Jacob Davidovsky
Ленин. 1917-02
Но вождями становятся не знанием теории, а другими качествами. Которые есть у Старика. И у Троцкого … хотя Троцкий даже не большевик. И у него, Сталина. А у Каменева нет. У Зиновьева нет. У Муранова нет. Я уж не говорю обо всяких Мартовых или, к примеру, Шляпникове, Молотове.
Он уже неоднократно убеждался – в острых ситуациях люди идут за ним. Признают его лидерство. Конечно, если рядом нет БОЛЬШИХ вождей. Ленина, Троцкого … да и всё, пожалуй.
Впрочем, посмотрим. Ни Ленина, ни Троцкого в Петрограде как раз-таки нет. Они с Каменевым окажутся во главе питерских большевиков. Власть … пусть всего лишь над большевиками Питера – и до прибытия Ленина – но лиха беда начало. Может быть, удастся сейчас власть закрепить, да так, что Старика к ней не допустить – даже когда он до Питера доберётся.
А в каком русле ставить задачи … что ж, доверимся Каменеву, в теории он сильнее. Да и выглядят его умозаключения вполне по-марксистски.
12 Март
a
1917 года. Петроград.
Утром 12 марта в Петроград прибыл поезд со Сталиным, Мурановым и Каменевым. Сразу же по приезде они отправились “регистрироваться” в Таврический дворец, где проходило всероссийское совещание Советов рабочих и солдатских депутатов.
Вскоре после регистрации вернувшиеся из ссылки большевистские вожди появились в бывшем особняке балерины Кшесиньской, ставшем после революции штаб-квартирой большевиков – и попали прямо на очередное заседание Русского Бюро ЦК.
Их появление встретили аплодисментами. Председательствующий Шляпников поднялся с места, когда они вошли в зал, и аплодировал вместе со всеми. Сталин, оказавшийся, наконец, среди своих, всматривался в лица сидящих. Именно с ними придётся работать. Надо выяснить – кто чего стоит, кто чем дышит.
На большинстве лиц – явный восторг, смешанный с пристальным вниманием. Что-то скажут сейчас старшие товарищи, объяснят ситуацию, уточнят моменты. Взгляд Сталина упал на лицо Вячеслава Молотова. Тот же восторг, то же напряжённое внимание – но кроме них, на лице читалось явное облегчение.
Так, понятно, великолепный исполнитель Молотов, волею судеб оказавшийся среди вожаков – за неимением кроме него, Калинина и Шляпникова достаточно авторитетных фигур, до приезда Сталина и Каменева тяготился этой ролью. Теперь всё хорошо, старшие товарищи прибыли, есть, от кого получать указания. Надо взять на заметку.
Каменев поднялся, откашлялся. Начал речь.
После слов о том, как они рады возможности снова оказаться среди своих и принять участие в работе, он перешёл к изложении позиции, принятой в поезде. “Свержение монархии”, “буржуазно-демократическая революция”, “длительный промежуточный период”, “дестабилизация режима Временного правительства сейчас нежелательна”, – слышалось в зале.
Сталин с Мурановым благостно кивали, выражая своё полное согласие. Сталин раз за разом обводил взглядом лица слушателей. На них было написано напряжённое внимание, смешанное с сосредоточенным желанием понять смысл произносимого.
Ну, и не сходившее с лица Молотова облегчение, смешанное с тем же вниманием. Всё хорошо, старшие товарищи здесь – и уже делятся с нами своим видением ситуации – так и читалось на лице Вячеслава.
И вдруг взгляд Сталина натолнулся на лицо Шляпникова. Вот на нём никакого облегчения или восторга не читалось. Внимание, сосредоточенность – да, но смешано это было отнюдь не с восторгом по поводу разъяснений Каменева, а с растущим недоумением. Не успел Сталин внимательнее вглядеться в это выражение – не почудилось ли ему – как Шляпников, вскочив с места, весьма непочтительно перебил Каменева, разом сломав всю благостную атмосферу:
– Лев Борисович, я не понимаю. Мы получили из Швейцарии уже несколько телеграмм от Владимира Ильича. Буквально в каждой из них – “Никакой поддержки Временному Правительству”, “вся власть – Советам”, “курс – на вооружённое восстание”. Как же так?
В зале повисло неловкое молчание. Каменев явно не знал, что сказать и, чтобы потянуть время, снял очки, достал какую-то тряпицу и начал тщательно их протирать.
У Сталина сжалось горло. Чёртова эйфория – вернулись в Питер из ссылки героями, сразу всё внимание к ним, все смотрят снизу вверх. Ну, что мешало Каменеву сначала выяснить – какие были от Старика известия? Ну кто его торопил, кто тянул за язык? И он тоже хорош … раскивался. Теперь отмежеваться от Льва Борисовича не получится.
Впрочем, нет худа без добра. Когда-то всё равно пришлось бы решаться. Надо честно признаться себе самому – раз его цель – власть, столкновение со Стариком всё равно неизбежно. А лучше настоящего момента, наверное не придумаешь. Надо брать в руки вожжи.
Он поднялся.
– Владимир Ильич – в Швейцарии. И видит только то, что можно увидеть оттуда.
Грузинский акцент чувствовался в его речи больше, чем обычно. Так бывало всегда, когда он волновался. Плохо, но ничего не поделаешь.
– Оглянитесь вокруг. Популярность Временного Правительства очень высока. Львову и Керенскому изо всей России потоком летят телеграммы с поздравлениями. Мы приехали из Ачинска – там, в провинции, все на стороне Временного Правительства. Ви понимаете, что выступить сейчас против – означает погубить репутацию партии и весь её авторитет, заработанный годами борьбы?
Чёрт, опять это проклятое “Ви” вместо “Вы”. Никогда он не научится говорить по-русски как следует. Ну и чёрт с ним.
– Владимир Ильич этого из Цюриха не видит. Но мы с вами здесь, на местах, не имеем права допускать подобные ошибки. Надеюсь, нам удастся это ему объяснить.
Каменев пришёл в себя и поддержал Сталина:
– Спасибо, Коба. Добавлю от себя. По Марксу смена общественно-политических формаций должна происходить в таком порядке. Сначала выросшие в среде феодального государства капиталистические отношения обеспечивают переход от феодализма к капитализму – что и сделала окончательно революция, свергнув монархию. Потом же выросший и окрепший в недрах капиталистического общества пролетариат ломает рамки этого общества и обеспечивает построение на его руинах социалистическо го общества.
Кстати, это великолепно разъяснено в работе “Две тактики, две составных части марксизма” самого Владимира Ильича.
Феодальное общество в России уничтожено меньше двух недель назад. Численность пролетариата – несколько процентов. А крестьянства – около девяноста. Россия должна измениться, численность пролетариата в ней – радикально вырасти. И только тогда станет возможна революция социалистическая. Или Вы не согласны с Марксом, Александр Гаврилович?
Шляпников, не отвечая, задумчиво опустился на своё место. Молотов, напротив, вскочил со своего и заговорил:
– Товарищи, ну ведь правда же. По марксизму о пролетарской революции говорить рано, авторитет Временного Правительства – на недосягаемой высоте – о чём Вы говорите, Александр Гаврилович? Иосиф Виссарионович и Лев Борисович прибыли из провинции – они лучше знакомы с тамошними настроениями. И с марксизмом. Они лучше знают, что делать!
Последняя фраза прозвучала как-то по-детски обиженно-просяще. Но Шляпников, похоже, утратил желание спорить и, улыбнувшись, заговорил.
– Ну что же, товарищи. Давайте внесём ясность. Здесь происходит заседание Русского Бюро ЦК. Соответственно голосуют только члены Бюро. Разумеется, мы вправе выслушивать мнения других и учитывать их при принятии решений. Мы тут выслушали мнения товарищей Сталина и Каменева, благодарим вас. Теперь предлагаю продолжить обсуждение по повестке дня и обсудить вопрос о кооптировании в состав Бюро товарища Бокия. Напоминаю, что Бюро ЦК привлекает в свой состав всех тех лиц, которых оно считает полезными по своему политическому кредо, а также ценных теоретических работников.
Шляпников сделал паузу и оглядел присутствующих.
– Хочу сразу высказаться по этой кандидатуре. Товарищ Бокий твёрдо стоит на позициях Бюро ЦК, поэтому считаю его достойным. Есть ещё желающие высказаться? Нет? Голосуем. Кто за? Кто против? Воздержался? Всё ясно. Товарищ Бокий, поздравляю вас с избранием в состав Русского Бюро ЦК.
Сталин сидел, как оплёванный. Вот тебе и вождь … вот тебе и вожак. Их с Каменевым вежливо выслушали, поблагодарили и позволили присутствовать. Нет, сдаваться нельзя, нужно бороться. Он поднялся.
– Товарищи, я считаю, что здесь какая-то ошибка. До ареста я был членом ЦК, а товарищ Каменев – членом редакции. Поэтому вопрос о кооптировании нас в состав Бюро и редакции должен быть, как минимум, рассмотрен. Желательно сегодня.
– Верно, – раздалось с места, где сидел Молотов, – Товарищи Сталин и Каменев очень нужны нам! Это старые большевики, их опыт бесценен. Кстати, то же самое касается товарища Муранова!
Муранов, с самого момента появления хранивший безмятежное молчание, поднял голову. Шляпников снова поднялся, откашлялся и с улыбкой оглядел присутствующих.
– Ну что же, если остальные члены Бюро не против, я не возражаю против изменения сегодняшней повестки. Есть возражения? Нет? Прекрасно.
Он на секуду замолк, оглядел зал, как будто любуясь остатками оставшейся от лучших времен архитектурной роскоши особняка.
– Итак, включаем в повестку вопрос о кооптировании в состав Бюро товарищей Муранова и Сталина. Предлагаю начать с обсуждения кандидатуры товарища Муранова – по старшинству, так сказать. Сразу скажу, что по этой кандидатуре у меня возражений нет. Старый большевик, неоднократно себя проявлял, всегда твёрдо стоял на ленинских позициях.
У остальных членов Бюро кандидатура Муранова возражений тоже не вызвала, и он был избран членом Бюро ЦК единогласно. Началось обсуждение кандидатуры Сталина.
Шляпников, явно задававший тон в нынешнем составе, высказался резко отрицательно:
– Товарищи, я и раньше слышал о стремлении товарища Сталина командовать и подчинять себе людей. Сегодня в этом убедился. Он попытался подмять под себя Бюро, заставить принять навязанное им решение. Кроме того, его выступление было явно антиленинским. Мы тут всегда стояли на твёрдых ленинских позициях, и я считаю недопустимым избрание в наш состав человека, находящегося в столь откровенной оппозиции нынешнему курсу. Кто ещё желает высказаться?
Заговорил Молотов.
