Я даже научилась делать вид полной сытости, оставляя на тарелке недоеденный пирожок, дабы не ставить хозяев в неудобное положение пустотой своей посуды. Впрочем, похоже, никто не испытывал дискомфорта, и было достаточно весело, вопреки словам мамы, что веселье прямо пропорционально количеству еды. Тётя Дина как опытный капитан спокойно и уверенно вела корабль праздника. Такого массовика – затейника нужно было ещё поискать. Шутки, песни, прибаутки сыпались из неё как из рога изобилия. Даже простую житейскую ситуацию она превращала во всеобщий покатистый смех. Видя, что с закуской становится не густо, а пельмени только поставили варить, она произнесла тост о терпении, а едва гости поставили чарки и потянулись за капустой, запела
– Что стоишь, качаясь…
– …тонкая рябина, – подхватила наша компания, не успев донести до рта закуску.
Блюдо с пельменями мы встретили бурной овацией. Тётя Дина, чтобы никому не было обидно, сама раскладывала горячее. Ровно по пять пельменей! Обычная моя детская порция дома состояла из десяти штук. Тоскливо взглянув в тарелку, и понимая, что добавки ждать не придётся, я стала «лениво» отщипывать от пельмешек мелкие кусочки и медленно пережевывать, стараясь между «отправками» в рот делать длинные паузы. Их с успехом заполнили Ерёмины.
– Самая лучшая приправа к пельменям – это хреновина, – громогласно возгласил дядя Коля Ерёмин, густо приправляя своё горячее пахучей помидорной жижей, из-под которой пельмешки в его тарелке выглядели редкими болотными кочками.
– Вы умеете готовить хреновину? – продолжал он лекцию по кулинарному искусству. – Нет? А! Тоже когда-то делали? Не знаю как остальные присутствующие, а я изучил технологию её приготовления в деталях. Для начала, нужно завязать мясорубку полиэтиленовым мешком. Ну, чтоб глаза не разъело от хрена. Да не с той стороны, где обычно суют мясо. Что вы меня всё время путаете?! А со стороны, где выходит готовый продукт. Потом прокручивают хрен, завязывают в мешок и убирают в сторону. И только после пропускают помидоры, добавляют перчику, чесночку, не забыть посолить …
Когда мы узнали про хреновину всё вдоль и поперёк, я (о, чудо!) ощутила в желудке приятную сытость. Мама же не любила пельмени (как она сказала) и свою порцию отдала отцу. А я размышляла, когда же на столе, наконец, появится принесённый нами цыплёнок табака с его поджаренной на сливочном масле корочкой, которую я очень любила. Однако сон сморил гораздо раньше и взрослые, отослав меня спать в соседнюю комнату, продолжали пировать.
Спала я тревожно. Крики, смех и музыка не давали расслабиться. А когда я проснулась, было уже раннее утро. Все собирались по домам.
– А торт? – дёрнула я маму за платье.
Почему-то, услышав мой вопрос, папа нахмурился, и очень грубо, почти закричал.
– Одевайтесь скорее, сколько вас можно ждать?
Глотая внезапно накатившие слёзы обиды, я натягивала пальто, не попадая в предательские рукава, пока мама не пришла на помощь. Вытерев с моих заспанных щек слёзы, она раскрыла свою ладошку. На ней в свёрнутой бумажной салфетке лежали две конфеты ассорти. Я успокоилась, засунула конфеты в рот, не понимая, что торта не было вообще, и что поглощаю не только свою, но и мамину порцию сладостей.
Когда мы шли домой, мама тихонько спросила папу:
– А что же Ерёмины принесли?
– Разве ты не слышала? Хреновину. Он только об этом весь вечер и говорил, – уже спокойным голосом ответил папа.
Первого января отсутствие торта на празднике, мы компенсировали его покупкой…
– …но хотя это не Мишкинский Новый год, – продолжил дядя Слава начатую похвалу охотничьему застолью, – но одного здесь точно не достаёт. Знаете чего? Цыплёнка табака! Да! Когда мы на второй день пришли к Мишкиным, они нас потчевали таким изумительным цыплёнком, что ничего подобного раньше не приходилось есть ни у вас (он показал на Ерёминых), ни у вас (кивок в нашу сторону), ни где-то ещё.
Мы с мамой понимающе переглянулись и едва сдержали смех, готовый выскочить удивлённым прыском. Наконец то мы узнали, кто съел нашего табака. Вот уж воистину нет ничего тайного, что не сделалось бы явным.
Приятно ощущать себя сытым и довольным настолько, что по организму расходятся волны ласковой лени и дремоты. Для взбадривания мы с сестрой вышли на мороз, опять обошли крохотную деревеньку, а когда вернулись в избу – барак, то мужчин не застали. Только женщины копошились с мукой, как потом выяснилось – готовили домашнюю лапшу.
– А где все? – не переставали мы удивлённо озираться.
– Вестимо, на охоте! – беря в руки скалку, сообщила тётя Люся.
Чтобы эта скалка нашла применение в производстве лапши, а не в роли дубинки, мы быстренько пристроились мыть и убирать посуду со стола. Надо ли пояснять моё ликование, что эпопея со стрельбой благополучно миновала?
Охотники появились через два часа также внезапно, как и исчезли. Вдруг двор наполнился весёлыми, шумными мужчинами, оживлённо обсуждающими с лесником недавно пережитые подробности. Мне жутко хотелось посмотреть на подстреленное животное и узнать, кто в этот раз повезёт домой лосиную голову с рогами. Но охотники отшучивались, что никого не встретили и жадно курили, восполняя вынужденное никотиновое голодание в засаде из-за чувствительности лосей к запаху табака.