Иван Александрович Валуев
Записки отчаяния
***
Здоров. Ну как ты там? Дом построил, как то слышал я
Ты женился? Или снова, как всегда?
Хочется спросить, как вообще твои дела?
Так же пишешь? А вот у меня Елена родила…
Мишей сына я назвал. Крупный, сильный, как и я
И в глазах похожее со мной
Я как всегда ненадолго приехал домой
Скоро снова в рейс плыву
И тебя с собой зову…
Нужно будет повидаться, выпить и кое в чем нам разобраться…
Я не знаю, как я взялся за письмо тебе
Но молчать не мог я больше, ты пойми
Шило ведь не утаишь в мешке
И рассудок говорит – не навреди…
А я все вижу, как топлю тебя в речном порту
Я знаю, что ты плюешь на это все и на меня
Сидишь и мокнешь весь в своем поту
Потому что знаешь, что не подведу тебя,
Сдержу слова и сразу все решу
Нет. За себя я не трушу
Схороню тебя на дне. Я не грешу…
***
Одним холодным вечером
Я свое место определю…
И прошлого бечеву
Смажу мылом и завяжу в петлю…
***
Замечая, как наш мир наполняется травмированными и обездоленными людьми, я все чаще поддаюсь напасти пессимизма и плохого настроения. Не представляю, что тут можно вообще делать. Пару дней назад, ожидая маршрутки в центре города среди перемещающейся толпы, ко мне подошел молодой человек. В его руках маячил какой-то маленький список. В этом списке мелькали имена в первом столбике и множество плюсов и минусов напротив каждого имени. Стандартный подход, “не мог бы я ответить на пару вопросов.” Я согласился. Среди стереотипных вопросов типа: “что вы делаете в этом городе?”; прозвучал вопрос из ряда вон выходящих. Я уже было заскучал. Но когда услышал что-то вроде – “Как вы считаете, поддерживает ли наше правительство молодых писателей?”. На что я, не без удивления, ответил – “Конечно, нет. Я и сам иногда пописываю, но не считаю себя писателем. Так как писатели публикуются.” Молодой человек заинтересовался моим ответом. И стал узнавать, где же я публикуюсь и какого направления мои опусы. После всех пустых разъяснений, он спросил меня, смог бы я помочь одному молодому писателю издать книгу, поддержав его суммой в тридцать гривен. До этого он задал отличный вопрос, которому не придал должного значения, – “Вы жадный человек?” А в кармане у меня была всего лишь десятка. Слава Богу, который придумал банковские карты, на которую я мог бы скинуть эти деньги. Мне пришлось взять номер его карты, чтобы потом сделать перевод. Оказывается, в наше время, чтобы опубликовать книгу тиражом в 25 тысяч экземпляров, нужно иметь солидный капитал в виде 75 тысяч. Я закашлялся, распрощался с молодым человеком и пошел своей дорогой. А по пути я вспомнил еще один его хитрый вопрос, который прозвучал до того, как он попросил финансовой поддержки, – “А вы честный человек?”…
***
Ты думаешь о ней тогда,
Когда уже никто не ждет.
Не ждешь ни ты. Не ждет она.
Но все твердят, что все пройдет.
Пройдет любовь. Угаснет свет.
Продлится путь. Наступит вновь рассвет.
И море волнами следы сотрет.
Былых мечтаний, планов и цветов,
Подаренных в прощальный вечер,
Где у пустых тарелок догорают свечи…
***
Я помню страх свой наяву
Где в заточении своих телес
Лежало что-то еле живо
А у врат тюрьмы прогуливался бес
Он не давал спокойно жить
Не позволял он чувствам пробужденья
И каждый день, а то и миг
Стегал кнутом то, что в темнице умирало
Сквозь лес и темень
Среди полей и темных туч
Меня настигло озаренье
И я нашел едва заметный луч.
Смог отыскать тюрьму под видом тела
Где за решеткой ребер, мышц и кожей
Скрывалось мертвенно и бездыханно.
И черный бес кривился своей рожей
Довольный тем, что натворил.
Он изуродовал дар Божий
И скинул вниз. Туда, где тени пляшут
Где множество таких вот тварей
Остатки сердца превращают в кашу…
***
Время течет неустанно. Обвивает меня и засыхает твердой вонючей коркой, которую невозможно снять или смыть. Где-то на одном краю света бабочка взмахивает крыльями. Но на другом конце света уже никогда не начнется цунами. Люди так виртуозно поработили мир и внесли в него свои абсурдные изменения, что все правила и законы прошлого уже не смогут иметь силу сегодня. А сегодня на дворе прекрасная осень. Не думал, что я влюблюсь в осень и в этом году тоже. Я держался до последнего. Но ее пленительные краски и колорит вскружили мне голову и представление о том, что где-то все же хранится истинная любовь… И эта любовь в образе хрупкой девушки, которая раз оступившись, полюбив, не всех будет посвящать в секреты своей внутренней обители. В этом есть доля справедливости. Порой, человеку приходиться пройти тернистый путь, чтобы получить право на истинную любовь… Я уже запутался, куда идти. Все дороги должны вести в Рим. А моя как-то даже не примыкает ни к одной. И не тянется ни с одной параллельно. Может быть моя дорога – это и есть своего рода свобода. Свобода от социума и его устоев жизни. Свобода от материи и ее власти над скупыми умами. Свобода от мнений окружающих. И, в конце концов, свобода от любви, которая невыносимо прекрасна, и которая всегда будет за гранью моего пути, за гранью той боли и страданий, которых легче достигнуть, и слаще испытывать, чем ту самую истинную любовь…
***
Как близок день для Солнца, что наступит на меня
Сгорят мои цветы. Сгорю и с ними я.
Я буду молча наблюдать, как тлеет мир и с ним мои уста
И, может быть, я улыбнусь, тому, что в моем сердце пустота…
***
Где бы оказался несчастный твой холод?
В невзрачных равнинах или опустелых лесах?
Во множестве слов или вещих снах?
А может в долине бегущих желаний?
Исчезнувших в чаще обители бренной?
Как стынет кровь в жилах усталых
Так ты остываешь в своей ипостаси.
Сними, наконец, маску обмана
Почувствуешь снова свой запах Нирваны.
Откроются очи на прекрасные вещи
Забудешь за боль и вспомнишь о ночи
Где ты утопал, как одурелый мальчишка
Под покровом страстей в объятьях любимой…
Там множество поз, красоты, искушений.
Поцелуи под светом ночных приключений.
Там дикий экстаз и запах флюидов
Там нет головы, и не хватает извилин
И ветер гуляет под звездною гладью
Где в соитии ты зовешь ее блядью…
***
Как быть? Я встаю с дивана. Время уже перевалило давно за полдень. Отодвигаю шторы, чтобы увидеть за окном ту осень, которая может являться только во снах. Мерно падающие листья не дают покоя промозглой земле. Меня окружают вещи, которые никогда не будут иметь участи в моем существе. Балконы дома напротив так серы, как никогда раньше. В них появилась та нота, которую мы, простые смертные, можем называть грустью. А в действительности все это еще проще – это жизнь. Я не хочу сказать, что жизнь выглядит, как балкон старой хрущевки. Нет. Но жизнь есть определенная высота, скорость свободного падения и, конечно же, один итог… Там внизу осколки разбитого стекла так походят на человека самобытного, свободного и полностью разбитого этим прекрасным миром неистощимых чудес, где свет лампочки в комнате дороже, чем живущие этой комнаты… Мне не миновать кораблекрушения. Я выбрал такую стезю, где меня быть априори не может. Это как здоровому человеку занимать место инвалида. Сравнение так себе, но другое в голову не попало. Увидел пожилую учительницу украинской литературы и языка школьных лет. Почему-то сразу создалось впечатление атмосферы произведений Нечуй-Левицкого и Ивана Франка. Вижу железную дорогу в осеннем диком поле высокой пшеницы. А по рельсам скачут солнечные зайчики неуловимой любви… Я слышу стук колес этого поезда и проплываю куда-то на запад. Люди встречаются редко на этой дороге, но зато можно увидеть живописные места и яркие краски опустевшей природы. Еще немного и все листья опадут, оставив деревья нагим произведением искусства теней и тянущихся к небесам рук… Так и быть. Нужно дождаться падения последнего листка с дуба, что растет напротив моего окна и постоянно напоминает мне о безудержном течении времени…
***
Как бы небо не страдало
Всем ветрам в упрёк
Солнце каждый вечер утопало
И стремилось с звездами в поток…
***
Как то раз мы пересеклись у входа в парк
Ты шла за мной и сверлила спину взглядом
Я слышал шёпот сзади: “Это Тони Старк… ”
Но когда я оглянулся, мурашки по тебе поскакали стадом…
***
Как тесен мир в том месте, где растут цветы
Там, куда не хочешь возвращаться
Те люди, как на фотографиях просты
Где у подножия горы хочу я оказаться
Мне стыдно, что мои мечты всегда витают только в небе
И летом они, как облака видны
Зимой же их затягивает серой шалью
На пленке только проявляются слова.
Там нет изображения, его не видно
Прикосновенье лишь зачаток быстрого теченья крови
А после, может, чрез пучину грез
Ворвется ветер сквозь мои врата
И я увижу, что на крыльях ночи он принес
Мою любовь… Которой нет начала и конца…
***
Оказаться бы вначале жизни
Где вечер переходит в ночь
И быть во Вселенской пучине
Чтобы улететь отсюда прочь…
Изведать станцию острова Хоккайдо
Прокатиться вверх по склону
И, может, почитать Сусаку Эндо
И написать свою новеллу
Увидеть близ Ньюкасла осени расцвет
Об Исигуро истории послушать
Сделать пару фото на черно-белый цвет
И, наконец, депрессию свою разрушить…
***
КАК РАННЯЯ ВЕСНА
с закатом февральским
ты зайдешь ко мне в дом
в весеннем платье
и с мокрым зонтом
я коснусь твоих плеч
и тепло обниму
захочу тебя увлечь
и еще сильней прижму
ты сбросишь тот час
простишь на рассвете
но я не увижу этих глаз
таких же красивых на свете
в окнах открытых
луч закрывает листом
деревьев покрытых
и ты не заходишь в мой дом
в руках моих вечер истлел
безмолвно стою на пороге
хлеб на столе уже зачерствел
и тебя нет на дороге
БАЛЛАДА О ВЗГЛЯДАХ
я окунулся в мир загадок
коснулся взглядом ее взгляда
в персону прекрасных повадок
и с аромат весеннего сада
я увидел сказочный цвет
глубокий. чуткий, прозрачный
хрусталик отражает свет
совсем как настоящий
манящий, сильный и с печальной нотой
изумрудом покрытый
с теплой заботой
для всех закрытый
как тайный лес
с зеленой кроной
у входа Гермес
с большой короной
я начал тонуть
тону и сейчас
я хотел лишь нырнуть
и вместо мига час
я лежал и смотрел
умирал от загадки
я ей заболел
и воздух в нехватке
терялся во взгляде
или в лесу, мне не ясно
и описывать в балладе
историю взглядов напрасно
ОТСУТСТВИЕ
Шепот серых стен у окон
И кровоточащий кран весны
Слабо бьют по окнам ветки
Сломанной сосны
На полу остатки щебня
Горький запах гнили в ветре
И потерянная смелость
С настроеньем импотента
Снова камни под ногами
Бесталанный жадный ум
Спотыкаясь и летя рогами
В поисках ненужных дум
От закрытой двери тянет
Словно мокрый зной тоски
Осторожно тебя манит
И тихонько шепчет – не грусти
ПУСТАЯ МАШОНКА
Я думал о жизни прекрасной
Зачастую по ночам
Где я не такой уж ужасный
Где деньгами набит мой карман
Ведь всем нужна это лажа
Ведь всем нужен обман
Каждый думает, что он важен
А на самом деле – болван
Смотришь в зеркало, как все
Но не хватает бумажек
Все идет, как по пизде
А кому это важно?
Ты не писатель и не поэт
И душа у тебя не очень
Даже денег на девочку нет
Будь рукой своей озабочен!
ГЛУПОСТЬ
сижу я на лавке
весь в печали
оно и не просто
мы одичали!
порой мы не видим, что делаем больно
отдаемся спокойно за деньги и пойло
любить перестали мы всех и себя
ценить, уважать, прощать, целовать
глупые мысли посещают меня
убить, умереть, заболеть, убежать
Бог с ухмылкой смотрит на нас
считая грехи, дает второй шанс
Но мы все тупее становимся больше
А взгляд наш на жизнь все уже и проще
уже мы не видим, что сами творим
сердцем родным не дорожим
в ошибках своих виним мы народ
так поступает каждый урод
кидаем друзей мы в проблемах простых
покормить не можем голодных, босых
убиваем в себе все принципы, нравы
алкоголем, наркотиками ради забавы
общество падает быстро и низко
цветет в нем разврат, до хаоса близко
общество рушиться по дням, по часам
нет в нем любви, что, блять, за срам?
мама твердила мне с детства одно
полюби это общество и тебя полюбит оно
ненавижу его я всем телом, душой
как и себя иногда, порой
потеряли любовь, мы, господа
но есть вера, надежда, что спасают всегда!
ОТБРОС
мимолетно идя сквозь городские трущобы
я чувствую боль и холод людей
понять мне смысл жизни еще бы
тогда немного стану добрей
я молодой человек циничный, простой
пытаюсь послать свои мысли толпе
а бледная масса неоднозначна порой
политика, деньги – только это в башке
недовольство и злоба жирных снобов
в трубку орут вытирая свой пот
отсутствие веры в различных богов
руками пихают еду себе в рот
пьяный бродяга на лавке лежит
ботинка нет правого, в дырках вся куртка
к нему мент покрасневший бежит
"по тебе плачет, бомжара, дурка!"
с бара соседнего "бабочка" вышла
поправила юбку, прическу, колготы
заработала сыну на учебник по вышке
правда с фингалом – излишки работы
дети в руках с бутылками пива
хлебают и курят у всех на глазах
с интеллектом не очень и речью паршивой
темная пустота в их головах
продавец одичавший машет газетой
люди подходят покупают, читают
"на Марс полетим в зеленой ракете"
а в Африке дети без воды умирают
смотрю проходящим в их слабые взгляды
что броско кидают они на меня
серые люди не очень то рады
веселого видеть перед собой мудака
ТЯЖЕЛАЯ ДИСФУНКЦИЯ МОЗГА
мне тошно от женщин, что могут предать
забыв про мужчину они будут давать
давать безотказно мужчинам любым
и врать без оглядки мужчинам своим
за деньги отдаться готовы любому
даже тупому и даже гнилому
любимым теперь ты за душу не будешь
в порыве за счастьем себя ты погубишь
вернется она снова и скажет "прости"
окунувшись в объятья будет бред свой нести:
что любит тебя и только такого,
что нет на свете для нее другого,
что не спала ни с кем она никогда,
что это чушь нелепая моя
и будет винить, что ее кинул я
уйдя из ее жизни – она осталась одна
оставив ее перед выбором сердца
ушел я спокойно через "заднюю" дверцу
пожелал ей удачи, здоровья, любви
на что мне сказали будь проклят, умри.
МЕРТВЫЙ ГОЛУБЬ
забрав частицу человека мне родного
я сам стал для него теперь родным
в любви я был похож немного на больного
но запрещал считать себя больным
и в розовых очках смотрел на человека
что врал и вовсе не хотел мне быть родным
даже если бы был мужчиной века
меня все равно считали бы больным
завязший в страсти и чувствах сердечных
я дальше пробирался в дебри забот
и тот человек, что оказался не вечный
плюнул мне в душу без всяких хлопот
хотя оказался ни чем ведь не лучше
думал и верил в то, что я сам святой
и глянул в себя немножечко глубже
проснулся в постели уже я с другой
подумал, прикинул, простил человека
но в сердце остался осадок больной
и даже если бы я был мужчиной века
она не была бы мне родной
МЕЛАНХОЛИЯ
мокрым ненастьем
с разорванным сердцем
я вышел вон
даже не хлопнув дверцей
отправился в путь я
далекий, не близкий
Пытаясь найти себя
шел по дороге низкой
едва я поддался
жизни погоде
я оторвался
от времени вскоре
путь мой лежал
к ближайшим мостам
где каждый терял
кто поверил мечтам
с середины моста
я прыгнул в ту бездну
и считал я до ста
пока был еще трезвый
порвал я ту грань
что держалась туго
и, оказавшись во тьме,
я кричал очень грубо
лишь шепот сознания
помогал мне идти
во тьме подсознания
без указателей пути
ФАТУМ
Уходя от истинны пути
Спотыкаясь на словах бывалых
Просыпается боль в груди
Не от размеров раны
Глубже падаешь ты в яму
Ту, которую ты сам отрыл
Закрывая взгляд руками
Забывая, кем ты был
Уходя от линии желаний
Врешь в глаза родным, друзьям
Задрожав от колебаний
Ты идешь все по стопам
По стопам людей не близких
Ты идешь не для себя
Избирая путь не близкий
Умираешь, как и я!
В глубине души страданий
Забывается любовь
И в руке воспоминаний
Все стираешь вновь и вновь
Узник одиночества
Открыв окно, прохладой дует
Ты ждёшь весны,
Куда ведь более уже?
А время у тебя любовь ворует,
Ты расстоянье убиваешь в кураже.
А на роду написан твёрдый шрам,
Почерком глубокого пророчества.
И не спасёт тебя ни красота, ни шарм,
От боли муки одиночества!
Пустоты жизни заполнять не можешь, ибо нечем,
Любовью лишь живут людей сердца.
Как одинокий дуб, ты тоже здесь не вечен,
В земле на одного пребудет больше мертвеца!
Сквозь жизни шторм
У разбитых дверей
Несуществующего дома
Сквозь пучину морей
И бесконечного грома
С сединой у бровей
Молвил один моряк-старлей:
"Ах, как же мало я узнал о море,
О тёмной тайне всех глубин,
И как убого посвящал закатам время,
У окон зашторенных гардин.
Не все ветра вдыхал я грудью полной,
И не вздымал я руки к небесам,
И гладь воды не увидал я ровной,
И честь не отдал всем я крейсерам!
Вот близок час мой. Я на одре.
А на грехи все наплевать!
Пусть Бог простит в одном грехе!
Что жизни миг не мог я ощущать.”
Идея
В круге дымящих страшных дум,
Где век сидит в унылом заточенье
И каждый узник наполняет ум
До времени рождения идеи.
Хлебнет ли с горла горя,
Увесистой придёт печаль
Пронесется время по вескам у поля.
И вновь стучит гневной январь.
А где ж те строки сильной мысли?
И где идея та видна?
От золота порог очисти!
Тогда не будет жизнь твоя бедна!
И прольётся опус из бокала,
И загалдят все уста,
И критика, и похвала, и клевета,
И достигнет идея сути максимального накала!
***
Никогда не смотрел в будущее, и поэтому в этом плане считаю себя слабоумным прогматом. А прогмат слабоумный, от того, что могу заглянуть в будущее лишь на пару минут или часов, когда нужно сходить в магазин или в кино. А работа уже доведена до автоматизма и бьет по голове с каждым звоном будильника. Перед зеркалом уставшее лицо, а люди говорят, что я имею огромный потенциал. Странно, но молнию на штанах я всегда застегиваю. Как они видят? В моем потенциально успешном детстве пребывал очень примечательный персонаж. И звали его Геннадий Дубаневич. Он легко находил общий язык со всеми. Даже с теми, кто его всегда обижал. Его невозмутимое романтическое лицо с тонкими чертами и вечной двухдневной щетиной красноречиво говорило о его целях. В свои 37 лет он собирался поехать в Америку и стать богатым мужчиной, который будет окружен всей позволительной и непозволительной роскошью человеческого мира. Светло-серые глаза гордо смотрели сквозь прядь черных волос, аккуратно ниспадавшую на лицо, что придавало его харизме еще большую выразительность. Каждая найденная бутылка, с его слов, складывалась на сохранение в денежном эквиваленте, после очередного похода в пункт приема стеклянной тары. Геннадия всегда привлекал красный цвет, высокие блондинки и Ламборгини. А за его спиной и даже перед ним всегда сновали насмешливые улыбки и дурацкие упреки. Я видел его очень часто возле мусорных урн, на местной свалке и иногда, по вечерам, под лавочками соседних домов. Один малый охарактеризовал его жизнь, как «Длинный долгий путь в Америку», хотя я не уверен, что он читал автобиографию Брайяна Уорена, всем известного, как Мерелин Мэнсон. Шли года, а я продолжал находить Геннадия на его привычных местах. Я был уже юношей, и все с тем же большим потенциалом, но таких целей, как у Геннадия я еще не имел. Да и сам Геннадий на тот момент куда-то пропал. Урны обыскивались без его участия. Бутылки сдавали уже другие люди. Свалка вообще была без признаков человеческой активности. Злые лицемеры посмеивались и говорили, что Геннадий умер. Другие видели его якобы в другом месте. А я представлял его окруженным всей его желанной роскошью, всеми его сбывшимися надеждами. Я отказывался называть это фантасмагорией. Но я тешил себя предположением, что Геннадий смог найти в мусорной урне, на свалке или под лавочкой маленький кусочек шагреневой кожи. Не зная о Бальзаке он использовал ее по своему и не во вред себе. И мое сердце грела картинка, где Геннадий в изысканном белом костюме, едет на красной Ламборгини по дорогам солнечного и теплого Майями. А рядом с ним на пассажирском сидении восседает его возлюбленная, спутница всей его жизни с прекрасными кудрями блонд, которая с трепетом относиться к своему мужчине и искренне любит его уже за то, что он Геннадий Дубаневич. И как было бы здорово, если бы и кусок той шагреневой кожи никогда не уменьшался…
***
В шесть утра Дмитрий выехал на своем стареньком красном Жигули. Его возлюбленная Маргарита, с которой он недавно стал жить вместе, оставила ему завтрак на столе, разложенный по пластиковым судочкам. Работа доконала его, и он уволился. А чтобы хорошенько отметить такое дело, он решил отдохнуть на природе. Дмитрий специально выехал так рано. Движение машин и людей, и машин с людьми, очень его раздражало. Поэтому он выехал так рано, в надежде никого не встретить. Солнце уже, как полчаса встало и ранними лучами разливало розовый свет на землю. Встречный ветер врывался в открытые окна автомобиля, и заглушал своим свистом рев двигателя. Кое-где были видны одинокие рыбаки, возвращавшиеся со всеми своими мудреными снастями и с ведрами, доверху набитыми уловом. Чем дальше Дмитрий отъезжал от дома, тем более дикой и неизведанной становилась дорога. Хвойные и смешанные леса сменили по обе стороны дороги городские возвышенности, дома и постройки. Воздух здесь был чище, свежее и прохладнее. Звуки города остались позади. Встречные автомобили стали появляться реже. Но на них Дмитрий обращал лишь снисходительное свое внимание, как на обязательные особенности течения жизни. Поворот на село Отрадное не имел асфальтированного покрытия. С бордюра начиналась обычная дорожная насыпь щебенки и мелкого камня. Дмитрий включил поворот, как порядочный водитель, снизил скорость и аккуратно, преодолевая высоту бордюра съезжал на грубую насыпь. Дмитрий услышал позади себя резкий неприятный скрипучий звук, и почувствовал, как его Жигули дрогнул, как от легкого толчка. Это на скорости несся черный Outlander, который и задел правым боком бампер Жигулей. Машины остановились на расстоянии двадцати метров друг от друга. Дмитрий не понимал, что происходит, и продолжал сидеть в машине с руками на руле, бледным лицом и взглядом разочарованного кота, которого не покормили перед отъездом. Outlander стал сдавать задний ход, и приближался к месту встречи машин. Это движение заставило Дмитрия прийти в чувства и выйти из машины. Он вышел, закрыл дверь и услышал звук лязганья железа в задней части машины. Это был бампер. Он отвалился и равнодушно блестел на солнце, отдаваясь болью где-то в глубине сердца Дмитрия. Из иномарки вышел мужчина лет сорока пяти. Его накаченное увесистое тело могло сказать о том, что отдых для Дмитрия мог закончиться уже в ближайшие пару минут вместе с его жизнью. Дмитрий нервно сглотнул слюну, подошел ближе к мужчине, который потирал нос и смотрел сквозь солнцезащитные очки на глубокую царапину, тянувшуюся через весь правый бок его машины. – Надо же! Ну, это все, дружище! Пора тебе звонить своим…
Дмитрий думал, что это было предложение на так называемую стрелку, но мужчина продолжил: – Звони маме, папе, жене, детям! Прощайся! Все! Приехал, турист!
Дмитрий поправил пиджак, чувствуя, как набирает контроль над своими эмоциями. Он еще чувствовал что-то особенное в этой ситуации, и решил отдаться воле случая. – Это второй раз уже за полгода! Сколько можно?! – продолжал мужчина кричать надрывистым басом, от которого у Дмитрия все внутри дребезжало. – Вы чего, холопы, вообще с ума сошли?! Вас перебить что ли всех надо, чтобы дорогу дали и не ездили тут?!
Вокруг щебетали птички и напевали, как думалось Дмитрию, песенки и серенады в честь его неминуемой гибели.
Мужчина снял очки. Лицо его вспотело и выражало печальное отчаяние. – Как я устал! Я просто ехал отдохнуть! Зачем мне это надо?! Зачем ты вышел сегодня?! Зачем вообще поехал и зачем родился?!
Дмитрий поддался своему поистине великому дару – умение беззаботно слушать собеседника. И он слушал весь гнев встречного. Было видно, что мужчина нашел свободные уши, которые нигде не мог найти для излияния своих проблем… Он рассказывал Дмитрию и за полугодовую похожую аварию, и за свое разбитое сердце и за выпивку, на фоне этого, и за бизнес и за драку, на фоне этого. Он достаточно красноречиво жестикулировал руками, демонстрируя хорошо отточенные удары, которые он якобы наносил своим оппонентам. Он вошел в раж. И Дмитрий приметил для себя, что все эти удары могли превратить его бренное тело в безжизненный факт совершенного преступления. Дмитрий так воодушевился, что смог своим даром помочь этому человеку и заодно спасти свою жизнь, что стал сочувственно смотреть и улыбаться добродушной улыбкой. Мужчине казалось, что Дмитрий понял его во всех аспектах. Но Дмитрий улыбался только от участия. Сам то он просто представлял себе, чтобы с ним могло произойти под давлением медвежьих рук этого мужчины.
Когда же водитель иномарки выговорился и переводил воздух, он стал вертеть головой по сторонам. И в этих его движениях и в его лице сквозила искренняя доброта его характера и сожаление за то, что он был не прав и еще винит другого человека… Дмитрий уловил это, и глубоко вздохнул… – И не говори. – сказал мужчина, услышав вздох Дмитрия. И они вместе улыбнулись… – Ты тоже отдыхать ехал? – продолжал мужчина. – Да. – робко ответил Дмитрий. – Поехали ко мне на дачу. Она тут не далеко. Страх пить в одиночестве. Могу и натворить чего худого.
Дмитрий все взвесил и даже обрадовался такому стечению обстоятельств, и конечно же согласился. Он погрузил свой бампер в багажник. Водитель иномарки нелепо извинялся. Искренне, но нелепо. Искренний человек не умеет извиняться красноречиво, оттого извинение может показаться нелепым, но и настоящим. Дмитрий отказывался взять деньги за отбитый бампер, но мужчина очень настаивал и просил. И все же, Дмитрий взял деньги, когда мужчина включил в себе способность жесткого убеждения, как умеют делать закаленные бизнесмены…
Дмитрий был очень доволен стечением обстоятельств и понял, что иногда нужно просто молчать. Этим качеством можно много чего услышать и так же можно много чего исключительно хорошего и полезного для себя сказать и о себе…
И все бы хорошо, но… Когда двое новых знакомых живились ароматным шашлыком на берегу заводи, в месте далеком от городской суеты, водитель иномарки делился фотографиями своей бывшей возлюбленной, которая стала причиной его разбитого сердца… И на этих фотографиях Дмитрию отчетливо узнавалась его возлюбленная Маргарита, с которой он недавно познакомился…
***
Имея отпуск в запасе, я решил отправиться путешествовать поздней весной. Время было замечательное. Еще не жарко, как для лета и к тому же вся природа уже расцвела во всех красках. Перед поездкой нужно было немного обновить гардероб. Не хотел, чтобы Одесса встретила меня в обносках. Ребята из компании были завалены внезапно появившимися неурядицами. И поэтому я остался один. И чтобы не терять время зря и свой драгоценный отпуск – пустился в пляс по дорогам безумия. Денег было не ахти, а желаний – море. Пришлось прибегнуть к тестированию нового вида путешествия – ловить попутки. Я купил пару футболок, кеды и новые джинсы, которые сели очень хорошо. Они были достаточно модными на то время. Девушка консультант смотрела на меня каким-то голодным взглядом. Вернее на мою попу в джинсах. И сказала, что эти джинсы очень хорошо сидят на попе. Тогда я не задумывался, но все же, как можно быстрее совершил покупку и убежал из бутика. Так что покупкой я был вполне доволен.
На трассе мне долго не удавалось поймать попутку. То машины ехали груженные, забитые; то я сам опускал руку от усталости и отчаяния; то люди не внушали доверия и я отказывался. Но все же удача улыбнулась мне. Старичок лет шестидесяти, бодрый и веселый, ненавязчиво предложил мне свои услуги, ему было в другую сторону, но по пути. Так и договорились, что он меня подбросит до развилки наших дорог, а дальше я поймаю следующий счастливый билет. Дедуля был очень экзальтированным. Он рассказывал много анекдотов и травил старческие шутки, свойственные людям без чувства юмора. Я молча улыбался, пытаясь скрыть свое волнение, которое появлялось посредством возбужденной интуиции. Мы сделали остановку в лесополосе по физиологической нужде. Я пошел в одну сторону, а дедушка в другую. Когда я сделал свои дела, на месте старика не было. Машина была заперта. Я услышал шелест листьев и травы позади себя, и, оглянувшись, увидел этого дедушку. Он как-то странно смотрел то ли мне на ноги, то ли на попу. Меня передернуло, я обернулся всем телом. И дедушка будто очнулся и посмотрел уже мне в глаза. Его взгляд наводил на меня ужас и желание распрощаться с ним, как можно быстрее. Вокруг – ни души. Помощи ждать неоткуда. Сам по себе я не слабак, но деда просто жалко бить. Рука не поднимется. – Снимай штаны! – говорит он. И только сейчас я заметил, что он в правой руке держал увесистый газовый ключ. Мое сердце ушло, как говорится, в пятки. Но по дороге до пят задержалось в районе попы. И по тяжести в том месте, я понял, что сердце упало, как на дно. Мной овладела паника. Я не знал, что делать, но и собрался драться. И когда я представил себе, с помощью метода дедукции, за что именно я буду драться, то невольно истерически засмеялся. С одной стороны мне представлялось, что я дерусь за свою жизнь. А с другой стороны, я могу потерять сначала честь, затем достоинство; в мгновение ока стать одним из членов направления ЛГБТ, против которых я ничего плохого не имею; и в конце концов уже лишиться (смотря по обстоятельствам) жизни. Дедуля усмотрел в моем смешке, наверное какое-то проявление силы, и начал уверенно двигаться ко мне на встречу. Метод дедукции, порывшись в чертогах моего разума, раздобыл еще один путь – «мороз меня не раз спасал». Я встряхнул головой и понял, что уже и мозг мой готов к поражению, и просто старается найти самый удобный для себя сценарий. Еще один шаг дедугана и я сорвался с места, как ошпаренный. Я не знал, куда бежать. Но за полем видел небольшой лес, где бы я мог скрыться. Мои ноги несли меня, казалось быстрее, чем Фореста Гампа. Правда джинсы сильно натягивались на бедрах и попе. По спине прошел холодок, а волосяной покров на руках ощетинился, и в доли секунды я осознал, что плотность воздуха изменилась и в нем находится инородное тело, которое передвигается с большой скоростью. Мое счастье, что мой Ангел Хранитель такой сильный. Пока я размышлял о том, что же это за ощущения я испытываю, возле правого уха пролетел газовый ключ, насвистывая Марсельезу. После этого все будто затихло. Я не слышал ничего вокруг. И ничего внутри, даже сердца стук не слышал, которое в обмороке лежало на моем дне…
