Иван Иванович Панаев
Петербургский фельетонист
– Здравствуй, душа, – говорит ему фельетонист, трепля его по плечу.
Фактор оглядывается.
– А! Петя! Что это у тебя заспанные глаза?
Фельетонист поправляет очки.
– Что-то заспался, братец.
– Послушай-ка, Петя, знаешь…
Фактор наклоняется к уху фельетониста и шепчет… Слышны только некоторые отдельные слова: кутили; пьяный; издаю; ее расхвалить; «Репертуар»… душка; мне обещал… «Пчела»… «Инвалид»… Фактор грозит пальцем фельетонисту и хохочет, приговаривая:
– Экая ты шельма, братец! Минута молчания.
Фактор со вниманием осматривает первый ряд кресел и потом стремительно обертывается к фельетонисту:
– Петя, Петя, посмотри-ка, кто затесался в первый-то ряд…
Фельетонист протирает очки.
– Ба, ба, ба! да это наш Максим Петрович?
Максим Петрович, или, правильнее, Максим Петров, – книгопродавец, и притом книгопродавец «добросовестный». Так по крайней мере величают его «добросовестные» журналисты.
Мой герой, разумеется, в самых приятельских отношениях, на самой короткой ноге с «добросовестным» книгопродавцем.
– Максим Петрович, Максим Петрович!.. – бормочет он дружески, кивая ему головой и маня его рукою…
Книгопродавец, отягощенный галантерейностями, подходит к фельетонисту и фактору, которые с чувством пожимают ему руку.
– Ай да Максим Петрович! Экой франт!.. – восклицает фельетонист, осматривая с ног до головы книгопродавца. – Нечего сказать, мастер одеваться.
Книгопродавец ухмыляется.
– Что же-с… ничего-с, – говорит он, приятно обдергиваясь…
В эту минуту к ним подходит офицер, имеющий некоторое поползновение к литературе и сочинивший водевильчик. Снова взаимное пожимание рук.
Офицер посматривает с чувством на фельетониста.
– С каким наслаждением, – говорит ему офицер, – я прочел вашу последнюю статейку о бенефисе Толченова… Как живо вы это все умеете описать, и как это у вас все выходит… так и льется точно вот как будто…
Офицер останавливается, потому что решительно не знает что сказать далее.
Да-с, – замечает «добросовестный» книгопродавец, – уж они на это мастера… Прелесь какое у них перо! Так и нижут-с, ей-богу.
Глазки фельетониста принимают масленое выражение… Он тает от этих похвал.
– Петр Семеныч, – продолжает книгопродавец, – после спектактеля не зайтить ли в ресторанчик?.. Выпить бы бутылочку другую шампанского не мешало.
– С удовольствием…
Занавес поднимается. Во время представления фактор значительно перемигивается с фельетонистом.
После спектакля все эти господа отправляются ужинать на счет «добросовестного» книгопродавца…
Славно и весело жить в Петербурге! Петербургская жизнь сильно нравится моему фельетонисту… Особенно он любит обедать на счет литературного фактора и ужинать на счет «добросовестного» книгопродавца. Вино прекрасное, и разговоры также не дурны. За этими обедами и ужинами ему не раз удавалось между прочим скропать несколько удачных куплетцев вместе с одним актером. И куплетцам этим, говорят, очень аплодируют на сцене Александрийского театра.
