Irina Sherry
До встречи с собой
– Бизнес в благотворительной обертке, – пожимаю плечами, отворачиваясь.
За годы замужества я неплохо изучила подобные фокусы.
– Умеешь ты удивлять, – на лице Руслана следом за солнцем появляется легкая полуубка, разливаясь теплом в моей груди. – Про жилье же шутка была, да? – взволнованно вытаскивает руки из карман и подходит ближе на пару шагов.
– Пример, не более, – отвернувшись, всматриваюсь вниз, наблюдая за тем, как под далеко-далеко под ногами бьёт с силой волна по каменному укреплению.
– Стооой, – проанализировав ситуацию, Алан закидывает первое предположение, что тут же попадает в упор. – Ты. Рюкзак. Бель.
– Нет, я собралась в путешествие, – вру. Откровенно глядя в глаза. Я научилась. Не сразу, но научилась. В постеле опыт прорабатывается куда быстрее, вы не знали? – Тебе вон даже точку на карте показала.
– Ты от кого-то скрываешься, – произносит шепотом, – или…? Тебе сделали больно? – еще одно едкое предположение.
– Нет. И нет, – упрямо гну свою линию, не намереваясь впускать своё пряное прошлое в настоящее. Сколько уже можно то?
– Тогда что? – не сдается Алан, продолжая понемногу давить.
– Ну, … – напрасная и робкая попытка полуголой рыбки сорваться с удочки не увенчивается успехом.
– Когда мужчина спрашивает в лоб, он хочет получить четкий ответ, – Алан медленно и аккуратно подтягивает леску, пока не дотягивается до крючка руками.
– У меня больше нет дома, – отвечаю, попавшись на наживку.
– И как так получилось? – бросает не подумав.
– Не уверена, что хочу об этом говорить, – внезапно становится холодно. Я посильнее укутываюсь в олимпийке Ника. Заметив это, Алан направляется обратно к лестнице. Когда мы спускаемся, он предпринимает еще одну попытку с расспросом:
– У тебя он был? Он, в смысле, дом.
– Да, – отвечаю на выдохе.
– Хорошо, – кивнув пару раз, Алан обретает потерянную на смотровой площадке уверенность, и стремглав уносится в темноту, – Подожди минутку, я сейчас.
– Вот, – что-то звонкое приземляется на деревянный парапет.
– Это что? – свожу брови к переносице, с недоверием глядя то на собеседника, то на ладонь, прикрывающую нечто металлическое.
– Ключи, – не думая сдаваться, Алан продолжает гнуть свою линию и убирает наконец руку.
– А зачем? – сглатываю скопившееся внутри меня напряжение,и вступаю в диалог. Пару недель назад я бы сидела по стойке смирно на стульчике и молчаливо хлопала глазами в надежде, что если я не буду шевелиться, меня и не заметят.
– От комнаты.
– Не надо, – накрываю посеребрённые ключи один за другим, согревая окоченевшие пальцы теплом металла.
– Нужно, – ставя точку в нашей не состоявшейся перепалке, Руслан едва касается моих пальцев. Мимолетное движение отзывается спазмом, а после слов,– разреши мне начать совершать благие дела, – разлетаясь внутри на миллионы мурашек.
– Ты легко учишься, – подмечаю, отодвигая ладонь в сторону. Мысли тут же уносят меня в прошлое, но я с остервенением прогоняю их. Только двоим мужчинам удавалось зажечь во мне нечто подобное. И оно умерло. Дважды. Не покорившись огню, задохло в воздухе.
– Пойдем, покажу тебе её, – вновь вырывая меня из грешных грез, Алан указывает на помещение неподалеку.– У меня прекрасный учитель, – я смахиваю флёр задумчивости, не удостоив своего спасителя даже мимолетной улыбкой. Подкинутые воспоминания в очередной раз разбили то, что я с таким усердием начала собирать заново.
– Комнату, – с улыбкой на половину лица Руслан зазывает меня за собой. – Пойдем, покажу тебе.– Что прости? – разгоняю кровь по венам, встряхнув головой. Маловероятно это поможет разогреть потухший огонь, но если я жива, значит до тра еще ничего не сгорело.
Со смесью страха ступаю следом. Будь я как и раньше Катей, то бежала бы без оглядки обратно в свою нору, но здесь и сейчас, избегая осторожностей и условностей, идет Кейт. Она смелее и решительнее. Она… она может за себя постоять. Ведь так, да?
Мы заходим в кирпичное здание и, повернув тут же налево, спускаемся на цокольный этаж. Ступеньки, словно участки волшебной дороги, загораются одна за одной теплыми огоньками. Черная беспроглядная темнота разбавляется солнечным светом, прогоняя тени.
– Что? – от неожиданности глаза нового друга округляются так сильно, что я и сама хочу скрыться от озвученного безрассудства. Глупо получилось, конечно, но что коней на переправе менять?– Я бы хотела отработать! – выкидываю в в светлое убранство маленькой комнатки с двумя кроватями, тумбочками и большим платяным шкафом, первое попавшееся предложение.
– Не хочу жить бесплатно, – уточняю, пряча смущение за закусанными губами. Как еще только не истончились за эти дни.
– Что умеешь? – хмыкнув, разглядывает с прищуром собеседник.
– Играть, – выпаливаю самое ценное своё увлечение из всех возможных. Я бы рада похвастаться чем-то еще, но трудно переключиться с того, чем когда-то горела душа, к тому, что её душит.
– В этом мы все хороши, – подмечает Руслан, не оценив подход.
– В смысле, я хорошо играю на музыкальных инструментах, – в сердцах перебираю дни, в которые садилась за музыкальные инструменты. С момента смерти Андрея я не прикасалась ни к пианино, ни к некогда полюбившейся им скрипке. Её звуки успокаивали вспыльчивую натуру Андрея, разбавляя настроение дома после тяжелого трудового дня. Еще бы, проработай смену на стройке прорабом, то и дело срываешься на подчиненных. Один без страховки полезет, другой – в раствор ерунду подмешает, растащив тонну вторую по домам.
– Тогда мне есть, что тебе предложить, – улыбнувшись своим мыслям, Руслан стремительно выводит меня из здания и ведет к пирсу.
– Вот! – широко улыбаясь, размашистым жестом мужчина указывает на пришвартованный корабль. Некогда побывавший в море, он так и остался в нем навеки. Покорился стихии. Или застрял. От безвыходности
– Что это? – бросаю, не понимая что к чему.
– Твоя новая работа, – чуть снизив градус радости, отвечает Руслан и приглашает меня внутрь.
Дав себе мысленную оплеуху, следую за мужчиной по пятам. Дверь. Лестница. Еще одна дверь. Снова ступеньки. Затем высокий порог. И вот я уже спотыкаюсь, носом клюя в мощную спину, обтянутую в легкий свитер. Мышцы на ней ожидаемо сжимаются, чтобы в следующую секунду развернуть своего хозяина на 180 градусов.
– Работа? – для убедительности потирая ушибленное место тыльной стороной ладони, прячу лицо от позора.
– За которую хорошо платят, – деловито подмечает мужчина, оглядывая меня с головы до ног. В его жесте нет ни намека на интим. Сугубо человеческое неравнодушие, которое хлыщет в мою израненную бездонную душу обильным и мощным потоком.
– А за что именно хоть? – поджимаю губы, прячась в свою излюбленную раковину. В ней гораздо легче переживать сочувствующие взгляды, которые через пару мгновений могут смениться ударами.
– За игру, – слетает воодухотворенно с мужских губ.
– На этом, – моментально ретируюсь на шаг назад, указывая на музыкальный инструмент, одиноко стоящий в тени небольшой сцены.
– А что-то не так? – непонимающе уставившись на пианино, Руслан подходит к нему ближе, медленно проводит указательным пальцем сначала по крышке, затем по клавишам. Те издают противный разносортный звук.
– Оно же расстроено, Алан, – с разбега накрываю мужскую кисть своей ладонью, успокаивая инструмент. Посмотри, как несвязно и пронзительно в своём истошном крике о помощи пианино.
– Крике? – удивляется мужчина, собирая брови на переносице. Сосредоточенный взгляд неотрывно следит за моими пальцами, один за другим перебирающими затекшие от безвременного молчания клавиши.
– Прислушайся, как натягиваются струны, как грузно опускаются клавиши, как обрывиста мелодия.
– Я понял. Исправим, – улыбается Алан, одухотворенно следя за тем, как пальцы скользят по белым и черным пластинам.
– Сколько оно молчало, лет десять? – скидываю первую попавшуюся цифру, завороженно прогуливаясь по черно-белому полю. Рука механически наигрывает незатейливые мелодии из детства, унося в тихую гавань. Туда, где сердце было согрето. Туда, где тебя ждали и хотя бы кто-то любил. Туда, где ты был, а не казался.
– Десять? Да… Как ты угадала.
– Интуиция подсказала, – приветливо улыбаюсь, но душа, разорванная на ошметки, выбрасывает очередную порцию желчи на приятные воспоминания, утягивая к моменту, когда я последний раз игралась с ней, разливая по пространству красивую мелодию, идущую прямиком из треплющего восторгом сердца.
Мне требуется несколько глубоких вдохов, чтобы вместе с набранным воздухом по счету «десять, словно по щелчку пистолета, выпустить наружу одурманивающий мысли страх. Прошлое осталось где-то там позади. Оно не исчезло, но оно не имеет силы! Ведь не имеет, да?
– Ник пришвартовал катер. Он отвезет тебя до нужной точки на карте, а дальше по обстоятельствам.
– Ник? – удивляюсь подобному совпадению. Сколько их было за подобные дни? Один, два, три? Где-то под ложечкой щемит от столь кратных повторений.
Коварная и жестокая жизнь оставляет шрамы на добрых, искренних и порядочных. Но даже она не способна стереть с их лиц порождаемую изнутри радость.– Мой давний приятель, ангел-хранитель этого места, – Алан разводит руки в стороны, стирая границы комнаты. – Я многим ему обязан, Кейт, – произносит мужчина с налетом грусти. В его взгляде моментально что-то меняется, поднимая из глубин что-то очень темное и болезненное. Но он быстро гасит это в себе, прогоняя неприятные воспоминания подальше. – Если бы не он, ни ресторана, ни меня, тут бы не было, – натянув на себя привычную улыбку, Руслан выводит нас из ресторана на пирс.
– Как же так получается? – вылетает из меня прежде, чем я понимаю, что рассуждала всю дорогу вслух.
– А что есть темнота?– Мир – световая проницаемость души.
– Повелительница боли и страха. В порыве счастья ни то, ни другое – не давлеет над нами. Имеет значение лишь энергия, которая как субстанция заряженных частиц определенной силы проходит через наше тело. Если наш внутренний импульс больше, то по закону сохранения заряда, она не проникает, а отражается от нас, будто мячик для пинг-понга от теннисного стола.
– Энергии, импульсы, заряды…, – перечисляю безэмоционально.
– Когда придет время, а оно придет, ты это почувствуешь, даю слово, – прижав порывисто к себе, Руслан, почувствовав мою скованность, словно медведь неуклюже отступает назад. Я же ловлю себя на мысли о том, что его объятия мне не неприятны, напротив, они напоминают эффект утяжелённого одеяла, под которым рождается чувство безопасности.
– Ниииик, – кричит Алан парню, согнутому в трипогибели над одним из тросов. Тот неспешно поднимается, принимая вертикальное положение, но на нас не оборачивается, всецело посвящая себя проверке оборудования.
– Любому другому я бы не смог доверить твою жизнь, – шепчет с теплотой, усаживая оцепеневшую меня на прохладную кожу дивана.
– Но…, – мои жалкие взволнованные попытки произнести что-то связное гаснут в мужской искренности. Сердце, напротив, вот-вот вырвется с корнем из груди от переизбытка чувств. Светловолосый длинновязанный парень, стоящий поодаль от нас задевает что-то на самом дне моей души.
– Не переживай, Ник вернет тебя сюда в целости и сохранности.
