Ирина Ширяева
Память воды
Быть может, прежде губ уже родился шёпот
И в бездревесности кружилися листы,
И те, кому мы доверяем опыт,
До опыта приобрели черты.
Осип Мандельштам
Дежавю
Дежавю приходило осенью. Вместе с дождями.
Влад любил это состояние. Даже в вечную петербургскую сырость хорошо было бродить по городу, потягивая горячий кофе навынос. Забредать в незнакомые уголки и созерцать закоптившиеся классические фасады или облупленный северный модерн.
И вдруг чётко ощутить: здесь он уже был. Точно – был.
Вот у этой толстой белой колонны стояла кудрявая рыжая девушка и что-то горячо ему говорила, улыбаясь сквозь слёзы. Как её звали – Тася, Тата? Почему она плакала?
А он тогда поднял какой-то острый осколок и нацарапал на волглой извёстке… Что он там нацарапал? Если подойти поближе к колонне, можно было сквозь копоть с трудом разобрать почти стёршуюся надпись «Туся + В…»
Значит, её звали Тусей… Кто она?
Но его уже манили другие нехоженые улицы. Незнакомые фасады и окна, которые почему-то казались узнаваемыми.
Например, вот в этом доме, на втором этаже… Да, в прилегающей к эркеру комнате… Здесь живёт мальчик с вечной ангиной и чёрной кошкой. И как будто не так давно все они были соседями.
Вдруг за стеклом этого самого окна действительно появлялась чёрная кошка. Неторопливо усаживалась на подоконнике, недоумённо глядя на задравшего голову прохожего круглыми жёлтыми глазами. Следом из-за шторы возникал мальчишка с перевязанным горлом. И, увидев Влада, радостно махал ему рукой.
Конечно, всё это была лишь игрой воображения. Мало ли в Петербурге девушек, которых на старинный уютный манер называют Тусями? А приплюсованная буква «В» вовсе не обязательно значит «Влад».
И мало ли в городе мальчишек с аденоидами и чёрных кошек?
Но лёгкий налёт мистики расширял границы мира. Делал его непредсказуемым в своей неожиданной предсказуемости.
Лучшие стихи тоже приходили к Владу осенью. Как будто прозрачные дождевые струи, подобно оптоволоконным нитям, связывали его с небесами. И оттуда по ним лилось вдохновение.
Тогда каждая капля готова была перелиться в четверостишье. Иногда неожиданно весёлое, идущее в разрез с эпичной листопадной атмосферой:
Льёт и льёт. Льёт и льёт.
Город спину подставляет,
И мочалками трамваи –
Взад-вперёд, взад-вперёд.*
Улыбнувшись внезапно найденному задорному образу, Влад, однако, охотно возвращался в ту задумчивую ощутимость, которую любил – серое небо, рябь каналов, стук капель по асфальту и стёклам домов. Свежий ветер и холодную ясность головы.
И дежавю.
Однако последний случай – это было уж слишком.
Чужое отражение
В начале учебного года полагалось пройти медосмотр.
В понедельник вместо двух первых уроков весь одиннадцатый «А» с радостными воплями и шутками-прибаутками отправился в ближайшую поликлинику – сдавать кровь.
Ждать очереди пришлось в неудобном проходном коридоре с длинным рядом выстроившихся вдоль стены стульев.
Парни продолжали хохмить. Отпускали плоские шуточки насчёт вампиров и самок комаров – самцы, как известно, кровь не сосут.
Влад в этой веселухе не участвовал. Не потому что был выше пошлого юмора, а потому, что сам больничный дух действовал на него непропорционально угнетающе. Ещё с девятого класса, с неудачно сделанного во время удаления аппендицита наркоза.
Казалось, в пропитанном запахом дезинфекции воздухе чувствуется едва уловимое, но настойчивое дыхание какой-то иной реальности, угрюмой и тоскливой. Эдакого предбанника небытия, от которого хотелось поскорее откреститься, отгородиться, убежать.
Пытаясь утихомирить не в меру разбушевавшуюся по пустяковому поводу фантазию, Влад купил в автомате маленькую, 0,33 бутылочку воды. Этикетку украшала картинка с такими объёмными пузырьками, что казалось: в ладонь вот-вот посыплются маленькие прохладные стеклянные шарики.
Парень прислонился к какому-то выступу в стене рядом с группкой увлечённо гомонящих одноклассниц и сделал пару медленных глотков.
Да всё нормально – чего это на него вдруг накатило? Жизнь идёт, призывно стуча каблучками, как вот эта миловидная медсестричка. И она так же прекрасна.
Всё хорошо… Хорошо, что отменили алгебру, а то до домашки вчера опять руки как-то не дошли… Хорошо, что беспородные Золушки иногда выходят замуж за принцев…
Что-о-о? Какие принцы, какие Золушки?!
А, это девчонки тут под ухом болаболят о своём, о девичьем…
Одноклассницы взахлёб обсуждали пышную церемонию бракосочетания очередной голливудской звезды с очередным принцем. Рылись в телефонах, рвали друг у друга номер какого-то глянцевого журнала.
Вот, вот! Смотрите! Платье от Армани стоимостью…стоимостью…где-то было… а, вот!.. А фата! А шлейф! А украшения! А катание на гондоле по каналам Венеции!
– На чём, на чём катание? – заржали парни, уловив отзвук неприличного, по их мнению, слова.
Да и надо же было хоть как-то привлечь внимание одноклассниц. Но не тут-то было.
– А! Отвалите! – с досадой отмахнулись те.
«Вот ведь! Времена принцев и принцесс давно прошли, а у них всё одно на уме», –подумал Влад.
Всё-таки каждая девчонка в душе мечтает быть принцессой. Ну ладно, ладно – почти каждая. Наверное, это на уровне архетипа.
Поэтому все они так остервенело жаждут вписаться в этот карамельный образ. Неважно, что украшает макушку – наивный бант или вырви глаз неоновые пряди. Под любым украшением притаился один и тот же стандарт мечты: офигенное длинное платье с узкой талией и юбкой-облаком. Принц прилагается. Впрочем, он может просто подразумеваться где-то рядом.
Вписаться в стандарт надо любым путём. Хотя бы раз в жизни. Хоть на уровне надетого лишь однажды платья в пол – подвенечного или, как эрзац мечты, выпускного. И даже надетого не тобой, а какой-то недосягаемой гламурной дивой. Потому что мечта этого коллективного бессознательного должна воплотиться хотя бы в редких единичных попаданиях. И она неистребима, как компьютерные вирусы.
А самое поразительное – мечта время от времени таки воплощается. Даже в эпоху интернета нет-нет да и найдётся какой-нибудь хоть завалящий принц. Который непременно женится на девушке типа из народа – голливудской старлетке.
На радость всем девчонкам мира, каждая из которых обязательно представит себя на месте будущей принцессы. Ведь если такое до сих пор бывает в реале – значит, есть перспективы. Значит, и она могла бы…
Влад не заметил, как посреди увлекательных размышлений о загадочной женской натуре подошла его очередь.
– Ну что вы там, заснули? – раздражённо высунулась из-за двери мужеподобная жилистая медсестра.
Интересно, эта тётка кода-то, в тинейджерском возрасте тоже мечтала быть принцессой? Или сразу смирилась, что с такой лошадиной физиономией шансов ноль?
Влад выбросил пустую бутылку в урну и шагнул в сияющий неприятной холодной белизной кабинет.
Сел, отвернулся. Изо всех сил стараясь не морщиться, протянул руку. Почувствовал, как игла хищным хоботком всосалась в вену. Блин, гадость какая. Так и кажется, что это злобное существо сейчас из тебя половину крови высосет. Слишком яркое воображение. Поэт, чего там…
Комната даже слегка поплыла перед глазами. Ну вот, ещё не хватало здесь в обморок грохнуться. Тогда стать объектом шуточек на ближайшие пару дней обеспечено.
Парень сделал над собой усилие, потряс головой и поднял глаза.
И вдруг обнаружил, что это вовсе не тётка-медсестра над ним склонилась, а мужчина с презрительно вытянутым лицом. Лицо оказалось в несколько размытом фокусе. Ну конечно, как же он сразу не просёк, что это мужик.
– Ну что, ты в порядке? – небрежно спросил незнакомец. – Работаем?
– Чего вы от меня хотите? – изумился Влад.
– Ты знаешь – чего. Не будем терять времени.
– Оставьте меня в покое, – не представляя, что ещё можно сказать в этой странной ситуации, попросил парень.
– В покое? Да пожалуйста! – неожиданно легко согласился незнакомец. – Только тогда все узнают, что случилось с тобой на даче. И все одноклассники увидят твои сны. Ты этого хочешь?
– Вы ничего не докажете! – возмутился Влад.
– Да и доказывать ничего не потребуется, – хохотнул мужчина. – Этого будет достаточно. Разве у тебя мало завистников? Они сумеют воспользоваться полученной информацией.
Влад скис. Он совсем не хотел, чтобы кто-то узнал о том происшествии на даче. Да и сны… кто ж захочет, чтобы посторонние видели сны созревающего юноши.
– Вот так-то лучше, – похвалил незнакомец. – Иди умойся и будем работать.
И сунул ему под нос что-то резко пахнущее.
Влад очнулся от едкого запаха нашатыря и снова увидел медсестру.
– Да что с тобой? Бледный какой. Витаминчиков хоть попей.
Витаминчиков, ага…
– Можно, я умоюсь? – почему-то попросил Влад.
Медсестра кивнула, и парень пробрёл в угол, к раковине с краном.
Он склонился над раковиной, швырнул себе в лицо горсть холодной воды. Поднял глаза. И вместо своего отражения увидел в зеркале … девушку.
Вернее, не так. Он почему-то был уверен, что видит в зеркале самого себя. Но это была девушка!
Она посмотрела Владу прямо в глаза и шепнула какое-то слово. Из трёх слогов, кажется. Затем покачала головой и прижала палец к губам.
Поцелуй Монстры
О, это был воистину поцелуй монстра! Вернее, Монстры – как принято в кругах посвящённых именовать Венецианский кинофестиваль.
Гламурное чудовище традиционно и сыто растянулось на острове Лидо.
В ту осень жемчужину Адриатики накрыла неожиданная для сентября влажная жара. Дул горячий восточный сирокко. Он вяло пошевеливал флаги над Дворцом кино и не приносил облегчения.
По пламенеющему и добавляющему жàру языку красной дорожки дефилировали худые до прозрачности голливудские дивы. Эта полупрозрачность и вычурные наряды делали их самих как будто порождением миража. И только весомая цена туалетов привязывала зрелище к реальности.
Толпа папарацци прела на безжалостном солнце в своих чёрных вечерних костюмах. Интересно, почему они все в чёрном, даже женщины? Дресс-код? Чтобы не отвлекать лишними яркими пятнами внимания от сногсшибательных туалетов звёзд?
В тёмных просмотровых залах, несмотря на кондиционеры, сквозь дорогой парфюм вяло пробивался запах праздного пота – нерабочего и не едкого.
Впрочем, актёров, в отличие от режиссёров и журналистов, просмотровые залы не очень-то привлекали. Гораздо больше их интересовали бары и рестораны, купание в волнах Адриатики, а ещё лучше – в лучах телевизионных софитов.
Что касается музеев, а также фресок в знаменитых соборах, то разве до них в такую жару? Так что Карпаччо и Беллини многие предпочитали в виде блюда и коктейля.
И наконец – та дам! – церемония награждения. И вот он – поцелуй Монстры!
Тесс получила приз Марчелло Мастроянни, который вручается молодым актёрам. А-а-а-а-а! Вспышки папарацци слились в одно сплошное сияние. Что и говорить, для начинающей актрисы это – предел мечтаний.
Впрочем, внимание к «Этюдам в сумерках» со стороны жюри элитарного фестиваля предсказывали с самого начала. Тесс играла полуслепую девушку-художницу из семьи иммигрантов, которая создаёт на своих полотнах ирреальные образы окружающего её неласкового мира.
Молодая лауреатка слушала восторги по поводу того, как тонко и проникновенно сыграла она роль одухотворённого изгоя и счастливой улыбкой гасила недавние горькие воспоминания. Образ удался недаром – девушка сама приехала в суетный и жестокий Лос-Анджелес из тихого и уютного Амстердама. Вдоволь успела погоняться за миражом успеха, сбрасывая в марафоне как балласт то, что раньше считала важным.
Работа официанткой в ресторане отеля Беверли-Хиллз, чтобы оплачивать занятия по актёрскому мастерству. Кастинги для клипов, кастинги для рекламных роликов, кастинги на эпизодическую роль. Кастинги, кастинги, кастинги… После которых тебе не перезванивают.
Иногда казалось – вот-вот, сейчас-сейчас, только руку протяни… Но пальцы хватали в лучшим случае пустоту, в худшем – какую-нибудь гадость.
И вот, наконец, они держали большую и весомую статуэтку! Большую и весомую – во всех смыслах. Как окончательный пропуск на фабрику грёз. Потому что одним своим видом это дизайнерское изделие вышибало самые глухие двери.
Вместе с громоздкой и разлаписто-абстрактной статуэткой Тесс получила оплаченное приглашение на грядущий венецианский карнавал. Бонусом как бы.
Тогда Тесс даже не обратила на него внимания. До карнавала ли ей будет, если на восходящую звезду сейчас посыплются заманчивые предложения. И дни её будут расписаны по часам на годы вперёд.
Однако всё получилось не так. Предложения, действительно, посыпались. Но всё это было не то, не то! Либо перепевы образа, сделавшего её знаменитой, либо пустенькие сериалы. А штучную и завидную роль увела из-под носа соперница.
В результате Тесс снялась лишь в небольшой, но живенькой роли второго плана и как раз в феврале оказалась свободна.
Досадно свободна. Мало того, что с киностудий не поступало ни одного предложения. Именно сейчас Тесс рассталась со своим парнем. Стильный и высокомерный Крис видел себя в обойме голливудских сценаристов, но ему повезло меньше, чем подружке.
Непризнанный гений не мог простить Тесс её успеха. Постоянно кривился и фыркал, не упускал случая, чтобы уколоть и унизить. Участившиеся ссоры закономерно привели к разрыву.
Девушке надо было чем-то заполнить вдруг образовавшуюся в её жизни пустоту. Тогда она вспомнила про оплаченное приглашение на карнавал. Почему бы нет?
Кто же мог знать, что на этом карнавале она встретит своего принца…
Мозаичный дворик
Владу было по-настоящему страшно. Ну, потому что одно дело дежавю, которое приятно щекочет нервы своей пограничностью между явью и мистикой. И совсем другое дело – перешагнуть эту границу. Когда безо всякой травки глюки нагло, по-хозяйски начинают ломиться в твоё сознание прямо среди бела дня. Сапогами топать, как гестапо.
Так. Надо успокоиться и попытаться во всём хоть как-то разобраться.
Ладно. Допустим, во время укола ему стало плохо, и странный диалог с медсестрой-оборотнем просто пригрезился. Может такое быть? Может.
Но чужое отражение в зеркале?!Это как?! Он ведь тогда уже пришёл в себя. А девушку видел чётко, наяву.
Пухлые капризные губы… Тонкие аристократические запястья…Длинные пальцы с ухоженными ногтями… За несколько секунд он разглядел даже слишком много. Впрочем, и разглядывать особо не требовалось – отражение было пугающе знакомым. Как будто его собственное.
Что она сказала? Почему приложила палец к губам?
Впрочем, это всё неважно. Важным сейчас оказался единственный вопрос: что это было?! Что?!
Влад обхватил голову руками и застонал. Звук собственного голоса вернул к действительности.
Он давно уже сидел на незнакомой детской площадке, пытаясь прийти в себя. Уроки, наверное, как раз закончились. Плевать. Если классная нажалуется родителям, скажет, что плохо стало от вида крови. Дома поймут, знают об его аллергии на больницы после того неудачного наркоза.
Мать, кстати, писала тогда жалобу на нарколога. Ей ответили, что врач не виноват – дозу, исходя из веса и возраста подростка, рассчитал правильно. Просто, дескать, у вашего сына слишком восприимчивая нервная система.
Может отписка, а может правда. Влад предпочитал второй вариант. Мысль о том, что он воспринимает окружающую действительность гораздо острее, нежели прочие, очень льстила. И укрепляла в правильности выбора творческого, точнее – поэтического жребия.
Но это ещё не всё! Юному поэту нравилось вести ироничный диалог с самим собой – как бы в продолжение этой мысли. А продолжение упиралось в провокационно щекочущее нервы, хотя расхожее мнение, будто гениальность неизбежно граничит с безумием.
Так что, увы, не гений я, усмехался Влад. Для этого слишком нормален всё-таки, ха-ха. А если честно: хотел бы быть гением? Да кто ж не хочет! Но чур, прицепом к блистательной гениальности идёт жуткий, угрожающе лязгающий на стыках яви и нави кособокий вагон безумия. Непонятно чем или кем забитый.
Перед этим шуточным воображаемым выбором Влад замирал на несколько секунд с трепетом, как будто и впрямь решалась его судьба. И, наконец, мысленно восклицал: всё равно хочу! Хочу! Лучше быть безумным гением, чем стандартной презренной бездарностью.
Ну вот – накликал!
Влад невольно усмехнулся. Что, собственно, накликал-то?
Если следовать этой логике, лёгкие шаги безумия должны вести за собой тяжелозвонкую поступь гениальности. Разве не этого он хотел? А вдруг!
И тут же бездонная пропасть, зияющая и засасывающая, вдруг трепыхнулась и вывернулась наизнанку. Словно авоська. Надулась пузырём и высоко взмыла куполом чёрного неба, сияющего звёздами.
На бледной ленте Млечного Пути
регалии миров
подрагивают тонко
и невнятно*
Регалии миров… Вот она планка гения. А правда, чего мелочиться?
Влад ехидно ухмыльнулся собственным мыслям. Наверное, такие несусветные соображения – защитная реакция организма. Попытка перевести нелогичное в логичное, пусть недостижимое.
Между тем он почувствовал себя человеком, которому предлагают вступить в некую игру. Очень опасную, но уникальную по части выброса адреналина. А главное – по части грандиозности выигрыша.
Это было страшно. И интересно. Страшно интересно.
Что ж, Влад готов был вступить в эту рискованную игру. Тем более, что выбора у него всё равно не было.
Парень несколько освобождённо вздохнул, как будто нащупал путь решения важной задачи. И огляделся.
На скамейке напротив юная мама играла с малышом лет трёх. В руках она держала маленькую пластиковую бутылочку с теми самыми объёмными пузырьками воды на этикетке. Вертела бутылочку так и сяк, ловя, словно зеркальцем, солнечный луч.
Когда солнце попадало на наклейку, получался эффект, будто пузырьки выпрыгивают с бумажки и плывут по воздуху, подобно своим радужным мыльным собратьям. Малыш заливисто смеялся и бегал по песку, пытаясь поймать прозрачные горошины.
Влад улыбнулся. Эти недавно появившиеся маленькие бутылочки сразу стали дико популярны, благодаря креативному дизайну. А на вкус вода – так себе, даже как будто слегка тухлятиной отдаёт. Совсем чуть-чуть. Влад несколько раз покупал из-за прикольной этикетки.
Продолжая наблюдать за малышом, парень подумал: хорошо быть мелким. Увидишь что-нибудь пёстрое, блестящее – и уже радости полные штаны.
Вдруг остро захотелось вместе с ребёнком погоняться за призрачными пузырьками и так же беззаботно похохотать. Заодно позаигрывать с хорошенькой мамочкой – так, из спортивного интереса. Отвлечься, забыться.
На этот бесшабашный шаг Влад всё же не решился. Но желание попасть в маленькую феерию, в яркий антураж наивной сказки требовало выхода. Вот только где её взять, эту феерию?
Да ладно! В Петербурге полно особенных двориков – что неформальных, что сказочных. Взять хотя бы Мозаичный дворик.
Кстати, он это место на днях уже вспоминал, по какой-то ассоциации. Хотя был там давно, ещё с родителями.
Тогда, глядя на открывшееся многоцветное пространство, Влад очень живо представил себе рождение дворика.
Дело наверняка было так. Сперва в большой-пребольшой ступке бережно истолкли отвисевшую свой срок на небе радугу. Затем полученные чудесные осколки аккуратно ссыпали в большущую чашку и тщательно перемешали с чем-то вязким тягучим и певучим. И, наконец, из калейдоскопной массы слепили вот это всё: фигурки, панно, скамейки, задумчивых львов, цокольный этаж дома.
Впрочем, уже тогда, в малышовом возрасте будущий поэт интуитивно противился банальностям. Поэтому сразу решил, что придумка про радугу – это слишком простецки как-то… Пусть лучше будет старый костюм какого-то фантастического клоуна… порезанный на малюсенькие лоскутки. А ещё лучше – разноцветные веснушки этого самого клоуна, которые он мог разбрасывать, словно конфетти…
А! Детали казались неважными. Важно было думать, что здесь, отдыхая в перерыве между НГ и ДР, притаился Праздник. Здесь водят хороводы его весёлые человечки, живут яркие картинки и добрые звери. Словом, здесь обитает само праздничное вещество, его суть.
Это детское впечатление почти стёрлось из памяти. И вот теперь вдруг накатило, да так остро! Захотелось немедленно отправиться в Мозаичный дворик и вновь проникнуться атмосферой того наивного, ничем не замутнённого восторга.
Хотя… К лучезарным этим воспоминаниям примешивалось что-то… не совсем детское, что ли. А ещё вернее – совсем не детское.
Да, совсем не детское, подумал Влад, поймав себя на том, что с интересом разглядывает стройные, с вытянутыми по-балетному носками, ноги юной мамочки. Вот и в воспоминаниях о Мозаичном дворике было что-то такое… отнюдь не малышовое.
Да, при воспоминании о солнечной мозаике на него накатывала волна горячего счастливого ликования. Но это было ликование не маленького мечтателя, попавшего в преддверие сказки. Это было волнение вполне взрослого парня, впервые обнявшего любимую девушку.
Влад даже вполне ощущал, что сидят они на чём-то холодном – наверное, на низкой железной ограде. А он, чтобы унять сладкий мандраж, уставился на цоколь противоположного дома, сплошь облитый мозаикой.
Вернее, на одну из картинок, где человечек с крыльями стоит на земном шаре, а над ним в золотых лучах парит голубь.
Тьфу ты, что за наваждение! Влад опять потряс головой. Вряд ли он в детстве мог обратить на эту картинку внимание – уж слишком она теряется среди других в густой многокрасочной массе. Почему же так чётко теперь видится именно она?
Какое-то фейковое воспоминание… Опять.
Парня зазнобило, вдоль позвоночника, щекоча холодными лапками, пробежали мурашки. Но Влад усилием воли прогнал их прочь.
Нечего опять раскисать! Надо просто сходить в этот Мозаичный дворик и попытаться хоть в чём-то разобраться. Почему воображение подсовывает ему именно эту картинку? Почему она вызывает у него приступ такой сияющей, безбрежной радости? Не из-за своей же милой простодушной пестроты?
Да, в конце концов, можно ведь будет просто всласть накупаться в лучах этой невнятной радости и на время успокоиться. Надо же извлечь из ситуации хоть что-то приятное. Хорошая мысль!
Влад вскочил со скамейки. Нечего тянуть! Он отправится в Мозаичный дворик прямо сейчас!
Но вдруг, его как молния, как озарение осенила догадка.
Парень в растерянности опять опустился на скамейку.
Он понял, что шепнула сегодня девушка – там, в зеркале.
Она сказала: «Не ходи».
