Jacob Davidovsky
Ленин. 1917-02
Вспоминалось прошлое.
1896-й год. Лёве, тогда ещё Бронштейну, семнадцать лет. Город Николаев. Первые революционные кружки, пропаганда среди рабочих. В восемнадцать лет – участие в создании Южно-Русского Рабочего Союза. Первый арест. Первая тюрьма. В канун двадцатилетия – первая ссылка в Иркутскую губернию. Знакомство с работами классиков марксизма … и с членами Российской Социал-Демократической Рабочей Партии. РСДРП.
Да, тогда ещё не было большевиков и меньшевиков. Плеханов, Мартов и Ленин состояли в одной партии. И Урицкий с Дзержинским, с которыми и познакомился юный Лёвушка – тоже.
Делать в ссылке было кроме самообразования особо нечего, и юный революционер начинает писать. На удивление хорошо и плодовито. Вскоре его статьи начинают печататься в иркутской газете “Восточное Обозрение”, а там и вообще появляются в Европе. Ещё раньше начинаются публичные выступления – и тут дело спорится весьма успешно.
Верхушка РСДРП не может не обратить внимания на появление столь яркой личности в революционном движении – и Лёвушке Бронштейну организуют побег. Вот тогда-то и появляется Лев Троцкий. В фальшивый паспорт, изготовленный для побега, Лёва навскидку вписывает фамилию старшего надзирателя одесской тюрьмы, где уже успел побывать.
Вот ведь ирония судьбы – фамилия старшего надзирателя ныне – одна из самых известных в революционном движении. Впрочем, мужик был неплохой … для надзирателя, да и не известно, жив ли он сейчас – почти двадцать лет минуло.
Ну да ладно, Бог с ним, с надзирателем. Главное, тогда, совершив с помощью новых товарищей успешный побег … через всю Россию, а затем Европу, он попал в Лондон – и сразу очное знакомство с Лениным.
В Лондон – из Цюриха через Париж – Лёва приехал осенью 1902 года, где-то в октябре, ранним утром. С английским языком у него было тогда не очень, и маршрут кэбмену пришлось объяснять наполовину жестами. Впрочем, нашёлся адрес, написанный на бумажке.
Лёву еще в Цюрихе инструктировали, что нужно стукнуть три раза дверным кольцом. Дверь открыла Надежда Константиновна, которую, надо думать, он своим стуком поднял с постели. Час был ранний, и всякий более обращающий внимание на приличия человек посидел бы спокойно на вокзале час-два, вместо того чтобы ни свет ни заря стучаться в чужие двери. Но Троцкий был ещё полон зарядом своего побега из Верхоленска.
Впрочем, Надежда Константиновна была не первой жертвой бесцеремонности юного Лёвушки. Таким же варварским способом до этого был разбужен в Цюрихе другой видный революционер Аксельрод, только не на рассвете, а глубокой ночью.
Ленин находился еще в постели, и на лице его приветливость сочеталась с законным недоумением.
В таких условиях произошло знакомство двух будущих вождей революции и первый разговор. И Владимир Ильич, и Надежда Константиновна уже знали о Троцком и ждали его. Лёва тут же выложил скромный запас своих русских впечатлений: связи на юге слабы, явка в Харькове недействительна, редакция “Южного рабочего” противится слиянию, австрийская граница в руках гимназиста, который не хочет помогать искровцам. Факты не были сами по себе очень обнадеживающими, но зато веры в будущее – хоть отбавляй.
То ли в то же утро, то ли на другой день Лёва совершил с Владимиром Ильичом большую прогулку по Лондону. Ленин показывал гостю Вестминстер и еще какие-то примечательные здания. В словах “Это у них знаменитый Вестминстер” Лев отметил “у них”. “У них” означало, похоже, не у англичан, а у правящих классов. Такой оттенок, нисколько не подчеркнутый, глубоко органичный, выражающийся больше в тембре голоса, был у Ленина всегда, когда он говорил о каких-либо ценностях культуры или новых достижениях, книжных богатствах Британского музея, об информации большой европейской прессы или много лет позже – о немецкой артиллерии или французской авиации: умеют или имеют, сделали или достигли – но враги!
Незримая тень господствующего класса как бы ложилась в его глазах на всю человеческую культуру. Впрочем, юный Троцкий проявил в тот раз к лондонской архитектуре минимальное внимание. Переброшенный из Верхоленска сразу за границу, где он вообще был в первый раз, Лёвушка воспринимал Вену, Париж и Лондон очень суммарно, обобщённо. Ему было ещё не до деталей вроде Вестминстерского дворца.
Да и Ленин не за тем, разумеется, предпринял эту большую прогулку. Цель была в том, чтобы познакомиться и незаметно проэкзаменовать. И экзамен был действительно “по всему курсу”.
Лёва повествовал о сибирских спорах, главным образом по вопросу о централизации организации, о своём письменном докладе на эту тему, о бурном столкновении со стариками народниками в Иркутске, куда он приезжал на несколько недель и так далее.
Ленин умел слушать.
– А как обстояло дело по части теории?
И Троцкий рассказывал, как они в московской пересыльной коллективно штудировали книгу Ленина “Развитие капитализма в России”.
– Лёвушка, ты замёрзнешь. Пойдём чай пить, – неожиданно прервала воспоминания жена Наташа.
Да, в самом деле, она права. Не хватало ещё простудиться на пути в Россию. А с Лениным увидимся самое большее через пару недель. Он либо уже в России, либо на пути туда. Конечно, сейчас за границей ему не усидеть.
Он не знал ещё, что свидеться им суждено на самом деле более, чем через месяц. Не по его вине и не по вине Ленина, который действительно как раз сейчас начал свой путь в Россию.
Путешествие продолжалось. “Христианиафиорд” неторопливо двигался в направлении канадского порта Галифакс.
29 марта 1917 года.
Поезд, везущий в Россию главную угрозу существующей власти – Владимира Ленина, шёл по Германии. Главная угроза задумчиво смотрел в окно. Постороннему наблюдателю могло показаться, что вождь большевиков любуется патриархальными немецкими пейзажами. Но мысли Ленина были далеки от них.
Идиоты! Прекраснодушные кретины! Так прохлопать идеальный момент для взятия власти! Марксисты доморощенные! Всё, мол, по Марксу – в феодальной стране победил капитализм, надо подождать его полной победы, а уж после готовить социалистическую революцию.
Ослы! Власть валялась на земле, её надо было только поднять. Какой, к чёртовой бабушке, феодализм? Где они видели феодализм с пролетариатом? Догматики твердолобые! Да нет, всё проще. Эти “марксистские” разглагольствования … под их прикрытием так удобно упиваться положением вернувшихся из ссылки борцов с режимом и ни хрена не делать. Ну ладно бы Каменев – интеллигент чёртов, но Коба?
Ленин досадливо поморщился, поёрзал на сиденье, устраиваясь поудобнее, откинулся на спинку.
Коба … тоже мне партийный теоретик. Я этого абрека поднял, я его создал, как партийного деятеля, в ЦК ввёл. Да, ради справедливости надо отметить – он немало для партии сделал, тут не отнимешь. Эти его эксы, особенно Тифлисский – здорово помогли. Вопросов не задавал, организовывал, деньги передавал без единого слова – может, что-то там к его рукам и прилипло – чёрт его знает, сколько было в экипаже, который брал этот его боевик … Камо, кажется. Но за такую идеальную организацию акции можно многое простить.
Да уж, деньги нужны, и нужны постоянно. Ну, сейчас этот вопрос закрыт, спасибо германскому правительству, хе-хе. И деньгами помогают, и транспорт по своей территории в Россию обеспечили. Если нам всё удастся – ох, и дураками же они окажутся. Гриша Зиновьев с его причитаниями – как же, деньги у немцев брать, если вскроется – нас германскими агентами назовут.
Ну, во-первых, даст бог, не вскроется … хотя бы какое-то время, а там уже неважно будет – если мы возьмём власть, то рты критикам заткнём быстро, а если проиграем – то какая разница. А во-вторых – выбора-то нет … никогда бы нам не набрать такого влияния без этих денег.
Взять хотя бы тиражи “Правды” – как бы мы их добились? А сейчас “Правду” читают по всей России – рабочие, солдаты, матросы … может, даже, крестьяне. Ну, на этих-то плевать – тупая инертная масса … но нужная – солдат фактически тот же крестьянин в шинели … и с ружьём.
Да ладно. Деньги берём, поддержку принимаем. Потому что есть ещё и в-третьих.
Ленин улыбнулся своим мыслям.
Да уж. А в-третьих – то, чего не могут понять эти чистоплюи. Не большевики в итоге – германские агенты, а германское правительство – агент большевиков. Финансовый агент.
Мы же никаких условий не подписывали. Даёте – берём. И делаем что хотим. И вся недолга. А уж то, что цели наши и немцев на данном этапе совпадают – ну да, повезло. Немцам нужно, чтобы хотя бы Россия из войны вышла. Ну а тут такой подарок судьбы – большевики-пораженцы. Давай, валяй, помогай.
Если … нет, какое там “если” – когда у нас всё получится, до власти доберёмся – и встанет же кайзеру поперёк горла эта поддержка. На девяносто процентов русская революция перекинется в разорённую войной Германию – ох, не удержится кайзер.
Улыбка стала шире, эти мысли вождя большевиков явно забавляли. Но тут лицо его вновь стало серьёзным,
Чёрт, и тут эта идиотская ситуация – сидят балбесы из ЦК в Питере и рассуждают о начале капиталистического этапа в развитии России. Да этому этапу полвека уже … целый класс пролетариата вырос. Наша главная сила. И спасибо кайзеровским деньгам, этот класс распропагандирован нами в пух и прах – все читают “Правду”, в партии уйма пролетариев. Плюс солдаты … плюс матросы. Ну, вот же оно – бери власть, не теряйся. Нет, им дискутировать нравится куда больше.
Ох, и доберусь я до вас, дайте только в Питер попасть. Значит, телеграммы Ленина из Швейцарии для Русского Бюро ЦК ничего не значат? Я их каждый день телеграммами бомбил, я все возможные и невозможные доводы использовал. Как об стенку горох! Впрочем, не все доводы. Дайте мне в Питере перед людьми выступить – вот тут-то они самый сильный довод и увидят.
Ладно, Аллах с ними. Не впервой ЦК об коленку ломать. Доводилось ужe, и не раз.
В тот же день, 29-го марта, местные пограничные военно-морские службы Галифакса получили из Лондона от адмиралтейства телеграмму с указанием “сгрузить и задержать до предстоящих указаний” шестерых пассажиров В качестве основания для ареста указывалось: “Эти русские социалисты отправляются с целью организации революции против нынешнего русского правительства», которое является союзником Великобритании”.
