Ivolga (Анастасия Каляндра)
Четыре карандаша
Мой дорогой, извини, я в прошлый раз прервалась, когда тебе писала. Вернее что ты меня, сам, и прервал. Меня увезли рожать и я не успела тебе, от того, дописать до конца. Вот, теперь я тебя уже видела!.. Теперь ты появился на свет, милый – уже да! И ты очень хорошенький!.. Очень! Я верю, что ты и когда вырастешь – будешь очень хорошенький тоже. Пусть даже не внешне хороший, ведь это совсем и не главное – но хотя бы внутри. Ты сейчас очень спокойный и даже почти что совсем не плачешь, как делают обычно маленькие дети. У нас все медсестры тебе удивляются – как ты так?!. Мне сильно с тобой, к сожалению, общаться нельзя – не дают. Ведь ты, якобы, можешь мне передать какую-нибудь инфекцию случайно, а для меня это, мол, может быть опасно. Но ничего – мы с тобой виделись пару раз. Мне тебя через стекло показывали. Ты очень сообразительный, явно! Ты так на меня пристально смотришь всё время, как будто бы понимаешь, что на меня нужно смотреть. Хотя – откуда бы тебе знать, что это я – твоя мама?.. Ведь, наверное, ты медсестер даже, девочек, чаще гораздо видишь, чем маму свою непутевую!.. Но всё равно – ты так пристально смотришь и не кричишь и не плачешь – на удивление ты смышленный и тихий! Мне все так и говорят наши… Что ты – просто чудо, какой молодчина!.. Мне даже аж и досадно немного – что я так тебя и не видела, даже хоть на секундочку, плачущим!.. Ну, как все дети… Но это – я так, в шутку, конечно! А так, вообще – знаешь, я вот, это тебе посоветую и никогда не оставлять – всегда быть таким молодцом. Ведь чего в жизни плакать и орать попусту?.. Когда можно спокойно жить и удивительные всякие вещи рассматривать, и учиться, и дивиться всяким чудесам – вот, как и ребёнок, в свои первые дни, всему ещё дивится – тому даже, что нам, взрослым людям, совсем и не удивительно уже давно… Так и взрослым надо бы… Вот – правильно это ты делаешь: на всё смотришь теперь с интересом, а плакать – не плачешь. Так вот и надо. Всегда нужно смотреть и исследовать. Исследовать всё, что есть вокруг и внутри тебя. И если ты тщательно будешь исследовать – то обязательно ты найдёшь то, что сделает жизнь абсолютно счастливой в этом, данном, каком-то, моменте. И если ты сильно уж жизнью своей недоволен в какой-то момент – то это и значит всего только одно: то, что ты недостаточно тщательно мир вокруг и внутри себя, в этот миг, исследовал. А иначе – ты обязательно бы нашёл вокруг кучу чудес!.. Иногда, когда ты будешь недоволен – ты можешь не заметить большого чуда. Большого, пребольшого… А оно всегда есть – всегда. Вот, даже маленькое, даже крошка – но чудо ведь не меньше от размера!.. Чудо – оно тем и чудо, что имеет масштаб… колоссальный. Для души, для сознания… И даже в маленьком чём-нибудь явленное – оно отображается громадным в твоей душе, если ты только сможешь его оценить. В тебе, тогда, раскроется вся его изначальная мощь… (Может быть, что и не вся, конечно – смотря на сколько ты, только, хорошо умеешь ценить) Но, как бы ни было – его мощь возрастает внутри, когда ты его оценил. Возможно – что и до изначальных пределов, в каких только способно земное восприятие твоё оценить, да и воспринять всю его исконную, изначальную силу и величие – величие Творения и красоты. Конечно – сама суть каждого явления: будь то даже и самая маленькая букашка, цветок или лепесток – необозрима и велика по масштабам настолько, что вряд ли ты и сможешь понять всю её, сполна, пока ты живёшь здесь, на земле. Ведь ты, просто не в силах, наверное, будешь всю её своим восприятием, и умом, и даже чувством осознать теперь – пока ты здесь… Да даже и потом – когда ты уйдёшь в другую жизнь, и я надеюсь – хорошую (всегда очень для этого старайся, прошу тебя!) – даже там, даже и в этой, небесной жизни, хотя мы, может быть, и будем осознавать всю мощь и всю силу, и весь объем любого творенья, но всё же – оно настолько велико и чудесно, что будет, конечно же, по прежнему вызывать чувство чуда, чувство чего-то огромного и всеобъемлющего, чувство восторга и восхищения перед этим… чувство преклонения перед тем – насколько велика Божья сила, которая каждое это чудо и создала! Вот в этом – наверное и суть чуда: то, когда ты можешь прочувствовать всю его мощь, почувствовать всё величие, всё… чудо, одним словом – не знаю как лучше и сказать!.. Но, всё равно – ты не перестанешь им восхищаться. Ты не перестанешь трепетать при соприкосновении с ним. Вот… И как много чудес рассмотреть можно в мире!.. Даже не просто в каких-то конкретных вещах – вот, как я, например, смотрю теперь в окна и вижу чудеса в домах, облаках, дорогах, деревьях… Но не только в таком – что ты можешь найти по конкретным очертаниям… Нет – например просто в воздухе, или в свете… Как много в них чудес! И каждый раз – разных! Вот, как весь-весь мир изменяется от света и воздуха – от их состояний!.. Я говорила уже тебе про то, как всё выглядит здесь из окна ранним вечером, или днём, например… Ещё, вроде бы, упомянала – как выглядит мир из нашего окна в те часы, когда утро уже перетекает в день – такое желто-свежее, очень-очень свежее состояние!.. А вот… Что я заметила – ведь разный свет и разный воздух (но воздух, по сути, наполовину он – тоже свет… Наполовину наше восприятие состояния воздуха – состоит из восприятия состояния света в нём), так сильно меняют и восприятие разных предметов! Такое ощущение, что в разном свете и в разном воздухе звучат более заметно абсолютно разные части мира – вот здесь, по крайней мере, в нашем окне… Вот, например, в ночном воздухе – звучит у нас громче всего асфальт на шоссе. Ведь он ночью пустой, и на него почти весь свет от фонарей прямиком капает и растекается… И ещё – окна. Те, что горят. Вот они звучат громче всего тогда… Ну и луна, если бывает. Тогда, понимаешь, то громче всего звучит – где есть свет. Хоть какой-то. Вот, несколько вывесок ещё хорошо, тоже, звучат – громко, у нас внизу. Их на ночь не выключают… А может быть – они просто на круглосуточных каких-то забегаловках и включены. Не знаю… Но, в общем – тогда, когда вокруг вообще света практически нет – ночью – тогда ты сразу слышишь все маленькие и незаметные даже источники света… И так от них хорошо!.. Ты знаешь – так иногда в жизни с людьми. Порой бывает так мало света от них – для тебя именно, что… Что кажется – мира совсем не видать. Иногда смотришь всюду вокруг, а там совсем уже стало темно… Просто вокруг беспросветная тьма!.. И не поймёшь – куда дальше идти. А иногда и не понимаешь – что темнота. Ведь это не глазу заметно – когда так темно становится, а душе. Ты просто и не поймёшь иногда, что душе темно без людей… И чувствуешь, просто – что, вот, она стоит на месте и ты её сдвинуть не можешь. Стоит, упирается… Нет сил у неё никуда двигаться и ничего делать. И ты думаешь: что же это?.. А это – просто вокруг темнота. И ей, душе твоей, слишком страшно и слишком уж клонит в сон от этих потемков. Ты думаешь, что она, отчего-то, в тебе ленится поднапрячься, усилие сделать и увидеть свет. Но нет – это просто тебя кто-то сейчас берёт и накрывает сверху толстым, плотным, непросвечивающимся одеялом, за которым, конечно, ты света не видишь. Возможно – что это всего-то один человек делает. А может быть – несколько. Но не все на земле. Но вот, из-за них – из-за этих одного-двух людей, ты всех-всех остальных и не можешь разглядеть – как бы они ярко не светили. А иногда – и наоборот: весь мир к тебе темным вдруг станет. Но даже хоть одного только ты человека найдешь, что посветит тебе в темноте – и уже тебе этого за целый мир хватит!.. Иногда лучше найти всего одно отношение, всего одно чувство к тебе, всего одного кого-то, с кем тебе будет так хорошо, как не было бы и с тысячами!.. И это будет прекрасно. Ведь лучше всего один свет – но очень и очень теплый и настоящий – как твой родной очаг в доме, который тебе дарит тепло и уют и покой. Это куда лучше, чем тысячи посторонних огней – сотни чьих-то чужих офисных окон, холодных фар машин, морозных неоновых вывесок, между которыми ты ходишь-бродишь одиноко – как по незнакомому городу… И всё здесь, вроде бы, вокруг, в огнях… А ты, всё равно, не можешь согреться, не можешь ни одним из них достаточно хорошо осветить свою жизнь… Конечно – всегда в твоей жизни, мой милый, тот должен быть свет, самым главным – больше которого ты в этом мире не сыщешь! Свет Бога – тот свет, что всегда с тобой, и что зажег тебя изначально… Ведь без того света – ты бы не смог и существовать. Но здесь я сказала про свет людской. Ведь, всё равно – ты захочешь искать и людей тоже, в этом мире, хотя даже, возможно, найдешь уже к тому моменту Бога… Нет, конечно – они тогда будут тебе не нужны уже так критически и катастрофически, как были бы нужны, если бы ты ещё Бога не знал. Но всё равно – хоть в какой-то степени, но конечно же будут нужны. Ведь даже и Бог, Сам, захотел однажды создать нас, людей, хотя нас до этого и совсем не было… Он, конечно, имел абсолютную полноту в Самом Себе… Но, всё же, Он захотел и нас видеть в мире. А уж тем более мы – всего лишь, сами, маленькие создания в мире, а не создатели – конечно, в нас тоже всегда есть желание видеть и других людей в своей реальности… Так лучше уж видеть всего одного человека, но настоящего. Так вот – с чего же я начала?.. Отвлеклась немножко… С того, что звучат в мире разные вещи под разным светом. Вот, например, вечером – как я рассказывала тебе – ранним… Ты видишь сначала закатное яркое небо – ведь в нём больше света… А потом уже только – оказываешься способен разглядеть и ещё свет – маленький: ну, окна, вывески, фары… А вот днём, например – когда всё вокруг залито светом – то ты видишь отчетливо сразу всё. И от того иногда, видимо, трудно бывает тебе днём на чем-то конкретном сосредоточиться – ведь видно тебе сразу всё, и видно отлично!.. И мозг, от такого количества возможностей для исследований и познания, теряется сразу и даже пугается несколько. Он говорит, как бы: "Ой, сколько работы!.. Ой, сколько тут делать!!! Боюсь даже и начинать!", и не начинает совсем ни с чего. Гораздо легче бывает ему вечером – когда видно уже не всё… Когда можно одно что-то бесстрашно разглядеть и не бояться того, что ещё куча всего нерассмотренным осталось!.. И, наоборот – когда ночью совсем ничего не видно, наш мозг в панике начинает искать хоть что-то, что можно бы разглядеть. Одним словом – чем больше у нас есть возможностей – тем больше мы их боимся. А чем их у нас меньше, тем больше мы ищем их и стараемся вытащить даже из полного, казалось бы, мрака – хоть лучик света. Так это везде. Очень во многих вещах… Скорее всего ты это увидишь ещё и в своей жизни. Вот, хорошо, знаешь, для созерцания – то, когда такой рассеянный свет… Когда, например, пасмурно… Или раннее утро. Когда свет есть на всём, и всё тебе видно… Но он не такой оглушительно яркий, как ясным днём… Хорошо – это я имею ввиду – для нашего пугливого сознания. Тогда оно, как бы, прекрасно всё может разглядеть, если захочет, и исследовать, и изучить… Но только ему не кричит всё вокруг о том, что и это, и то можно видеть – и это, и то ярко освещено и всё,соответственно, просит внимания. Вот, потому, я заметила – мне, обычно, такое вот время всегда подходило как нельзя лучше для разглядывания мира. Но это лишь от того, что мой мозг слишком был возбужден, и пуглив, и неуверен… А пасмурные дни – его немного успокаивали… Но чем ближе я становлюсь к Богу – тем больше я получаю спокойствия именно от Него, и именно от того – что всё вижу, и всё в ярком свете, и всё хорошо заметно. Теперь я люблю солнце и яркие дни!.. Как это чудно – когда весь стоишь в свете, и смотришь на мир из окна… на мир, который сейчас тоже полон света, и весь этот свет – так хорошо всё вокруг делает белым и легким-легким!.. Мне это, знаешь, с чем можно сравнить?.. Вот с тем, что когда люди ещё не уверенны в Боге, и в том, что их ждёт в том, другом мире вечность, и в том – что их жизнь в этой вечности, тоже будет вечна, и все их мысли, чувства, воспоминания и впечатления – тоже… Когда они, либо ещё не уверенны в этом, ну, либо – ещё слишком уж далеко находятся, по состоянию души, от того светлого мира, что дальше нас ждёт – ещё не совсем достойны его… То у них… Я имею в виду – и у меня тоже, ведь и у меня в жизни такое время, конечно, было… Такое есть ощущение… Грустное, тяжкое… Горькое даже… Такое ощущение всего преходящего. Ты видишь уже, может быть, красоту и ощущаешь её сполна… Красоту мира, вещей, мыслей, памяти, чувств, событий в твоей жизни, и мест… Ты чувствуешь и любовь – любовь ко всему, что есть в мире и лично в твоей жизни, прекрасного… Но все эти чувства – любви и восхищения красотой всех этих вещей – имеют ужасно тяжёлый оттенок… Оттенок осознания, что всё это – преходяще… что всё – до поры до времени… всё – смертно, одним словом. Вот это вот ощущение "смертности" всего, что есть в мире – оно и пугает тебя, и останавливает, и не даёт взглянуть широко, и охватить большой простор. Ведь если всё смертно – то ты не успеешь всё осознать, и всё сделать, и всё воплотить… Так что же и начинать?.. И даже осознавать все возможности – нечего!.. Но если ты станешь, мой милый, ближе к Богу, и если ты, в какой-то момент, уже почувствуешь всю ту вечность, которая тебя ждёт – весь тот светлый и бесконечный рай, что раскинется перед тобою – то тогда ты начнёшь без страха совсем, и сомнения, изучать и исследовать всё… Постигать всё и охватывать всё, браться за всё, что нужно, брать на себя все те дела, что увидишь, хорошие, в мире и подходящие для тебя… Одним словом – ты будешь идти и уже не оглядываться всё время назад из-за мысли о том, что всё конечно, и всему наступит предел. Ты будешь идти и понимать, что идёшь по пути Вечному. И никогда на этом пути не наступит конец. И никогда на этом пути не кончится время и место… Ну… Вот теперь я очень люблю свет… Яркий – прекрасно!.. Всё заливает?.. Чудесно! Вот, утром – когда он ещё только приходит в мир – я встаю и смотрю – замерев иногда смотрю на то, как он приходит… Со мной и давно в детстве такое тоже было… Всегда я с утра замирала в восторге от того – как это… Новый, чистый свет. Ведь он каждое утро так выглядит, словно совсем нов, и свеж, и чист… И, хотя я тогда ещё и любила больше рассеянный свет и пасмурные дни… Но вот в утренние часы – свет яркого солнца был и тогда уже для меня чудом. Наверное это – как дети… Как дети для всех – это такое вот, маленькое новое, светлое, чистое чудо, когда они только приходят в мир. И даже плохой, жёсткий, далёкий от Бога человек, почти всегда ведь улыбнётся, глядя на улыбающегося малыша!.. Так вот и я тогда, тоже – смотрела в восторге на утро. На утренний маленький юный свет… Наверное от такой чистоты – сильной-сильной такой чистоты всего нового – и в душе тоже становится чище… А вот теперь я смотрю утром на свет тоже в восторге. Ты бы видел – как это красиво у нас здесь смотрится из окна!.. У нас золотиться начинает шоссе и железные палки фонарей и машины на нём… Вдали появляется туман – нежный, молочный… И в нём купаются холмы зеленые, которые далеко видны, и высотки на них. На офисных зданиях – тоже стекла начинают поблескивать… Ну, тут много… Очень много всего, что могла бы я тебе описать замечательного!.. Но ведь у меня и блокнота не хватит так!.. Вот, про что я хочу тебе только сказать – так это про деревья, что звучат по особенному в утреннем свете. Вот – представь… Солнце выходит и хорошо уже вышло над городом. Оно уже лежит на дорогах и кусочками высвечивает здания. И добирается до нашего скверика – того, что при больнице, за решетками-заборчиками.Солнцу заборы не помеха!.. Оно здесь спокойно пройдёт. Тогда и начинают говорить деревья. Их кроны видны – не разделённые светом фонаря какого-нибудь на темно-рыжий и на тёмный тучный пыльный, как ночью – а наоборот: видны… до каждого листочка, почти, видны, в подсветке утреннего воздуха… Сизо-молочные такие… Юные, чистые, блестящие – будто серебрянные… Знаешь – так, как будто совсем не похожи и на себя-то самих – тех, которые дневные: которые мы, уж хорошо видим… Я говорю про дневные теперь уж, с ними сравниваю – не те, вечерние, что разделены на два ярких тона… А те, что днём… Может быть, даже в самый яркий полдень. Они, вот – дневные деревья – тоже, и при ярком солнце – таком, что прекрасно всё видишь… во времени таком, где всё видно и ясно и легко разглядеть, но… так, только, почему-то, они и в полдень имеют в себе некоторый отзвук пыльности – темной, тучевой пыльности, и отзвук желтости – такой вот: кирпичной, фонарной. Это я тебе так – как малевака-любитель говорю. Приглядывалась. Когда хочешь повторить что-то из жизни – так обязательно начинаешь приглядываться. А как уж начнёшь приглядываться – так обязательно, всё больше, хочешь повторить!.. Ха-ха! Прости за каламбур. Ну, так вот – ты знаешь: они, тоже – немного, как сами не свои. Если смотреть на них в такой вот – ленивый полдень. Бездельный… Засыпающий слегка. Такой… А при этом, ещё – нужно сказать, что и суетный, мельтешащий, копошащийся, равнодушный. Вот так сядешь летом – на детской площадке, скажем, или просто на лавочке во дворе – посидеть, почитать… Это мы, особенно, с тобой уже, вместе, так почаще старались делать, как я тебе и говорила – чтобы мама твоя выбиралась хоть на чуть-чуть из своего домашнего книжного мира, да и давала тебе хоть чуть воздухом подышать. Ведь это ещё – тот период, когда ты тем же, что и мама дышишь. Вот и приходилось себя, знаешь – осколочком этого же книжного мира вытаскивать: как ослика вслед за морковкой на удочке. Берёшь книжку – и пойдёшь: вот её-то буду, теперь, мол, читать на улице!.. А потом ещё не удержишься и возьмёшь с собой, наберешь – и ещё три или даже пять… когда как: ну а вдруг, как бы – одну читать не захочется, а другую – вот как раз?!. И, по факту, потом сидишь, глазеешь на сонный мир полуденный, и ни одну не открываешь – только держишь руку в какой-то из этих книжек, в прикрытой – вместо закладки между страниц… А так оно постоянно получается, милый, что – ну не можется, как-то, в полдень ничего иногда, понимаешь!.. Ну, ну да ладно – мы к этим нашим с тобой… И не нашим, и моим в одиночку дням – в полуденный период, ещё теперь вернёмся, надеюсь. Мне теперь показалось, что я тебе хочу ещё немножечко о них рассказать… Но… а то я очень уж сильно уж отклонилась от мысли. Со своим… Так… И, вот – вроде бы, думаешь: вот я ведь пря-мо под дом спускаюсь! Ну зачем мне столько?!. А нет – наберу целый пакет или сумку и сижу под домом на лавочке – с баулом! Ведь целую библиотеку с собой притащу, а читать – и не читаю!.. Так – вернусь к утру. Утром деревья – такие новые!.. Такие сизые!.. Так они светло, счастливо трепещут, так движутся активно на ветру в некоторые минуты, что словно взлететь хотят и улететь к этому солнцу!.. И мне вместе с ними хочется… Они, знаешь, как будто бы птички маленькие, все наперебой поют – как это всё хорошо, и как они благодарны за это!.. Так мне это слышится, когда я глазами, как бы, слушаю, а не ушами… И ты
На этом текст закончился.
Она немного поглядела в пустоту, а потом наконец нашла в себе силы оглянуться на комнату сына. Потом, немного посмотрев туда очень странными глазами – снова взглянула на его бумажные листы, но и мимо них. А Женя, судя по всему, как раз только проснулся. И из его комнаты послышалось некоторое копошение и скрип старенькой кровати, на которой он, наверное, теперь присел после сна. Конечно – должно быть он совсем неуклюже теперь на ней себя чувствовал. Ведь столько лет уже здесь не лежал! Уже года четыре. Наверное отвык от своей старой кровати… Да и вон как вырос! Казалось – уже и не должен, ведь, больше расти! И так уж большой был, когда уезжал… А вот – кажется и ещё вырос. Ну или мама его, сама, чуть ниже за то время стала… Тоже может быть. Но, в любом случае – теперь голову задирать ещё выше приходится, чем раньше. Ну, это и ничего!.. Она потихоньку пошла к комнате Жени, хотя ноги тряслись.
– Женя?.. – блеклая худая женщина лет сорока с лишним, большими глазами уставилась на сына, который только что проснулся и успел ещё только сесть на кровати. Она так и замерла в дверном проеме – там, где была – и смотрела испуганно и растерянно. А голос у женщины дрожал, как и листы бумаги, которые она держала в руках. – Жень… Откуда это?.. Тебе кто-то сказал?.. Кто-то дал это, да?.. Я… Я честно дала бы тебе и сама, если бы у меня было… Но я думала, что… Что больше совсем нет…
– Мам?.. Ты про что? – засмеялся сын, взъерошивая волосы после сна, чтобы привести их в порядок. – Чего ты хотела мне дать?
– Я… Там… Я просто взяла твой рюкзак… Хотела его разобрать – разложить вещи… Чтобы ты не возился… И там…
– Мам, ну… Ты прочла что-ли?.. – немного укоризненно узнал молодой человек, хотя ещё не перестал улыбаться. – Ну это ещё не закончено… Ещё не отредактировал, не вычитал… Так – черновик просто… И даже до конца чуть-чуть не дописал. Ты б лучше сказала, что хочешь из моего почитать что-нибудь – и я бы тебе законченное дал. Чего ж ты?.. Так вот? – шутливо покачал он головой.
– Из твоего?.. – задумалась женщина и как-то странно застыла на месте, глядя на паркет.
– Да… – кивнул Женя, приглядываясь к маме, – Что-то не так?.. Нет, я, конечно, знаю, что я бездарность… Но надо же хоть как-то двигаться… Чем-то заниматься, пока – вот я и пробую разное писать. Тут вот – от женского лица, знаешь… Ну надо же разными языками уметь писать тоже… И…
– Ты это, серьёзно, сам написал?.. – узнала его мама растерянно. – И сам, тоже, придумал?..
– Ну… Ну, как?.. Почти сам. Ты знаешь, я в основном, с… Это странно, конечно, наверное будет слышать, но… Но, наверное, я сочиняю обычно вместе с Богом. Он мне как-то, всё время, знаешь, и сюжеты подсказывает, да и вообще – руководит, по моей просьбе. Я, знаешь, считаю – что если писать уж хоть что-то, то стоит писать лишь по Божьей воле. Ведь всё самое главное уже в Библии было написано… Хотя Библия – это и не литературное произведение, конечно, в прямом смысле – это, всё-таки, документальное описание реальных событий в основном… И лишь иногда там приведены например песни – псалмы… И что-нибудь в этом роде – где указано, что это песня, например… Но всё же – хотя это и не выдуманное произведение, но… ведь это книга. И в том она схожа со всеми другими – что её нужно читать, чтобы узнать. Так и зачем же я буду писать сотни книжек и забивать ими это пространство?.. Чтобы люди на них отвлеклись и то время, что они могли потратить на чтение Библии – на эти мои книжки тратили, что-ли?.. Нет. Конечно нет. Тогда лучше писать уж только такие книги, что пользу принесут тем, кто и не взял бы, наверное, в руки Библию, ведь точно хотел почитать что-нибудь из простой литературы, а тут – в этих своих книжечках – я хоть что-нибудь про Бога им тоже скажу. Тогда они имеют смысл – хоть какой-то… Да и для тех, кто уже верит – для них тоже. Приятно ведь будет увидеть, что кто-то из авторов книг верит тоже… И вообще – обсудить так, мысленно с ним какие-то религиозные вопросы… Ну, поэтому я, разумеется, всегда спрашиваю у Бога – что мне и как стоит, лучше писать… Раз я, тем более уж, пишу про Него и про веру в Него… Понимаешь?.. Ну и Он мне помогает всегда… Вот это – вроде того как… Ты всю эту вещь прочла, да?.. Вот как там описывает… Ну, героиня… Как, например, она рисует, да?.. Вот так вот и я пишу книжки. Вот этой сюжет – я вообще во сне увидел изначально. Ну, не то что сюжет даже… А так – знаешь, разные пятна картин таких, ощущений… Красочных, ярких, необычных. И вот из них я потом постарался сложить эту книгу. Конечно её книгой не назовёшь-то совсем – эта вещь, она совсем маленькая… Хотя я и хотел её, вообще-то, сделать довольно большой. И до сих пор разрываюсь немножко между двумя решениями – оставить так, небольшой по длительности, или, всё же – чуть сделать подробнее?.. Я, вроде бы, чувствую – что так… Но мозгом-то понимаю, что для того чтоб была она хоть чуть вместимой в принятые, как бы, литературные мерки – нужно бы её сделать больше. Побольше о жизни в больнице, например, рассказать, чуть-чуть больше раскрыть персонажей вокруг – ведь тут какой простор для творчества!.. Как много ещё мыслей, образов, микро сюжетов здесь можно бы описать – и Даны этой линию подразвить, и санитарок, и ещё, может быть, главврача тоже… Но… Мне, просто, ужасно, отчего-то, захотелось так сделать, чтоб девушка именно в маленький блокнотик писала – совсем, прям… И дальше уж, получается что не логично совсем будет долго писать. Ведь в маленьком блокнотике большой текст просто физически уместиться не мог бы. Ну и, опять же, конечно – так Бог направил. А вот если про то, что из этих вот пятен зрительных картинок каких-то и ощущений – я эту историю складывал… Ну, таких, как например те виды из окна больницы, что девушка видит, или её чувство лёгкости. Я тоже не знал, как бы – что же они, и к чему же, и как же мне в них тоже, так разобраться получше, чтоб докопаться до самого корня их?.. Сути?.. Чтобы понять – что они означают, и к чему ведут. И, как бы, так, вместе с той девушкой и докапывался в процессе, пока писал – сам докапывался, и, будто и она, как бы, по сюжету тоже. Опять же – меня Бог так направил – писать эту вещь так легко… Как и мою девушку, тоже, в истории – ведь она, вроде бы, стала так, тоже легко всё рассказывать, что ей хотелось, и вот через это уже – побираться к тому, что же Богом для неё самой заложено, тоже, важного в этих простых вещах, которые она хотела описать. Вот так и я, точно, в процессе… Так и писал эту вещь. Совсем, как бы, у нас с ней всё это перекликается. Ну и, выходит, что тот процесс написания, что, якобы она прошла, чтобы создать эти записки – на самом деле я тоже немножко прошёл, чтобы создать их же… То есть, в любом случае – процесс создания этой вещи был именно такой. Не слишком я много болтаю?.. – улыбнулся Женя, – А то, видишь – вот, выспался, поднабрался сил, и стал теперь, с этими новыми силами, уши тебе забивать своими историями!.. Прости! Мне только дай волю про свои увлечения поговорить!..
– Да нет… Я… – его мама на время замолчала и посмотрела на него, совсем растерянно. – Я, знаешь, всегда… Ты извини меня пожалуйста, конечно, но я… Я когда слушала раньше твои эти рассказы о Боге… О том, что ты с Ним общаешься так, словно с другом… И немножко… Ну, не доверяла, что ли?.. Нет, я, конечно, верю – ты знаешь… Но я как-то так – по церковному… И для меня всегда очень странно всё то, что ты говоришь – что с Богом вот так можно общаться… Так просто… Как будто бы с кем-то родным и… И не очень далёким. Но теперь… Теперь мне… Сегодня поверилось. Знаешь… Очень. Я думала – это твои, просто, какие-то, странности… Ты извини уж, Жень, но… Тем более я и не знала – откуда ты этому научился всему, но… Ты знаешь… Я очень надеюсь, Жень, что ты не обидишься сейчас очень на многое!.. Не только на это – что я сказала, чтомне всё это казалось твоими странностями немножко… – засмеялась мама, совсем взволнованно, – А ещё… На пару вещей. Мне бы нужно тебе, видимо, очень во многом признаться… Ты… Ты хочешь пойти погулять, как и думал – ты говорил, что думаешь пройтись, когда отдохнешь с дороги?..
