она вжала голову в плечи и с неохотой обернулась.

– Да… я… на разведку.

– В лес пойдёшь? – Старшая сестра Хелла отложила пряжу и поднялась с подушек.

– Ага.

– Здорово, я с тобой, – с этими словами сестра начала быстро одеваться.

Дэйкири растерянно застыла у лаза, пытаясь решить: рада она непрошеной попутчице или не очень.

– Быстрее, быстрее, пока Инги нас не заметила, – прошептала Хелла и, словно шустрая белка, взбежала по ступеням.

Сёстры прошли по деревне, миновали нору бабушки Томань и повернули в сторону леса.

– К матери забегала тётушка Тиана, говорит, у ней муж ходил до упавшего летучего корабля, – загадочно начала Хелла.

Однако Дэйкири не заинтересовало это известие, она пожала плечами и фыркнула в ответ. Хелле не понравилась реакция сестры, и она недовольно поджала губы. Шли молча.

– О, Эра! – вскрикнула Хелла, и с тревогой произнесла: – Дэйкири! Только не говори, что ты сама уже ходила до корабля?!

– Тщ-щ! – Дэйкири замахала руками, пытаясь приглушить вопли сестры.

Девочка ссутулилась и, словно испуганная лисица, оглядела окрестности. Убедилась, что они одни, и быстро заговорила:

– Конечно, ходила. Но там ничего интересного, всё разбилось, нечего и спереть.

– Что, совсем? Как же так? Мальчик ведь выжил, и Лилёк.

Дэйкири вздохнула:

– Ну, там всякая ерунда: обломки, какие-то обрывки. Странные скреплённые подушки.

– И ничего чудодейственного?

– Нет… Не знаю, как эта штука летала, у неё даже крыльев нет.

– Жаль… Верно, вещие управляли кораблём силой своих молитв, – произнесла Хелла и призадумалась.

– Корабль ведь неблизко разбился… – протянула она. – Не боишься отходить так далеко от защиты амультары? Вообще-то это опасно: там могли быть скитальцы или кто похуже.

– Да ничего там… – Дэйкири начала оправдываться, собираясь сказать, что никого у корабля не было, а духов и выходцев из других миров она не боится, но в этот момент дорогу сёстрам преградил кузен Эрхан.

– О! Эрхан! – Хелла радостно помахала.

– Сестрёнки, гуляете? – улыбнулся кузен.

– Ага, пройдёшься с нами?

Братец с масленой мордой поклонился и принял приглашение, Дэйкири простонала от досады, но осталась неуслышанной. Хелла вмиг позабыла, о чём они только что говорили, и защебетала с Эрханом нежным певучим голосом:

– А ты куда шёл-то?

– Вернее, откуда, – не без самодовольства заметил братец. – Недалеко деревья поваленные нашёл, корни торчат – загляденье! Нарублю на прялки.

– Ох, как здорово! – восторженно воскликнула Хелла. – Неужели и прялки сам вырубать станешь?

Дэйкири подумала, что, если её не стошнит за прогулку, это будет большая удача. Мозги Хеллы окончательно оцепенели, и она, позабыв про сестру, без устали вертела хвостом перед Эрханом, то смеясь над его шуточками, то восторгаясь умениями.

«Неужели и я доживу до того, что бестолковый паренёк мне весь ум задурит?» – размышляла Дэйкири.

Она так бы и шла, не вмешиваясь в разговор, но Эрхан зачем-то про неё вспомнил.

– И на кого ты с таким копьём собралась? Им только рыбу или барсуков тюкнуть можно. Древком.

Довольный своим остроумием, кузен засмеялся. Предательница Хелла глупо хихикнула в кулачок. Наверное, размякший от внимания Хеллы кузен ожидал, что Дэйкири смутится или попросит его поохотиться вместо неё, но в ответ получил язвительное:

– Могу тюкнуть тебя, вот и проверим, на что сгодится.

Он шутливо поднял руки.

– До чего ж ты опасная!

Дэйкири наставила на него копьё и зарычала.

– Угомонись! – Хелла загородила Эрхана плечом. – Что ты такая злющая? Он же просто шутит.

– Пусть отпускает свои шуточки в другом месте, – огрызнулась Дэйкири. – Не в моём присутствии. И не обо мне. Проваливай, братец.

– О! Не слушай её! Эта бешеная вечно не в настроении. – Хелла с тревогой заглянула в глаза Эрхана.

Но он не обиделся. Улыбнулся старшей сестре и лишь засмеялся в ответ на грубость Дэйкири:

– Копьецом-то не размахивай, упаси Анна, сама напорешься. Остыла бы, милая сестрёнка, а то не девушка, чисто зверь лесной.

Дэйкири не шевелилась, всё ещё направляя копьё на кузена.

– Хелла, увидимся, пора мне. – Эрхан, будто не замечая Дэйкири, поклонился её сестре и пошёл в направлении Меркитасихи.

Сёстры остались в тишине меж спящих в зимних одеялах елей.

– Какого беса здесь происходило, Хелла?! Это же наш брат! Ты с ним любезничала?

Хелла растерянно хлопала глазами, наматывая косу на палец.

– Вообще-то, не брат он нам, а только по отцу кузен, так что ничего зазорного. Статный да красивый. У нас в деревне, думаешь, такой большой выбор парней?

Дэйкири хмурилась, склонив голову и спрятав глаза под капюшон, а сестра всё распалялась:

– А ты что же? Зачем нагрубила ему? Хочешь женихов не только от себя отогнать, но и от меня?

Хелла, судя по всему, ослепла и оглохла, ведь это поганый Эрхан первый оскорбил копьё Дэйкири.

– Хелла, умом тронулась? На чьей ты стороне?

Но сестра не ответила, она топнула ногой так, что снег взлетел вихрем, сжала кулаки и, не оглядываясь, помчалась вслед за кузеном.

Дэйкири двинулась своей дорогой. В голове ещё звучали насмешливые слова Эрхана: «…упаси Анна, сама напорешься… А то не девушка, чисто зверь лесной».

«Девушка… тоже мне. И почему меня судят только по этому? А если я не хочу быть девушкой? И что значит – быть девушкой? Превращаться в дуру при встрече с самодовольным мальчишкой?».

Вспомнив то, как переменилось поведение Хеллы, Дэйкири разозлилась, закричала и с размаху врезала копьём по сугробу: «Нет уж! Спасибо. Лучше не буду девушкой! Если боги дозволят, я стану мужиком, когда вырасту!»

Эта мысль девочке так понравилась, что она остановилась и, счастливая от внезапного озарения, уставилась в небо.

– И из дома уйду, стану настоящим воином, – пьянея от своей наглости, прошептала она.

Алекс. Деревня Меркитасиха.

Слушая музыку, я смотрел в пространство, очерченное сводом норы. Музыка – всё, что у меня осталось. Я даже не представлял, насколько свободно было раньше: в другой жизни я мог выбирать, что съесть на завтрак, чем заняться и когда лечь спать. Невероятно, что у кого-то на Святой Земле всё ещё есть кровать и люди, с которыми можно поговорить.

Уже месяц, как Жива отобрала у меня всё.

Когда моё рабство кончится?

Никогда. Чуда не свершится. Мама не прилетит и не заберёт меня, она даже не знает, что я жив. Никто меня не спасёт. Но почему так горько отказываться от надежды? С болезненной обречённостью я осознавал, что никто, кроме меня самого, мне не поможет. Решение, наконец-то пробившееся через тусклые стены уныния, вплеснуло в мою кровь энергию. Я подскочил с места и принялся перебирать идеи: надо валить, иначе от таких условий скоро утоплюсь в выгребной яме.

Один вопрос – куда?

В Наукоград? Оттуда легко передать весть матери, только я понятия не имею, где прячется город сверхновых. А что, если сгонять к развалинам дирижабля и изучить их на свежую голову? Возможно, найду какие-то подсказки? Карты или бортовой компьютер? Но как это сделать? От дирижабля до поселения я добирался всю ночь… Где взять столько времени? И да – с какой стороны я пришёл?

Никаких нормальных идей. Плюхнулся обратно на лежанку.

Но пробудившийся после застоя мозг не собирался просто так сдаваться – у меня же с собой статья о Наукограде! Не может быть, чтобы там не было информации о том, где находится город.

Не было.

Самое важное-то и не написали! А про амультары есть что-нибудь?

«Планета Жива аномальна. Она находится на пересечении с десятью соседними мирами, в том числе и со Святой Землёй… Разумное население Живы состоит из шести рас… Ведающие стрекозы, вещие птицы, каменные чтецы, древесные слышащие…»

Что за дуралей статью писал? Ни слова про артефакты.

Украсть амультару и сбежать? По-прежнему открыт вопрос куда.

А если на Живе амультара не является чем-то редким, раз вот так стоит у всех на виду? Тогда смысла брать её нет.

Но что же она здесь производит? Нужно расспросить дикарей. Завтра попробую поговорить с бабулей, она – старая и мудрая, наверное, знает что-то полезное.