– … Здесь вы, пожалуй, слегка пережали…
– … Но работа с актёрами – это, безусловно…
У двухметрового парня на спине чёрного балахона светились блестящим контуром ангельские крылышки. «Театральный небожитель, должно быть», – усмехнулся Влад.
Режиссёр, проводив гостей до высоких дверей парадного, вернулся в фойе. К нему тут же кинулись все артисты, которые были здесь. Окружили.
– Олег Николаевич, ну что? Ну что?!
– Ну как?
– Как я?
– А я?
– Как – всё?
– Ну-у-у, Олег Николаевич!
– Что сказали?
Влад растерялся. Положение усложнялось. Выцепить Вику из толпы жаждущих славы доморощенных артистов будет, пожалуй, даже труднее, чем отвлечь от трёх кавалеров.
Режиссёр тем временем что-то отвечал, улыбался. Влад уловил только, что он особо остановился на Вике.
– Молодец, Викуша. Вот хорошо же, что я дал тебе именно этот дневник. А ты ещё не хотела… Да, было трудно, не сразу нашли правильную сверхзадачу. Но всё ведь замечательно получилось! Тебя очень хвалили.
Вика в ответ горячо забормотала что-то благодарно-покаянное.
Сразу видно – юная прима. Ну, кто б сомневался – с такими-то способностями. Хотя… С какими – с такими?! Вот это и надо выяснить. Только – как? Задача, похоже, усложнялась с каждой минутой.
– Ну, давайте-ка лучше в студию поднимемся, – предложил режиссёр, с улыбкой отбиваясь от наседавших подопечных. – Там всё подробно и по порядку разберём.
– И чаю! – завопила какая-то девчонка. – Не знаю, как вы, а меня до сих пор мандраж бьёт!
Толпа юных артистов воодушевлённо ринулась вверх по мраморной лестнице. Влад растерянно смотрел им вслед.
И тут произошло странное.
Вика вдруг притормозила на ступеньках, отставая от остальных. Затем резко развернулась в сторону фойе и посмотрела на Влада.
Именно на него! Хотя толпа зрителей ещё не вполне растаяла, проявляя себя мельчающими островками, которые дрейфовали около гардероба.
Парень обрадовался и с облегчением шагнул было к лестнице. Ну конечно, Вика поняла, что он пришёл к ней! Так и должно быть, ведь она сама его как бы притянула…
Но ох, как он ошибся! Скользнув по Владу равнодушным взглядом, девушка тут же отвернулась и с большим интересом уставилась на лепнину в правом углу потолка.
Влад мигом замер в недоумении. Что за ерунда? И чего она там такого могла увидеть? Оживших ангелочков путти? Вспыхнувшие огненные знаки на манер «Мене, текел, фарес»?
Влад проследил было за взглядом девчонки, но тут его отвлекла новая странность в её поведении.
Он вдруг заметил, что левая рука юной актрисы живёт как бы своей, отдельной от хозяйки жизнью. Потому что рука эта поднялась, и её указательный палец воровато, но совершенно определённо ткнул в доску объявлений на стене фойе. Точнее, в большую пёструю афишу, которая красовалась на этом информационном щите.
« Театр дель арте… Имя в камне…» – успел ухватить Влад и поспешно перевёл глаза опять на Вику.
Девчонка в этот миг напоминала картину-аллегорию, которые так любил восемнадцатый век и смысл которых напрочь не понятен современному зрителю.
То есть палец Вики указывал на афишу, в то время как хорошенькая девичья головка была отвёрнута в прямо противоположную сторону. Да и остальные части тела миловидной лицедейки делали вид, что не видят, не слышат и знать не желают, что там вытворяет хиппующая левая рука и почему она не в ладу с остальным организмом.
Влад только глазами хлопал, наблюдая такую невообразимую пантомиму.
Пока он силился расшифровать сии странные знаки, Вики и след простыл.
«След простыл… Начал чихать, кашлять… У него поднялась температура, – рассеянно подумал Влад, невольно настраиваясь на линию абсурда.
И очень ярко представил себе ростовой мультяшный След с огромным носовым платком в руках.
Парень отправился к доске объявлений, чтобы рассмотреть афишу поближе. Созданный его воображением чихающий и кашляющий След увязался за компанию.
Афиша приглашала на премьеру спектакля «Имя в камне», который состоится в следующее воскресенье. Здесь же объяснялось, что это экспериментальный спектакль, который будет разыгран в духе итальянской импровизационной комедии дель арте.
Ну и на что здесь надо обратить внимание? Что имела в виду Вика? В чём суть?
В названии спектакля? На ум тут же пришёл фильм «Роман с камнем», который Влад видел, и фильм ему не понравился. Показался скучным и начисто лишённым фирменного остроумия Земекиса. В отличие от других фильмов режиссёра – «Назад, в будущее», например. Короче, если эти два каменных названия как-то и связаны, то уж слишком неуловимыми нитями.
Может быть, намёк кроется в этой самой комедии дель арте? Вот, написано даже, что не простая она, а с какими-то вывертами. Но откуда ж ему такие тонкости знать? Не, дело явно не в театральном жанре.
А скорее всего Вика просто послала ему как бы тайное приглашение на этот спектакль. Да, приглашение – это очевидно. Но почему тайное?! Что за странные знаки она ему подавала? Почему их кто-то не должен был видеть?
Да что там знаки! Девчонка вообще вела себя по отношению к нему крайне странно. То гипнотизировала со сцены – и добилась эффекта, что он обнаружил себя незнамо где. То демонстративно отворачивалась и делала вид, что в упор его не видит. То устроила на лестнице эту непонятную пантомиму.
Не, ну одно здесь всё-таки ясно: Вика не хочет, чтобы кто-то видел, что она обратила внимание на неожиданного зрителя. Очень не хочет! На виду открещивается от Влада изо всех сил. И в то же время потихоньку подаёт знаки. Как будто собирается что-то ему сообщить.
И какой из этого вывод? Да очень простой! Не надо пока проявлять инициативу и пытаться самому встретиться с Викой. Ведь при этом он может подставить не только девчонку, но и себя. Угодить в невидимую паутину. А она, судя по Викиному поведению, – есть! И пока неизвестно, как далеко эти силки раскинулись.
Значит, надо сделать так, как актёрка намекнула: просто прийти на спектакль. На это самое «Имя в камне». А там посмотрим.
« Всё равно я тебя найду!» – подмигнул Влад насморочно сопящему Следу.
Тот только потерянно чихнул вдогонку одинокому следопыту.
Этой ночью Владу приснился странный сон. Какой-то гумилёвский заблудившийся трамвай. Только этот трамвай вынесло не к страшным символом, как в стихотворении. Он лязгал на стыках сквозь пронизанную солнцем рощу.
В салоне читали стихи, острили, смеялись. Здесь ехала большая компания молодёжи. Загорелые лица, белозубые улыбки, белые парусиновые туфли, начищенные зубным порошком. И – книги, книги, книги. Открытые и шелестящие страницами, сложенные на деревянном сиденье, зажатые под мышкой.
Влад стоял на задней площадке в обществе двух парней и двух девушек и тоже читал стихи:
Вода в стакане – скучная вода:
В ней нету глубины и нет простора,
Она не потопляет города,
Не точит камни и не рушит горы.
Она не знает мачт и якорей,
Но это всё её не умаляет:
Ведь лучше океанов и морей
Вода в стакане жажду утоляет.*
– А что, мне н-нравится, – сказал невысокий парень в круглых очках и в тюбетейке. – Интересный взгляд на б-бытие.
– Упадническое какое-то, – скривился молодой человек в гимнастёрке.
– Лично я вижу тут полемику с «Грозой», – заявила спортивного вида девушка в полосатой футболке. И пошла чеканить, размахивая рукой:
Косым, стремительным углом
И ветром, режущим глаза,
Переломившейся ветлой
На землю падала гроза…
– Я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал, – слегка перебил её парень в очках. – Искра, уймись, мы знаем К-когана.
– Время разбрасывать камни и время собирать камни, – сказала хорошенькая длинноногая девушка в белом беретике.
Что-то было в ней особенное, что отличало её от других.
– Да, Лилиана, – сказал Влад. – Коган разбрасывает камни, а я их собираю.
– Сейчас все разбрасывают камни, – строго сказал парень в гимнастёрке. – Вы что, радио не слушаете?
– Да, сейчас другие лозунги, – поддержала его Искра.
– Ну, лозунги меняются, – довольно легкомысленно заметила Лилиана. – Остаются вечные чувства.
– Это у вас во Франции вечные… чувства, – фыркнула Искра. – Лямур-тужур. Поэтому французы через два месяца фашистам сдались!
– Сейчас энергичное время, – сказал парень в гимнастёрке. – Время – вперёд!
– Иногда надо остановиться и оглядеться, – возразил Влад.
– Когда оглядываться-то? – опять фыркнула Искра. – Если только в койке.
Парень в гимнастёрке почему-то заржал.
– Дурак, – сказала Искра. – Я имею в виду – если ты старик. Или больной совсем.
Последние слова почему-то показались Владу особенно оскорбительными. Он промолчал.
– М-может, Влад написал стихи б-будущего? – предположил парень в очках. – К-когда всё успокоится?
– Самое страшное в мире – это быть успокоенным! – отчеканила спортсменка.
– Искра, уймись. К-кульчицкого мы тоже знаем. Ты ещё «Б-бригантину» спой.
– И спою! – обрадовалась девушка в футболке и крикнула: – Ребята, споём «Бригантину»?
Тут же хором завели:
Надоело говорить и спорить
И любить усталые глаза.
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина поднимает паруса
Трамвай летел сквозь солнце и листву, наполненный молодыми голосами:
Пьём за яростных, за непохожих,
За презревших грошовой уют.
Вьётся по ветру Весёлый Роджер,
Люди Флинта песенку поют.
… Влад проснулся от того, что солнце било ему прямо в глаза.
Трамвая не было.
Он подскочил и схватил телефон. И всё-таки успел записать стихотворение.
Уткнувшись в экран, Влад вяло жевал очередной кулинарный шедевр, приготовленный Ма. Почти не чувствуя при этом вкуса.
С гораздо большим вниманием он поглощал ещё одну порцию информации о комедии дель арте. За несколько дней парень, можно сказать, сделался фанатом этого вида театрального искусства.
Вообще-то родители всегда ругали за пользование гаджетами во время еды. Да Влад и сам понимал, что это неуважение по отношению к Ма. Она ведь всегда старалась приготовить для своих мужчин что-нибудь не просто вкусное, а к тому же и необычное, изысканное даже. Могла часами кухарничать, вдохновенно что-то нашпиговывая, пассируя, запекая.
Влад удивлялся, как при такой кулинарной разнузданности Ма ещё успевает делать большие объёмы французских переводов для крупного издательства. И жалел, что способность к языкам не передалась ему по наследству. Гены ехидно подмигнули, подсунув в качестве отмазки страсть играть словами.
Да, родительница обижалась, когда её стряпне не спешили отдавать должное. Но сейчас ей было не до сына, чем Влад и воспользовался самым бессовестным образом.
Прижав телефон плечом к уху, Ма вела привычно бесконечный диалог со своей младшей сестрой Елюшей. Не переставая при этом греметь кастрюлями и сковородками.
Влад в который раз подумал о ставшем уже банальностью парадоксе: гаджеты, изобретённые специально для того, чтобы облегчить общение между людьми, всё больше людей разъединяют. Вот и сейчас. Они с Ма были были рядом, но каждый находился на своей волне.
Третью отдельную волну информации гнал работающий в режиме нон стоп телевизор. Он приглушённым звуком транслировал новостную программу. Новости были разные: и серьёзные, которые окликали тающим эхом давней уже войны, и щекочущие нервы гламурные. Но всё почему-то печальные, как на подбор. Связанные с переходом человека из отмеренного времени в вечность, из бытия – в небытие.
Школьники из Барнаула, которые идут по боевому пути алтайской дивизии, провели поисковую экспедицию в Невской Дубровке – месте самых ожесточённых боёв за прорыв блокады Ленинграда. Оказывается, на Невском пятачке до сих пор находят останки не захороненных солдат и их вещи. А сколько десятилетий прошло! Уже заканчивали бы свой земной путь так и не родившиеся дети этих солдат…
И как горько, что у лика смерти, оказывается, неприлично много масок: от высокой трагедии до мрачного кокетства. Абсолютно, до дрожи и протеста несочетаемых личин! Потому что вот у кого-то жизнь отняли. Кому-то она так и не была дана. А кто-то, наоборот, пожелал добровольно расстаться с ней в самом расцвете лет! Причём расстаться наиболее пошлым и гламурным образом.
А именно: какая-то принцесса, бывшая голливудская звезда, покончила с собой, вскрыв вены в собственном бассейне…
«И по периметру злополучного бассейна, как в каком-то готическом блокбастере, непременно горело множество свечей. Сто пудов горело!» – Влад представил себе этот сияющий жертвенный прямоугольник и невольно поморщился. Банальная киношная картинка делала смерть старлетки не в меру пафосной и потому легковесной. Хотя разве можно так сказать о смерти…
«Как разнообразен мир, – вздохнул Влад. – И почему-то в основном печально разнообразен».
– А на когда срок назначили? – повысила тем временем голос Ма, заглушая телевизор. – Ну, это же отлично! Как раз перед Новым годом! Как себя чувствуешь? Молодец! Что? Проблемы всё-таки опять? На сохранение? Желательно в Петербурге? А лететь не боишься? Отговаривает? А ты? Ну, смотри сама! Конечно, я только рада!
Даже особо не прислушиваясь, Влад понимал, о чём речь. Жизнь тёти Лены изо дня в день проходила у него на слуху, поэтому племянник знал обо всех её проблемах.
Елюша была замужем за военным и жила во Владивостоке. Своего мужа она обожала и любовно называла «настоящим полковником», хотя тот был пока только майором. Прикрывала откровенную лесть мягкой иронией.
Да и правду сказать, тётин муж в своей бравой форме выглядел хоть куда – мужественный, подтянутый, статный. Прямо образец суровой мужской красоты.
Влад пару раз краем уха ловил приглушённые разговоры сестричек о том, что, дескать, женщины на «настоящего полковника» откровенно вешаются и чуть ли не каждая норовит увести из семьи.
Главная же проблема заключалась в том, что красавца майора в семье ничего особо не держало. Ну то есть детей у Елюши с мужем не было. И не получалось никак.
Не теряя всё же надежды, тётя время от времени приезжала в родной Петербург и по нескольку недель лежала в больнице. Проходила курс лечения.
Ма за сестру очень переживала. В такие периоды объектом номер один для кормёжки становилась, разумеется, Елюша. Все кастрюльки и контейнеры с приготовленными на парý и протёртыми блюдами отправлялись в больницу. А Влад с отцом сидели – о ужас! – на замороженных пельменях.
На этот раз приезд тёти обещал стать особо значимым. Медицина совершила-таки чудо, и Елюша скоро должна была родить. Если, не дай бог, опять не приключится какой-нибудь форс-мажор.
Пусть не случится! Пусть лучше все будут в мажоре, то есть в весёлом настроении по поводу рождения малыша, который станет Владу двоюродным братишкой. Жизнь должна идти. Кто-то умер, а кто-то должен родиться. Просто обязан! Для сохранения гармонии мира.
А некоторые посидят на пельменях, потерпят, так уж и быть – ради гармонии-то мира. Не впервой.
Что на подходе именно братик – это УЗИ уже показало. Тётя даже зачем-то сделала его фотку. Вероятно, чтобы проверить – он это потом родится или не он. Мало ли.
А, кстати, отличный ход для абсурдистской вещи. Сделали фотографию не родившегося пацана, а потом – хоп! – родился совсем другой. Или вообще девочка. Кафка отдыхает. Правда, сюжет можно свести к детективу с подменой младенцев или врачебной ошибке, но это будет совсем не так интересно.
Однако что-то не туда его начало заносить – абсурд, детектив. Самый актуальный жанр для него на сегодняшний день – комедия дель арте. Похоже даже, что эта дурацкая во всех смыслах комедия была ему сейчас просто жизненно необходима.
Влад попытался организовать в голове компактный дайджест из того, что он успел прочитать об этом жанре.
Итак, комедия дель арте – это площадная итальянская комедия, популярная в шестнадцатом-восемнадцатом веках в Италии.
Характерных особенностей у неё было две.
Первая – маски. Ну, то есть сначала актёры реально носили маски. Но постепенно они превратились в то, что сейчас называется амплуа.
Маски пришли из карнавала. В результате на подмостках их насчитывалось больше сотни. Но самыми главными, теми, что двигали пружину комедии, были, конечно, слуги – «дзанни». Эдакие гастарбайтеры, приехавшие из захолустного Бергамо на заработки в блистательную Венецию – Труффальдино, Арлекин и Коломбина. Да-да, именно в таком порядке. Мы-то привыкли к самодостаточному образу неунывающего, напористого, слегка циничного и удачливого Арлекина. Однако таким везунчиком в мужском дуэте слуг был Труффальдино – первый дзанни. Арлекину же досталось амплуа второго дзанни, туповатого и бестолкового.
Наряд его первоначально представлял собой жалкие лохмотья, покрытые многочисленными заплатами. Но постепенно заплаты трансформировались в яркие жизнерадостные ромбики, и деревенское лоскутное одеяло обернулось стильным трико. Вероятно, за эту стильность Арлекина так любила творческая богема эстетствующего Серебряного века – Блок, Мейерхольд, Сомов.
Вторая особенность комедии дель арте – отсутствие текста пьесы. Ну, то есть для каждого действия сюжет прописывался схематично. Внутри же этих рамок актёры импровизировали и несли отсебятину, выполняя единственную задачу – сохранять интригу. А интрига всегда строилась вокруг незадачливых влюблённых, чьё счастье устраивают – да-да! – те самые слуги «дзанни».
На излёте популярности комедии дель арте вспыхнули звезды двух Карло – Гоцци и Гольдони. Оба венецианцы, ненавидевшие друг друга из-за полярности эстетических принципов – один тяготел к сказке, другой к реализму. Оба подарили миру пьесы, которые идут в театрах и на экране и по сей день.
Кстати, название «Имя в камне» нигде не мелькало. Да и тяжеловатое оно какое-то для этого жанра. То ли дело «Любовь к трём апельсинам» Гоцци (взятое, впрочем, из итальянской народной сказки)! В нём так и пульсирует забавная игра, блистательное легкомыслие.
Как не хватало Владу сейчас этих презираемых раньше легкомыслия и тупой жизнерадостности! Даже призванная веселить комедия вызывала самые печальные ассоциации.
Разве жизнь – не эта самая комедия дель арте? В ней ведь также существуют как бы свободные, а на самом деле жёсткие сценарные рамки: школа, работа, семья, болезни, смерть. А внутри них каждый импровизирует как может. В меру таланта. Согласно маске, которую сумел урвать.
Но есть ситуация и похуже! Это когда вдруг понимаешь: что-то пошло не так, и привычный жизненный сценарий безвозвратно сломался. Впрочем, как и все существующие в природе сценарии – пусть непривычные, но хотя бы знакомые. А ты оказался в пьесе с непредсказуемым сюжетом и непонятными правилами игры.
И даже не подозреваешь, какую маску на тебя вот-вот нацепят.
Или уже нацепили.
На этот раз Влад почти не опоздал. Мимоходом прихватил программку из бумажной стопки, лежавшей на столике в фойе.
По дороге в зал пробежал глазами пояснительный текст на обратной стороне листка. Там говорилось, что режиссёр и руководитель театральной студии «Бедный Йорик» О.Н. Рощин – автор уникальной методики по обучению актёрскому мастерству. А комплекс упражнений в стиле импровизационной комедии как раз является частью его творческого метода. Для студийцев это важный тренинг. Так что нынешний спектакль можно считать своеобразным открытым уроком.
«Ну, урок так урок. Без разницы – пожал плечами Влад. – Посмотрим».
В зал он проник через уже знакомую боковую дверь. И сразу понял, что в местную тусовку опять не вписался.
Зал был битком. Ну то есть про свободные места даже речь не шла. Народ не только густо стоял вдоль стен, но и без проблем с комфортом устроился на полу в проходах. Вернее, на пологих ступеньках зрительного зала.
К деревянной стенной панели чья-то рука небрежно прилепила прозрачным скотчем невнятный подозрительный огрызок и бумажку с кривой подписью «Это яблоко, которому здесь негде было упасть».
Шутники. Впрочем, насчёт яблока – в точку.
По раскованной атмосфере и большому количеству симпатичных жизнерадостных парней в зале Влад предположил, что здесь и сейчас наблюдает задорную вылазку студентов с Моховой. Эдакий снисходительный культпоход из рафинированной alma mater в плебейский ДК.
Ну, потому что в самодеятельности ведь одни девчонки, это даже он знает. А в компании наполнивших зал ребят наблюдалась отрадная гендерная гармония. Значит, – профессионалы. Ну, почти.
И что же, интересно знать, подвигло амбициозных почти профессионалов почтить своим драгоценным вниманием сие жалкое сельпо?
Надо полагать, их пригнал сюда острый интерес к уникальной методике режиссёра О. Н. Рощина. И если догадка верна, то Влад их понимал. Ох как понимал! Ведь сумела же Вика отправить случайного зрителя из тёплого зала на окровавленный, изрытый воронками снег. Куда-то между явью и навью. И если юная артистка действовала при этом по методу своего режиссёра, то такая учебная система реально дорогого стоит.
И тут в голову вдруг пришла новая догадка.
А может, дело вовсе не в Вике? Вернее – не именно в Вике? А во всём этом странном театрике. Невзрачной самодеятельной студии, актёры которой умеют чудесным образом воздействовать на зрителей. К которой проявляют повышенный интерес профессионалы – значит, есть здесь что-то такое, чего у них нет.
А ещё точнее – дело тогда, значит, в режиссёре. Этом самом О.Н. Рощине, Изобретателе уникальной актёрской методики.
Всё сходится. Недаром же Вика не подпускает к себе постороннего человека – её явно контролируют. Берегут цеховой секрет? Но причём здесь тогда зеркала и фейковая память?
Опять не сходится.
Ладно. Посмотрим.
Тьфу ты! Так давно уже пора смотреть. В театр вообще-то пришёл.
Влад встал в уголке у двери и повернулся, наконец, к сцене.
Поначалу увиденное несколько даже разочаровало своей ординарностью. Ну, то есть после всех загадочных авансов тупо увидеть красотку на балконе и кавалера с гитарой внизу было как-то скучно.
Впрочем, зачем придираться – это ведь классика. Перед нами неизменная пара влюблённых, вокруг которой должна закрутиться интрига.
К тому же серенада кавалера служила удачной экспозицией к пьесе. Из неё зритель узнавал, что героиня вместе со своим отцом недавно приехала в Венецию из Болоньи. И сразу похитила сердце бедного музыканта… ля-ля-ля и всё такое.
Кстати, музыканта играл тот самый крашеный блондинчик в стиле Ди Каприо времён «Титаника». Владу он сразу не понравился из-за явных притязаний на внимание Вики. Глупо, конечно. Но, как бы то ни было, Влад вынужден был признать, что поёт блондин чисто и вообще смотрится на сцене весьма эффектно. Вот же досада.
Возлюбленную музыканта играла премиленькая девчонка. Она умела по-мона лизовски таинственно улыбаться самыми уголками губ и обладала невообразимо тонкой талией. И ещё ей очень шло небольшое, но выразительное декольте. По мнению Влада, у этой юной актрисы был только один недостаток – она нагло присвоила себе роль, которую должна была играть Вика. Ну конечно – Вика! Ведь именно прима «Бедного Йорика» была, несомненно, самой красивой девчонкой в студии.
Тем временем девушка на балконе улыбалась своей фирменной улыбкой – чуть-чуть, уголками губ – и меланхолично покачивала головой. Почему-то совсем не в такт гитаре.
Ах, вот почему! Дальше в серенаде пелось, о том, что хотя возлюбленная и не слышит музыканта, он готов перепеть для неё все мелодии мира. Что, хотя милая и не может ответить на его признания словами, на его чувство способно ответить её сердце.
«Ага, выходит, девушка – глухонемая, – догадался Влад. – Это, вероятно, и есть завязка интриги».
Актёры тем временем завязывали интригу пышным узлом. Гораздо более затейливым, чем того требовало их амплуа.
Ну, потому что ведь даже неискушённому зрителю понятно, что главная задача влюблённой пары – демонстрировать на подмостках свою несравненную красоту. Талант и мастерство – это для тех, у кого красоты нет. А для тех, у кого она есть, все шутовские ужимки пусть идут тёмным лесом, как Красная Шапочка.
Но эти ребята не собирались ограничиваться эффектом собственной кукольной красоты. Они играли любовь – и были потрясающе убедительны.
Музыкант и немая девушка так искренне тянулись друг к другу, что было даже слегка неловко со стороны наблюдать эти порывы доверчиво распахнутой души. Как будто ты в кафе завистливо и бесцеремонно разглядываешь воркующих за соседним столиком влюблённых. Которые светятся, как две фары одного автомобиля – и этот автомобиль непременно должен мчать их к счастью.
В зале вздыхали и одобрительно перешёптывались.
«И всё-таки героиню должна была играть Вика!» – упрямо подумал Влад.
И полез в карман за программкой, чтобы узнать, задействована ли она вообще в спектакле.
Но успел только разглядеть, что на развороте расписано содержание каждого действия. Вероятно, чтобы зрители знали, в каких сюжетных рамках импровизируют артисты.
И тут по залу прокатился предвкушающий смех. Влад оставил программку и поднял глаза.
Оказалось, что началось второе действие, и на сцене появилась маска под названием Доктор.
В отличие от влюблённых, которые традиционно не закрывали лиц, этот персонаж действительно носил чёрную полумаску с седыми клочковатыми бровями. А также университетскую мантию до пят и академическую шапочку. Доктор, кстати, редко бывал медиком. Как правило, эта маска являлась пародией на учёного доктора права из Болоньи.
Влад пригляделся к актёру повнимательнее и с удивлением узнал в нём режиссёра О.Н. Рощина собственной персоной. Вероятно, сказывалась нехватка в студии парней для исполнения мужских персонажей, и режиссёру пришлось лично заткнуть образовавшуюся дыру.
Второе действие оказалось сценой сватовства. Доктор принимал музыканта Сильвио, который явился просить руки дочери хозяина.
Учёный задавака уморительно фыркал, пыжился, задирал нос и обильно сыпал псевдолатынью. Ребята в зале дружно хохотали, аплодировали, но, казалось, ждали чего-то большего.
Влад даже с досадой подумал о том, что вся эта компания с Моховой могла явиться сюда тупо для того, чтобы посмотреть на игру Рощина. Ну, может, он в театральной тусовке славится как гениальный актёр. В узком кругу. Чисто для своих. И никакой мистики.
Но нет, что-то в этой версии было не так.
Ведь заметно же, что взрослый актёр играет вполсилы, желая всё внимание зрителей сосредоточить на ученике. К чему такое великодушие, если толпа пришла поглазеть на мастера?
Однако в эту минуту ситуация на сцене изменилась. Подошёл момент, когда Доктор решился поведать Сильвио мистическую семейную историю.
Для мастера это стало суровым испытанием на самоотречение. И надо честно признать, что искушения выигрышным монологом он не выдержал. Оторвался по полной! То есть так вошёл в актёрский раж, что забыл об интересах продвижения своей же методики. Не смог наступить на горло собственной песне и окончательно умереть в учениках.
Конечно, его можно было понять: зал под завязку забит юными коллегами, жаждущими хлеба и зрелищ. Вернее, зрелищ – как хлеба. Да не абы каких, а чтобы взыскательных зрителей вот прям закидали булочками с изюмом. А лучше – одним изюмом.
Разве можно обмануть ожидания? Упустить шанс и не кинуть в зал лишнюю изюминку?
И он не упустил!
Доктор то надувался, как мыльный пузырь, даже, казалось, плавно взмывал в воздух и зависал там. То трагически рыдал. То переходил на свистящий шёпот и тащил собеседника за портьеры– подальше от чужих ушей, чтобы поведать семейную тайну. При этом топал ногами и требовал для верности замотаться в пыльные тряпки. Потом опять принимал важный вид и пускался в велеречивые рассуждения, запутывая сперва Сильвио, а потом и себя. И всё время зачем-то норовил исполнить Гаудеамус, нещадно перевирая любимую латынь.
Актёрский темперамент Рощина просто смял уютную атмосферу зала, разодрал её на куски и размазал эти клочки по стенам.
Зрители стонали и даже похрюкивали от смеха. Те, кто стоял, сползали по панелям на пол. А те, кто изначально находился на полу, просто распластывались в изнеможении по паркету. Один парень даже повалился на спину и дрыгал в воздухе кроссовками, надетыми, казалось, на босу ногу.
Словом, зрители в буквальном смысле слова не устояли перед этим насыщенным страстями монологом. Можно даже смело сказать, что для многих картинка и темперамент Рощина затмила суть истории.
А суть между тем была весьма драматичной.
В рассказе говорилось о том, что когда дочь Доктора была совсем малышкой, родители не в меру её баловали. В результате девочка превратилась в злую капризулю.
Однажды на прогулке малолетняя вреднючка увидела облезлого жалкого старика, который рылся в мусоре. Ветер сорвал с его головы потрёпанную шляпу, но старик не заметил этого, увлечённый своим занятием.
«Эй ты, грязнуля! – закричала девочка. – Шляпу потерял!».
Старик, однако, не реагировал. И шалунья разошлась. Принялась хохотать и всячески обзывать нищего:
«Эй ты! Глухая тетеря! Помойная крыса! Подними свою вонючую шляпу!».
Ох, напрасно она это сделала! Ведь старик был вовсе не нищим, а тайным чернокнижником, имя которого было хорошо известно всему городу. А в мусоре он искал какую-то необходимую для опытов вещь.
Разгневанный колдун наложил на дерзкого ребёнка проклятие.
«Отныне ты сама станешь глухой, – предрёк он. – А заодно и немой, чтобы не смела так грязно ругаться на кого бы то ни было. Кроме того, все окружающие забудут твоё имя и будут звать тебя "Эй ты!"».
С тех пор своё имя помнила только сама девочка, но сказать, разумеется, не могла. А писать по причине недуга так и не научилась.
И вот минуло десять лет. Наказание пошло красавице впрок. Нрав вреднючки изменился до неузнаваемости – теперь она тиха и покладиста, как овечка. И станет ласковой женой своему суженому.
К тому же есть надежда на исцеление от недуга. Ведь колдун прибавил, что несчастная может заговорить. Но только в том случае, если влюблённый в неё юноша угадает имя избранницы.
Доктор заключил свой эмоциональный рассказ обращёнными к Сильвио словами: «Угадайте имя моей дочери, – и вы получите её руку!».
Тут же он на секунду скрылся за кулисами и появился вместе с глухонемой красавицей. Та стояла, опустив глаза и загадочно улыбаясь самыми уголками губ. Но при этом упорно теребила мочку маленького уха с вдетой серёжкой-подвеской.
Сильвио растерянно забормотал какие-то комплименты в духе « Как вам идут эти агатовые серёжки». И вдруг осенено воскликнул:
– Агата! Ваше имя – Агата!
– Ах! – воскликнула глухонемая девушка. Вернее, бывшая глухонемая. – Вы угадали! Меня зовут Агата!
– Ах! – воскликнули зрители и Доктор.
Влюблённые, не давая Доктору опомниться, схватились за руки и бросились перед отцом Агаты на колени, прося благословения. Но тот, вероятно, ещё быстрее сообразил, что теперь его красавица дочь – полноценная невеста. И ей можно подыскать жениха гораздо более выгодного, нежели бедный музыкант.