Живиль Богун
Цветы пустыни
Глава 2. Суета сует
В послеобеденные часы в Эрхарт-холле царила сонная тишина. Правда, спал только рыжий Барбос, как обычно, свернувшись калачиком в ротанговом кресле на террасе. А может, и не спал, только притворялся спящим. Так или иначе, воробьи не рисковали покидать своё убежище в кусте древовидной гортензии, растущей у входа на террасу, лишь вожделенно поглядывали оттуда на крошки печенья на скатерти – редкую картину в этом доме: что же должно было произойти, чтобы Эль не убрала со стола?
Вообще-то ещё ничего такого не произошло, а только намечалось. Однако и этого было достаточно, чтобы она забыла о своих домашних обязанностях. Предстоящая свадьба – нешуточный стресс для каждой девушки!
– Да, с фасоном уже определилась, – говорила Элинор в трубку сестре, сидя на качелях в саду. В её голосе, всегда таком тихом и размеренном, нет-нет да проскальзывали панические нотки – словно камешки плюхались в нежно журчащий ручей. – Осталось выбрать ткань. А мама не хочет мне в этом помочь, представляешь!
– Не представляю. Скорее всего, мама просто посоветовала тебе чётко представить, какую ткань ты бы хотела – цвет, фактуру и так далее – при этом не ограничивая свою фантазию…
– Именно так! Откуда ты знаешь?
– Ты забыла, мне ведь тоже шили подвенечный наряд… Правда, тебя в ту пору с нами не было… Но я же тебе его показывала в твой прошлый приезд! Короче говоря, мама тогда дала мне в точности такой же совет.
– Вот как? – изумилась Эль. – Я прекрасно помню твоё платье. Судя по всему, ты действительно не ограничивала свою фантазию – я даже не знала, что бывают такие чудесные ткани!
Ева рассмеялась, довольная.
– Поверь, сестричка, я тоже не знала – до того момента, когда мама вручила мне отрез шёлка, словно вытканного из света… Так что мечтай смелее.
– Ох, – вздохнула Элинор, – кажется, я только этим и занимаюсь в последнее время!
– Нормальное состояние для невесты, – успокоила её сестра. – А чем занимается жених?
– Всё тем же – где-то пропадает с Мастером Илларионом. Иногда по два-три дня дома не показывается, но ничего не рассказывает, представляешь?
– Представляю, – сказала Ева, теперь уже без смеха. – Это тоже нормально. Не волнуйся, когда нужно будет, он обязательно с тобой поделится.
– Вот и мама так говорит, – снова вздохнула Элинор. – А ещё говорит, что все мужчины такие… Вот почему мы, женщины, им всегда всё про себя рассказываем, каждой мелочью делимся, а из них и слова не вытянешь?
– «Мы, женщины!» – передразнила её сестра. – Да ты ещё совсем ребёнок, если так рассуждаешь. Скажи, ты действительно не знаешь ответа на свой вопрос?
Элинор вздохнула третий раз – и тут же тихо рассмеялась.
– Знаю, конечно: потому что они – мужчины! Я всё понимаю, Ева, просто… просто я думала, что теперь, когда я вернулась, мы всегда будем вместе. Я очень скучаю по нему…
– Привыкай, – серьёзно сказала ей сестра. – Ты собралась замуж за Искателя, значит, разлуки неизбежны. Тревожиться за Вика тебе нет смысла – ты же прекрасно чувствуешь его и сразу поймёшь, если с ним что-то случится. Займи себя чем-нибудь интересным – и отвлечёшься, и время быстрее пройдёт.
– Я стараюсь: в саду работаю, на скрипке играю. Только это и спасает.
– А как дела у родителей? Мама уже несколько дней мне не звонила.
– Мама вдруг решила научиться плести кружева, – пояснила Элинор. – Вошла в азарт, уже неделю коклюшки из рук не выпускает. Знаешь, какие там сложные схемы? Папа говорит, что у кружевниц мозги как у гроссмейстеров: они десятки рядов наперёд просчитывают, будто ходы в шахматах! Мама хочет сплести для меня головной убор к свадебному наряду…
– Уверена, это будет смотреться очень красиво, – заверила её сестра. – А как поживают двойняшки?
– Лучше всех! С осени начнут учиться, а пока знай играют с утра до вечера. Сегодня сразу после завтрака в Заповедный Лес убежали: на днях у Арка детёныш родился, так они малышу имя придумывают. Вик говорит, теперь там ровно сто единорогов обитает!
– Прекрасная новость! – в голосе Евы звучала искренняя радость: старшие дети Эрхартов выросли вместе с Арком и считали его своим близким другом, если не братом. – Приеду, обязательно их навещу!
– Так приезжай поскорей! – предложила Элинор. – Поможешь нам готовиться к свадьбе.
– Прямо сейчас не получится – у Тоба много работы. В лучшем случае приедем за пару дней до торжества. Но могу прислать тебе помощницу – сама просится, каждый день канючит: «Хочу к Эль, хочу к Эль»…
– Селия, что ли? – обрадовалась младшая сестра. – Так пусть приезжает! Вик её в Кракове встретит.
– Вообще-то и Клим мог бы её привезти…
– Клим сюда едет? Вот здорово! Мы его уже давненько не видели – с тех пор, как он засел за дипломную работу. Знаю только, что он удачно сдал все экзамены и с блеском защитил диплом.
– Да, Рауль говорит, теперь у нас в семье ещё один магистр появился, – рассмеялась Ева. – Клим гостил у нас пару дней, но уже завтра хочет отправиться к себе, то есть к вам практически…
– Скажу Вику – вот обрадуется! Пусть тогда Селия едет с Климом, в чём проблема?
– Проблема в том, что Клим не сильно жаждет её в попутчицы: сама знаешь, они с Селией начинают цапаться, стоит им пять минут провести рядом. А тут почти сутки в одной машине!
– Намекни Климу, что это моя просьба, – со значением проговорила Элинор.
– Ну, в таком случае, думаю, он не откажет… Ладно, я тебе позже перезвоню, когда всё окончательно решится.
– Буду ждать. Пока, сестричка!
После разговора со старшей сестрой Элинор ещё минут пятнадцать просидела на садовых качелях, глубоко задумавшись. Она ещё раз осмыслила всё, о чём говорила с Евой, и даже приняла для себя кое-какие решения. Лишь когда в кустах и деревьях вокруг снова завозились, зачирикали, засвистели пичуги, притихшие было в самую жару, девушка внезапно очнулась от грёз.
«Господи, уже вечереет! Сколько же времени я тут просидела? А ужин кто будет готовить? И на террасе я не прибралась…» – соскочив с качелей, она бегом кинулась к дому.
На террасе уже хозяйничала Эмилия: вытряхнув за перилами скатерть на радость воробьям.
– Мам, прости, я задумалась и совсем потеряла счёт времени…
– Ничего, – улыбнулась Эмилия. – Ну как, определилась с тканью на платье?
– Да, – кивнула Эль. – Хочу такую, как у Евы, только более тёплого оттенка – как луна над тропическим морем… Это вообще возможно?
– Думаю, да, – в свою очередь кивнула Эмилия и тут же перескочила на другую тему: – Что нового у Евы?
Эль даже не стала спрашивать, откуда мама знает, что она разговаривала с сестрой.
– Они с Тобом смогут приехать только на свадьбу. Но к нам едет Клим – и везёт Селию!
– Отлично, – сказала Эмилия. – Будет тебе подружка. Мне показалось, вы с первого дня знакомства нашли общий язык. Очень интересная девочка, на мой взгляд…
– Да, с ней не соскучишься, – подтвердила Эль. – Я пойду, приготовлю ужин?
– Давай вместе состряпаем что-нибудь новенькое, пока папа работает? Что-то я засиделась за этими коклюшками, уже в глазах рябит…
И мать с дочерью, обнявшись, прошли на кухню. Рыжий Барбос тотчас спрыгнул с кресла и потрусил следом.
***
Клим Галицкий считал себя человеком терпеливым: стоическим в принципе и толерантным к проявлениям человеческих слабостей в частности. Единственное, чего он не мог вынести, это покушения на его свободу. Правда, мало кто осмеливался на подобное. Клим с детства был самостоятельным, всегда остро чувствовал ответственность за свои поступки, поэтому ни мама, ни бабушка с дедушкой не посягали на его право выбора – с того самого момента, когда трёхлетний пацанёнок решил, что пора отдать его в садик…
С другой стороны, получается, никто никогда и не испытывал его терпения, то есть, не заставлял его делать то, чего он не хотел. И теперь Клим неожиданно осознал, что порядком ошибался в границах своей хвалёной стойкости. Потому что болтливая пигалица сумела довести его до белого каления уже в первый час пути!
Сначала он честно попытался с ней договориться.
– Послушай, Селия, – сказал Клим девушке, вольготно расположившейся на соседнем сидении спорткара, – я езжу быстро…
– Класс! – радостно отозвалась та. – Прокатимся с ветерком! Верх откроешь?
– Нет! Предпочитаю не отвлекаться от дороги. Поэтому пожалуйста, не приставай ко мне с разговорами.
– Больно надо! – фыркнула Селия и демонстративно отвернулась к окну.
Надо отдать ей должное: за последующий час она не проронила ни слова. Сидела надувшись, сложив руки на груди, и пялилась на стремительно мелькающие виды за окном автомобиля. Молча. Но это было самое шумное молчание, какое только доводилось слышать Климу. Её мысли, эмоции, чувства метались по всему салону, ударяясь о стенки и отскакивая, словно теннисные мячики в сквоше – десятки, сотни бешеных мячиков!
Клим пытался не обращать внимания на посторонние «шумы», надеялся, что девочка скоро успокоится. Но мысленная интервенция продолжалась с неубывающей интенсивностью, и в конце концов он не выдержал.
– Послушай, Селия, – снова начал он – мягко и по-дружески, разумеется: – Ты не могла бы попридержать свой внутренний диалог?
– Что?! – бледно-голубые глаза девушки от изумления стали величиной с блюдца, как у персонажей аниме.
– Понимаешь, твоё психоэмоциональное поле весьма… экспансивное…
– Мне что, уже и думать нельзя? – возмущённо заверещала Селия, быстро-быстро моргая длинными ресницами.
– Думать можно, но не так громко, пожалуйста! – Клим сам с трудом сдержался, чтобы тоже не повысить голос.
Увы, юное создание, судя по всему, не дружило с художественными оборотами речи.
– Ты сам-то понял, что сейчас сказал? – и Селия выразительно постучала пальцем себе по лбу.
Клим едва не брякнул в ответ: «Стучите, и откроется!», однако успел одёрнуть себя и лишь вздохнул:
– Я-то понял – жаль, что ты не понимаешь…
– Куда уж мне, дурочке неотёсанной!
В этот раз Клим промолчал, хотя выражение его лица красноречиво свидетельствовало, что с последним высказыванием он согласен полностью и безоговорочно.
Какое-то время ехали молча. Селия застыла, поджав губы и даже закрыв глаза.
«Обиделась», – решил Клим. И ему стало немножко совестно.
Однако вскоре выяснилось, насколько сильно он недооценил свою попутчицу.
– Я не хочу с тобой ссориться, – неожиданно проговорила девушка, снова повернувшись к нему. – Можешь толком объяснить, что я, по-твоему, делаю не так?
Клим задумался. Оказалось, найти подходящие слова было непросто. Вот Мастер Илларион – тот умел объяснить всё что угодно, используя понятия, уже известные ученикам, и постепенно вводя новые. Клим и сам не заметил, как стал изъясняться категориями наставника уже и вне занятий. Ему так было удобнее, а остальным? Если подумать, Мастер ведь всегда общался с людьми на доступным им языке, не обескураживая их незнакомыми терминами. Как он это делал?
Не отрывая взгляда от чёрной полосы автобана, Клим с минуту размышлял, как правильно выстроить общение с непосредственной барышней, навязавшейся ему в попутчицы. Откровенно говоря, общаться вообще не хотелось. В имении Кауницев, ставшем его вторым домом, в дружной компании – другое дело, там и темы общие, и атмосфера располагающая. А так, один на один, да ещё всю дорогу… О чём, скажите на милость, ему с ней говорить? О популярной музыке, о новых фильмах? Исключено, Клим этим не интересовался. А его интересы, увы, были недоступны ей. Однако девушка задала вопрос, и элементарная вежливость требовала хоть что-то ответить. И он попытался:
– Извини, я затрудняюсь объяснить…
Однако Селию это лишь подхлестнуло.
– Я тебя раздражаю, так ведь? – спросила она с вызовом, впившись в него пристальным взглядом.
Клим вздохнул, в который раз за сегодняшний день напоминая себе, что эта особа, столь энергичная и не менее утомительная – сестра его лучшего друга. Затем искоса глянул на неё… и вдруг увидел мольбу в огромных голубых глазах, так похожих на глаза Тоба. Мольбу и надежду. Наверное, следовало успокоить девушку, быть может, даже попросить прощения (недаром же французы шутят: «Если женщина в чём-то не права, надо перед ней извиниться»). Но почему-то вырвалось совсем другое:
– Да, раздражаешь.
Селия, если и обиделась, то виду не подала.
– Спасибо за честность, – сказала она, криво усмехнувшись.
– Пожалуйста, – кивнул он.
– А что именно во мне тебе не нравится?
– Настойчивость.
И девушка снова надолго замолчала, видимо, переваривала ответ.
Удивительно, но её мысли теперь куда меньше «шумели», по крайней мере, перестали носиться по салону автомобиля. Неужто она действительно углубилась в себя?
Стоило Климу так подумать, как Селия повернулась к нему:
– Так ты считаешь, что настойчивость – это плохо?
– Если она направлена на других людей – да.
– А попроще?
– Если требуешь с себя – это нормально. А если с других – сама понимаешь…
– Ты хочешь сказать, что я с тебя требую? – удивилась Селия. – И чего, если не секрет?
– Внимания, в данном случае.
– В смысле, общения?
– В том числе.
– А что в этом дурного? – спросила девушка с искренним недоумением. – Мы же едем вместе, дорога длинная – разве можно просидеть весь день рядом не общаясь?
– Можно, если не о чем.
– А, так ты считаешь, что со мной не о чем разговаривать?!
На сей раз Климу удалось избежать ответа, благодаря вовремя попавшейся заправке, куда он завернул пополнить бак. Но тут его ждала новая неожиданность: заявив, что умирает от голода, Селия тотчас отправилась в придорожное кафе. Клим попытался было удержать своенравную девчонку:
– Я планировал остановиться на половине маршрута, где всегда обедаю…
– А это скоро?
– Всего полтора часа езды, если не будем задерживаться.
– Похоже, ты планировал доставить Эрхартам мой иссохший от истощения труп!
Пришлось Климу тащиться вместе с Селией в кафе и смотреть, как она поглощает подозрительного вида эклеры, запивая их капучино с двумя пакетиками сахара: не оставлять же было сестру друга одну в компании весёлых дальнобойщиков? Ох, если б только она была его сестрой – мигом научил бы слушаться старшего брата!
Наевшись столько сладкого, капризная девица на время обрела подобие душевного покоя.
– Кажется, я поняла! – заявила она, когда спорткар, взревев, снова рванул с места. – Я поняла, почему я тебя раздражаю: просто у нас с тобой слишком разные темпераменты!
Клим не ответил, всецело сосредоточившись на дороге: впереди был крупный город, и ему надо было встроиться в плотное движение на второй полосе.
– Вот я – сангвиник, – с радостным подъёмом продолжала Селия, – человек подвижный, живой, нуждающийся в постоянной смене впечатлений и, конечно же, в общении. А ты у нас, извини за выражение, флегматик…
«Только психологини доморощенной мне для полного счастья не хватало!» – хмыкнул про себя Клим, продолжая молчать.
– Ты медлительный и ригидный, скуп на проявление эмоций, трудно переключаешься с одной деятельности на другую… – перечисляла черты его характера девушка, пока Клим на предельной скорости обгонял караван фургонов. Правда, осеклась, когда автомобиль резко дёрнулся, чуть не вылетев на встречку, но тут же добавила: – Кстати, у флегматика в критические моменты частенько проявляются холерические черты, такие, как вспыльчивость и неуравновешенность…
– Так может, не стоит его доводить до критических моментов? – слегка сбросив скорость, поинтересовался Клим. – А то, не дай бог, ещё выскажет всю правду в глаза сангвинику, и тот вдруг погрузится в такую меланхолию, что никакой психотерапевт уже не поможет – ни по Фрейду, ни по Юнгу, ни по самому Виктору Франклу*!
Виктор Эмиль Франкл (1905-1997) – австрийский психиатр и психолог, создатель логотерапии – направления экзистенциального анализа, основанного на поиске смысла жизни для пациента. Далее цитируются его высказывания из книг «Воспоминания» и «Человек в поисках смысла».
– О, так ты слышал о логотерапии? – удивлённо уставилась на него девушка.
– Читал кое-что о Франкле. И даже взял себе на заметку его принцип: «Любые мелочи исполняй столь же тщательно, как самое великое дело, и самое великое дело – с тем же спокойствием, что и самое незначительное». Не это ли вы называете флегматичностью, доктор? –не без иронии осведомился Клим.
– Вы хотите об этом поговорить? – ничуть не растерявшись, ответила Селия тоном психотерапевта. – А как вам другое высказывание Франкла: «Живи так, словно живёшь уже во второй раз и при первой попытке испортил всё, что только можно было испортить»?
– Оригинально, – согласился Клим. – Но мне больше нравится: «Счастье подобно бабочке – чем больше его ловишь, тем больше оно ускользает. Но если вы перенесёте своё внимание на другие вещи, оно придёт и тихонько сядет к вам на плечо»…
***
В итоге до деревеньки в Высоких Татрах, где у Клима теперь был собственный дом – Аглае за глаза хватало княжеского имения – путники добрались лишь к ночи: Селии требовалось останавливаться каждые два часа в придорожных кафе, чтобы «не умереть с голоду», и Климу пришлось ей уступить, чтобы не свихнуться «от шума в её голове». Он чуть было не проехал мимо, спеша сначала доставить пассажирку до усадьбы в горах, но вовремя заметил свет в своей избушке и повернул к ней. У калитки стоял серебристый кроссовер Эрхартов: Теренс хранил верность одной и той же марке. А Вик вообще не стал обзаводиться собственным автомобилем, предпочитая путешествовать тропами между миров, дескать, так экономнее и экологичнее.
Едва спорткар остановился, визжа тормозами, из домика выбежали Виктор и Элинор.
– Явились – не запылились! – Вик крепким рукопожатием поздоровался с другом, пока Эль обнималась с Арселией. – Ты что, брат, разучился быстро ездить? Мы уже третий час вас дожидаемся, Эль успела пыль во всём доме протереть…
– С вашей гостьей быстро не получается, – буркнул Клим. – Хорошо, что вообще добрались.
Вик сочувственно поглядел на приятеля.
– Вижу, ты совсем измотался… Что, пришлось всю дорогу занимать девушку приятной беседой? И о чём говорили?
– О темпераментах. Она меня сходу во флегматики определила, представь себе!
– Представляю! – рассмеялся Вик. – «Суета сует и всякая суета»…
– Мне больше нравится вольный перевод классика: «Чепуха чепух и всяческая чепуха»*! – и Клим тоже расхохотался, в компании друга наконец-то позволив себе расслабиться.
* «Фраза «Vanitas vanitatum et omnia vanitas» выдумана флегматиком» (А.П. Чехов. Фельетон «Темпераменты»). Само же библейское выражение «Суета сует и всякая суета…» приписывается царю Соломону.
– Они что, над Соломоновой мудростью так ухахатываются? – спросила Селия у Элинор, в свете фар подозрительно оглядывая развеселившихся парней.
– О нет, – заверила её подруга, – они всегда смеются только над собой…
Интермедия 1. Запись в дневнике
«Никогда в жизни не вёл дневник. Зачем бы я это делал? Чтобы фиксировать на бумаге события прошедшего дня? Так я и без этого помню всё, что нужно, а ненужное какой смысл запоминать?
Или чтобы запечатлеть свои умные мысли? Долгое время это было очень модно: записывать свои размышления в назидание потомкам. Дескать, прочтут и станут мудрее, избегнут многих ошибок на жизненном пути… Право, смешно! Человек учится исключительно на собственном опыте, на своих достижениях и ошибках… особенно на ошибках.
Есть ещё один способ – встретить настоящего наставника, учителя жизни. Но мало кому так везёт, потому что настоящие учителя – большая редкость. И они предпочитают общение вживую. А записанные мысли, даже самые уникальные, уже через несколько лет перестают казаться таковыми. Потому как ничего ведь не стоит на месте, и люди тоже меняются: идущие вперёд мудрость прошлого уже воспринимают как само собой разумеющееся, а те, кто катятся назад, не воспринимают её вовсе…
…Так зачем я это пишу? Во-первых, случайно прихватил с собой записную книжку – только вчера нашёл в кармане плаща, вместе с половинкой карандаша. Во-вторых, здесь больше совершенно нечем заняться…»
Глава 3. Брешь между мирами
Он успел вовремя: солнце ещё только-только поднималось из-за соседнего хребта. Контуры горных вершин светились золотисто-розовым, тогда как склоны, поросшие хвойным лесом, ещё оставались тёмными, фиолетово-зелёными. Но картина менялась с каждым мгновением: золотистое свечение разливалось по небосклону всё шире, мощнее. Ещё несколько минут – и лучи дневного светила вырвутся на простор, и уже невозможно будет любоваться красотой неба, не щурясь от слепящего света.
Виктор жадно вдохнул, набирая полную грудь воздуха. Влажный ветер с озера, мерцающего внизу свинцовым пятном, приятно холодил тело после быстрой пробежки. Он ещё раз окинул взглядом фантастическую панораму, которую можно было увидеть только отсюда, с Пифагоровой Скалы. Затем выпрямил спину, расправил плечи, подставил лицо восходящему солнцу и уже собирался закрыть глаза, чтобы погрузиться в свою утреннюю молитву, как неожиданно услышал торопливый топот у подножья утёса.
Мгновенье спустя над краем каменной площадки показалась чубатая голова Клима. Вик молча подвинулся, освобождая место для друга, и тот, тоже не говоря ни слова, бесшумно уселся рядом.
Климу пришлось несколько раз медленно вдохнуть и выдохнуть, чтобы выровнять дыхание. Однако мысленный поток остановить не удалось – слишком суетны были последние дни, да и все последние месяцы: защита диплома и церемония вручения in pompa magna*, затем прощальная гулянка сокурсников на взморье, уже без всякой помпы, но ещё более шумная, а на следующее же утро – поездка в Австрию, сумбурные выходные у Кауницев и снова поездка, теперь уже в Татры. Как же ему не хватало тишины этих гор! Как он соскучился по занятиям с Мастером, по ночным беседам с Тобиасом – глубоким, вскрывающим самую потаённую суть вещей, и, конечно же, по бесконечным приключениям с Виком, с которым что ни день, то новая авантюра…
*in pompa magna (итал.) – с большой пышностью, торжественно.
А ведь новая жизнь Клима Галицкого, настоящая жизнь, можно сказать, как раз на этой скале и началась – в то первое утро, когда Виктор Эрхарт позвал его встречать рассвет. И тотчас закрутилось, завертелось и понеслось – стремительным потоком, постепенно охватившим всё больше людей, стран, даже целых миров. Когда же это было?.. Всего шесть лет назад! С трудом верится. Клим, обычный мальчик, выросший в обычной маленькой семье – он, мама и бабушка с дедушкой – моргнуть не успел, как обзавёлся маститой и именитой роднёй. Теперь даже трудно представить, что когда-то в его жизни не было Вика, Тоба, их сестёр, которые и ему стали как родные; что не было шумной оравы детей – те и подавно воспринимались как общие; что не было чудесной усадьбы Эрхартов, аристократического особняка Кауницев и пропахшего колдовством домика прабабки Зофии; наконец, что не было единорогов из Заповедного Леса и Великих Мастеров Дхама, наследниками которых они все являлись. Одна большая дружная семья… Уже даже не семья, а целое племя – Дети Зари…
– Клан! – вслух подсказал Вик.
Клим открыл глаза: друг смотрел на него со всегдашним насмешливым прищуром светлых глаз, краешком губ улыбаясь в ус. Надо же, Вик усы успел отпустить! В сочетании с длинными русыми волосами, зачёсанными назад и стянутыми в хвост – вылитый барон Мюнхгаузен из старого фильма…
– Спасибо, мне это уже говорили! – рассмеялся Вик.
– Я что, так громко думаю? – Клим невольно поморщился.
– Почти кричишь.
– Похоже, заразился от Селии…
– Не просто же тебе пришлось вчера, дружище, раз до сих пор ещё не отошёл! – сочувственно покачал головой Вик, хотя глаза при этом лукаво блеснули.
– А то! Даже Рериха проспал, – Клим кивнул на горную панораму, уже залитую прозрачным утренним светом.
– Зато успел на Куинджи*.
*Имеются в виду горные пейзажи русских художников Николая Рериха (1874-1947) и Архипа Куинджи (1842-1910), известные ярким колоритом и необычной игрой света.
– И то верно… Мне бы быстрее переключится, вернуться в нормальное состояние! Давай сходим в Лес.
– Давай, – легко согласился Вик. – Только попозже. Там сейчас девчонки.
– Кто?
– Эль повела гостью.
– Селию… впустили? – изумился Клим.
– Наверняка, раз они ещё не вернулись… Тебя это удивляет?
Клим озадаченно почесал затылок.
– Есть маленько… Помнится, в прошлый раз, осенью, тебе не удалось провести её в Лес.
– Думаю, в этом был виноват тот дурацкий талисман в виде черепа. А сама Селия – отличная девчонка, ну, быть может, слишком любопытная…
– И болтливая без меры, – добавил Клим со вздохом.
– Это пройдёт – она же ещё ребёнок, по сути.
– Она старше твоей Эль!
– Ну ты сравнил, брат… Всё, хорош рассиживаться! – Виктор встал и потянулся, словно пытаясь обнять безоблачное небо над головой. – Дома уже заждались…
Клим попытался его остановить:
– Ты ничего не сказал про то, как продвигаются поиски!
– Расскажу обязательно – сразу после завтрака, – пообещал Вик и стал первым спускаться со скалы по выбитым в камне ступенькам.
Климу ничего другого не осталось, как последовать за ним.
Приятели лёгкой трусцой отправились в усадьбу, обогнув озеро и прихватив по дороге велосипед, оставленный Климом у задней калитки. Стол на террасе был уже накрыт к завтраку – утро выдалось слишком прелестным, чтобы сидеть в доме. Однако сразу утолить здоровый аппетит, присущий всем представителям мужского пола в двадцать с небольшим, не удалось.
Помешала сцена, развернувшаяся там же, на террасе Эрхарт-холла: Арселия Кауниц, долгожданная гостья, рыдала в объятиях хозяйки дома. Хозяин растерянно топтался рядом, а Тео и Дора, похожие, как две капли воды, наблюдали за происходящим, аж рты раскрыв от любопытства. И только Элинор безмятежно улыбалась, держа в руке стакан воды – очевидно, для подруги.
– Что тут происходит? – понизив голос, спросил Виктор у отца. – Неужто её выгнали оттуда? – никак иначе он не мог объяснить себе обильные слёзы Селии.
– С чего бы? – пожал плечами Теренс. – Просто такая вот необычная реакция на единорогов…
Тут Эмилия, что-то успокаивающе шептавшая на ухо гостье, повернула голову и с укором глянула на мужа и старшего сына:
– Не такая уж необычная! Я тоже плакала, когда впервые увидела волшебное создание, словно плывущее по лугу – от красоты, от полноты чувств…
– А м-малыш! – Селия внезапно подняла заплаканное лицо. – Боже, к-какое чудо! – громко всхлипнув, она вдруг широко улыбнулась: – Представляете, он стал тыкаться м-мордочкой мне в ладони, будто п-просил погладить…
– Не он, а она! – возмущённо поправил девушку Тео. – Это единорожка, и зовут её Бланш – мы так её назвали!
– И она просила не погладить, а поиграть с ней в догонялки! – добавила Дора голосом «учительницы года». – Нежели непонятно?
Однако Эмилия одним вопросительным взглядом заставила двойняшек умерить менторский тон.
– Ничего, Селия тоже научится общаться с единорогами. Просто сегодня она растерялась от неожиданности, да, девочка моя?
– Да, тётя Эмилия, – Селия благодарно покивала. – Эль могла хоть бы одним словечком меня предупредить…
– Увы, не могла! – Эмилия обняла гостью за талию и легонько подтолкнула к двери, ведущей с террасы на кухню. – Пойдём в дом, ты умоешься, успокоишься, и я расскажу тебе всё по порядку… А ещё покажу портрет твоей пра-пра-пра-прабабушки Изабель ди Вентимилья – если захочешь…
– Конечно, захочу! – донёсся взволнованный голос Селии уже из глубины дома.
Оставшиеся на террасе облегчённо переглянулись.
– А я уж было испугался! – Вик выхватил стакан с водой из рук Элинор и одним залпом опустошил. – Спасибо, – и он чмокнул невесту в щёку, отчего та слегка зарделась.
– Здравствуй, Клим, рад тебя видеть, – пробасил Теренс, вновь обретя обычный невозмутимый вид. – Давайте завтракать, и так уже всё остыло.
– О, лепёшечки! – Вик потянулся к подносу, игнорируя укоризненный посыл невесты: «А руки мыть?»
– Со шпинатом, – торжественно доложил Тео.
– И сыром, – добавила Дора.
– Мы помогали маме готовить! – дуэтом закончили двойняшки. Впрочем, они за столом не задержались – схватили по лепёшке и убежали в сад.
В отсутствие хозяйки дома Элинор взяла на себя её роль: разлила по чашкам кофе. Теренс тем временем обратился ко второму гостю – впрочем, Клима здесь уже давно не считали гостем: он мог приехать в любой момент и оставаться столько, сколько захочет.
– Надолго в наши края?
– Очень на то надеюсь, – признался Клим. – Хочу присоединиться к поискам, если Мастер позволит, разумеется.
– Даже не сомневайся, – отозвался Вик. – Мы только тебя и ждали: сейчас начнётся самое трудное – и интересное!
– Ты уже похвастался нашими последними успехами? – Теренс не спеша попивал кофе, с одобрением глядя, как приятели уминают завтрак.
– Ещё не успел, – Эрхарт-младший подмигнул другу. – Если вкратце, в июне мы обнаружили целых три семьи наследников: в Канаде, в Египте и в Исландии! Большинство ребят нашего с тобой возраста, но есть и постарше, и совсем ещё мелкие, как Тео с Дорой. И все смогли пройти в Заповедный Лес, представляешь!
– Здорово, конечно, – порадовался Клим. – Нашего полку прибыло!
– По подсчётам Мастера, нас уже больше двухсот. Пока мы проверили лишь родственников тех, кто числился в картотеке Магистериума. Есть ещё те, чьи следы были утеряны. Илларион говорит, таких может оказаться не меньше. Так что, скорее всего, придётся привлечь к поискам даже наших прекрасных дам! – и Вик шутливо поклонился невесте, сидевшей рядом.
«Я только «за»», – взглядом сказала Эль.
– К тому же Мастера не покидает уверенность, что это надо сделать как можно быстрее, – продолжил вместо сына Теренс. – Эмилия тоже так считает, да и у меня на душе неспокойно. Пока непонятно, откуда ветер дует, но есть ощущение опасности. Так что присоединяйся, Клим Галицкий, будем рады любой помощи!
– Я так и планировал, – кивнул Клим. – Откровенно говоря, мне в последнее время тоже как-то тревожно, что-то свербит и свербит… – он машинально приложил руку к широкой груди. – Прямо сейчас и отправлюсь к Мастеру.
– Я с тобой! – Вик тотчас поднялся из-за стола, дожёвывая кусок лепёшки. – Эль, ты как насчёт проведать малютку… как её там… Бланш и её семейство?
Однако Элинор отрицательно помотала головой, отчего искорки рыжего пламени заплясали на распущенных по плечам волосах.
– Думаю, в данный момент я больше нужна Селии, – тихо проговорила она. – Но если соберётесь отправиться куда подальше, я с вами.
– Договорились.
Поблагодарив за завтрак, друзья быстрым шагом направились к задней калитке в вечнозелёной изгороди, что окружала усадьбу. Двойняшки, игравшие в индейцев, пристроились было следом, но Теренс тут же окликнул их с террасы:
– О нет, мои хорошие! Вы вчера весь день прогуляли, так что сегодня вас ждёт не дождётся огород. Бегом за мной поливать теплицу!
