Иван Созонтович Лукаш
Федоров

Полная версия

Не разрыв из-за смерти «отцов и детей», так же как не разрыв «неба и земли», «духа и плоти», «живых и мертвых», а постоянно действующее сознание единства «живых и мертвых», несмотря на временный разрыв с ними из-за смерти, – постоянное пребывание в лоне, в духе Отчем, это, по учению Федорова, есть уже первый шаг к новому литургическому обществу и к общему воскресительному делу.

Нельзя не заметить удивительной близости Николая Федорова к последнему до русской катастрофы святому нашему Серафиму Саровскому.

Оба они – люди среднего слоя России, в котором к началу XIX века после всех страшных бурь и разгрома, начетческого раскола, Петра, духовного распада высших слоев стало слагаться новое православие.

Сын курского купца Прохор Мошнин, преобразившийся в преподобного Серафима, так же учил о воздействии на мир, как и сын крепостной крестьянки и барина Николай Федоров.

Не созерцательный отказ от мира сего, внемирность, но дело в мире, но страшное общее усилие всех для изменения лика мира, разумного управления миром, действительного осуществления всеми Голгофского чуда и завета воскресения, добыча Царства Божия в непрекращаемых боях с князем вещной тьмы – вот в чем православие Серафима Саровского и Николая Федорова.

Лев Толстой, одно время увлеченный федоровской идеей, еще в восьмидесятых годах прошлого века пробовал развивать его мысли в Психологическом обществе в Москве, среди тогдашних ученых во главе с профессором Троицким.

Неудержимый смех всех присутствующих встретил повторенные Толстым федоровские мысли о том, что «царство знания и управления не ограничено Землей» и что «воскресшие поколения людей могут расселяться и по мирам иным».

Многие, конечно, посмеются тому же и теперь…

И теперь Федоров, по-прежнему, кажется безумен.

А бессмертие, вечная жизнь, к которой звал вместе со всеми религиями Федоров, кажется нам и теперь ужасающей и совершенно бездельной скукой. Что может быть нелепее и страшнее, чем, например, тысячелетнее дряхлое страшилище воскресшего Иоанна Грозного или многовековый Гришка Отрепьев, да и к чему им и всем нам воскресать?