Jacob Davidovsky
Ленин. 1917-02
17 марта 1917 года. Сталин.
Сталин сидел в углу комнаты. Нахохлившись, втянув руки в рукава старого полупальто. Завтра предстояло очередное заседание Петросовета, а он всё ещё не мог понять – что же происходит … и, значит, как ему, Сталину, себя вести. Да, уже Сталину, а не Кобе. Это он в юности был Коба. Герой, боец. Из тех героев, которые, не задумываясь, достают револьвер и всаживают пулю в сердце врага.
Чушь, французские романы. Коба никогда не добьётся власти. А Сталин – может. Потому что Коба – одинокий герой … ну, в крайности – атаман разбойничьей шайки. А Сталин – вождь. Нет, пока не вождь. Подмастерье вождя. Вооружённый идеями марксизма … дубинка Ленина.
Да, Ленин – вот это вождь. Признанный. Почему-то все эти революционные чистоплюи рано или поздно начинали безо всяких оговорок признавать его вождём. Кто-то сразу … как сам Сталин (хоть и не чистоплюй), кто-то – по прошествии времени. Что же в нём было – такое, чего не было в нём, Сталине?
Пока не знаю … чувствую, но не пойму. Что ж, время есть. Я, Сталин, уже – фигура в партии. Да, меня этой фигурой сделал, бесспорно, Старик. И что … всю жизнь руки ему целовать? Сделал, потому что ему дубинка была нужна. Сам-то – интеллигент … чтобы экс организовать, без Кобы – никак. А деньги распрекрасно принял, сказал – “Спасибо, Коба” … и в глаза взглянул. И надо себе признаться, в тот момент я, Сталин, жизнь бы за этот взгляд отдал. И как он такое умеет? Во взгляде и признание огромной заслуги, и благодарность … и главное, уважение. А уважение Старика дорогого стоит.
Ладно, чушь всё это. Главное – время сейчас такое, что можно и нужно всем показать – я уже не Коба. Я – Сталин. Фигура. Главная фигура в сегодняшней партии в России. Старик сидит в Швейцарии, и неизвестно, когда вырвется на Родину. А я здесь. И кроме меня здесь из фигур такого масштаба только Каменев. Ну, этот сейчас союзник. Теоретик … интеллигент, но авторитет в партии – не из последних. Больше на этом уровне здесь сейчас кроме меня никого нет.
Значит мы, признанные на данный момент авторитеты, только что вернувшиеся из царской ссылки, должны проявить себя вождями. Начало уже положено. Теперь важно правильно продолжить. Соперничать с нами некому – всё это “Русское бюро ЦК” – кисель. Не знают, какой линии держаться. Решительности не хватает.
Ну да, понятно, только что отрёкся царь, а за ним – и великий князь. Царей больше нет, а есть Советы. И есть Временное Правительство. И вопрос в том – бороться с ним, или оказать поддержку. Эти чистоплюи, конечно, поддержку оценят. Этот собачий рефлекс – чувство благодарности – у них ещё не отмер. И поэтому они обречены. Но не сейчас. Пока они нужны, а мы, истинные большевики, взять власть не можем. Кишка тонка … сил не хватит.
Старик бомбардирует из Швейцарии телеграммамми – “никакой поддержки Временному Правительству”. Не знает Старик нынешней ситуации … да и марксизм подзабыл. Сказано же у Маркса – смена общественно-политических формаций. Ну так монархия – это ж по всем учебникам – средневековье. Нынче, после свержения царя, власть взяли капиталисты – и Временное Правительство эти силы олицетворяет и поддерживает. Настала следующая стадия – капитализм. Всё по Марксу. Значит, надо обождать полной победы капитализма, а потом спокойно бороться за победу следующей формации – социализма. А это – мы.
Так, всё правильно или я ошибаюсь? Ведь Старик такой. Он может и из Швейцарии до Росси добраться. А уж если доберётся – мне с Каменевым мало не покажется.
Хотя стоп, почему? Сам же Старик в «Двух тактиках» доказывал, что, согласно марксизму, сначала бывает буржуазно-демократическая революция и демократическая республика (демократическая диктатура), а потом – пролетарская революция и диктатура пролетариата.
Всё согласно тому, что я и планирую делать. Итак, решено. Телеграммы Ленина кладём в долгий ящик, поддержку правительству … э-э-э … декларируем. Ну а Старику … если доберётся-таки и спросит – предъявим его же труды. Решено.
Да и что там. Старик своих не уничтожает – поругает, да простит. Других у него нет, а кадрами он дорожит. А если получится – и Старик в Россию в обозримом будущем не попадёт – так мы вообще в вождях окажемся.
Сталин встал с кресла, с хрустом потянулся и ухмыльнулся. Оскалился.
25 марта 1917 года
После отказа английского и французского правительств пропустить в Россию политических эмигрантов, совещание их представителей рассмотрело вопрос о способах возвращения в Россию и приняло выдвинутый Мартовым план проезда через Германию. Ленин участвовал в выработке условий проезда, которые 22 марта были переданы швейцарским социалистом Фрицем Платтеном германскому посланнику в Швейцарии. 25 марта Платтен сообщил Ленину о согласии немецкого правительства на проезд политических эмигрантов через Германию на выдвинутых ими условиях (за вагоном признаётся право экстерриториальности, контакты с властями и чиновниками – только Фриц Платтен. пассажиры ни при каких условиях вагон не покидают).
В тот же день, но на другом континенте Лев Троцкий явился в Нью-Йоркское генеральное консульство. Портрет Николая II был уже к тому времени удалён, но ещё царила густая атмосфера старого доброго русского полицейского участка. Тем не менее после неизбежных проволочек и препирательств генеральный консул распорядился выдать Льву Давидовичу документы, пригодные для проезда в Россию.
Кроме того, пришлось посетить консульство Великобритании в Нью-Йорке. Без одобрения британцев тогда по морю плавать было невозможно. Троцкий вполне законопослушно заполнил вопросные бланки, после чего ему было заявлено, что со стороны английских властей не будет никаких препятствий к проезду. Всё, таким образом, выглядело в полном порядке.
27 марта 1917 года
В этот день сразу двое самых известных российских революционеров, наконец, отправились на Родину. Владимир Ильич Ленин – из Цюриха, Швейцария и Лев Давидович Троцкий – из Нью-Йорка, США. Пути их на Родину оказались очень разными.
В 15 часов 10 минут 32 российских эмигранта, включая женщин и детей, выехали из Цюриха до пограничной германской станции Готтмадинген. Там они пересели в пломбированный вагон. Их сопровождали двое офицеров германского Генерального штаба – капитан фон Планец и лейтенант фон Буринг, который бегло говорил по-русски. Сопровождал российских эмигрантов и швейцарский социалист Фриц Платтен, на которого были возложены контакты с внешним миром на протяжении всего пути через Германию.
“Пломбированный вагон” – это было сказано, пожалуй, слишком сильно. На самом деле в вагоне были опломбированы лишь три из имевшихся четырёх дверей. Последняя использовалась для общения с внешним миром, проводимого под контролем Платтена и двоих сопровождавших немецких офицеров, в том числе для получения газет и покупки молока для детей.
По идее Ленина в коридоре была проведена по полу мелом черта, означавшая границу экстерриториальности, отделявшая немцев от большевиков. Любопытно отметить, что им же была установлена выдача входных билетов на посещение туалета, что предотвратило его блокирование на длительное время любителями покурить.
Даже в дороге Ленин оставался лидером.
Вагон почти безостановочно проследовал через Германию до станции Засниц, где эмигранты пересели на пароход “Королева Виктория” и переправились в Швецию. В Треллеборге их встретили и сопроводили до Стокгольма, куда они и прибыли 30 марта. Далее они пересели в другой, уже обычный поезд, в котором проследовали около 1000 км в городок Хапаранда на шведско-финской границе, где находилась таможня. Далее была Финляндия, сиречь в то время территория России.
Путь Льва Троцкого был куда более драматичным.
После получения проездных документов Троцкий, стремясь попасть в Россию как можно раньше, решил, что раз в британском посольстве получено "добро", путешествие на норвежском судне пройдёт так же спокойно, как и на американском. Возможно, это было ошибкой.
На морях традиционно, особенно теперь, в военное время, господствовал британский флот. Соответственно досмотру британцев подвергались практически все суда. Правда, американцев они всё же досматривать избегали. Уже в то время Штаты были достаточно авторитетны, а их вступление в войну на стороне Антанты – весьма вероятным. Зачем портить отношения с такой державой?
Но ещё раз, Троцкий решил, что большой беды не будет, если он с семьёй поплывёт на норвежском судне. Корабль “Христианиафиорд” отходил из Нью-Йорка ровно через два дня после того, как все проездные документы были получены. Билеты на него ещё были – и Лев Давидович решился.
Никто не знает, насколько безоблачным было бы путешествие, если бы Троцкий немного выждал и отплыл на американском судне. Британская разведка работала неплохо, и вряд ли сведения о том, на каком корабле плывёт известный русский революционер, прошли бы мимо неё.
Но ещё вопрос – стали бы британцы досматривать американский пароход, на котором не было бы, возможно, представителей партии большевиков, известных своей антивоенной позицией. Троцкий ведь большевиком тогда не был.
Разумеется, после Февральской революции все партии, бывшие при царизме вне закона, стали легальными – и большевики в том числе. Соответственно, никаких законных препятствий для любых граждан России, следующих на родину, не было. Но у британцев были и свои соображения.
Временное Правительство, сменив у власти царя Николая, участие в войне продолжало. Таким образом, Россия по-прежнему оставалась союзницей Великобритании, и та желала бы, чтобы так продолжалось и впредь. Поэтому возвращение в Россию представителей партии, ратующей за выход из войны, представлялось Лондону нежелательным. Стало быть большевиков на пути следования могли интернировать, да и к представителям остальных революционных партий отношение было настороженным.
На беду Троцкого на “Христианиафиорде” находилось пятеро большевиков, плывших, как и он, назад, в Россию. И британцы об этом знали.
Но вернёмся к нашим героям.
Троцкий стоял у борта “Христианиафиорда”, улыбаясь и провожая глазами панораму Нью-Йорка. Корабль только что отчалил и ещё свежи в памяти были прощальные речи, цветы, музыка. Он с семьёй – на пути в Россию. В страну революции! На Родину!
